Текст книги "Звезда надежды"

– Мы пришли к заключению, что ты хочешь завладеть картами, – добавил Даврон.

Керис посмотрела по очереди на всех собравшихся и изумленно покачала головой.

– Даже если предположить, что это правда, – сказала она, – а я ничего подобного не признаю, – что, во имя Создателя, заставляет вас думать, будто я добровольно скажу вам, где карты – или одна карта – находятся, или что с ними случилось, или вообще вручу их вам – людям, связанным с Разрушителем? Вы все, должно быть, лишились своего меченого рассудка!

– Мы не имели никакого отношения к смерти твоего отца, – сказал Мелдор. – Более того, мы никак не могли ее желать. Теперь, когда Деверли мертв, нам нужен другой умелый картограф, чтобы попробовать вновь открыть секрет карт тромплери. Мы рассчитывали, когда найдем их, показать карты Пирсу и попросить его заняться этим делом.

Скоу наклонился вперед и снова наполнил кружку Керис. Девушка сказала:

– И если бы ему удалось раскрыть тайну создания карт тромплери, неужели вы думаете, что он так запросто сообщил бы ее вам? Мой отец был очень благочестивый человек. Он никогда не стал бы помогать никому, кто служит Разрушителю.

– Ох, проклятие! – взорвался Даврон. – Нам нужен этот секрет, чтобы победить Разрушителя, а не помогать ему!

– Победить Разрушителя? Победить Карасму? – вытаращила на него глаза Керис. – Кем ты себя считаешь? Создателем?

Скоу с трудом удержался от смеха. Даврон разочарованно развел руками. И тут раздался громкий вопль.

Все повернули головы, прислушиваясь. Теперь уже кричали несколько голосов – еще громче и отчаяннее. Сердце у Керис оборвалось.

– Это внизу, в зале, – бросил Мелдор, вскочив на ноги. На мгновение в маленькой комнате началась неразбериха – все разом пытались выбежать в дверь, – потом Даврон оказался в коридоре, а остальные кинулись следом. Керис, задержавшаяся, чтобы вооружиться ножом, была последней.

Хоть крики в основном и раздавались из зала, причина общей паники находилась в прихожей, где Портрон собрал желающих на молебствие. Как только Даврон и остальные добежали до лестничной площадки, им стало ясно, в чем дело. Они замерли на месте.

Портрон лежал на полу, пытаясь приподняться; его лысина вся была залита кровью. Пикль стоял в дверях зала, загородив их собой. У входной двери возился Гравал, безуспешно пытаясь вытащить закрывающий ее огромный засов: справиться с ним мог только или гигант Пикль, или несколько человек обычного размера.

В Гравале было заметно что-то весьма странное. Казалось, он страдает от ужасной боли. Лицо его перекосилось, он все время, отпуская засов, хватался за бок или хлопал руками по одежде, словно пытаясь погасить жалящие искры, хотя видно их не было.

Пикль сделал шаг в сторону Гравала, но тот взмахнул рукой, и воздух между ними пронизала лента яркого огня. Хозяин станции отшатнулся, как будто получил удар в живот.

Однако не только происходящее с Гравалом было причиной криков. Служанки и некоторые постояльцы были в панике из-за мощных ударов, обрушивающихся на дверь снаружи: кто-то пытался прорваться в дом.

Этот кто-то был, должно быть, огромен. Массивная дверь сотрясалась и прогибалась под ударами. Петли, на которых она висела, – тяжелые кованые куски железа, – начали поддаваться. Сам засов был еще цел, но скобы, удерживающие его, треснули. Между ударами был слышен треск дерева: тварь снаружи не просто старалась выбить дверь, но раздирала ее когтями.

Скоу вытаращил глаза:

– Проклятие Хаосу!

Гравал в ярости обернулся к Портрону и погрозил ему пальцем.

– Это твоих рук дело! – взвизгнул он. – Ты и твой бесконечный кинезис! О Владыка, помоги мне! Я не вынесу! – Он снова повернулся к двери и всем весом навалился на засов в отчаянной попытке сдвинуть его с места. – Подручный, Подручный, ко мне! Помоги…

Тварь снаружи удвоила усилия.

