Текст книги "Эхо Порт-Артура"

Глава 6. Сражение, которого не должно было быть

– Крейсера ушли… я видел только их дымы!..

– Господи, простишь ли? Вечная им память…

В. Пикуль. «Крейсера»

Если бы только Максимилиан Федорович Шульц, командир крейсера «Новик» – единственного из кораблей артурской эскадры, продолжавшего прорываться во Владивосток, – мог знать, что рано утром 1 августа Владивостокские крейсера вышли навстречу и связали боем эскадру Камимуры, так что Корейский-то пролив проницаем! Он вряд ли бы отправился в океанский поход вокруг Японии, давший возможность японцам в конце концов его перехватить. Вот он, информационный голод – Скрыдлов не смог получить ничего внятного о выходе Витгефта, кроме дурацкой депеши Алексеева: «Эскадра вышла в море, сражается с противником», пришедшей с опозданием и без всякого указания места и времени сражения. «Россия», «Громобой» и «Рюрик» самым авральным образом рванули в направлении Корейского пролива, рассчитывая на «авось» – а вдруг они встретят там Витгефта? Крейсера приняли бой против втрое превосходящего противника, поджидавшего их всю войну; но даже этот бой, несмотря на всю его героическую нелепость, при наличии знания о нем у Шульца мог бы спасти хотя бы чудо-корабль «Новик». Увы! Шульц ничего не знал и полагался только на себя.

Характерная цепочка дыр в управлении: Алексеев не знал о выходе Витгефта, Скрыдлов не получил своевременного приказа Алексеева, Иессен не получил внятного приказа от Скрыдлова, к тому же Скрыдлов не смог вернуть крейсера, получив депешу от Алексеева о провале прорыва Витгефта, Шульц не знал о возможности проскользнуть через Корейский пролив и попытался превратить свой корабль из ближнего разведчика в океанский крейсер. Все действия, предпринятые по причине полного разбаланса управления, потребовали героических усилий – артурская эскадра геройски сражалась против Того, но перестала существовать как организованная сила; «Новик» геройски сражался против «Цусимы», но погиб; владивостокский отряд сражался против Камимуры и Уриу с таким ожесточением, что сражение 1 августа вполне заслуживало названия «Первого боя при Цусиме», причем его результаты были куда менее радостными для японцев, чем «той» Цусимы, описанной всеми военно-морскими историками вслед за Новиковым-Прибоем; но! – в итоге боя японцы перестали бояться нашей «эскадры-невидимки».

Этот бой освещен в литературе еще хуже, чем незаслуженно отодвинутое на второй план по отношению к Цусиме сражение 28 июля. Единственной классической работой о бое 1 августа 1904 г. является книга советского адмирала, участника того известного похода, в ту пору мичмана В.Е. Егорьева «Операции Владивостокских крейсеров в русско-японскую войну 1904–1905 гг.».

Всеволод Евгеньевич Егорьев был сыном геройски погибшего в Цусимском сражении командира легендарного крейсера «Аврора» капитана 1 ранга Евгения Романовича Егорьева, так что героизм у него в крови. Его рассказ, пусть порой суховатый и больше напоминающий оперативные сводки, стоит гораздо больше иных подробных исследований.

В краткой справке об адмиралах – участниках русско-японской войны – мы уже отмечали, что никто из сослуживцев не ставил под сомнение целесообразность действий контр-адмирала К.П. Иессена. Начальник Владивостокского отряда крейсеров был за этот бой назначен в царскую свиту, командир крейсера «Громобой» капитан 1 ранга Н.Д. Дабич стал флигель-адъютантом. Оба вместе с командиром крейсера «Россия» капитаном 1 ранга А.Н. Андреевым были награждены орденами Св. Георгия 4-й степени. Правда, на их дальнейшей судьбе это почти никак не отразилось, но тогда, сразу после боя, их героизм был отмечен достойно.

