Текст книги "Проклятие Гавайев"

Почему вместо этого нам бы не поехать ко мне, в Аспен, и не послушать хорошую музыку?

Или в Голливуд? Правда, нужно будет привыкнуть к тамошним подонкам… А может, вернуться в Вашингтон, к последнему акту «Бонзо пора спать»?

Почему мы приехали сюда, на острова, когда-то называвшиеся Сандвичевыми, и присутствуем на полубезумном шоу, где восемь тысяч человек истязают себя на улицах Гонолулу, называя эту пытку спортом?

Очевидно, причина есть. Или по крайней мере была, когда мы согласились сделать это.

Это фата-моргана.

Да, именно это было причиной – некая дикая элегантная галлюцинация, которую мы увидели в небесах. Мы с Ральфом оба ушли из журналистики – когда из года в год работаешь все больше и больше, а денег получаешь все меньше и меньше, невольно становишься более разборчивым. Если ты понял, что можешь сделать гораздо больше денег, просто отвечая раз в неделю на телефонные звонки, тебе трудно вновь согласиться влезть в долг к компаниям «Америкэн экспресс» и «Мастер кард» за возможность почти без всякой оплаты посмотреть на то, что происходит в мире, и при этом почти без остановки, в течение тридцати, шестидесяти, даже восьмидесяти часов подряд с редким перерывом на трехчасовой сон смешивать коктейль из всякой чепухи для публичной прессы.

Журналистика – это билет по ту сторону телеэкрана, это возможность быть лично вовлеченным в события, о которых обычные люди узнают по телеящику. Но этот билет себя не окупает; а у того, кто не может покрыть свои расходы, нынче, в восьмидесятые, будут серьезные проблемы. Мы живем в мрачное десятилетие ожесточенной борьбы за выживание в условиях финансового кризиса – не самое счастливое время для человека свободной профессии.

Именно так! Пришло время писать книги или на худой конец киносценарии – если вы можете сохранить невозмутимый вид. Потому что здесь еще водятся баксы. В журналистике их нет.

Но в журналистике есть событие, а событие – это крючок, на который так легко попасться! Как хорошо знать, что ты можешь поднять телефонную трубку и в течение двадцати четырех часов оказаться где угодно в мире, в любом интересном для тебя месте, тем более – за чужой счет.

Именно этого тебе и не хватает: не денег, но – события. И именно поэтому я в конце концов вытащил Ральфа из его замка в Кенте и отправил в путешествие на Гавайи с целью взглянуть на этот странный новый феномен, именуемый «бег». Особой причины для этого не было; я просто понял – пора назад, в большой мир. Пора разозлиться и настроить инструменты. Пора на Гавайи!

Тем более что близилось Рождество…

Почему они нам лгут?

Мы покинули Гонолулу на следующий день, едва опередив шторм, который закрыл аэропорт и из-за которого организаторам пришлось отложить чемпионат по серфингу на северном побережье.

Ральф готов был сойти с ума из-за боли в спине и погоды, но Уилбер уверил нас, что в Коне нас ждет покой и море солнца.

Дома для нас были приготовлены. Мистер Хим, агент риелторской конторы, будет встречать нас в аэропорту. Через несколько дней нас навестит дядюшка Джон с семейством. А пока мы будем загорать и нырять прямо перед домом, где море спокойное, как озеро.

Вот и славно. Я был определенно готов к этому, и даже Ральф был воодушевлен. Постоянные дожди в Гонолулу подкосили его дух, да и рана на спине никак не заживала.

– Ты выглядишь совсем больным, – сказал я ему, когда он тащился в аэропорт с огромной ай-би-эмовской пишущей машинкой, которую он стащил в отеле.

– А я и так совсем больной! – проорал он. – У меня все тело гниет. Слава Богу, что мы едем в Кону. Я должен отдохнуть. Я просто обязан увидеть солнце.

– Не волнуйся, Ральф, – сказал я. – Уилбер обо всем позаботился.

Я свято верил в это. У Уилбера не было никаких причин врать нам. Или по крайней мере тогда я не видел никаких причин.

