Текст книги "Кости"

Глава 7

Осгод верхом на белом жеребце скакал к крепости «Ясная», что соединяет все дороги юга. Ему всегда было интересно, как выглядит одна из мощнейших твердынь материка. Он слышал рассказы солдат, как на рассвете солнце касается шпиля самой высокой из башен, и золотистый купол начинает сиять, озаряя шпили остальных сооружений и внутренний двор крепости. Говорят, что сам пророк Аро останавливался там на ночлег со своей паствой около сотни лет назад.

К полудню наемник был на холмах, где расположилась небольшая деревушка, с которой виднелось могущество неприступных стен. Осгод решил, что заночует в ближайшем селе, чтобы рано поутру увидеть пылающее зарево, отливаемое золотистым куполом.

Он перевел коня на шаг и, заехав в деревню, оглядывал окрестности. Большинству домов и прилегающему поместью давно уже требовался ремонт. Заборы у домов покосились, крыши кривились, внутренние дворики поросли травой. Местная мельница тоже выглядела тоскливо. Старая башня с веретеном растрескалась и, казалось, вот-вот осыплется. Скотины в деревне было мало. Попавшиеся Осгоду на глаза лошади и коровы были слишком тощие и больные. Людей на улице он не встретил, что было довольно странно для полудня. Ведь это самое подходящее время, чтобы трудиться по хозяйству.

Юноша заметил вывеску постоялого двора, слез с коня и повел его за уздцы к трактиру. Проходя мимо все тех же угрюмых изб, Осгод остановился возле кузницы. Местный ремесленник сидел возле наковальни и с тяжестью в глазах смотрел на изготовленный клинок.

– Здравствуй, кузнец.

– Доброго вам дня, – устало сказал он.

– Где весь народ?

– Дома сидят. Молятся.

– Случилось чего?

– Случилось, господин. Разбойники дитяток и сироток наших выкрали. Выкуп за них просят. А вы уж поди разглядели наше захолустье. Видите, какие мы бедные. Концы с концами еле сводим, а тут еще и енти прихвостни.

– Так сообщите лорду в крепость. Она же близко совсем. Наверняка у местного начальника сильный гарнизон.

– Ездил уже. Некогда нашему лорду проблемы черни выслухивать. Всех крепких мужиков и молодцев на войну свою позабирал, а как нас защитить, так и даже слухать не стал.

– А в селе, кроме тебя, еще мужики есть? – с надеждой спросил Осгод.

– Были. Да почитай, что уж все и сгинули в лесу. Только я смог вернуться и сын кабатчика, да и то умом он тронулся. Бабы горем убитые, по хатам разбрелись, ревут целыми днями, либо молются. А чего же еще нам теперича остается?

– А в окрестных деревнях найдутся люди?

– Енти за дарма не пойдут. Не ихия же проблема.

– Так и денег что ли нет? Староста тебе так и сказал, верно? Сейчас я его навещу, и золотишко сразу на благое дело найдется, – Осгод сжал кулаки.

– Нет, господин, – сказал тоскливый кузнец. – Старейшина ведь с нами был, а сейчас уже червей в земле кормит. Да и не было у него денег. Война же идет. Каждая монета на счету. Где зерна прикупить, где сырья для кузницы, да и еще по нуждам всяким. Эх… Что за жизнь такая? То солдаты приходят и последние крохи отбирают, то вот енти теперь – разбойники проклятые. Не дай бог дитяток наших на восток в рабство продадут.

Осгод ощущал всю ту безнадегу, которая исходила от кузнеца и этого места. Наемнику стало печально. Он просунул руку в седельную сумку на жеребце и вытащил звенящий мешочек с монетами. Какое-то время он держал его в руках, сомневаясь своей затее, вспоминая как тяжело ему достались эти деньги, но когда Осгод снова заглянул в глаза кузнеца, то сомнения отпали.

– Вот, возьми. Собирай мужиков, только много не плати, а то плюнут на все и нажрутся. По медяку на руку давай, а когда детей спасем, то еще сверху серебряник получат, но только по одному на пару, да и пообещай им, что бандитский скарб себе забрать смогут, когда мы их перебьем.