Влияние «временного фактора» неумолимо: отдаленность событий делает все менее и менее понятными мотивы, которыми руководствовался начальник отряда, принимая то или иное решение. Особенно бросаются в глаза два факта, характеризующие этот бой: гибель крейсера «Рюрик», оставленного товарищами по отряду, и огромные потери в личном составе, более чем вдвое превышающие потери 28 июля.

Так правы ли были современники адмирала Иессена, назвавшие его героем?

Мы берем на себя ответственность за утверждение: да, они были правы. И дело вовсе не в царских милостях и не в орденах. Мнение В.Е. Егорьева, вынесенное из огня самого сражения, и подтвержденное его более чем пятидесятилетним опытом флотской службы, может быть самым убедительным аргументом.

Сразу оговоримся: напрасный поход Владивостокских крейсеров к Корейскому проливу, закончившийся боем 1 августа, явился прямым результатом телеграфной перебранки между контр-адмиралом В.К. Витгефтом и адмиралом Е.И. Алексеевым о роли и задачах порт-артурской эскадры. В итоге такого «обмена мнениями» Алексеев не имел никаких сведений о намерениях Витгефта. Соответственно заблаговременного извещения командования флотом о дне выхода эскадры и маршруте перехода во Владивосток, чтобы согласовать по месту и времени действия порт-артурских кораблей и владивостокских крейсеров, Алексеев не получил. Пресловутая телеграмма, отправленная Витгефтом при выходе из Артура, содержала бабье шлепанье губами насчет выхода согласно предписанию, но ничего конкретного, кроме «сам дурак и царь твой тоже» она не содержала. Витгефт отправлялся в море не побеждать, а умирать.

Но, как бы ни оценивать деятельность Алексеева, он все-таки занимал пост главнокомандующего, и мог и должен был отдавать приказы на основании конкретной информации. А что он мог приказать без информации? Вот и появилась дурацкая телеграмма № 2665.

Заметим, что еще в конце июня Алексеев, в разгар перепалки после первого выхода Витгефта 10 июня, был вынужден известить Н.И. Скрыдлова о том, что «артурская эскадра в ближайшие дни, по-видимому, не выйдет», а 1 июля телеграфно рекомендовал вывести крейсера к восточным берегам Японии для борьбы с активизировавшимся в этом районе судоходством противника (после цусимских походов Безобразова перевозки грузов через восточное побережье резко возросли ввиду прекращения перевозок через западное побережье). Так возник план Тихоокеанского похода Владивостокских крейсеров.

Как мы знаем, успех этого боевого похода в военном и политическом отношении превзошел все предыдущие успехи.

Но чудес не бывает. Крейсера после трех серьезнейших походов настоятельно требовали ремонта, на который и были поставлены немедленно по возвращении.

Утром 29 июля, после того как миноносец «Решительный» с депешами из Порт-Артура благополучно достиг Чифу, и офицер связи смог воспользоваться услугами местного телеграфа, Алексеев узнал, что контр-адмирал В.К. Витгефт решился-таки на прорыв во Владивосток.

Инструкция командующего флотом вице-адмирала Н.И. Скрыдлова, объясняющая задачи экстренного выхода кораблей, была получена начальником отряда контр-адмиралом К.П. Иессеном в 2 часа ночи 30 июля.

План действий был сформулирован так:

«1). Весьма экстренной и секретной телеграммой № 2665 от 29 июля, отправленной из Мукдена в 8 часов утра (по петербургскому времени), Наместник сообщил мне следующее: «Эскадра вышла в море, сражается с неприятелем. Вышлите крейсеры в Корейский пролив».

2). Неизвестность намерений адмирала Витгефта, то есть прорываться ли во Владивосток или возвратиться после боя в Порт-Артур, а равно и неизвестность времени выхода эскадры из Порт-Артура делают затруднительным определить, может ли вообще и если может, то в какое время произойти встреча вверенного Вам отряда с эскадрой адмирала Витгефта.

3). Цель посылки вверенного Вам отряда состоит в следовании на соединение и на помощь эскадре адмирала Витгефта, по присоединении к которой имеете поступить под его команду.