Казалось… что корабли, повинуясь некоему странному стечению обстоятельств, прибыли сюда в некий кульминационный момент жизни местного сообщества, в ту точку, которая должна была определить его дальнейшую судьбу. Моряки помнили то возбуждение, что овладевало полинезийцами, но там было все по-другому. В этом же заливе, казалось, все население было на грани массового помешательства.

Каноэ направили лодку Кука к деревне Кеалакекуа, что стояла на восточном мысе залива. Как только Кук, Кинг и Бэйли оказались на берегу, их поразила тишина, которая столь резко контрастировала с бедламом, царившим подле кораблей. Они также осознавали, что воцарившаяся атмосфера была совершенно иной, чем на предыдущих церемониях: перед ними благоговели, но их же и держали под контролем. Они были наполовину богами, наполовину пленниками. Высадившись на вулканическую скалу, Канина твердо взял Кука за руку и повел его прочь так, словно последний был пленником. Один из местных шел перед ними, распевая заунывную песню, повторяя ее вновь и вновь. В песне чаще всего звучало слово «лоно», и когда аборигены, вышедшие приветствовать их, слышали это слово, они падали ниц.

Процессия проследовала вдоль длинной стены, состоящей из кусков застывшей лавы, через всю деревню по направлению к morai, которая здесь называется heiau. Это черная прямоугольная глыба размерами примерно двадцать на сорок ярдов, стоящая среди раскачивающихся кокосовых деревьев и окруженная ветхим забором, увенчанным человеческими черепами числом до двадцати. Грубо вырезанные гротескные деревянные маски с усмешкой смотрели вниз на черепа со своих столбов, усиливая пугающий эффект этого святого места, которое включало в себя, кроме того, тщательно обработанный, но от этого не менее страшный эшафот, где полукругом расположились еще двенадцать изображений, а также стоял алтарь, на котором возлежали жертвоприношения – множество фруктов и огромная полуразложившаяся свинья.

И вот появились четверо аборигенов; одетые в ритуальные наряды, они держали в руках жезлы, украшенные собачьей шерстью, и скандировали слово «лоно»[1]1
  Или «ороно», как фактически определяет Хау. «Ороно» повсеместно было заменено на «лоно».


[Закрыть].

Ричард Хау «Последнее путешествие капитана Кука»

Но он наврал. Почти все, что он наговорил, оказалось ложью. Наша жизнь должна была превратиться в ад, наше Рождество – в кошмар. Страх и одиночество станут править нашими жизнями, и мы потеряем власть над ними. С каждым днем мы будем становиться все более и более слабыми и больными. И не ждут нас ни облегчение, ни радость, ни счастье – только смятение, отчаяние и полное безумие.

Мистер Хим, риелтор, ожидал нас, когда мы прибыли в Кайлуу, аэропорт Коны, поросший пальмами оазис на кромке моря, примерно в десяти милях от города. Солнце уже опустилось к горизонту, и на взлетно-посадочной полосе блестели лужи, но мистер Хим уверил нас, что погода стоит отличная.

– Иногда после полудня может пройти дождик, – сказал он. – Но вы наверняка найдете его освежающим.

В машине мистера Хима не было достаточно места для нашего багажа, поэтому я отправился в город с местным рыбаком, которого звали Капитаном Стивом и который сказал, что живет на берегу недалеко от взятого нами в аренду поместья. Погрузив багаж в его пикап, я отправил своих спутников с мистером Химом.

Ральф разнервничался по поводу того, что мне придется ехать одному с незнакомцем.

– Я его по глазам вычислил, – сказал он. – Он наркоман, и он не случайно сидел тут, как тролль, когда мы вышли из самолета.

– Не говори глупостей, – сказал я. – Он ждал свою подругу. Здесь народ дружелюбный, Ральф. Это тебе не Гонолулу.

– О Боже! – простонал Ральф. – Ты опять врешь. Они здесь повсюду, эти наркоманы, и ты – один из них.

– Вот именно, – усмехнулся я. – И этот мистер Хим – тоже. Ты не заметил, как он всучил мне пакетик, как только мы сошли с самолета?

Ральф уставился на меня, потом быстро оттащил в сторону дочь.

– Это ужасно, – пробормотал он. – Они хуже извращенцев.