Пикль грозно взглянул на Даврона:

– Ты привел сюда эту мерзость! В мою станцию! Здесь, у меня в доме, еще один Приспешник!

Однако никому уже не нужно было слышать громогласных обвинений Пикля в адрес проводника, чтобы понять, что собой представляет Гравал и что он пытается сделать. Приспешник призывал на помощь своего Подручного.

Керис почувствовала, как ее объял ледяной холод. Она была на лестнице несколькими ступеньками выше Даврона и Мелдора и немедленно начала действовать. Ей понадобилась всего секунда, но тянулась она, казалось, целую вечность: метнув нож, она поняла, что сейчас убьет человека.

ГЛАВА 14

И с радостью выполняют Приспешники мерзкие приказы Карасмы там, куда сам он явиться не может, ибо привязан он к леу, из которой черпает силу. И в этом, злосчастный паломник, и угроза тебе, и надежда. Помни и уповай на то, что власть Разрушителя не безгранична; но со страхом смотри на Приспешников и их Подручных, ибо твари мерзопакостные кинутся по следам твоим, если пожелает того их господин.

Книга Паломников, XX: 32—6

Гравал еще момент стоял, как будто пригвожденный к массивным доскам двери ножами, торчащими из его горла.

Керис вытаращила глаза, ничего не понимая. Ножей было два. Они торчали рядом, и только один из них был ее.

И тут Гравал медленно опустился на колени, потом рухнул на пол, уже мертвый. Когда ножи выпали из раны, кровь ударила фонтаном; густая струя залила одежду Гравала и пол. Застывающая на камнях кровь напомнила Керис горячее малиновое варенье в горшке.

Удары в дверь стали бешеными.

Керис почувствовала, как у нее подгибаются колени. Она взглянула на Даврона и обнаружила, что тот обернулся и смотрит на нее. Лицо его ничего не выражало.

– Неплохо для того, кто сомневался в своей способности точно кидать нож, – сказал он. Слова казались нейтральными, спокойными. Смешно! Они же только что убили человека…

Даврон не стал ждать ответа Керис; схватив ее за руку, он потащил девушку вверх по лестнице.

– Возьми лук, – поторопил он ее. – Подручный может не отвязаться только потому, что его господин мертв. – Добежав до верхней площадки, он кинулся в свою комнату; Керис бросилась в свою – ее гнал и толчок руки Даврона, и собственный страх. Когда она схватила лук и стала натягивать тетиву, ее руки тряслись. Они с Давроном подбежали к началу лестницы одновременно, уже положив стрелы на тетиву; внезапно они оказались товарищами по оружию, соединенными смертью и знанием того, что скоро им придется сражаться за свою жизнь.

«На горле отпечатались зубы: может быть, когда Пирс был уже мертв, тварь пила кровь».

Теперь вокруг двери полукругом выстроились Защитники, выставив вперед пики. Некоторые из них всего несколько минут назад пили в зале, другие спали, но сейчас все были настороже и готовы к бою. Одна из скоб, удерживающих засов, вылетела из стены, и верхняя петля двери сломалась с металлическим скрежетом.

Керис и Даврон остались на лестнице, чтобы иметь возможность стрелять поверх голов Защитников, как только дверь рухнет.

– Твой нож, – сказал Даврон и протянул Керис клинок, словно выполняя какой-то ритуал. Керис порадовалась тому, что лезвие чисто вытерто, а тело Гравала уже куда-то оттащили. Портрона тоже не было видно, а Пикль вооружился несколькими здоровенными ножами с кухни.

Керис все еще была в состоянии шока; как сквозь туман она слышала распоряжения командира Защитников: он приказал своим людям не кидаться вперед, чтобы дать возможность лучникам как следует прицелиться. Девушка не сразу поняла, что он имеет в виду их с Давроном. Командир, высокий блондин, говорил с таким аристократическим акцентом, что его слова звучали почти как пародия, но он производил впечатление знающего свое дело и спокойного воина: по крайней мере панике он не поддался.

Керис поежилась. У них будет мало времени для того, чтобы послать в цель свои стрелы.