4). Момент отправления телеграммы 8 часов утра петербургского времени (соответствует 2 часам дня местного владивостокского времени) показывает, что если бы адмирал Витгефт и вышел во Владивосток в момент отправления телеграммы, а не ранее, он пройдет Корейский пролив на север ранее, чем вверенный Вам отряд подойдет к проливу с севера, почему встреча Ваша при таких условиях может произойти только к северу от Корейского пролива.

Более вероятно, что адмирал Витгефт вышел значительно ранее отправления телеграммы, почему, если он направился во Владивосток, то находится в Японском море и на пути к названному порту. Отсутствие адмирала Витгефта на названном пути должно служить указанием, что или адмирал Витгефт вовсе не вышел или направился по неизвестному, необычному пути.

(Адмирал Скрыдлов почему-то вовсе не допускал третьего варианта, действительно имевшего место – Витгефт вышел и направился именно по «известному» пути, но не смог дойти до Корейского пролива, поскольку указанный путь был хорошо известен также и адмиралу Того. – Авт.)

5). Исполняя положенное в основание возложенного на Вас поручения требование идти навстречу адмиралу Витгефту и не имея основания встретиться с ним к югу от Корейского пролива, Вы в случае, если не встретите адмирала Витгефта до параллели Фузана, далее к югу идти не должны.

(А как насчет встречи не с Витгефтом, а с противником, который тоже имеет свое мнение касательно того, что «должен» и «не должен» делать адмирал Иессен? – Авт.)

6). К параллели Фузана следует подойти рано утром и крейсировать на этой параллели на пути судов, идущих на север до 3–4 часов пополудни, после чего полным 15-17-узловым ходом возвращаться во Владивосток.

(Как будто Скрыдлову и вовсе неведомо, что армада Камимуры всю войну караулит Владивостокские крейсера именно в том районе, где он рекомендует крейсировать – Авт.)

7). Если около Фузана усмотрите эскадру адмирала Камимуры, то, не вступая с ней в бой, должны отвлекать ее на север в погоне за собою.

(А если Камимура объявится с севера, что вполне возможно, то куда его завлекать? – Авт.)

8). В случае, если за неприятелем обнаружится преимущество в ходе, предоставляется выбросить за борт часть топлива и пресной воды.

(Это очень похоже на способ снятия с мели броненосца в 13 000 тонн водоизмещения путем перебегания команды с носа на корму и обратно, как рекомендовал делать адмирал Бирилев с севшим на мель броненосцем «Орел». Может быть, адмирал Скрыдлов и был когда-то настоящим моряком, но к моменту вступления в командование тихоокеанской эскадрой он явно превратился в моряка «паркетного» – Авт.)

9). Никакими посторонними задачами, кроме чисто военных, Вы не должны отвлекаться.

(Интересно бы узнать мнение японцев на этот счет – на какие это еще задачи можно «отвлекаться» во время войны и в районе самых активных военных действий – Авт.)

10). Основные взгляды и требования мои известны из моих предшествующих инструкций Вам и адмиралу Безобразову.

(Иессену как раз они известны лучше некуда – Скрыдлов просто сначала отстранил его от командования, а потом послал в тихоокеанский поход, риск которого настолько превышал все допустимые пределы, что Скрыдлов как мог упирался против посылки крейсеров перед Алексеевым, а Безобразов – перед Скрыдловым. А Иессену упираться уже было никак нельзя – вести крейсера, кроме него, было некому. Даже на пике успехов кризис высшего командования просматривался совершенно явственно! – Авт.).

11). В случаях, не предусмотренных этой инструкцией, имеете поступить наилучшим образом на основании Вашей обширной морской практики.

(Пожалуй, этот пункт приказа наиболее понятен и приемлем для адмирала Иессена, как флотоводца настоящего, а не «паркетного» – Авт.)».