Шоссе, ведущее из аэропорта в город, было самой убогой дорогой в моей жизни. Вокруг шоссе – только черный камень, настоящая лунная пустыня, над которой низко тянулись зловещие облака. Капитан Стив сказал, что мы пересекаем старый поток застывшей лавы, излившейся когда-то из вулкана Мауна Кеа, чей четырнадцатитысячефутовый горб, закрытый туманом, высился слева от дороги. Далеко справа хилый ряд кокосовых пальм тянулся по новой западной границе Соединенных Штатов, представлявшей собой одинокую стену зазубренных базальтовых скал, смотрящих в сторону покрытого барашками Тихого океана. До Сан-Франциско было две с половиной тысячи миль, до Китая – вполовину меньше, но первая вещь, которую я увидел на окраине города, была автозаправочная станция «Тексако», а чуть дальше – вездесущий «Макдональдс».

Мой рассказ о поместье, в котором мы собирались жить, вызвал у Капитана Стива явное беспокойство. Когда я описал ему череду элегантных пляжных домиков в японском стиле, глядящих фасадами на черного мрамора бассейн и зеленый газон, выбегающий прямо к водам спокойного залива, он грустно мотнул головой и поспешил сменить тему.

– Мы с вами поедем на моем катере на серьезную охоту за марлином, – сказал он.

– Никогда в своей жизни не мог поймать крупную рыбу, – сказал я. – Не тот темперамент.

– В Коне поймаете, – уверил он меня в тот момент, когда мы свернули в сторону даунтауна, именуемого Кайлуа. Это был оживленный коммерческий район, протянувшийся вдоль берега залива, и полуодетые люди, как крабы, сновали здесь вдоль и поперек уличного движения.

Мы замедлили ход и почти ползли, пытаясь избежать столкновения с пешеходами, но, когда мы проезжали местную гостиницу, пузатый седой мужик с бутылкой пива в каждой руке выбежал откуда-то сбоку с воплями «Ты грязная сука! Я тебе башку оторву!» и вломился в нашу машину на полной скорости с моей стороны. Удар пришелся по моей руке, которую я не успел убрать, и мужик впечатал ее в дверь машины. Он упал на дорогу, и я хотел было выйти, чтобы хорошенько ему наподдать, но рука моя онемела. Ни поднять ее, ни пошевелить пальцами я был не в состоянии.

Я все еще не оправился от шока, когда мы остановились на красный свет и в тени бананового дерева на тротуаре я увидел стайку кричаще одетых проституток. Тут же в моем окне появилась физиономия женщины, которая орала Капитану Стиву что-то невнятное. Она попыталась протиснуться внутрь и ухватиться за него, я же не мог даже пошевелить рукой, чтобы закрыть окно. Она снова потянулась рукой к моему спутнику, и тогда я схватил ее ладонь и воткнул в нее горящую сигарету. Тут свет сменился на зеленый, Капитан Стив дал газ, и мы оставили визжащую проститутку посередине перекрестка.

– Отличная работа, – сказал Капитан. – Этот парень раньше работал на меня. Между прочим, первоклассный механик.

– Как это? – изумился я. – Эта проститутка – механик?

– Да он не проститутка, – невозмутимо ответил Капитан Стив. – Его зовут Хило Боб, он трансвестит. Болтается на углу каждый вечер вместе с этими уродами. Они все тут трансвеститы.

Интересно, а Ральфа с его семейством мистер Хим тоже познакомил с местной экзотикой? Я мысленно представил, как мой друг отчаянно борется с бандой трансвеститов в сутолоке уличного движения, совершенно не понимая, что происходит. А на него нападают, тычут ему в лицо пакетики с наркотой и требуют американских денег дикие проститутки с грубо раскрашенными физиономиями.

А между тем нам тут торчать целый месяц, причем пятьсот долларов, половину арендной платы, мы заплатили мистеру Химу вперед.

– Тут все очень плохо, – заметил Капитан Стив, когда мы, набрав скорость, наконец выехали из города. – Эти уроды оккупировали пересечение главных улиц, и полиция ничего не может сделать.

Он резко крутнул руль вправо, чтобы избежать столкновения с похожим на грушу бегуном, трусившим по обочине.