Даврон бросил взгляд на Мелдора.

– Как насчет леу? – спросил он тихо.

Отлетела еще одна скоба, удерживавшая засов. Пикль пытался подпереть его доской, отломанной от скамьи. Мелдор, высокий и спокойный, неподвижно стоял рядом с Давроном.

– Не здесь; только если другого средства не останется, – ответил он тому.

– Света! – рявкнул Пикль на слуг. – Нам нужен свет! – В прихожей горели свечи, но не было ламп.

И тут раздался треск, резкий, как взрыв. Дверь влетела внутрь помещения, сбив с ног нескольких Защитников. Дохнул порыв ветра – и все свечи погасли; теперь единственным освещением были отблески ламп, горевших в зале. И Керис, и Даврон выстрелили, но во внезапно наступившей темноте ни один из них не рискнул послать еще одну стрелу из опасения попасть в кого-то из Защитников.

На мгновение воцарилась тишина – тишина затаенного дыхания, замершего движения, нарастающего страха. Керис смутно видела какую-то огромную тень у двери, неуклюжую и темную.

Кто-то застонал, и в этом тихом звуке прозвучал непередаваемый ужас. Темная фигура заполнила дверь, отгородив людей от ночи. Запах мускуса, мокрой шерсти, застарелой мочи обжег горло Керис, чуть не заставив ее закашляться.

Потом темная масса качнулась и исчезла.

– Ушел! – не веря себе, прошептал кто-то.

Слуга принес лампу, осветив проем, где раньше была дверь, – в нем никого не было. Защитники осторожно двинулись во двор; Даврон и Скоу присоединились к ним. Пикль громким голосом начал отдавать приказания, требуя от слуг молоток и гвозди, доски из кладовой.

– Пошевеливайтесь, вы, меченые лентяи!

Слуги забегали, подгоняемые окриками хозяина, а Керис опустилась на ступеньку лестницы и прислонилась головой к неструганому дереву перил. Она не отводила глаз от следов когтей на притолоке двери: массивные доски были процарапаны на глубину пальца, и края царапин обуглились. В воздухе висел запах горелого дерева, смешивавшийся с мерзкой вонью Подручного.

Кто-то сел на ступеньку рядом с Керис, и она, оглянувшись, увидела Хамелеона.

– Теперь можно расслабиться, а? – сказал он.

– Где ты был? Я тебя не видела.

– О, я просто слился с деревом стен, – жизнерадостно ответил Квирк. – Я становлюсь в этом настоящим мастером. Не думаю, что такая уловка хоть чуточку мне помогла бы, возьмись за меня чудище, но так я чувствовал себя гораздо спокойнее.

Керис против воли улыбнулась:

– Ох, Квирк… Но что случилось? Гравал…

– Он вроде как взбесился. Он весь вечер торчал во дворе, а потом мастер Пикль сказал ему, чтобы он шел в дом, потому как пора запирать дверь на засов. Гравал и вошел, а тут наставник Портрон со своим кинезисом… Гравал быстренько шмыгнул в общий зал и заказал выпивку – он все время ежился, как будто замерз, вертелся на месте и потирал руки… а потом на него накатило. Он выскочил в прихожую и накинулся на Портрона, ругая его на все корки, схватил стул и начал колотить всех, кто совершал кинезис. Тут в дверь стала рваться та тварь, а Гравал попытался то ли сам выбраться из дому, то ли ее впустить… – Хамелеон при воспоминании об этом начал дрожать. – Ну, остальное ты знаешь.

Мелдор, который все еще стоял на площадке лестницы и со спокойным интересом слушал рассказ Квирка, заметил:

– Здесь для него было слишком много постоянства. Кинезис, который затеял Портрон, стал, должно быть, последней каплей.

– Так ты знал, что он Приспешник? – спросила Керис, не стараясь скрыть осуждения.

– Нет, конечно, хотя должен был заподозрить. Его неуклюжесть… Он нарочно старался заставить нас держаться от него подальше. Если бы кто-то из нас – леувидцев – коснулся его, все сразу стало бы ясно. Мы почувствовали бы его скверну, его зловредную леу. И то, как он никак не мог справиться со своей лошадью… Бедное животное, должно быть, чувствовало его сущность и все время ужасно боялось.