– Господин… – кузнец не мог поверить глазам. – Благослови вас Агемон лучезарный. К вечеру непременно возвернусь с мужичками. Отправлюсь немедля. Ох и зададим проклятым! Услышал, значит, Бог молитвы наши и прислал нам своего защитника. Как звать вас, господин?

– Я – Осгод из Детемарка. Не знаю, прислал ли меня к вам благословенный свет, но точно скажу тебе, кузнец, что в беде я вас не оставлю, – решительно сказал наемник.

***

К вечеру возле поместья ныне покойного управителя собралась толпа крестьян. Они вооружились вилами, мотыгами, косами, а те, кто когда-то служил в армии, несли копья, либо опоясывались своими старыми мечами. Женщины деревни собрались полукругом со свечами в руках. Они обрисовывали круги деревянными медальонами солнца над мужскими головами и шепотом запевали молитвы.

Когда Осгод и кузнец во главе народного ополчения шли в ночной лес, женщины касались их, словно святых. Он стал для них надеждой и спасением. Впервые в жизни юный наемник почувствовал причастность к поистине верному и справедливому делу, чем безусловно гордился.

Несомненно, это была самая дурная черта для наемника – благородство. Но Осгод не мог поступить по-другому. Каждое слово о войне и о ее последствиях будили в нем это запретное чувство. Он не раз видел, чем приходиться жертвовать простым селянам в играх властолюбивых правителей. В этот раз Осгод вмешается в баланс сил добра и зла и поможет крестьянам справиться с тяжелыми последствиями несправедливой жизни.

Группа крестьян во главе с Осгодом ступала по чащобе. Ночной лес отдавал прохладой и притаившейся угрозой. Наемник сжал рукоять своего меча на поясе. Его до сих пор не отпускала злоба из-за произошедшего с этими людьми. Он даже не мог представить, что заставило шайку головорезов украсть деревенских детей. Осгод размышлял над тем, сколько в их лагере было стоящих воинов и кого следует убить первым, чтобы подорвать дух похитителей. Нужен командир, но как его вычислить среди прорвы врагов? Если броситься с криками: «В атаку!», то, вероятнее всего, наемник и остальные селяне повторят судьбу предыдущих освободителей, чьи останки в лесу доедают волки. Здесь нужно действовать осторожнее и умнее.

– Как тебя звать, кузнец?

– Я Волхарт, господин.

– И сколько, Волхарт, людей в этой шайке, как считаешь?

– Не меньше дюжины уж точно. Матерые убивцы. Дельце свое знают.

– Ага. Матерые, значит. Так, слушайте все, мужики. – Осгод остановил крестьян на поляне. – Как только разглядите в лесной чаще хоть намек на костер, то немедленно доложите мне. Если мы хотим мерзавцев победить, то в лоб идти нельзя, хитростью брать будем. Скажите мне еще вот что, охотники среди вас есть?

– А як же. Вона Теобальд у нас едваль не в глаз белке с десяти шагов попадат, – сказал селянин из толпы.

– Теобальд, пойдешь впереди всех, взгляда с глуши не спускай. К утру мы должны найти мерзавцев, – сказал Осгод.

– Мы их еще до рассвету найдем, милсдарь. Они нам еще за все принесенные горести отплатят, – тихим голосом проговорил охотник.

Так они и шли вдоль массивных стволов деревьев, обступая кустарник и сухие ветви под ногами, чтобы не создавать лишнего шума. Через пару часов следопыт остановился и подал Осгоду сигнал. Колонна замерла. Наемник осторожно приблизился к Теобальду.

– Видите? Вона гады расселися, костяшки свои бросают, весело им. Не скрываются даже, – прошептал охотник.

– Верно. А правду мужик тот сказал, что белке в глаз попадешь?

– Не настолько, конечно, но стреляю довольно метко. Отседова стрелой точно задену, а ежели ближе подойду, то ударю туда, куда прицелился.