– Хило Боб сходит с ума, как только видит мою машину, – объяснил Капитан Стив. – Я уволил его после того, как он сделал операцию по смене пола, а он нанял юриста и подал на меня в суд. Требует компенсации морального ущерба. Полмиллиона долларов, между прочим…

– О Боже! – проговорил я, потирая ушибленную руку. – Банда злобных гомиков блокирует движение на главной улице.

– Ну! – согласился Капитан. – Нет, расставаться с Бобом я не хотел, но клиенты стали нервничать. Приду с утра на катер с жуткого похмелья, а Боб спит на холодильнике; волосы выкрашены в оранжевое, и вся физиономия в губной помаде. После операции он вообще стал странным и стервозным, да еще пристрастился к выпивке. Я уже не знал, чего от него ожидать. Однажды утром он пришел на катер с голой задницей – вырезал сзади на джинсах дыру и ходит. Я и не заметил, пока мы не вышли в море и он не встал у руля. А у меня на борту семья японцев. Так те с ума сошли. Их папаша – какой-то известный рыболов, ему уже было около девяноста лет, и они его привезли в Кону, чтобы он поймал последнего в своей жизни марлина. Я был на мостике, сонный и больной после вчерашнего, и тут слышу из каюты жуткий крик. Боб орал, как будто его убивали. Я рванул вниз по лестнице – в руке заряженная пушка сорок пятого калибра – и тут же получил прямо по физиономии от старой японки четырех футов ростом. Вломила мне древком гарпуна, да так, что я вырубился. Когда пришел в себя, катер ходил кругами, Боб трепыхался за бортом, опутанный шлюпочными линями. В спине у него торчали два крючка, вода вокруг была красная от крови, но эти япошки не позволяли мне остановить катер и вытащить Боба. Старик вообще орал, чтобы я пристрелил своего механика прямо в воде. Пришлось дать им пятьсот долларов наличными, и только тогда они разрешили мне поднять Боба на борт, а по пути в порт еще и пырнули его в бок три или четыре раза тем самым гарпунным древком.

Капитан Стив горько рассмеялся и продолжил: – Самое ужасное приключение, которое у меня было в море. Потом эти японцы настучали на меня береговой охране и я едва не потерял капитанскую лицензию. История попала на первую полосу местной газеты. Япошки обвинили меня в сексуальных домогательствах, и мне пришлось защищать себя на публичных слушаниях. – Он опять рассмеялся. – Как можно объяснить такое, а? – спросил он. – Первый помощник, расхаживающий по палубе с голой задницей, торчащей из разрезанных порток!

Я промолчал. История не прибавила мне бодрости. Что это за местечко, куда мы направляемся? Интересно, не правда ли? А вдруг Ральфу придет в голову отправиться порыбачить? Капитан Стив, похоже, в норме, но истории, которые он рассказывает, жутковаты. Они совсем не похожи на то, как большинство людей представляют современную океанскую рыбалку. Многие его клиенты на ленч едят только кокаин, другие, плотно подсев на пиво, норовят влезть в драку, особенно если рыба не клюет. Если до полудня не начнется клев, капитану на собственном катере становится неуютно. Клиент за свои пятьсот долларов в день хочет большую рыбу, а если за день не было ни одного выхода марлина к наживке, то на долгом вечернем пути в гавань капитан может стать жертвой бунта на корабле.

– Никогда не знаешь, чем все закончится, – пожаловался он. – Меня и на крючок остроги хотели поддеть, причем без всякого предупреждения. Поэтому я и ношу с собой свой сорок пятый калибр. Никакого смысла звать полицию, если ты от берега за двадцать пять миль. Не помогут.

Он посмотрел в сторону прибоя, бившего в камни в сотне ярдов справа от нас. Океан был там, но солнце уже село, и я не видел ничего, кроме мрака. Ближайшей землей в этом направлении был Таити, за две тысячи шестьсот миль от нас к югу.

Пошел дождь, и Капитан Стив включил дворники. Мы медленно двигались по шоссе, едва не касаясь бамперами других машин, шедших спереди и сзади. По обеим сторонам дороги тянулись незавершенные многоквартирные дома, новые кондоминиумы и только-только начатые постройки, площадки которых были загромождены бульдозерами и кранами. Длинноволосые бандиты с досками для серфинга в руках группами и поодиночке шли по обеим обочинам шоссе, не обращая никакого внимания на машины. Капитан начал злиться, но в конце концов сказал, что мы почти приехали.