– Но для чего вообще он присоединился к товариществу?

– Чтобы шпионить, – для чего же еще? Как ты думаешь, Керис, каким образом Разрушитель узнает о том, что происходит в Неустойчивости, если не из докладов Приспешников?

– Я думала… я думала, он похож на Создателя – всевидящий и всезнающий…

Мелдор слегка улыбнулся:

– Это святотатство, Керис. Лучше, чтобы Портрон не слышал твоих разговоров о подобном сходстве.

– Но… Он же знал… обо мне. Как он мог все это узнать? Что я чувствую, чего больше всего хочу…

– Да. Когда человек оказывается лицом к лицу с Карасмой в потоке леу, Разрушитель любого из нас читает, как раскрытую книгу.

– Он знал, что моя мать все еще жива!

– Нет, едва ли… Но ему могло быть известно, что ее нет среди мертвых.

– Какое же тут различие?

– Церковь учит, что все души сначала проходят через руки Разрушителя, прежде чем попасть в царствие Создателя. Карасма отлавливает те души, на которые у него есть право. Поэтому он мог знать, что твоя мать еще не приходила к нему. Но помимо этого, его власть вне потоков леу ограничена. Он может действовать только через Приспешников, их Подручных и слуг, которым платит. Они его глаза и уши. Впрочем, я никогда раньше не слышал, чтобы он подсылал Приспешника в товарищество: это показывает, как важен для него хотя бы кто-то один из нас. Не так легко найти Приспешника, который мог бы выдержать постоянство – даже в такой помойной куче, как Набла, – достаточно долго, чтобы обмануть проводника и присоединиться к товариществу. Гравал, должно быть, обладал особыми способностями. К нему можно бы было испытывать восхищение, не выбери он столь гнусное приложение своим талантам.

Керис стиснула зубы, стараясь не вспоминать скрежет, с которым лезвие ножа рассекло горло Гравала.

Со двора вернулся Даврон, неся в руке мертвую курицу, одну из несушек Пикля. Ее шея была перегрызена.

– Нашли вы следы… той твари? – спросила его Керис, не сводя глаз с окровавленного тельца.

– За ней тянулся кровавый след. Думаю, обе наши стрелы попали в цель. Мы прошли до частокола, но тем и ограничились. Ни у кого из нас не хватило духа выйти за ограду – по крайней мере сегодня ночью. Не думаю, что этот Подручный снова сунется сюда.

– Наверняка, – спокойно подтвердил Мелдор. – Он ранен и лишился хозяина. Но почему ты принес… э-э… цыпленка, Даврон?

Хамелеон и Керис обменялись взглядами. Бесполезно гадать, каким образом старик знает, что Даврон что-то держит в руках.

– Потрогай, – сказал Даврон и протянул тушку старику. Мелдор поднял руку и коснулся перьев.

– Ах вот в чем дело! Ритуальная жертва. По-моему, птица мертва уже несколько часов.

– Что? – переспросил Квирк.

Керис попыталась рассмотреть Хамелеона. Его голос исходил, казалось, из ниоткуда; в полутемной прихожей молодой человек совсем сливался со ступенями лестницы и с бревнами стен, которые местами были покрыты, как пятнами проказы, неочищенной корой.

Мелдор вытер руки платком.

– Единственный способ для Приспешника связаться со своим господином, когда рядом нет потока леу, – совершить довольно отвратительный ритуал: принести жертву, которая медленно умерла бы от потери крови. Я удивляюсь, что Гравал ограничился курицей: чем больше жертва, тем лучше контакт с Карасмой. Нам повезло, что он не взял одну из наших лошадей – а то и человека.

– Думаю, не хотел поднимать шум, – сказал Даврон. – Он ведь не рассчитывал, что впадет в неистовство и будет убит. Он собирался продолжать шпионить. – В дверях показался Пикль, и Даврон вручил ему курицу. – Раз уж так случилось, стоит сварить из нее суп.

