Текст книги "Смешинки от Гриши"

– Да нет. Это ты, хабур-чабур, себя подсёк. Эта Ба такое шило вставила тебе… Говорит, нечего тебе больше делать во втором бэ!

– Вот ещё! А где ж мне есть что делать? А… Скучно, мам, мне во втором… Тоскливисто… Так всё само бежит в голову… Сам ум голове даётся! А эта Ба! По сто раз всем одно и то же талдычит. Ну-удно!

– Не пойму… Или ты чересчур умный? Да? Через ум и беда? Ску-учно ему! Так будет тебе веселье! Между прочим, Савчучка, завуч, выдала мнение психолога… Только откуда тот психолог взял, что по развитию ты обгоняешь своих сверстников на два года?

– Знает человек хорошие места…

– Так чего зря хлопать ноздрями? Выпережай не в баловстве со скуки, а в д е л е. Посмотрим, какой ты башковитый.

– Башкой битый?

– Не умничай.

Что мне оставалось делать?

Перестал я бегать на уроки.

Дома сижу.

Опережаю.

Сели мы с папой, плотненько посидели два разика по русскому – прошли то, что мои вторики будут елозить три месяца.

Чтоб не забыть, на третий день побежал срочно отчитываться.

Не поверила Лариса Соломоновна. Гоняла битых два часа. Гоняла по горизонтали, гоняла по вертикали, гоняла по кругу, гоняла по всем ради-усам!

На лету хватаю её вопросы и тут же возвращаю ответами.

Придраться ей не к чему было.

И вообще, русский за третий весь класс я в один одолел месяцок-цок.

По математике за неделю хватанул чуть тебе не четвертную норму… Да меня от этой мать-и-мачехи трактором не оттащишь!

И второй класс кончил я круглым пятёрочником.

Мои одноклашики ещё и второго класса не дожали – я с отличием разделался и с третьим по всей полной программе.

А раз я учился по схеме один-три, то есть начальная школа в три года, так в новом учебном году я пойду уже в обычный пятый класс.

Наказали называется.

Весельем!

В семь лет выпихнули из второго бэ сразу в пятый а!

Кто-то возражает?

Лично я – воз-держу-сь!

20 апреля 2000. Четверг.

Сердитый дедушка

Вчера, третьего январихи, я задумал пойти к Вике.

Было всё как надо.

Я ей позвонил.

Вика сказала – приходи к двум часам.

Вот я собрался и пошёл домой к Вике.

У входной двери я набрал на домофоне 461, ключ, 0850.

В подъезде я вызвал лифт. Лифт быстренько подъехал, я нажал кнопку пятого этажа.

Бабушка Вики долго не открывала, а я всё время жал на звонок.

Когда наконец-то бабушка открыла дверь, я её спросил:

– А Вика дома?

– Нет. Она гуляет. С дедушкой.

– В лесу у второго входа?

– Да.

И я пошёл к началу леса.

Там никого не было, я вернулся и стал ждать их у подъезда.

Вскоре они подошли, и дедушка сердито сказал мне:

– Нет, сегодня Гришу нельзя впускать.

И я спросил:

– Почему?

Они ничего не ответили.

А Вика заныла:

– Ну, де-ед… Давай впустим Гришу…

– Нет!

На дедушку я очень обиделся и сильно расстроился.

Но сегодня я всё равно позвонил Вике.

– Гриш, – сказала она, – сегодня можно только гулять.

– Почему?

Вика ответила:

– Всё, пока. Родители не разрешают мне с тобой разговаривать. И не звони мне. Я сама буду звонить.

А гулять я с ней не пойду при дедушке. Не буду выпрашивать её внимания. Я гордый.

Четвёртое января 2001. Четверг.

Сценарий к плаванию

Камера включается, я говорю:

– Здравствуйте, уважаемые телезрители! Мы ведём прямую трансляцию из плавательного бассейна по адресу: Новоясеневский проспект, дом одиннадцать.

Я только делаю движение к плывку, но тут подходит папа (входит в кадр) и говорит:

– А ты каким стилем собираешься плавать?

Я отвечаю:

– Кролем. А ты каким?

– Да никаким. Я вообще не собираюсь плавать.

Я поворачиваю лицо к камере и говорю:

– Ах, как хорошо плавать бролем. То есть, тьфу! Бралем. То есть, тьфу! Кролем. А теперь не мешало бы поплавать брассом.

Я поплыл брассом. У бортика разворачиваюсь и, подпрыгнув, резко бросаюсь вперёд.

Мама передвигает камеру в сторону нашего дома.