– Хорошо. Твои таланты нам сегодня понадобятся. Бей только в тех, кто возле костра крутиться будет, а то не дай бог кого из наших заденешь.

– Ну вы чего…

– Может, ты и хороший стрелок, но на дворе уже ночь, а когда драться начнем, то в суматохе все спутаемся.

– Ладно, милсдарь. Как скажете. Толковый совет говорите.

– Тогда на этом все. Я с собой Волхарта возьму и еще двоих. Если повезет, то вчетвером управимся, а нет, так вы услышите. Во сне гадов не положим, поднимется шумиха, вот тогда поднимай всех в атаку.

Осгод вернулся к остальной группе и рассказал им план. Все одобрительно закивали головами, а добровольцы на столь опасную затею нашлись быстро. Речь ведь шла о детях.

Наемник, кузнец и двое довольно крепких и рослых крестьян украдкой двигались в сторону лагеря, высматривая часовых. Поначалу им было трудно что-то разглядеть среди деревьев, но один из бандитов вскоре выдал себя и показался, когда отошел по малой нужде. Осгод зашел к нему сбоку и заметив в его потрепанной кольчуге брешь, незамедлительно вонзил туда кинжал. Разбойник схватился за горло, пытаясь выдавить из себя хоть какие-то звуки, но для уверенности наемник ударил еще раз. Потом он подхватил падающего бандита и осторожно уложил его на землю. Начало было положено.

Все шло согласно плану, когда двое мужиков удавили второго лагерного часового, но когда бандит рухнул, лязгнув кольчугой, и перевернув игральную доску с кубиками, в лагере поднялась тревога. Лазутчики выдали себя. Осгоду подумалось, что головорезы их ждали, предугадали их план, и теперь он и его спутники в западне, но завидев выбегающих в одних портках с оружием наперевес разбойников, мысль растворилась. Четверо лазутчиков бросились в бой. Наемник и кузнец скрестили клинки с разбойниками, а двое крестьян ловко орудовали большими мясницкими ножами. В ночи просвистела стрела. Из глазницы замахнувшегося топором разбойника показался маленький наконечник. Осгод подумал, что охотник действительно не соврал. Метко бьет.

Сельские мужики набросились с ножами на растерянного разбойника. Окончательно отойдя ото сна, банда яростно накинулась на незваных гостей. Один из них ткнул копьем крестьянина. Острие проникло в дряблый живот, и бандит повалил мужика, прижав его к земле, наслаждаясь его криком. Волхарт пробил мечом грудь копейщика, вынув меч, он проворно защитился от нового удара очередного разбойника. Осгод парировал удар следующего бандита, который метил булавой в голову кузнеца, и вдарил ему рукояткой в нос. Когда поверженный уже лежал на земле, наемник воткнул острие меча в живот нападавшего.

Крестьянин с ножом бросился на следующего мерзавца, и они сцепились в смертоносной схватке. Оба повалились на землю, не отпуская друг друга, и покатились кубарем в низину с пригорка. Над Осгодом пролетела стрела, и мысленно он выругался, решив, что поспешил делать вывод об охотнике, но, обернувшись, увидел державшегося за пробитое плечо врага. Немедля наемник резанул сверху мечом, и раненый бандит пал. Следующая стрела вонзилась в щит раскрасневшегося от злобы убийцы. Он накинулся на Волхарта и ранил его в ногу, пройдясь по ней вскользь топорищем. Кузнец повалился и поднял над собой меч для защиты, бандит не остановился и ударил Волхарта щитом сверху, защита кузнеца не выдержала, и меч плашмя резанул ему грудь.

Осгод, отбившись от очередного похитителя, налетел на щитовика, но тот лишь вдарил наемнику деревянным кругом по лицу. Растерявшийся Осгод попытался ударить клинком снизу, но рьяный бандит ушел от удара. Наемник взялся двумя руками за меч и взмахнул. Клинок погрузился в толстое дерево щита.