Документ приведен полностью не случайно (он обычно пересказывается скороговоркой). Сведения в той части приказа (первые 4 пункта), за содержание которых целиком и полностью отвечает руководство флотом и выше (т. е. Скрыдлов и Алексеев), крайне обтекаемы, не соответствуют сложности и важности боевой задачи. Зато конкретные указания (пункты с 5 по 10) настолько явно показывают «паркетность» адмирала Скрыдлова, что становится страшно за всех исполнителей приказа – отряд просто суют к черту в зубы, да еще и предлагают принять наиболее удобную для пережевывания позу. Только последний, 11-й пункт приказа, в котором Иессену предоставляется относительная свобода действий, и может быть принят к исполнению. Что, кстати, Иессен и сделал.

Раньше Владивостокский отряд занимался самостоятельным крейсерством хотя и в оживленных, но не настолько хорошо защищенных от набегов районах. А направлять корабли в самый опасный участок, заведомо находящийся под контролем превосходящих сил неприятеля, с развитой системой наблюдения и оповещения – это уже не риск, а прямое самоубийство.

По возвращении в базу из июльского похода наши крейсера, как мы знаем, встали на ремонт и приступили к приемке угля.

«Громобой» занялся починкой рулевого привода и находился в суточной готовности к выходу в море. «Рюрик», с разобранными холодильниками, был в 12-часовой готовности. В котельном отделении «России» был неисправен клинкет, и четыре из 32 котлов крейсера были под угрозой выхода из строя.

Получив приказание, экипажи кораблей начали форсированные работы по приготовлению к походу. Ремонт был свернут, и в экстренный поход крейсера вышли, не будучи исправными. Перечисленные неисправности проявились во время боя и стоили жизни сотням наших моряков. Но если бы только это!

В отличие от русских вице-адмирал Камимура узнал о происходящем между порт-артурской эскадрой и силами адмирала Того бое 28 июля в тот же день около 17 часов. Приказав всем кораблям своего 4-го боевого отряда под командой Уриу срочно пополнять запасы угля и приготовиться к выходу, он ожидал, когда ему поставят задачу. На следующий день около 9 часов утра вице-адмирал Камимура принял по радио от командующего Соединенным флотом адмирала Того сообщение о результате боя 28 июля и распоряжение выйти в море. Через 2 часа (!) его 2-й боевой отряд покинул базу Озаки-ван на острове Цусима.

В это время новые радиотелеграммы о том, что русские крейсера «Аскольд», «Диана», «Новик» и несколько порт-артурских миноносцев движутся на юг, в сторону Владивостока, заставили Камимуру несколько скорректировать планы: его отряд взял на себя наблюдение за северной частью Корейского пролива по линии N-S.

Основной целью действий японцев было, естественно, уничтожение обнаруженных русских кораблей.

Преимущества неприятеля не ограничивались только тем, что японский адмирал мог располагать бóльшим числом кораблей. Качественное превосходство четырех броненосных крейсеров тоже играло далеко не последнюю роль. Главные силы – «Идзумо», «Ивате», «Токива», «Адзума» – были не только быстроходнее, лучше бронированы, но и отвечали требованиям к эскадренному бою. У японских кораблей расположение орудий главного калибра было башенным, у наших – палубно-казематным. Следовательно, в бою на параллельных курсах – излюбленной тактике японцев – неприятель заведомо исключал участие в бою 50 % наших орудий. Знал об этом Иессен? Безусловно. Следовательно, в какой-то мере уравнять шансы в дуэли главных калибров можно было только за счет умелых и неожиданных для противника маневров, сбивая противнику пристрелку и меняя свои сектора обстрела.

Дальность стрельбы орудий тоже была не в пользу русской артиллерии. Превосходство это наблюдалось не только у башенных 8-дюймовых орудий, имеющих бόльшие, чем палубные установки, углы возвышения. Такое же различие в характеристиках было и у 6-дюймовых орудий.

«При расстоянии в начале боя более 50 кабельтовых, – пишет в рапорте адмирал Иессен, – у наших 6-дюймовых орудий все время получались недолеты, между тем как японские 6-дюймовые снаряды все время попадали и давали даже перелеты».