Я к ней подплываю. Сделав страшную гримасу, говорю:

– Брассом мы хорошо поплавали, теперь надо бы баттерфляем.

Мама не выпускает меня из камеры, и я проплываю баттерфляем ещё два круга.

Потом выхожу из воды и говорю:

– Через несколько секунд вы увидите прямую трансляцию с горки по адресу: Новоясеневский проспект, дом девять.

12 января 2001

Бука и мамука

Позвонили с какого-то тьмутараканского телеканалика из второй десятки и предложили мне сняться в их программе.

Сначала я не захотел, но уже на следующий день почему-то был не против.

И тут как раз снова позвонил корреспондент дядя Боря и сказал, что приедет четвёртого после двенадцати, а в одиннадцать позвонит, предупредит о выезде к нам домой съёмочной группы.

Назавтра дядя Боря позвонил лишь в три.

– Я тут ездил на пожар, – сказал он. – Приеду к вам в пятницу.

Не знаю, какой категории пожар он срочно тушил, только… Раз наобещал позвонить в одиннадцать – будь королём, позвони вовремя. Тем более у него есть мобильник. И по его вине мы вынуждены были четыре часа глупо сидеть охранять свой домашний телефон, не могли пойти по своим неотложным делам.

Но тут же, в среду, он через полчаса перенёс встречу на субботу, широко добавив:

– Ничего готовить не надо!

Как потом мне папа говорил, он не понял, чего же не надо готовить? Стол для съёмочной группы? Папа гипертоник, и последний раз держал стакан в руках со спиртным лет сорок назад. И не жалеет. Он сам почти полвека проработал в журналистике и героям своих будущих произведений и в мыслях не заказывал никаких «готовок».

Короче, он не понял, чего же он не должен готовить, но на всякий случай отрапортовал:

– Ваше горячее пожелание будет точно исполнено.

Но когда мы увидели дядю Борю, мы поняли, что должны были бы понять его с точностью до наоборот. Но папа его не понял, да и не собирался понимать. Дядя Боря и без нас был уже «готовый» по случаю дня его рождения, как я услышал лично от него.

– По паспорту я тебе дядя Боря, – сказал он, здороваясь со мной за руку. – Но сегодня у меня деньрожка, сегодня я уже просто Бука. Безо всяких дядей! Я буду с тобой разговаривать, а он, – кивнул на пришедшего с ним парня, – будет тебя снимать. Его зовут Мамука. Просто Мамука. У нас всё сегодня просто!

Он сел в кресло и для надёжности вцепился в подлокотки.

– Я тебя для начала поспрошаю, а ты мне порассказывай про себя… Гриша, а почему тебе понравились лифты?

– Мне нравится, как в щёлке между дверей мелькают этажи.

– Понятно. Всем щёлки нравятся! А ты кем хочешь стать?

– Архитектором или программистом.

– А чем тебе понравился архитектор?

– Ещё когда жили в Новогирееве, мне понравилось это. Сначала я стал увлекаться параметрами квартиры, а потом уже сам стал начерчивать проекты. Я люблю проектировать квартиры, дома…

– А чем тебе понравился программист?

– Не знаю. Просто понравился и всё.

– Понятно и это… Ты теперь пописюкай чего-нибудь на машинке… Просто так… Из головы…

– Из чьей?

– Можно из своей…

И я стал печатать:

В московском метро есть 163 действующие станции. Самая новая из них– это" Аннино" Серпуховско-Тимирязевской линии. В этом году сдадут станцию той же линии" Бульвар Дмитрия Донского".

В следующем году сдадут станцию Арбатско-Покровской линии «Парк Победы».

К 2005-му году сдадут две станции Люблинской линии: «Сретенский бульвар» и «Трубная».

На Арбатско-Покровской линии сдадут 5 станций: «Минская», «Славянский бульвар», «Строгино», «Волоколамская», «Митино».

Линии лёгкого метро продолжат 3 радиуса: Таганский, Калининский и Серпуховской.

Линия лёгкого метро Таганского радиуса будет в Новокосино и Жулебино.

Прочитал Бука мою писанину и хмыкнул:

– Теперь и мы всё знаем про метро… А ты грамотно печатаешь!.. А теперь попиши под диктовку.

Он навскидку открыл какую-то папину книжку и, трудно управляя родным языком, что за родными зубами, стал диктовать:

– «При движении шагом иноходец идёт как бы на четыре тахты…»

Барьер «как бы на четыре такта» Бука не смог одолеть.

Об этом папа мне после сказал:

«Никаких претензий, издержки „готового“. Спатушки! На тахту захотел!»