Битва могла приобрести иной поворот, если бы из леса не выбежала подмога. Разбойник со щитом упал на колени, когда один из крестьян вонзил ему в спину вилы. Воин выронил свой топор. Наемник подобрал оружие врага и со всего размаху всадил лезвие в голову похитителя.

Еще недолгое время обе стороны дрались под крики и вопли, нанизывая друг друга на острие своих клинков, не оставляя никаких шансов закончить битву перемирием.

На улице, как и прежде, стояла ночь, когда сражение затихло. На холм взобрался тот самый мужик, который в дикой схватке исчез вместе с разбойником с поля боя. Он утирал разбитый нос от крови и улыбался. К затухающему лагерному костру явился Теобальд, когда с неба нежданно грянул дождь. По крайней мере, погода хоть немного отбила зловонный запах поверженных.

– Ну, как мы их, а!? – восторгался следопыт.

– А дитятки-то где? – спросил один из крестьян.

– Вы прочесали весь лагерь? – спросил наемник.

– А то. В каждой палатке посмотрели, за каждый куст заглянули, – сказал селянин.

– Один живой еще остался, – тихо сказал Волхарт.

– Тащите его сюда! – крикнул наемник. – Как твои раны, кузнец?

– Жить буду. Упертый же нам попался мерзавец, а? Главарь поди был с топорищем-то. Мог ведь убить и тебя, и меня. Хорошо, что Сало его вилами ткнул. Кто знает…

Двое крестьян выволокли к костру тощего, извалянного в грязи мужчину со злобной ухмылкой.

– Ну! Чего смотришь? Говори, где дети, паршивец! – сказал Волхарт и отвесил бандиту подзатыльник.

– Долго собирались, холопы. Нету в лагере детей, – разбойник сплюнул.

– Что вы с ними сделали? – спросил Осгод.

– Мы? Ничего. Выкупа своего ждали.

– Дождались, а!? – Волхарт пнул пленного.

– Рассказывай, куда девали детей! – повысил голос наемник.

– А как же право на последнее желание? Пожалуй, я хочу сохранить себе жизнь, – разбойник улыбнулся кровоточащими зубами.

– Ты еще торгуешься, скотина? Лучше бы Агемона молил о прощении перед смертью, – со злобой сказал кузнец.

– Чего молить-то? Я жить хочу. Отпустите, скажу вам, где отпрыски, а ежели нет, то катитесь вы все к черту! – вскрикнул бандит, брызгая слюной.

– Как ты смеешь? – сказал Осгод. – Ты, поганый червяк!

Осгод достал меч из ножен. Ему очень хотелось вонзить его в наглого паршивца.

– Жить всем хочется, сир. Быстро же вас лордишка прислал. Мы и вправду думали, что с выкупом рыцарь заявится. Как оказалось, и для твоего ордена честь ничего не стоит, я прав?

Крестьяне в недоумении посмотрели на Осгода. Наемник тоже не сразу понял, о чем здесь речь, но вскоре додумался, что среди так называемых сироток феодалы нередко прятали своих детей от ужасов войны, когда понимали, что их поражение неминуемо. Сохранение рода – вот что важно для дворянских семей. Вот почему банда подрядилась напасть именно на эту неприметную деревушку. Селяне укрывали маленького лорда. Волхарт мог бы и рассказать об этом Осгоду, неужели кузнец до сих пор ему не доверял? Почему тогда они не обратились к отцу маленького феодала? Что ж, возможно его уже нет в живых, либо замок слишком далеко, либо кузнец боялся лишиться собственной головы из-за повинности.

– Так что, рыцарь? Даруй мне пощаду своим словом чести, и я расскажу, где дети с сынком твоего господина.

После этих слов все встало на места.

– Сначала расскажи, а потом я подумаю.

– Э, нет. Поклянись, и я все выложу. Только теперь по-честному. Клянись при всех, чтобы не вышло, как ранее, – разбойник злобно ухмыльнулся.