Подобно Порт-Артурской эскадре, Владивостокские крейсера не имели оптических прицелов и горизонтально-базисных дальномеров Барра и Струда. Примитивные дальномеры Люжоля не могли дать на больших дистанциях достаточно точного измерения расстояний.

Так что на стороне японцев был и количественный, и качественный подавляющий перевес. Гораздо больший, чем у Того над Витгефтом. Вся надежда могла возлагаться только на умелую тактику, т. е. на «гроссмейстерские качества» адмирала Иессена.

Крейсера «Россия» (флаг контр-адмирала К.П. Иессена), «Громобой» и «Рюрик» снялись с якоря в 5 часов утра 30 июля.

Вскоре после того, как Владивостокский отряд покинул базу, командование флотом узнало о безуспешности прорыва 1-й эскадры и сделало попытку возвратить крейсера. Этот эпизод красочно описал В. Пикуль в своем романе «Крейсера»:

«Скрыдлов бомбой вырвался из кабинета, потрясая очередной телеграммой наместника:

– Все меняется! Витгефт убит, наша эскадра разорена… Крейсера надо вернуть, иначе… Срочно высылайте вдогонку им миноносец! Самый быстрый! Пусть не жалеет угля и машин. Пусть догонит, пусть вернет. Крейсера там уже не нужны!

Номерной миноносец сорвался с рейда и стремглав вырвался в открытое море. Молодой командир в кожаной тужурке пригнулся на мостике, как жокей в седле, крича по трубам в машину:

– Ну, ребята… выжимай! Сколько можете…

Словно острый нож, миноносец вонзился в тяжелые волны – пошел, пошел, пошел распарывать их, резать, кромсать, как плугом. Свистящая пена летела через головы людей, корпус от напряжения сочился «слезой», но об этом никто не думал. Главное – догнать, остановить, вернуть… Больше суток длилась чудовищная гонка, наконец, где-то очень далеко горизонт украсило выхлопами дымовых труб. Но «лошадиные силы» машин иссякли, и командир красными от соли глазами, чуть не плача, смотрел, как растворяются дымы русских крейсеров, уходящих все дальше и дальше – в неизбежное, в роковое…

С большим трудом он вернул миноносец во Владивосток. Его шатало от усталости, рука с трудом вскинулась к фуражке:

– Крейсера ушли… я видел только их дымы!

Скрыдлов, отвратясь от карт, обратился к иконе:

– Господи, простишь ли? Вечная им память…»

Скромные возможности радиотелеграфов системы Дюкретэ, установленных на крейсерах, приводили к тому, что отряд практически сразу после выхода в открытое море терял связь с берегом. Наши корабли могли держать двухстороннюю связь на расстоянии не более 30 миль. На миноносцах же радиотелеграфные аппараты вообще не устанавливались. В будущем, ожидая прихода эскадры Рожественского, Иессен придаст радиосвязи, как и оптическим дальномерам, первостепенное значение. Но сейчас они шли прямо в ловушку Камимуры, надеясь, что встретят Витгефта, хотя ни Витгефта, ни его эскадры уже не было.

В 9 часов 30 минут 30 июля личный состав отряда узнал о цели выхода в море, сохранявшейся до этого в тайне.

«Проложив курс, считавшийся наиболее вероятным для перехода во Владивосток эскадры Витгефта, отряд направился ей навстречу… следуя в течение светлого времени… в строе фронта с промежутками между кораблями в 20 кабельтовых…»

Читая эти сухие строчки, тем не менее словно находишься на палубе одного из наших крейсеров. Молодой мичман Всеволод Егорьев, как и все его товарищи – а всего их было 2347 человек – напряженно вглядывались в морскую дымку, страстно желая увидеть силуэты артурских «утюгов» – пусть не в полном, быть может, составе, но прорвавшихся. На ночь крейсеры перестроились в кильватерную колонну, а с рассветом следующего дня опять пошли строем фронта, увеличив интервалы сначала до 30, а затем до 50 кабельтовых.