– Одна из моих лучших несушек, – печально сказал Пикль. – Знали бы вы, как трудно держать здесь кур и не дать им стать мечеными!

– Отныне, – сказал Даврон, старательно отводя глаза от Керис, – нужно, чтобы ты, Пикль, предупреждал всех проводников, которые будут тут бывать, чтобы они проверяли, нет ли среди членов товарищества Приспешников, прежде чем они покинут Постоянство. Посоветуй им заставлять всех раздеться до пояса – все Приспешники носят медальоны с символом Карасмы.

– Ох, женщинам это придется особенно по вкусу, – заметил Квирк. – Ты собираешься предложить Корриан завтра снять одежду, мастер Даврон?

Даврон при этих словах поморщился, и Пикль расхохотался:

– Мне почему-то кажется, что Корриан освидетельствовали достаточно многие, так что Даврону не обязательно прибегать к этой мере.

– Давайте-ка ложиться спать, – сказал Мелдор; он неожиданно стал казаться чем-то очень огорченным, и печаль состарила его.

Они молча поднялись по лестнице – первыми Мелдор и Хамелеон, следом за ними Керис и Даврон. Пожелав друг другу спокойной ночи, все разошлись по своим комнатам. По крайней мере так считала Керис; однако, войдя к себе, девушка обнаружила, что Даврон стоит у нее за спиной. Керис не сдержала недовольной гримасы.

Если Даврон и заметил ее реакцию, он не показал виду.

– Мы оставили здесь вино, – сказал он в качестве объяснения. Взяв бурдюк и кружку Керис, он наполнил ее и протянул девушке. – Выпей. Ты в этом нуждаешься.

Керис взяла кружку непослушными пальцами.

Даврон наполнил собственную кружку.

– Керис, – мягко сказал он, – не позволяй случившемуся лишить тебя сна. Ты поступила правильно в нужный момент, и многие на станции имеют все основания быть тебе – нам – благодарными.

Керис заморгала, удивляясь тому, как чутко он уловил ее настроение. Ведь никто больше не понял, что она чувствует, как испугана воспоминаниями о собственном ноже, торчащем из горла Гравала, о хлещущей крови, о погасших глазах, об отлетевшей жизни…

– Я помню, – сказал он, и из его голоса каким-то образом исчезла вся резкость, – что я сам чувствовал в первый раз. – Даврон говорил рассеянно, словно забыв о ее присутствии, и Керис догадалась, что он видит перед собой другое место и другое время, о которых она ничего не знала, но могла понять испытанные им тогда чувства. – Я впервые отправился с отрядом Защитников. Я был тогда совсем мальчишкой, но таким же был и он. Он был выродком, который каким-то образом ускользнул от внимания законников. Он прожил свои четырнадцать лет в Постоянстве – прожил, хотя и не должен был, – но это обстоятельство не сделало для меня его смерть легче.

– Он был уродом? – спросила Керис. Даврон кивнул:

– От рождения с кривой рукой и ногой. Родители прятали его на своей ферме, пока о нем не узнали в Управе. Он был тогда уже слишком велик, чтобы церковники могли просто его задушить, но все равно оставался оскорблением для их законопослушных душ. Они проявили удивительное великодушие – приказали нам взять паренька с собой и бросить где-нибудь в Неустойчивости. Он, естественно, не хотел покидать Постоянство. Мы с ним много разговаривали, и я его жалел. Потом однажды ночью, когда я стоял на часах, он на меня напал. Я не хотел его убивать, но этим все же кончилось. Для калеки он был удивительно силен. – Даврон помолчал, рассеянно прихлебывая вино; Керис тоже не нарушала тишину. – Думаю, он предпочел смерть изгнанию, – сказал наконец Даврон. Он взглянул на Керис, и девушка, к своему изумлению, заметила слезы у него на глазах. – Давно это было, но я ничего не могу забыть. Может быть, тот парень и искал смерти, но я той ночью чего-то лишился; я никогда уже больше не чувствовал себя молодым. Первый раз… дается трудно. А может быть, еще хуже то, что потом убивать становится легче. Так не должно быть. Убить кого-то никогда не должно быть легко.

Керис молча кивнула, не решившись заговорить.