– Отсюда не видно, но это где-то здесь, – пробормотал он, замедляя ход и изучая номера на вытянувшихся в ряд почтовых ящиках.

– Но это невозможно! – только и смог я сказать. – Мне говорили, что это будет в самом конце узкой загородной дороги.

Капитан рассмеялся и, неожиданно надавив на тормоза, свернул вправо через узкий проход в кустарнике, тянувшемся вдоль дороги.

– Приехали! – сообщил он, вновь ударив по тормозам и едва не наехав на задок машины мистера Хима. Та, со всеми дверями нараспашку, была припаркована в центре скопища дешевых деревянных хижин всего в пятнадцати футах от шоссе. Никого не было видно, а дождь между тем становился все сильнее. Мы быстро перенесли наш багаж из машины в ближайшую из хижин, совсем маленький пустой домик, где из мебели были только две убогие койки и кушетка от Армии спасения. Скользящие стеклянные двери действительно выходили на океан, здесь вранья не было, но мы побоялись открыть их – из-за грохота прибоя. Огромные волны разбивались о черные камни прямо напротив нашего порога, белая пена ударяла в стекло дверей, а вода заливала гостиную, где стены от обилия тараканов казались живыми.

Шторм продолжался всю неделю. По утрам всходило тусклое солнце, после полудня лил дождь, ночью не умолкал грохочущий прибой. Мы даже не могли купаться в бассейне, не говоря уже о дайвинге в океане. С каждым днем Капитан Стив злился все больше и больше по поводу того, что мы не можем войти в воду, не можем даже близко к ней подойти. Мы перезванивались каждый день, сверяя прогноз погоды и выражая надежду на скорое прояснение.

Проблема, как он объяснил, состояла в том, что где-то в открытом океане бушевал ураган – может, на Гуаме, а может, и южнее, вокруг Таити. Так или иначе, но нечто, что мы не могли контролировать, посылало из совсем отдаленного места огромные волны. Гавайи находятся так далеко от всего, в самом центре огромной водной пустыни, что даже маленький шквал в Малаккском проливе, отстоящем от нас на три тысячи миль, может выгнать из шестидюймовой ряби шестнадцатифутовую волну – в тот момент, когда она подойдет к Коне. И в мире не найдется другого места, которое бы так отдувалось за погоду, предназначенную чужакам.

Побережье Кона находится на подветренной стороне Большого Острова; от доминирующих в этой части Тихого океана северо-восточных ветров оно защищено двумя вулканами высотой в четырнадцать тысяч футов. Все восточное побережье острова представляет собой неприветливую пустыню, поросшую папоротником, усыпанную черной галькой и продуваемую теми же арктическими ветрами, которые делают северное побережье Оаху настоящим раем для серфингистов.

Но та самая волна, которая подхватывает доску серфера, может подхватить и лодку. Тогда она закружит ее и на огромной скорости понесет на каменистый берег. Никто, кому довелось попасть в такую переделку, не захочет повторить этот опыт снова.

– Нет способа, которым можно преодолеть волну, – сказал мне Капитан Стив. – Будешь держать нос поперек волны, тебя подбросит и разобьет о камни, как яйцо, а попытаешься отвернуть, начнет крутить. В любом случае ты обречен.

Однажды это произошло с его приятелем.

– Как-то днем возвращался он с моря с группой туристов, – рассказывал Капитан. – Настроение у всех было хуже некуда, поскольку никто ничего не поймал, и потому мой друг присматривал за туристами и одновременно говорил по радио с женой. А про волны начисто забыл. И тут неожиданно он увидел, что катер летит на гребне высотой в десять футов, да так быстро, что единственное, что ему оставалось, это прыгнуть в воду. А катер несло дальше, и он сказал, что эти несчастные ублюдки дико вопили, пока их не швырнуло на скалы.

Капитан удрученно улыбнулся.

– Один парень был в каюте, когда катер перевернулся. Менял штаны. Так он два часа просидел в перевернутом катере, пока мы его не вытащили. Слава Богу, там образовался воздушный мешок. Нам нужно было заплыть снизу с баллонами, ухватить его за ноги и протащить вниз целых восемнадцать футов, пока мы смогли поднять его наверх.