Считаясь с возможной встречей тумана, Иессен с «России» по радио дает следующие указания остальным двум крейсерам:

«В случае тумана немедленно вступить в кильватер «России», которая неизменно сохранит свой курс и ход, и показывать свои позывные свистками. В случае разлучения идти до параллели Фузана, затем повернуть обратно во Владивосток, куда идти 15-узловым ходом…»

Вечером того же дня отряд снова перестроился в кильватерную колонну, лег на курс S и уменьшил ход до семи узлов.

Японские силы в это время в Корейском проливе состояли из 2-го боевого отряда – броненосные крейсера «Идзумо» (флаг вице-адмирала Камимуры), «Адзума», «Токива», «Ивате» (флаг младшего флагмана контр-адмирала Мису), авизо «Чихайя»; 4-го боевого отряда – крейсера 2 класса «Нанива» (флаг контр-адмирала Уриу), «Такачихо», «Нийтака», «Цусима»; 7 отрядов миноносцев общей численностью 25 единиц. Итак, Иессена караулила армада из 8 крейсеров, не считая авизо «Чихайя», под командой трех адмиралов, сопровождаемая целой флотилией «морских ос».

Задачи, выполняемые в районе кораблями японского флота: 2-й боевой отряд осуществлял поисковую операцию по обнаружению прорвавшихся порт-артурских кораблей на севере и северо-востоке от о-ва Цусима; 4-й боевой отряд нес сторожевую службу в проливе; крейсеру «Нийтака» Камимурой было приказано находиться у южной оконечности о-ва Цусима. Флагман 4-го отряда крейсер «Нанива» с вечера 31 июля осматривал район моря в северной части пролива. Крейсера «Такачихо» и «Цусима» находились в пределах Восточного прохода Корейского пролива; миноносцы в ночь на 1 августа занимали сторожевые посты в разных точках Корейского пролива. Часть японских миноносцев должна была с рассветом следующего дня присоединиться ко 2-му отряду к северу от острова Цусима; авизо «Чихайя» был в северной части Восточного прохода.

Ранним утром 1 августа 2-й боевой отряд, двигаясь курсом 213° (3/4), обнаружил на южных румбах Владивостокские крейсера. Выслушав доклад, Камимура распорядился не идти некоторое время на сближение, давая нашим крейсерам возможность зайти в ловушку как можно дальше. Крейсера Камимуры увеличили ход, отрезая Иессену возможные пути отхода.

Наши корабли незадолго до обнаружения их японцами в 4 часа 30 минут повернули на курс 270°. Скорость была прежняя – 7 узлов.

Следует отметить благоприятные для японской стороны факторы:

– внезапность встречи;

– расположение отряда Камимуры между Владивостоком и кораблями Иессена, не позволяющее последним уклониться от нежелательного боя и начать отход к своей базе по кратчайшему пути; опознавание японцами русского отряда сразу как противника (других кораблей такого водоизмещения быть в районе просто не могло);

– хорошая летняя погода, начало боя ранним утром (полному завершению боя не могли помешать ни сумерки, ни короткий световой день);

– японцы с самого начала оказались на насолнечной стороне;

– ограниченное для маневра водное пространство: корабли находились между японскими и корейскими берегами (до северной оконечности о-ва Цусима – 36 миль, до корейского порта Фузан – 42 мили);

– подавляющее превосходство в силах;

– близость своих баз, возможность вызвать подкрепление (до миноносцев включительно).

Анализируя эти факторы, впору впасть в прострацию – шансов на спасение практически никаких! Адмирал Скрыдлов уже пропел нашим крейсерам «вечную память», и у него были весьма веские основания не сомневаться в своей правоте.

Но! Вел наши крейсера не «паркетный», а настоящий адмирал, и две с лишним тысячи моряков знали свое дело.

Выслушав доклад каперанга Андреева, опустившего бинокль: «Головной – «Идзумо» (а перед этим в утренней мгле еще некоторое время наши моряки все старались распознать в неясных силуэтах, возникших на северных румбах, родные артурские корабли), Иессен перекрестился и провозгласил: «Аллярм!».