Волхарт, Теобальд и остальные крестьяне с надеждой смотрели на наемника и ждали его решения. Они не высказали ему всей правды, но они выбрали его своим командиром этой ночью, добились отмщения за убитых земляков, но по-прежнему боялись за ворованных детей. Не важно кто, лорд это или просто сельский мальчик. Осгод принял решение.

– Клянусь своей честью перед лицом этих людей и взором нашего лучезарного владыки Агемона и пророка его Аро, что дарую тебе жизнь, если ты нам все расскажешь, – возвышенно проговорил Осгод из Детемарка.

– Другое дело, – разбойник облегченно улыбнулся. – Детей мы отдали фанатикам. Они пришли вечером, незадолго до вас.

– В монастырь повели их чтоль? – сказал один из крестьян.

– До ближайшего не меньше сотни акров. Брешет он, – сказал Теобальд.

– Нет, не монахи их забрали, – удрученно прошептал похититель.

– Культисты!? Вы отдали детей этим безумным выродкам!? – гневно закричал Волхарт.

– Не ко мне вопросы. Вона командир с топором в башке валяется. С него и спрашивайте, – огрызнулся вор.

– Куда их повели? – сказал наемник.

– Ну это и селюки знают. Они же тут местные. Слыхали поди о черной часовне?

– Злое место… – послышалось из толпы.

– Агась, туда добрые люди не захаживают. Тама енти позорники жертвы приносят демону своему.

– Мы енто, токмо об ентих бандюках договаривались, – зашептали мужики. – Ага, дальше не пойдем. Вы токмо по серебряному отплатите, как и договаривались.

– Эх вы… – сказал Теобальд. – Бросаете детишек, значит? А если в ваши села эти проклятые заявятся?

– Дык енто, посчитаете нас иль нет? – со страхом в голосе спросил мужик.

– Заплати им, Волхарт. Управимся как-нибудь сами, – вздохнул Осгод.

– Да постойте же, мужики. Культисты эти ведь наверняка заплатили вожаку этому. Правильно говорю, паршивец? – спросил бандита Теобальд.

– Ну заплатили.

– Вот, мы как этих бесов перебьем, так все золото ваше будет.

– Нет. Нам ентого проклятого золота не надобно. Вы нам лучше своими.

Кузнец вынул из кошелька монеты и раздал крестьянам, а оставшиеся деньги в захудалом кошельке он отдал Осгоду.

– Ну мы уж пойдем отседова. Тео, ты с нами? – спросил крестьянин.

– Позже приду. Серебряник мой Яре отдайте. Скажите, что завтра к вечеру явлюсь.

– Зря ты енто. Ой зря… – помотал головой мужик.

– Уже не ваше дело. Топайте по хатам.

Крестьяне уговаривать более не стали, собрали кое-какие пожитки у покойных и удалились восвояси.

– Ну что, рыцарь? Отпусти, а, договорились вроде, – уверенно проголосил бандит.

Осгод закипал от ярости. Дела до этого шли худо, а теперь все стало просто кошмаром. Культы смерти. Он многое слышал об этих фанатиках, и слухи эти были неприятными, пугающими. В народе говорят, что все они слуги злобной дьяволицы. Творят себе, что им вздумается, и все с рук им сходит. Кто-то даже говорил о благородных покровителях, уверовавших в этот культ. Они проводят свои черные ритуалы, оскверняют святые места, вроде той старой часовни. До сих пор ведь бродят по свету, сколько бы святых орденов не пыталось изжить их с материка.

– Что с ним делать будем? – спросил Теобальд.

Осгод достал из-за пояса кинжал.

– Ты чего удумал? Я же рассказал все! Ты ведь клялся! Тебе нельзя нарушать свои обеты! – в страхе завопил разбойник.

– Я не рыцарь, – сказал Осгод и медленно просунул лезвие ножа в шею бандита.