Бука заглянул в то, что я напечатал, и вынес приговор:

– Гм!.. Ты грамотно пишешь и с голоса.

Потом Мамука снял меня за работой и за игрой на компьютере.

Бука ещё раз спросил меня про то, кем я хочу быть, и я опять ответил, что программистом или архитектором.

Короче, смотри предыдущую страницу с двенадцатой по девятнадцатую строчки.

Мамука ещё несколько раз снял меня вскакивающим в лифт и выскакивающим из него.

Наконец-то все распрощались.

Первым делом Мамука отнёс в багажник машины свою аппаратуру и вернулся снова к нам. За Букой.

Бука не мог сам дойти до лифта.

Мамука привычно привалил его себе к боку и повёл-понёс.

В машине Мамука усадил Буку на заднее сиденье, положил его руки на спинку переднего сиденья. Держись!

Но Бука тут же раздумал держаться и повалился на бок, вытянулся во всё сиденье.

Вот и всё тьфутараканское кино.

14 января 2001

Опера

Я немножко послушал по телику оперу и сказал папе:

– Это не песня, а волчье завывание!

28 января 2001

Зубоболение

– Гриша, поешь яблоко, – пристаёт папа.

– Не буду. У меня от него зубы болят!

– Ерунда.

– Ты что, не знаешь? Основной компонент яблока известен под названием зубоболение.

30 января 2001

Фокусы одежды

– Ты зачем бросил одежду на пол?

– Я не бросал. Она сама бросилась.

15 февраля 2001

На месте

Я играю в комнате.

Тут ко мне подходит папа и говорит:

– А чё эт у тебя шкаф куда-то вдавлен?! Да ты не бойся. Стена там стоит на месте.

Трёхмерное зрение

Папа лезет куда-то под стол, а я спрашиваю его:

– Пап, а чё тебе надо под столом?

– Да вот у тебя тут дыра в столе.

– Да никакой тут дыры нет. Просто у тебя трёхмерное зрение.

Соседи

Я выхожу из своей комнаты в коммунальной квартире и иду на кухню. Там стоит сосед. И я его спрашиваю:

– Вы наш сосед?

– А может, вы наш сосед? – смеётся он.

Жадные

Я подхожу к закрытой двери квартиры чужой и говорю сам себе:

– Вот какие люди жадные! Не хотят даже отдать своё добро ворунам!

Мелкий хулиган

Папа спрашивает меня:

– А почему ты такой мелкий хулиган?

Вулкан

На ночь папа включает ночную синюю лампочку.

Я говорю:

– Ну вот! Опять извергается вулкан!

Туда-сюда…

Мне, пятилетнему, запрещали ездить на транспорте (в то время мне у уже разрешали гулять одному). Я еду на троллейбусе туда-сюда. Вот так: туда – сюда, туда – сюда.

Прихожу я из троллейбуса домой и говорю:

– Я сегодня катался на троллейбусе!!! И хочу кататься ещё! И буду! А вы запрещайте мне, сколько влезет!

17 июня 2001

Кому что

Для тараканов ничего не жалко. Папа купил им «Машу". Морилка такая. Палочка вроде школьного мелка. Беленькая, красивенькая. Ею я везде нарисовал чёрточки. Измазюкал весь дом.

А мама купила таракашикам шарики.

Для разнообразия.

Хочешь – выбирай «Машу". Хочешь – шарики!

 
Кому что нравится,
То тот того и отравится!
 

Кто варит коз?

– Варикоз – это варщик коз?

Прогулка

Я пошёл гулять.

Захожу к Руслану. Там говорит его мать:

– Если Руслан не сделает уроки до того, как я приду, то ты с ним не пойдёшь.

Я стал под дверь нашего подъезда и жду Руслана.

Вдруг из подъезда выходит мать Руслана.

Я ей сказал:

– Здравствуйте!

И она мне сказала то же самое.

Когда мать Руслана скрылась за углом со своей маленькой дочкой Машей, я побежал к Руслану. Звоню в дверь. Русла спрашивает:

– Кто там?

– Это я, Гриша.

Руслан открыл дверь и сразу говорит:

– Иди помоги мне сделать математику! Иначе мы с тобой не пойдём гулять! Поможешь?

– Конечно. Какой пример? – спросил я, проходя в Русланову комнату.

Руслан ткнул пальцем в пять примеров.

И я их очень быстро решил.

Но тут я увидел в окно, как его мать возвращается с Машей обратно.

Я торопливо надел сапоги и юркнул за дверь.

Я пошёл пешком, потому что, если б я поехал на лифте, мать наверняка что-то заподозрила бы.