В.Е. Егорьев цитирует рапорт К.П. Иессена: «Первоначально я намеревался, в случае возможности, лечь на NOst и прорваться в Японское море… однако неприятель, заметив мое намерение и имея первое время преимущество в ходе, стал сближаться с нами, почему я курс склонил к осту и продолжал идти на этом румбе…».

Аргументация адмирала между, прочим, нетривиальна, как и поражает сложностью вся схема маневрирования кораблей во время боя.

Никак невозможно идти в сторону появившегося противника – неравенство сил очевидно. На юг двигаться тоже нельзя – там находятся неприятельские базы, и все способное стрелять выйдет навстречу. Естественным выбором, не требующим долгих расчетов, могут стать восточное и юго-восточное направления: там никого нет.

Но есть еще курс и на северо-восток. А маневр контркурсом более предпочтителен, потому что в случае удачи сразу может решить все проблемы – кратчайшая дорога на Владивосток свободна. Не вредно также принять в расчет и то, что японцы не умеют вести бой на контркурсах – если уж учитывать британское влияние на всю их стратегию и тактику.

Но, кроме всего прочего, нельзя забывать, что К.П. Иессен должен был быть очень аккуратным в своих решениях, чтобы его, в случае каких-либо «инициатив» с неудачным исходом, не обвинили в неисполнении инструкции командующего, пункт седьмой которой обязывал не вступать в бой, а увлечь неприятеля на север. «Адмиральский синдром», сковывающий инициативу моряков настоящих и заставляющий их слушаться моряков «паркетных», давил и на него.

Конечно, в Порт-Артуре он проявлялся в куда более жутком виде, но разве от этого легче? Иессену непозволительно было при виде неприятеля «забыть», что наши крейсера вышли в море для встречи порт-артурцев и «расчистки» им дороги. Он-то ведь ничего не знал о судьбе артурской эскадры, а еще и о том, что его уже «отпели».

Успех предпринятого русским адмиралом маневра целиком зависел от скорости мышления его основного «оппонента»: если Камимура затянет оценку ситуации и выработку мер противодействия, то японские крейсера за время поворота наших крейсеров уйдут на запад, освободив Владивостокскому отряду дорогу. Для осмысления новых условий японскому командующему мало заметить начало и сторону поворота, нужно еще и определить, куда хотят уйти русские корабли, чтобы начать что-то предпринимать.

Попытка поворота на NОst не удалась – неприятель оказался на высоте и не задержался с ответом. Поняв, что путь на северо-восток отрезан, контр-адмирал К.П. Иессен должен был избрать новую линию уклонения – курс Ost.

Наш адмирал не бросился сломя голову прочь. Он по порядку «перебирает» варианты: курс – чистый Ost – остается не только предельно близким к норду, но и позволяет уводить неприятеля от Корейского пролива. Немаловажно и то, что японцы находятся в секторах стрельбы всех крейсеров.

Указанными маневрами кораблей К.П. Иессен руководил вполне уверенно, как бы демонстрируя, что ситуация находится под его контролем. Адмирал учитывал также, что «Рюрику» тяжело поспевать за более новыми и быстроходными «Россией» и «Громобоем». Поэтому полный ход отряд развивал постепенно. Через 10 минут после поворота скорость была доведена до 15, а вскоре и до 17,5 узла.

Неизвестно, узнал ли Иессен, что полного хода нет и, возможно, не будет, и устроил ли мгновенный «адмиральский разбор» подчиненным. В рапорте об этом ничего нет, и у Егорьева тоже. То, что крейсер «Россия» имел возможность и без части работающих механизмов (проклятый клинкет!) дать близкую к предельной для отряда скорость (18 узлов, как у «Рюрика»), можно смело утверждать. В «низах» корабля отлично представляли, что вопрос стоит о жизни и смерти, поэтому разумно «нагрузить» действующие котлы и сверх допустимых норм. Даже рискуя, профессионал остается профессионалом.