***

Наемник, кузнец и охотник продолжили свой путь. Золото головорезов они прихватили с собой, найдя небольшой сундучок в палатке главаря шайки. Пройдя несколько верст от места битвы, они разожгли костер, скрывшись под хвойными ветвями дерева от дождя. На привале они достали вяленую рыбу, овощи и начали есть. Кузнец закопал среди корней дерева сундук с монетами и присоединился к трапезе. Подкрепившись, Осгод достал точильный камень и принялся водить им вдоль своего меча.

– Ты поступил правильно, – сказал Теобальд. – Нельзя было отпускать того гада. Он бы сотворил еще немало бед.

– Я думаю не о разбойнике. Далеко еще до часовни?

– Несколько верст. Лишь бы детки невредимы осталися. Ночь уж почти минула. Всем известно, что енти бесы свои колдунства при полной луне вытворяют, – сказал кузнец.

– Мы спасем детей, Волхарт, – сказал Теобальд.

– Заодно избавим этот мир от скверны. – Осгод медленно провел камнем по клинку. – Пусть мы не святые рыцари, но зло не должно бродить по свету безнаказанно.

– Благослови нас Агемон, – подытожил кузнец.

Они затушили костер и двинулись вглубь леса через лесистые холмы и небольшие озера. Через пару часов на вершине невысокой горы им показалась небольшая каменная часовня в лунном свете. К ней вела извилистая дорога, уходящая ввысь до самого пика горы.

– Что же они за люди такие? – спросил себе под нос охотник.

– Это не люди. Они приносят в жертву настоящих людей и поэтому теряют облик нашего создателя, который сделал нас по своему подобию. Почти все культисты носят на лице железные маски и черные рясы, чтобы скрыть свое уродство, – сказал Волхарт.

– Да, я тоже слышал, – вступил в разговор Осгод. – Вроде то, во что они верят, дарует им силу и черную магию, за которую они расплачиваются кровью невинных. В обмен они теряют свою человечность.

– Кто же им внушил такую ересь? – сказал Теобальд, проверяя тетиву своего лука.

– Ересь не ересь, а безумцы по миру ходют, людей в свою лживую веру обращают и режут их, как овец, на оскверненных алтарях. Нужно нам поторапливаться, друзья. Беду я чувствую. Не любо мне енто место, но надо подыматься скорее, пока дитяток там не… Ну, вы знаете. Вдруг еще есть надежда? – расстроившись, сказал кузнец.

– Не будем терять времени. Пойдем, – сказал Осгод.

Подъем к часовне был изнуряющий. Чем выше трое мужчин поднимались, тем холоднее им становилось. Вовсе не ветер и разбушевавшийся дождь морозил их кожу, а чувство страха, которое связывало нутро в узел. За каждым поворотом извилистой тропы небо становилось чернее, хотя до рассвета оставались считаные часы. Тревожное чувство наполняло сердца подступающих к вершине путников. Темные изуродованные образы проклятых детей смерти рисовались в их разуме. Долгая тропа забирала силы, словно подступившая тьма выкачивала из них саму жизнь.

– Почему так тяжело? – отстраненно спросил Теобальд.

– Слишком крутой подъем, – сказал Осгод.

– Это не так. Бедные детки, маленькие славные ребятишки. Они же не заслужили ентого. Так нельзя. Все неправильно. Нельзя, – бредил кузнец.

– Приди в себя, Волхарт. Отойди от обрыва, – процедил сжатыми челюстями Осгод.

– Так хорошо было в лесу. Ох как славно там внизу, на полянке. В часовне будет холодно, там очень холодно. Кругом могилы, и все пустые. Никто ведь и не знает, куда подевались погребенные. Они все вернулись, не захотели отлеживаться в земле. Там слишком сыро и одиноко, – приговаривал охотник.

– Вы мне нужны. Соберись! – вскричал наемник.

– Мы им нужны. Они нас там уже совсем заждались, – сказал Волхарт.

– Совсем уж поди заждались хозяева. Грустно им там без нас…

– Ты прав, Тео. Так им хоть поговорить с кем будет.

Теперь Осгод твердо знал, что надеяться можно лишь на себя, рассудок его спутников помутнел, но что он может сделать один? Как он справится с черными культистами? Они уже на вершине, ждут их, смотрят сквозь маски на них черными от тьмы глазами.