Мы встретились на третьем этаже: я на лестнице, мать в лифте. Как в клетке.

Через две минуты я уже гулял с Русланом.

25 июня 2001

Не горюй

Старик ловит рыбу.

Клёва нет.

Тут к нему подходит мужик и говорит:

– Не горюй. Мы без рыбы проживём!

Принтер

Я говорю принтеру:

– Запомни! Ты можешь кушать только рваную бумагу!

Принтер вздыхает:

– Хорошо, что ты дал мне нерваную бумагу!

Покемон

Я стою на улице. Вдруг мимо пробегает гражданин и голосит во всё горло:

– Тут покемон бежит! Спасайтесь, кто может! Покемон!

Чего стоят мои услуги

Помощь родителям в стирке – 15 руб.

Помощь на компьютере (телевизоре) – 8 руб.

Ремонт телефона – 13 руб.

Розыск моих потерянных вещей – 20 руб.

Покупка хлеба – 12 руб.

Покупка лекарств – 14 руб.

Мытье посуды – II руб.

Мытье пола – 16 руб.

Неизбежный выход на улицу за чем-либо для родителей в 15.00–18.00 и в 20.00–21.00 – 26 руб.

Ругательное слово, замах на удар – 4 руб. Сам удар – 100 руб.

Игра на компьютере – I руб.

Ввинчивание шурупов, забивание гвоздей – 10 руб. 50 коп.

Сдача экзамена на 5 – 30 руб.

Сдача экзамена на 4 – 20 руб.

Сдача экзамена на 3 – 10 руб.

Сдача экзамена на 2–5 руб.

Папа не принял мой прейскурант.

Потому что по дому я делаю очень мало чего. Помыть тот же пол и под дулом пистолета не заставишь меня.

Он долго смотрел на двойку, оценённую мною в пять рублей, и сказал:

– Ты у нас умнявый. Учишься всё лучше и лучше. То таскал двойки с минусом, а теперь дорос до двоек с плюсом. Прогресс! Почему у тебя в ценнике нет ни слова про двойки с минусом и с плюсом? Вноси эти добавки и тогда поглядим.

Малявки

Однажды я забежал в чужой подъезд покататься на лифте.

Я понёс руку к кнопке вызова лифта. Не донёс палец ещё до кнопки, как она загорелась и слышу: бух! бух!! бух!!! Это лифт уже едет ко мне на первый этаж. Какой услужливый лифт! Заранее угадал моё желание!

Не успел я ногу поднять для входа в кабину, как вижу: вместо нормального пустого лифта ко мне прибыл лифт с пятью малявками, каждой из которых было лет по пяти.

Я сердито спросил малявок:

– Что вы тут делаете?

– Как что? Катаемся!

– Ах вы! Катаетесь! Мешаете взрослым?! Люди, может, на работу опаздывают, а они лифт занимают катаньем! А ну-ка, пошли к твоим родителям! – сказал я ближней ко мне чернавке. – В какой квартире ты живёшь?

– В пятьдесят пятой.

Я привёз всю ораву под дверь пятьдесят пятой и позвонил пять раз в квартиру. За дверью никакого движения.

Я говорю:

– Твои родители, может быть, на работе? Где они работают?! А?

– На метро «Коломенская» – пискнула девчонка.

– Ты правду говоришь или про запас так подумала, чтоб я не нашёл твоих родителей?

– Про запас! – смеётся самая меленькая малявка. – Она живёт в доме напротив. В пятом подъезде, на пятом этаже, в пятьсот пятьдесят пятой квартире.

Я жестоко погрозил пальцем чернавке:

– Ну уж теперь тебе точно будет!

Вместе со всем базаром я поднялся пешком на пятый этаж, так как в лифте на стенке было написано: «Лифт рассчитан на четырёх человек». А нас-то шестеро!

Я отыскал пятьсот пятьдесят пятую квартиру.

Ищу звонок.

Звонка нет.

Пришлось мне бить-оббивать все пальцы. Об дверь.

Никого.

Я построже спросил малявок ещё раз:

– Так где же работают родители этой чернушки?!!

– На «Коломенской» – хором прокричала мелюзга.

– Всё же на «Коломенской»?! – удивился я. – А может, это вы высказали мне свой запасной вариант? Не хотите говорить правду?

Молчат.

– Ладно. Поедем на «Коломенскую».

Сначала я дотащил малявок до остановки восемьдесят первого троллейбуса.

На восемьдесят первом проехали две остановки и пересели на семьдесят второй троллейбус.