Он покачал головой, уже не улыбаясь.

– Да, – протянул он. – Очень надеюсь, что больше такого никогда не увижу. Он был весь голый, да еще впал в истерику, когда мы вытащили его на причал. Сцена – хуже некуда. Толпа над ним ржет, а это его еще больше бесит. У парня, который помогал ему выбраться из шлюпки, до сих пор вся рука в следах от его зубов. А потом он заперся в машине, и нам пришлось разбить стекло, чтобы достать его оттуда. Катер был раскурочен полностью, – добавил Капитан Стив. – А стоил он тысяч пятьдесят – шестьдесят долларов. То, что от него осталось, затонуло и заблокировало вход в гавань на пять дней.

Всю свою жизнь мы слышим сказки о «ласковом, не знающем ураганов Тихом океане», о «спокойном и приносящем одно только удовольствие путешествии на Сандвичевы острова», о «ровно дующих пассатах», которые никогда не изменяют ни силы своей, ни направления; и все мы провели дни своего детства над рассказами об этой восторженной старой заднице, капитане Васко де Бальбоа, который с вершины высокой скалы глянул на широкий океан, такой же спокойный и мирный, каким бывает лесное озеро, и тут же впал в экстаз, как это принято у испанцев, испытывающих восторг от всякого пустяка, и заорал на своем совершенно иностранном языке, и замахал флагом своей страны, и назвал открытый им океан «Тихим», таким образом, откровенно соврав, и на этом вранье будут спотыкаться, поколение за поколением, студенты всего мира – пока не высохнет и не исчезнет с лица земли этот океан. Если бы я с моим теперешним опытом был бы там тогда, когда Бальбоа своим орлиным взором пялился на Тихий океан, я сказал бы этому парню: «Слушай, если тебе кажется, что ты выглядишь как орел, резвясь на этом выдающемся камне, то лучше бы тебе сворачивать свои манатки и валить назад, в лес, потому что ты сильно поторопился с выводами и назвал этого спящего парнишку девичьим именем, не позаботившись сначала выяснить пол ребенка».

Если исходить из всего, что мне удалось накопать, можно утверждать с полной уверенностью: если бы этот иностранец назвал Тихий океан «Тихим четыре месяца в году», он был бы гораздо ближе к истине. Я располагаю совершенно достоверной информацией, что отличной погодой, наличием спокойного моря и постоянных умеренных ветров отличаются только летние месяцы, к которым можно прибавить с месяц и несколько дней конца весны да самое начало осени. Что до оставшихся семи-восьми месяцев в году, то вы можете достаточно уверенно рассчитывать на встречный ветер, на резкий ветер, на ветер с кормы, на ветер, который дует на несколько румбов правее курса, на ветер, дующий вертикально снизу, ветер, задувающий сверху так сильно, что рвутся в лоскуты все ваши кливера, фор-стень-стаксели, да и галф-топсели в придачу. А волны накатывают и бросаются на вас, и бьют сплеча, и вздымаются горами и холмами, и швыряют вас вверх, а потом вниз, а потом вперед, а затем назад, и шквалы один за другим обрушиваются на ваше суденышко. Ну а когда шквал стихнет, готовьтесь: старый добрый северо-западный ветер ударит вам в борт и понесет по водяным холмам; потом он вдруг стихнет и тут же вернется с удвоенной силой, и не даст вам покоя ни на минуту.

Одним словом, Тихий океан суров в течение семи-восьми месяцев в году; именно суров и жесток, а не просто неспокоен – поймите меня правильно.

Поэтому если бы этот Бальбоа-констриктор назвал открытый им океан не Тихим, а, скажем, Диким или Неукротимым, то это название было бы гораздо более убедительным – на целых два или три месяца в году.

Марк Твен «Письма с Гавайев»

Волны, подобные этим, редки на побережье Коны, где воды гораздо спокойнее, чем в других местах. За исключением, может быть, тех дней, когда, как тут говорят, погода «встает на уши» и ветер дует с запада.