– Гравал по крайней мере сам отказался от своего права на жизнь, так что не позволяй его смерти очень тебя трогать. Он того не стоил. – Даврон взмахнул бурдюком и показал на нетронутую кружку Керис. – Мне… мне очень жаль, что твое первое путешествие в Неустойчивость оказалось таким трудным. Иногда подобное случается. А теперь пей свое вино и отправляйся в постель.

– Спасибо, – прошептала Керис, – Даврон. – Без формального «мастер», только имя.

Даврон от двери снова обернулся к ней, делясь с девушкой своей болью и готовый разделить ее страдание. Потом он ушел.

Керис закрыла дверь и взяла в руки посох Пирса. Прижав к себе гладкое дерево, она стала думать о родителях, которых ей так не хватало. А теперь ей нужен и Даврон тоже. Что, во имя Создателя, представляет собой этот проводник? Что за человеком нужно быть, чтобы пересекать Неустойчивость из конца в конец с терпением осла, бесконечно вращающего жернов, хорошо зная, что ждет тебя в будущем? Кто мог бы сохранить здравый рассудок в ожидании ужасного приказа Разрушителя и быть при этом таким чутким, так понимать переживания Керис из-за смерти Гравала?

Керис осушила кружку с вином, словно это была вода, и пожалела, что больше вина нет.

Той ночью ей снился Даврон. Сон был такой живой, что разбудил Керис; девушка была полна каким-то неприятным чувством, которое сама никак не могла определить; ей казалось, что кожа ее стала мала для тела. Все у нее внутри словно сжалось, ужасно напряглось и жаждало разрядки. Ночная рубашка давила на набухшие соски.

Керис перекатилась на спину. Она, благодаря откровенности Шейли, знала, что означают ее ощущения, но совсем не приветствовала их – ведь они были следствием сновидения о Давроне Сторре. Шейли, конечно, точно описала дочери физические проявления желания, но кто мог бы объяснить девушке, как возможно желать мужчину, совершившего нечто столь чудовищное, как сделка с Разрушителем? Мужчину, который в один прекрасный день может оказаться ее убийцей, если таков будет приказ его господина. Керис поежилась и стала ждать рассвета.

* * *

Девушка поздно явилась в зал на завтрак. Она не выспалась; и тело, и разум ее казались налиты свинцом. Она с радостью выпила кружку крепкого чая, поданную служанкой, но еле прикоснулась к оладьям с медом. Настроение Керис совсем испортилось, когда до нее долетели обрывки разговора за соседним столом. Там сидели несколько меченых; у одного из них была голова как у мыши, у другого длинные клыки и глаза-щелочки, у третьего – лицо такое плоское, что ноздри были всего лишь дырками надо ртом.

– Говорю тебе, – прошепелявил человек-мышь, – драконы существуют. Драконы или кто-то очень на них похожий: они летают, пожирают церковников, но не трогают меченых.

– Нет, Звезда Надежды не похожа на землю, где живут драконы, – запротестовал обладатель клыков. – Один мой друг там был. Он не очень-то распространялся о виденном, но говорил…

Часть разговора Керис пропустила и услышала только, как плосколицый рассмеялся и заметил:

– Мне, пожалуй, больше нравится идея о драконах, которые едят церковников.

Следующие слова, которые Керис расслышала отчетливо, принадлежали человеку-мыши:

– …Если только не выдумывают. Можно летать, когда они тебя держат. Подумай только – летать!

Больше Керис ничего не слышала, потому что появился Мелдор, уверенно пересек зал, подошел к столу Керис и уселся на свободный стул.

– Привет, – сказал он. – Я рад найти тебя здесь: мы ведь так и не закончили тогда разговор о картах.

– Мне нечего добавить к тому, что я уже сказала, – ответила Керис, немного повысив голос, чтобы перекрыть стук молотка, доносившийся снаружи. Слуги Пикля явно были заняты укреплением заборов и дверей. – Мелдор, ты тоже из Благородных?

Мелдор запнулся и переспросил:

– Что значит «тоже»?

– Даврон сказал мне прошлой ночью, что он однажды был Защитником, а для меня это значит, что он принадлежит к Благородным.