В давке еле добрались до конечной остановки под названием «Станция метро „Варшавская“». Потом перешли через Варшавское шоссе. Там сели в семьдесят первый троллейбус и наконец-то прибыли на «Коломенскую».

Я спрашиваю:

– Адрес?

– Проспект Андропова, семнадцать. Вон видишь ту пятиэтажку?

– Вижу.

– Вот это и есть работа.

Я быстрей потащил их всех к этому дому и чуть не озверел от злости. Это ж была никакая не работа, а простой жилой дом!

И повёз я своих малявок назад, на Вильнюсскую улицу.

Мне всё же очень хотелось найти родителей хоть одной лгуши.

Иду и кричу в окна:

– Эй! Кто-нибудь! Не знаете, чьи эти беспризорные девчонки?

В окне показалась женщина. Как оказалось, она была матерью чернавки.

– Малый! Или ты горячих собак[5]5
  Горячая собака – горячая сосиска, запечённая в тесте.


[Закрыть] объелся? Ты чего, лешак, с нашими дочерьми таскаешься? – строго спросила женщина.

– Как что?! Они в соседнем подъезде катались на лифте. Я хотел, чтоб родители их наказали. Малявки сказали, что их родители работают на «Коломенской». Я туда их всех и возил!!!

– А я погляжу, малый ты промышливый… Как ты считаешь, что мне с ними сделать за враньё и катание на лифте? А?.. Может, выпороть как сидоровых козок?

17 июля 2001

Крупнявка

Ужастик

Однажды я гулял с Русланом.

Мы зашли в подъезд. Тут Руслан взял одну большую балку и начал балкой бить по мусоропроводу.

Я говорю:

– Ты чё делаешь?!

Я выхватил из его рук балку, бросил её на пол и схватил Руслана. У всех прохожих спрашиваю:

– Где тут поблизости отделение милиции?

Один гражданин отвёл нас туда.

Я говорю милиционеру:

– Вот этот гражданин по имени Руслан кидался балкой в мусоропровод.

– Сколько ему дать сроку?

– Тюрьмы?

– Да.

– Ну-у-у-у, пару лет.

И вот Руслана посадили в тюрьму. А его родители ничего не знают.

Просто заяц

Однажды как-то раз бабушка пекла мне противные блины.

Увидел Руслан эти блины и побледнел.

Состроил жалкую-жалкую физиономию и жалким-жалким голоском попросил, вытянув ладошку гробиком:

– Бабушка, дайте мне, пожалуйста, хоть кусочек блинчика… Я так хочу есть…

Бабушка наваляла ему целую горку, и он в один вздох всё смёл.

Мы пошли с ним гулять, и я сказал ему:

– Ты большой артист просить…

– Будешь артистом… И мать, и отчим бьют меня то попеременке, то вместе… Еды никогда не дают вдосыте. А у тебя бабушка добрая. У меня тоже есть бабушка. Я не знаю, в каком городе она живёт… Я не знаю её адреса… Где-то на юге… Но я к ней обязательно убегу. Вот увидишь. Меня любой поезд до неё довезёт…

Руслан живёт в моём же подъезде, тремя этажами ниже. Но я его не видел целую неделю.

И вот раз выхожу из дома – сидит на ступеньках. Печальный и весь в синяках.

– Ты где пропадал?

– К бабушке убегал…

– И не нашёл?

– Неа…

– Как же это было?

– Больно… В тот же день, после блинов твоей бабушки, я попросил у родителей карту с железными дорогами. Через некоторое время я скрал из кармана у отчима сто рублей и поехал на Курский вокзал. На перроне стоял харьковский поезд. Харьков! Это ж юг! Бабушка!

Проводница заговорила с каким-то дядей, я и прошмыгни в вагон, залез под сиденье, куда кладут вещи. Соседей по купе я попросил, чтоб меня не выдавали проводнице.

Поезд уже подъезжал к московской кольцевой автомобильной дороге. Тут проводница вошла в моё купе, я стаился под сиденьем. Она поговорила с пассажирами про билеты и ушла. Я вылез из-под сиденья, сел к окошку.

Наверно, во всём вагоне я один ехал зайцем. Я имею в виду не то, что натуральный заяц, с ушами большими, а безбилетник.

Ехать до Харькова я раздумал. Поищу-ка я бабушку поближе, в Туле.

Я вышел из поезда в Туле. Город незнакомый, люди все незнакомые… Я залез в автобус и поехал незнамо куда. Я заглядывал всем людям в лица, но бабушка мне не попадалась. Я проездил до ночи, но её так и не встретил.

На сто рублей я взял пару пакетов чипсов, бутылку газировки и другую чепухень. Съел всё и залез в подъезд. Там и ночевал под лифтом, как бомж.