Дорога до часовни закончилась, впереди возвышалась небольшая каменная башня с серебристым солнцем на крыше. Деревянные двери часовни были открыты, за порогом стояли маленькие дети, которые испуганно смотрели на наемника, держась за руки.

По правде говоря, он действительно выглядел жутко и болезненно, в отличие от своих спутников. Осгод оскалил зубы, скулы изнывали от напряжения, с каждым вздохом он пускал слюни на подбородок. Его виски жутко пульсировали от боли, вены вздулись, капилляры глаз полопались, заполнив ясные зеленые глаза кровью. Он вынул из ножен меч, с трудом переступая с ноги на ногу и приближаясь к часовне, где столпились черные фигуры в масках. Наемник остановился от навалившейся на него неведомой тяжести и оперся на меч, тяжело задышав.

Волхарт и Теобальд вышли из-за его спины и обыкновенной походкой приближались к культистам. По центру скопища черных мантий возвышался их жрец. Он был необычайно высок и худощав, полы его рясы обдувались легким ветром, словно колдун висел над землей. На его лице была металлическая маска, из которой торчали два длинных прямых козлиных рога. Он протянул свои руки вперед, и спутники Осгода, дойдя до жреца, склонились пред ним на колени. Они вознесли свои блаженные лица к изуродованным, будто обожженным, рукам с крючковатыми пальцами и длинными желтыми ногтями. Их господин прикоснулся своими ладонями ко лбам новых прислужников, ворошил им волосы и смотрел на наемника.

– Ты силен, юноша, но недостаточно, чтобы добиться желаемого, – проговорил грубый и жесткий голос из-под маски.

– Отпустите детей. – Из ноздрей наемника тонкими струйками сочилась кровь.

– Зачем мне это делать?

– Иначе мы… Мы… – Осгод закашлялся и тяжело задышал.

– Кто вы? – Темный жрец кивнул головой.

Один из его последователей вышел вперед и достал из-под плаща черный искривленный кинжал. Он вонзил диковинное лезвие в грудь Теобальда, потом в спину Волхарта. Пролилась кровь. Темная фигура начала приближаться к Осгоду стремительным шагом.

Наемник сжал рукоять меча и, когда убийца-тень оказался рядом, сделал обманный удар, лишь слегка взмахнув мечом по горизонтали. Культист увернулся и кинулся с ножом на Осгода. В этот момент наемник взялся обеими руками за меч, выставил ногу вперед, перенеся на нее свой вес. Пригнувшись от удара, он крутанулся за спину черного плаща и что есть силы резанул, свалившись на колени. Один отточенный удар, забравший остаток сил. Наемник попытался встать, но припал к земле, не сводя глаз с детей. Фигура в рясе упала позади него и больше не поднялась.

– Ты очень напорист, воин. Твои умения радуют мою богиню, – нечеловеческим голосом сказал жрец.

– Я не чту демонов и не преклоняюсь перед ними, – огрызнулся Осгод.

– Может и так, но ты все же можешь служить нашей матери – Луморе.

– Освободи детей! – заорал наемник.

– Эти жизни обещаны матери. Моя клятва нерушима, в отличии от твоих, наемник. – За железной маской Осгод не видел лица, но ему казалось, что темный жрец улыбался. – Однако ты привел нам двоих ягнят, отдал их жизни богине. Ты также убил одного из ее верных последователей. Теперь все они стоят пред ней на другой стороне. Она одаряет их своим холодным касанием и дыханием смерти. Теперь они счастливы.

– Отпусти их!

– Я могу отдать тебе троих детей, а если ты примешь нашу метку, то сможешь забрать половину или же я оставлю живыми всех. Луморе нужны новые последователи.

– Они тебе не принадлежат!!!

– Ошибаешься, наемник. Сильно ошибаешься. Твое невежество меня поражает. Они были обещаны, но ты до сих пор не осознаешь, что можешь стать четвертой жертвой для моей госпожи.