– Ах… Да, он был им когда-то. Он отказался от своих прав, когда стал жителем Неустойчивости. До этого он принадлежал к довольно бедному аристократическому роду Четвертого Постоянства. Тогда его звали Даврон Сторрийский, но важного места в иерархии он не занимал.

– А ты? – настойчиво продолжала расспросы Керис. Мелдор покачал головой:

– Что заставляет тебя думать, будто я происхожу из Благородных?

Керис пожала плечами:

– Особая… уверенность в себе. Умение командовать. Ты, похоже, неосознанно ожидаешь, что твои распоряжения будут выполняться. И еще твой выговор.

– Нет. Все эти качества – если я ими действительно обладаю – не имеют отношения к благородному происхождению. Насколько мне известно, я был сыном столяра из какого-то Постоянства. Я никогда не знал своих родителей, мне даже не сказали, из какого Постоянства я родом. Я был третьим сыном, и в результате сразу же после рождения меня забрали церковники. Как тебе, несомненно, известно, слишком большая семья считается нарушением Порядка.

Девушка кивнула. Все жители Постоянств старались тем или иным способом ограничить размер семьи, но нарушения были нередки, и тогда церковники бывали безжалостны: узнав о прибавлении в семействе, которое, на их взгляд, достигло уже нужного размера, они отбирали новорожденных. Керис печально развела руками, вспомнив о судьбе Аурина.

– Столяр нуждается только в одном сыне, чтобы передать ему свое дело, – продолжал Мелдор, – в то время как у церкви никогда не бывает слишком много служителей. Ведь очень многие гибнут, сопровождая товарищества паломников. – Голос Мелдора звучал ровно; Керис не могла бы сказать, какие чувства он испытывает. – Меня вынянчила наставница в Дине, это селение в Седьмом Постоянстве. Потом меня послали учиться в Салиент.

Керис чуть не выронила кружку.

– Ты был церковником?

– Да. Так получилось.

Девушка считала Мелдора слишком яркой индивидуальностью, слишком независимым, чтобы подчиняться всем ограничениям религиозной карьеры.

– В то время мне не предоставлялось никакого выбора. Теперь, конечно, я никак не связан с церковью. Они вышвырнули меня, когда я потерял зрение. Слепота, знаешь ли, тоже не соответствует Порядку. – В голосе старика прозвучала скорее насмешка, чем горечь. – Я был изгнан из всех Постоянств, выброшен в Неустойчивость после пятидесяти лет служения церкви. Странно: так никогда не обходятся с глухими, только со слепыми. Я иногда гадаю, в чем причина; может быть, с возрастом глохнет гораздо больше людей, включая членов Санхедриона, чем слепнет… Впрочем, я, должно быть, просто циник. Но знаешь, ничто так не помогает осознать несовершенство Закона, как положение жертвы несправедливости. Я в одночасье потерял веру. – Усмешка все еще звучала в голосе Мелдора, словно он подсмеивался над человеком, которым когда-то был.

– Ты больше не почитаешь Создателя? – спросила Керис, подумав, что после такого несчастья старик мог обратиться к Разрушителю.

– Напротив, я еще преданнее чту его все дни моей жизни. Не верю же я больше в церковь, в церковь и Закон, не говоря уже об идиотизме кинезиса. Но я совсем не об этом хотел поговорить с тобой…

– Все еще пытаешься добыть у нее информацию, как я посмотрю. – Даврон, появившийся из-за спины девушки, положил перед ней ее стрелу; Скоу придвинул к столу два стула, и они с Давроном уселись. Оба они были в дорожной одежде.

Керис взяла стрелу и повертела ее в руках:

– Это моя!

– Правильно. Ты оставила ее в груди довольно неприятного создания прошлой ночью.

– Так вы все-таки отправились по следам твари?