А утром я решился вернуться в Москву. Проскочил в вагон и поехал. Но поезд повёз меня не в Москву, а ещё дальше на юг. В Курск! Ну и хорошо, думаю. Я ещё в Курске поищу бабушку.

Сказал соседям по купе, чтоб они меня не выдавали проводнику, и сел в ящик под сиденьем.

Но люди меня выдали.

Проводник вытащил меня за руку из ящика и аккуратно вывел из поезда.

Так я очутился на какой-то маленькой станции.

Там я проторчал с полдня.

Добрый дядечка в железнодорожной форме упросил проводника и меня довезли до Москвы под прикрытием сиденья.

Дома меня настегали ремнём и наказали всем тем, чем только можно наказать.

Потом мой отчим поехал в Солнцево к моему отцу и сказал, что его сын три дня и три ночи не был дома. Катался на поездах дальнего следования в Тулу, в Курск и в какую-то ещё чумную деревушку. Отец послушал-послушал и ка-ак схватится за лоб, ка-ак упадёт в обморок. Мой отчим тоже упал, но уже на отца. Потом отчим привёз отца домой к нам в Ясенево, и все четверо – отец, отчим, мать, их малявка Машка – стали меня бить. Я еле живой остался, но весь синий. От лупцовки…

19 октября 2001. Пятница.

Как я первый раз был самостоятельным

Сегодня мне надо сдавать кровь и мочу в поликлинику.

Обычно в поликлинику я хожу с папой. Но сегодня у него кроводавка.[6]6
  Кроводавка – повышенное кровяное давление.


[Закрыть] И он не сможет пойти со мной.

Когда он окончательно решил, что я пойду один, я спросил:

– Пап, а какой адрес у поликлиники?

– Ясногорская, сорок.

– А почему именно на Ясногорской улице? Почему не на Тысногорской? Если можно сказать я, то можно наверняка сказать и ты. И вообще, дома номер сорок по Ясногорской улице никогда не было и в помине.

Папа достал телефонный справочник, посмотрел по нему, где находится сто одиннадцатая детская поликлиника, и сказал:

– Сто одиннадцатая находится на Ясногорской, три а.

– А почему именно три а? А почему не три бэ?

– Потому…

В полиэтиленовый мешок папа завернул мою мочу в баночке от фирмы «Гербалайф», и двинулся я в путь.

В поликлинике я пошёл сразу налево, к лифту. На лифте поднялся на второй этаж.

В холле, справа, было небольшое окошко. Я постучал по нему.

– Иду! Иду! Иду! – откуда-то отозвалась невидимая врачиха. – Вот четыре, три, два, один. Пришла!

Я спрашиваю у неё:

– Извините, это здесь принимают анализы мочи? Я правильно попал?

– Правильно. Подавай свой анализ.

– Нет. Анализ должны сделать вы, а я только принёс вам мочу.

Врачиха взяла мой «Гербалайф» и сказала:

– Мальчик, как тебя зовут? Какая у тебя фамилия?

– Фамилия у меня Санжаровский.

– А как пишется? Эс, а, эн, жэ, и, рэ, о, вэ, сэ, ка, и, и очень краткое? Я правильно сказала?

– Нет, вы сказали неправильно. Вы учили алфавит русский?

Врачиха мне в ответ:

– Да, конечно.

А я не прост. Говорю:

– Врач, скажите мне, пожалуйста, все русские буквы в алфавитном порядке.

Врач говорит:

– Ох, как много букв. Ну что ж, заставил. – И со вздохом она говорит мне все буквы. – А, бэ, вэ, гэ, дэ, е, жэ, зэ, и, наикратчайшее и, кэ, лэ, мэ, нэ, о, пэ, рэ, сэ, тэ, ю, ви, дабл ю, экз, вай, зэд. Все, успокоился?

– Нет, не успокоился. У вас слишком много ошибок. Какая-то мешанина…Точно, алфавит вы не учили.

Вернувшись к лифту, я посмотрел на план пожарной эвакуации и на нём увидел, где же тридцать первый кабинет. В плане было написано:

«31 кабинет, лаборатория».

Я подумал, что папа меня к дантисту отправил. Но, оказывается, это был кабинет-лаборатория, где люди прощаются с кровью, которую наливают во всякие стеклянные палочки.

Я заглянул в кабинет.

Там с папой, мамой и, разумеется, с врачихой сидела малявка и орала, как будто её режут, когда ей прокалывали палец для того, чтобы вытянуть из пальца немного крови.