Культисты за спиной жреца достали свои кинжалы.

– Как же ты поступишь?

***

Осгод зашел в деревню, опираясь на плечо рослого мальчишки. Остальные дети молча шли рядом с ним. Всю долгую дорогу домой они молчали, не издавая даже звуков.

Женщины села выбежали из своих хат, лишь завидев румяные щечки мальчиков и девочек, на какое-то время позабыв про истощенного наемника, мертвого кузнеца и нанятого охотника. Осгод упал на землю, обессилев от долгой дороги и непосильной ноши. Прошедшие события помнились ему туманно. Какие-то девушки завели его в дом, накормили и напоили, уложили в постель. Потом они принялись его раздевать, и когда сняли с него грязную рубаху, в ужасе отшатнулись. Осгод заснул.

На следующий день наемник очнулся еще до рассвета. В доме было пусто. Вокруг него сияли свечи, а над кроватью свисали солнечные обереги. Вокруг лежанки была насыпана соль. Он поднялся со своего места, съел ломоть хлеба на столе и запил молоком из кувшина. Осгод надел чистую рубаху и брюки, подошел к чану с водой, чтобы умыться. Его грудь неприятно зачесалась, потом словно загорелась, и наемник прислонился к стене, стиснув зубы. Когда боль отступила, он распахнул рубаху и посмотрел на черную отметину, оставленную жрецом смерти на его груди. Перевернутая пентаграмма внутри солнца, метка проклятой секты.

«Теперь, когда твой клинок обагрится кровью, знай, что ты служишь нашей любимой госпоже – Луморе» – сказал ему жрец.

Одевшись и снарядившись в дорогу, наемник вышел из крестьянской хаты. Улицы пустовали, слишком ранняя пора, петухи еще не прокричали.

Осгод дошел до кузни, вспомнил погибших Волхарта и Теобальда. На душе стало мерзко и гадко. Охотник больше никогда не вернется к своей жене Яре, а Волхарт… Может, даже хорошо, что кузнец не застал дальнейших событий.

«Почему все сложилось так, а не иначе? – задавался вопросом наемник. – Высока ли была уплачена цена за спасение или того захотел Бог? Вот только чей Бог?»

Осгод отвязал своего коня от столба.

– Хорошо ли тебя кормили, Опал? – Лошадь в ответ лишь фыркнула и топнула копытом.

Наемник залез в седло и поскакал на холм. Стоило же все-таки увидеть лучи зари, падающие на купол крепости. Он остановил жеребца на том самом месте, где был позавчера. Первый рассветный луч скользнул по куполу, разливаясь золотым дождем во дворе замка. Осгод улыбнулся, посмотрел в сторону деревни, где запели первые петухи. Село было уже далеко позади, но наемник отчетливо видел силуэты найденных детей. Они стояли возле поместья и смотрели на всадника на холме.

Почему все сложилось так, а не иначе?

***

Огонь в камине потух. Бернхард сидел рядом с Осгодом и курил трубку.

– Ты ничего не мог поделать, сынок. Не вини себя. Разбойники на то и разбойники, что никого не жалеют. Жалко детишек… Как вообще эти головорезы могли продать их восточным скупщикам рабов? Бессердечные сволочи. По крайней мере, ты и этот Волхарт с мужиками отомстили бродягам. Как он сейчас поживает? Давно ли ты справлялся о его здоровье?

Конечно, Осгод ничего не рассказал трактирщику ни о своей метке, ни об обращенных культом детях, ни о том, что следующей ночью Луморе нужна новая жертва.

– Я никогда не возвращался туда. Мне тяжело это сделать.

– Не виню тебя. Такая трагедия. Прошу, не тяготи себя. Ты поступил правильно, вступившись за этих бедных людей. Может, еще по кружечке?

– Пожалуй хватит, хозяин. Нужно идти отдыхать.

– Вот здесь ты, пожалуй, прав. Тогда до завтра. Доброй тебе ночи.

– Доброй ночи вам, Бернхард.