Марк Твен не солгал – по крайней мере в своем описании Тихого океана зимой. Побережье Коны в декабре – ближайшая точка от земного ада. Причем тот полоумный, который возжелает добраться сюда именно в декабре, должен помнить – это все-таки подветренная, то есть спокойная сторона Большого Острова.

Только Богу известно, что происходит в это время на наветренной стороне острова, за Хило… Местные называют тот берег «мокрым берегом», и даже агенты по недвижимости станут предупреждать вас, чтобы вы и носа туда не показывали ни под каким видом.

Но эти же агенты не станут предостерегать вас от посещения Коны… поэтому я возьму на себя эту задачу, и я буду это делать все время, пока трава на Земле будет оставаться зеленой, а реки будут течь в моря. На несколько часов в самый жаркий день июля можно посетить побережье Коны на Гавайях; но зимой даже рыба не подойдет к этим берегам, и как вы ни будете уворачиваться от волны, она непременно вас убьет. И если кто-нибудь осмелится сказать что-либо поперек моему мнению, тому стамеской надо раздолбить все зубы в пасти.

ХСТ: По радио я слышал штормовое предупреждение, поэтому и звоню. Мы здесь в гостях, туристы, в общем.

Полицейский: Понял. Где вы находитесь?

ХСТ: Позади Волшебных Песков.

Полицейский: Прямо на пляже?

ХСТ: Прямее некуда.

Полицейский: Понял. Мы ожидаем высокую волну сегодня около четырех часов утра.

ХСТ: Чем это мне грозит? У нас здесь и без того была высокая волна.

Полицейский: Ясно. Сегодня к четырем утра максимальная волна будет, вероятно, до семнадцати футов.

ХСТ: Семнадцать? Это параметры позади гребня? Да это… это весьма высокий уровень, не так ли?

Полицейский: Так. К северу от островов идет сильный шторм. Тем не менее пока это все только в плане рекомендаций. Но если у вас возле дома имеется незакрепленное имущество, лучше закрепить.

ХСТ: А волны не станут швырять камни мне в спальню?

Полицейский: Надеемся, все будет не так плохо. Но конечно, если положение ухудшится, служба спасения примется за дело.

ХСТ: А вы не подумали, что в четыре утра большинство из нас будет, надеюсь, спать? Как мы узнаем, что все стало так серьезно?

Полицейский: Ну, не исключено, что в этом случае мы задействуем полицейские машины или пожарных с громкоговорителями. Они пойдут по Эйли-драйв и объявят эвакуацию. Но пока все это только на уровне рекомендаций.

ХСТ: У нас теперь тот же самый шторм, что и на севере?

Полицейский: В четыре часа утра будет еще и высшая точка прилива.

ХСТ: Высшая?

Полицейский: Ну да. Хотя сейчас все достаточно спокойно.

ХСТ: Согласен. Я сейчас только из даунтауна. Там все тихо.

Полицейский: Волны в заливе Кайлуа сейчас до пяти футов, в заливе Кахео волны вообще нет.

ХСТ: А какого размера была волна две недели назад? Тут тогда было совсем невесело. Волна доходила до нашего крыльца.

Полицейский: Точно не знаю. Очевидно, в те дни я не работал, поэтому и не помню.

ХСТ: Тогда тревоги не было. Наверное, волна была не такой высокой. Может, восемь или десять футов. Я просто пытаюсь сравнить. Но вы же будете следить за этим, не так ли?

Полицейский: Конечно. Как я уже сказал, сейчас все на уровне рекомендаций. То есть если у вас имеется незакрепленное имущество на заднем крыльце или еще где, обеспечьте его безопасность.

ХСТ (смеется): Безопасность?

Полицейский: И они примут меры, чтобы народ не толокся на берегу.

ХСТ: Меры? Какие меры? Телефонные звонки? Сирены? А как я узнаю? Я же сказал, что наверняка буду спать.

Полицейский: Я ведь уже сказал – они будут использовать громкоговорители на полицейских и пожарных машинах; потом, у них есть сирены службы спасения – (пауза) – они вас разбудят, я гарантирую.

ХСТ: Слушайте, а цунами нас не выбросит из наших постелей?

Полицейский: О каком цунами вы говорите? Даже не волнуйтесь об этом.

ХСТ: Ладно, спасибо!

Полицейский: Всегда рад помочь!