Когда малявка вышла из кабинета, я вошел туда, и врачиха попросила у меня направление.

Я отдал. Она сказала:

– Сядь!

Я сел.

Она обватила мне палец и уколола.

Потом, как вампир, высосала из меня в свою стекляшку немного моей крови, дала мне ватку, и я пошёл.

По пути домой я застрял в лифте.

Но меня быстро оттуда извлекли, так как этот лифт-то был поликлиничный.

Позже где-то по дороге я посеял шарф. Ну точно прям как кукурузу.

Я только прикрыл за собой дверь, и папа сразу заметил отсутствие шарфа.

– Беги ищи!

Я ему сказал:

– Я выходил из арки, шарф был на мне.

– Поменьше докладов! – засерчал папа. – Беги ищи! И верни его на старое место – на свою шею.

И я побежал, стараясь обогнать того, кто бы мог подобрать мой шарф и унести.

Нигде в арке шарфа не было.

Подобрали!

Да не унесли!

О чудо! За время моих поисков шарф взошёл, пророс, вырос и уже висит на ветке, как спелый плод. Только сними! Что я и сделал.

Я сдёрнул его с ветки и радостно побежал к папе.

6 ноября 2001. Вторник.

Как я первый раз варил себе еду

Я проснулся утром в пять часов двадцать две минуты. Взял самоучитель английского языка и пошёл с ним на кухню, стал заучивать новые английские слова.

Перед этими словами я просидел примерно минут десять.

Тут я вспомнил, что мне надо переодеться. Я переоделся.

Уже без пятнадцати шесть. Я все читаю английскую книгу.

Уже семь двадцать. Книгу я положил себе на стол.

В восемь мне надо записывать передачу «Отчего, почему?» Но сначала надо поесть!

Из шкафа я взял коробку с шоколадными шариками Nesquik. Насыпал этих шариков в тарелку. Из холодильника достал «Настеньку». Это молоко так называется.

Когда молоко едва закипело, я быстро-быстро налил его в тарелку с шариками и стал как можно быстрее есть. Пулемётом! Чтобы не образовалась пена.

Пенку я не люблю. И как только она появится на шариках, я прошу папу убрать её с моих глаз, а сам отворачиваюсь.

Я часто спрашивал папу, как убрать пенку с шариков.

– Ложкой, – отвечал папа.

– А потом?

– А потом в рот. Пенка – это самое вкусное молоко!

Но этот довод меня не убеждает, и всякий раз при виде пены я прошу папу убрать её.

Я так быстро ел, что пена не успела появиться. Я съел свои шарики и пошёл записывать передачу.

1 декабря 2001. Суббота.

Мой первый прогул

Едва я позавтракал, как папа кликнул меня помочь вставить на компьютере картинки с его каракулями в его же роман «Дожди над Россией».

Я в темпушке всё сделал, и папа сказал, чтобы я теперь внимательно посмотрел на часы.

Я добросовестно посмотрел.

Оставалось всего ничего до начала моего урока. Я же ещё толком не одет и даже не обут хоть на одну ногу.

Папа помог мне быстро одеться и обуться.

А уже пять лишь минутушек отделяли меня от начала урока.

– Иди! – сказал папа.

Естественно, я пошёл.

Но недалеко.

Когда я ехал на лифте, меня посетило скромное волшебное предчувствие, что сегодня в подпольную школу не надо идти. Официально она называется школой для одарённых детей. Папа устроил меня туда вольнослушателем только на английский. (А так я учусь в экстернате.)

Ведь не помрёт же моя подполка, если сегодня не увидит меня? Не помрёт. Но и я не скончаюсь с горя!

И всё сошлось. Честное предчувствие меня не обмануло.

Я вышел во двор и стал важно ходить под аркой туда-сюда. Под аркой школа мне не попадалась.

Проходил я минут сорок и незаметно меня снесло на бег. Мне захотелось в туа.

Но чем быстрей я бегал, тем плотней меня подпирало.

А морозища!

Делать нечего. Я побежал домой.

– Ты был в школе? – спросил папа.

– Был! Был!..

– А может, ты опоздал, как один раз уже случилось? Сам директор открыл дверь и не пустил. И сейчас не пустил?

– До директорских штучек дело не добежало.

– Тогда почему ты слишком рано пришёл?

– Была контрольная. И я всё очень быстро написал!

Я торопливо раздевался-разувался и в запале безостановочно тараторил, не давая папе перекинуться на чёрные подкопы под контрольную:

– Но самое страшное несчастье – я сильно хочу позвонить в Париж![7]7
  Позвонить в Париж – сходить в туалет.