– Да, мы со Скоу, сегодня утром. Нашли чудище в миле или около того от станции. Неустойчивость уже взялась за труп, но нам удалось спасти стрелы. Прикончила его, похоже, моя стрела: я попал ему в глаз. Это, конечно, не столько умение, сколько везение, к сожалению. Твоя застряла у него в грудине, что тоже ослабило зверя. Учти на будущее, Керис: так стрелять опасно. Грудь Подручных часто бывает защищена: густым мехом, толстой кожей, чешуями. Лучше целиться в горло или в пах. – Он неожиданно усмехнулся. – Именно это, кстати, я и пытался сделать.

К столу подошла служанка с кружками чая и блюдом оладий для мужчин. Даврон наполнил свою тарелку и подвинул блюдо Скоу.

– А теперь, Керис, пришло время поговорить начистоту. Насчет карт…

– Я не стремилась попасть на станцию Пикля, чтобы найти карту тромплери, – тщательно подбирая слова, сказала Керис. – Ты, наверное, помнишь, что сначала я вообще не собиралась сюда ехать. Я договорилась с проводником о путешествии во Второе Постоянство.

Мелдор с вопросительным видом повернулся к проводнику, и тот кивнул, вспомнив происшедшее.

– Что заставило тебя передумать? – спросил он.

– Мой брат. Он явился в Наблу искать меня. Вы отправлялись на следующее утро, а проводник во Второе Постоянство собирался выехать через день или два.

– Так ты убегала от брата? Почему? – спросил Мелдор.

– Потому что не хотела, чтобы меня заклеймили как воровку.

– Ах… – На лице старика отразилось внезапное понимание. – Переправные кони… Ну конечно!

– И кое-что еще. Деньги, предназначенные мне в приданое, картографические инструменты, дорожные принадлежности. По Закону все принадлежит моему брату. Он не собирался ничем этим пользоваться, он не хотел становиться картографом. Картографом стать хотела я. Он собирался подкупить законника в Управе, чтобы ему разрешили стать трактирщиком. И еще он хотел выдать меня за своего приятеля. Так что я убежала из дома – я, конечно, знала, что не смогу стать картографом, но я рассчитывала добраться до дома своего дяди во Втором Постоянстве. Когда Фирл, мой брат, погнался за мной, я решила вместо этого отправиться с вами. Я действительно хотела поговорить с Пиклем о смерти отца, но больше всего нуждалась в быстром отъезде из Наблы. Теперь я собираюсь добраться до Второго Постоянства.

Даврон со вздохом откинулся на стуле.

– Вот и лопнули все наши расчеты. Карты тромплери действительно для нас потеряны.

– И теперь единственная наша надежда – найти картографа, который смог бы повторить работу Деверли, – добавил Мелдор. – А ни в одном из Постоянств нет никого, кто по воображению мог бы сравниться с Пирсом.

– По воображению? – переспросила Керис, не особенно задумываясь о своих словах. – Мой отец был человек практичный, воображением он вовсе не отличался.

– Не отличался воображением! – Даврон недоверчиво поднял брови. – Да что ты говоришь! Достаточно только посмотреть на его карты!

Внезапно Керис почувствовала, как устала она прятать свои таланты; ее больше не заботило, какие следствия может повлечь ее откровенность. Она ядовито сказала:

– Мой отец был ужасным консерватором, когда дело доходило до рисования карт. Он был одним из лучших разведчиков, и точность его измерений всегда была феноменальна, но он никогда не согласился бы изменить хоть что-то в технике, и если бы чертил карты, делал бы это в точности так, как его отец и дед.

Мужчины пристально смотрели на Керис. Наконец Даврон нарушил молчание.

– Так это была ты, – сказал он. – Последние пять лет все карты Пирса рисовала ты! Все раскрашенные карты – твоих рук дело; все революционные новшества в стиле и ракурсе – тоже твои.

Керис кивнула и встала из-за стола.

– Спасибо за мою стрелу, мастер Даврон. Мне жаль, что я не смогла помочь вам с картой тромплери. А теперь мне нужно заняться делами.

Скоу и Мелдор с озадаченным выражением повернулись ей вслед.

– Будь я проклят, – прошептал Мелдор, – неужели это правда?

– О да, – сказал Даврон. – Я знал Пирса, а теперь знаю и его дочь. – Усмешка тронула углы его губ. – Эта девица – сам дьявол, маркграф.