Японцы, когда сообщают о прорвавшемся через неприятельскую линию «Аскольде», отмечают: хотя на корабле были повреждены дымовые трубы и котел, «крейсер все-таки без труда дал20-узловую скорость и ушел».

Японцы безбожно лукавят: 20-узловая скорость далась «Аскольду» совсем не «без труда», а как раз напротив – героическим трудом механиков и кочегаров. И повреждения труб – это не просто «повреждения», а полное отсутствие одной из них и серьезное повреждение другой. Так что пятитрубный «Аскольд», вступая в бой против «Асамы», «Якумо» и «Сумы», был весьма похож на четырехтрубный «Варяг», а на подходе к Шанхаю он больше смахивал на трехтрубные «Диану» или «Аврору». Как известно, проектная скорость «Аскольда» была 24 узла. Этих самых четырех узлов он и не мог развить. Но он же не удирал, как заяц – он прорывался с боем, оставив весьма заметный след в виде выведенных из строя «Асамы» и «Якумо», полыхающей «Сумы» и двух потопленных миноносцев. Как говорится, если он это наделал с испугу, то все бы так пугались!

События теперь начали быстро наслаиваться друг на друга. Прежде всего, стали давать о себе знать результаты стрельбы японцев. В 5 час. 23 мин. в кормовую трубу «России» попал и разорвался 8-дюймовый снаряд. Тяга машин упала, скорость корабля резко уменьшилась. Два других крейсера нашего отряда вынуждены были, чтобы избежать столкновения, выйти из строя: «Громобой» положил руль влево, «Рюрик» – вправо. «Громобой» вскоре сумел занять свое место.

Как назло, прямо по курсу появился еще один японский крейсер. Им был идущий контркурсом «Нанива» с контр-адмиралом Уриу на борту. Пока единственным ориентиром для Уриу были дымы из труб сражающихся кораблей. С уменьшением дистанции на «Наниве» опознали левую (относительно себя) группу как русский отряд и повернули вправо, чтобы соединиться со своим 2-м отрядом.

План действий начальнику Владивостокского отряда пришлось срочно «в виду неприятеля» пересматривать. В 5 часов 36 минут наши крейсера отвернули на 20° вправо, почти исчерпав тем самым «запас» возможных курсов. Выбор нового направления в 110° Иессен позже объяснил необходимостью отогнать «Наниву» левой носовой 203-мм пушкой флагманского крейсера, а для этого надо было ввести японский крейсер в угол ее обстрела.

У начальника отряда не было ни желания зависеть от намерений новой цели, ни времени для долгого наблюдения за ней, чтобы определять, в каком точно секторе стрельбы окажется «Нанива» по завершении уклонения. Головной корабль Камимуры «Идзумо» к моменту обнаружения русскими крейсера «Нанива» находился на левом траверзе «России». После поворота он остался под огнем левого кормового 8-дюймового орудия, сектор стрельбы которого «увеличен» поворотом на те же 20°. Вроде бы возможность накрыть «Наниву» – более, чем благоприятная.

Но у нашего адмирала есть более важные проблемы: вместо отрыва от японских кораблей реально вырисовывается бой с превосходящим противником, «Рюрик» идет вне строя, неприятеля ему закрывает «Громобой», нужной скорости у «России» пока нет, и стремящиеся выйти в голову русской колонны корабли Камимуры проходят уже по левому борту. Доклады с боевых постов неутешительные, потому что к этому времени левый борт русских крейсеров уже изрядно пострадал; некоторые орудия этого борта сами вышли из строя вследствие поломок механизмов вертикальной наводки. В 5 час. 38 мин. на «России» принят семафор с «Громобоя»: «Командир ранен».

А бой продолжался всего-то чуть больше получаса!

То есть обстановка настолько обострена, что специально «заниматься» крейсером «Нанива» не нужно. Тем не менее своевременность и «артиллерийская» правильность решения, принятого Иессеном, сразу дали о себе знать: было замечено попадание в крейсер «Нанива». Поворот вправо на 20° сразу поставил «Наниву» в критическое положение!