[Закрыть] – и аварийно засеменил уже в тапочках в наш кабинет задумчивости.

– Это не самое страшное, – вдогон проговорил он. – Это самое, наоборот, ближе к счастью… Значит, ты ещё живой, не замёрз!

Я обстоятельно помыл руки и иду на кухню.

Папа режет мне грушу и в комплексе мягко погружается в уточнение.

– Так ты в самом деле был в школе? – снова впал он в любопытство. – Отвечай честно. А то я позвоню дя ректору. Отвечай честно. Первый раз наказывать не буду.

Однако папа всё равно снял-таки трубку и стал набирать.

Второпях я пальнул:

– Нет!!!

И тут гордая тётя торжественно докладывает из телефона:

– Точное время одиннадцать часов двадцать восемь минут тринадцать секунд.

Эти тринадцать секунд меня и сгубили.

Я-то думал, папа звонит директору, а он звонил всего лишь в службу точного времени.

Пятое декабря 2001. Среда. 12 часов 20 минут.

Диво!

Из «Вечерней Москвы», где меня снимали для газеты, мы с папой поехали в дом культуры на Лесной. На презентацию Книги рекордов России, стран СНГ и Балтии «Диво».

В метро к нам подъезжает поезд и вместо надписи впереди «Аннино» я вижу надпись «Чертановская». Я разозлился:

– Ах! Какие нахальные машинисты бывают! Не доезжают до «Аннина»! Ленивые какие! «Чертановская» на четыре станции ближе! Бедные жители «Аннина»!.. Нам, пап, куда? На «Менделеевскую» или в «Аннино»?

– А как тебя зовут? Если Ярослав, то не скажу. Если Гриша, то скажу.

Мне не нравится моё имя Гриша. То я хотел, чтоб меня звали и Петей, и Колей, теперь я дошёл до Ярослава. И я говорю папе:

– Я Ярослав.

– Значит, не скажу.

– Ну ладно. Я вон то второе имя, которое ты назвал.

– Гриша?

– Ну да.

– Мы едем на «'Менделеевскую».

Мы ехали на эскалаторе, когда я увидел на стене объявление о продаже компьютеров. Папа тоже увидел и сказал:

– Надо туда зайти.

– Зачем?

– Взять для тонометра две маленькие батарейки.

– А-а…

Мы вошли в компьютерный центр.

Пока папа ковырялся в батарейках, я собрал по одному экземпляру все листовки о компьютерах, принтерах, сканерах. Потом немного постоял посмотрел, как тетя-продавец играла на компьютере в игру-стрелялку.

Тут папа подошёл ко мне уже с батарейками, и мы пошлёпали дальше.

Мы перешли Новослободскую и пошли по Лесной.

И на Лесной папа свернул в магазин, посмотрел на кусачки на витрине, вздохнул, поправил лишь шапку, и мы вышли.

Скоро появился наш восемнадцатый дом. Дом культуры!

В светлом, в праздничном вестибюле было полно народу.

На презентацию Книги рекордов России, стран СНГ и Балтии «Диво» пришли её герои. Весь цвет России!

Все люди в фойе делились на две категории. Одни стояли в бесчисленных очередях к лоткам за «Дивом». Другие, уже купив Книгу, поодиночке и группками весело читали её. Многие читали про себя!

Не раздеваясь, папа прилип к хвостику очереди, и скоро мы пошли в гардероб раздеваться уже с «Дивом».

Сдав пальто и шапки, мы вернулись ко входу и стали ждать маму.

Какое-то время папа не мог оторвать счастливых глаз от Книги.

– Ну, самый юный писатель России, – сказал мне папа, протягивая раскрытую Книгу, – полюбуйся на себя.

– Да что я себя не видел? – как можно равнодушней сказал я, но Книгу всё-таки взял.

Я показал язычок малявке в ромашках. Это был я на обложке своей первой книжки. Всё-таки занятно увидеть себя с книжного листа.

Я прочитал, что про меня было написано, и сказал папе:

– Всё правильно.

И что я читал, вы тоже могли уже увидеть на предыдущей странице.

А между тем уже дважды прозвенел звонок, но мама так и не появилась. Со своим годовым отчётом колупается бедняжка…

На презентации много говорили о «Диве» те, про кого рассказывала эта дивная Книга. Но ещё больше они показывали номера, с которыми вошли в неё.

И длилось это чудное представление допоздна.

Однако мы сразу домой не поехали.

Я попросил папу, чтоб он дважды прокатился со мной по открытой части Арбатско-Покровской линии метро.

Сегодня был мой день, и папа не смел мне отказать.