Текст книги "Географическая ось истории"
Автор книги: Хэлфорд Маккиндер
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Мышление организатора преимущественно стратегическое, тогда как мышление истинного демократа – этическое. Организатор думает, как использовать людей, а демократ думает о правах людей, причем эти права нередко становятся препятствиями для организатора. Несомненно, организатор должен быть повелителем, ведь, учитывая своенравную людскую природу и укорененность привычек, в противном случае он не добьется существенных успехов. Но вследствие практической направленности ума верховный повелитель из него никудышный.
Немезида демократического идеализма, разорвавшего оковы реальности, служит высшим идеалом организатора и является залогом механической эффективности. Организатор начинает достаточно невинно; его исполнительный ум восстает против беспорядка, прежде всего, против недисциплинированности вокруг. Нет сомнений, что именно военная сила спасла революционную Францию. Но такова движущая сила непрерывного развития, что она сметает даже собственных творцов. Чтобы повысить качество живой силы, такой творец вынужден в конце концов стремиться к тому, чтобы контролировать всю деятельность – работать, думать и сражаться. При этом он взял на себя верховное командование, и неэффективность для него мучительна. Потому-то Наполеон дополнил Великую армию и гражданский кодекс конкордатом с папой римским, благодаря чему первосвященник становился слугой светской власти. Он мог бы наслаждаться прочным миром после Амьенского договора[88]88
Амьенский мир, подписанный в 1802 г., завершил войну между Францией и Великобританией; по условиям мирного договора Великобритания отказывалась от всех своих завоеваний и обязывалась возвратить все захваченные ею колонии за исключением острова Тринидад и голландских владений на острове Цейлон, а французским войскам надлежало покинуть Неаполь, Рим и остров Эльба.
[Закрыть], но ему требовалось продолжать подготовку к войне. В итоге он двинулся на Москву, а всякий великий коммерсант на его месте, переоценив себя, закончил бы банкротством.
Бисмарк – это Наполеон пруссаков, их железный канцлер; кое в чем он отличался от своего французского образца, и на этих отличиях для нашего изложения следует остановиться подробнее. Финал его жизни был иным, нежели у Наполеона. Не было ни изгнания на Эльбу после Москвы, ни ссылки на остров Святой Елены после Ватерлоо. Да, после тридцати лет у руля старого кормчего в 1890 году сверг новый капитан[89]89
За этим поэтическим образом скрывается кайзер Германской империи Вильгельм II Гогенцоллерн, вступивший на престол в 1888 г. и добившийся отставки Бисмарка два года спустя.
[Закрыть], склонный к пиратству, но это объяснялось предосторожностью, а не чрезмерными амбициями. Оба, Наполеон и Бисмарк, обладали сугубо практическим умом, но в Бисмарке все же имелось нечто большее. Это не просто великий деловой человек, каким предстает Наполеон в описании Эмерсона[90]90
Имеется в виду очерк «Наполеон. Человек мира» из сборника «Избранники человечества» (1850) американского философа Р. У. Эмерсона. В этом сборнике рядом с Наполеоном стоят такие фигуры, как Платон, Э. Сведенборг, М. де Монтень, У. Шекспир и И. В. Гете.
[Закрыть]. Ни один государственный деятель, желавший приспособить войну к политике, не судил более здраво, чем Бисмарк. Он провел три коротких победоносных кампании и заключил три мирных договора, каждый из которых принес Пруссии полезные преимущества. Но насколько различались между собой эти договоры! После войны 1864 года против Дании Бисмарк присоединил Шлезвиг-Гольштейн, нацелившись, без сомнения, на Кильский канал. После войны 1866 года против Австрии он отказался забрать Богемию и тем самым настолько оскорбил своего короля, что полное примирение между ними состоялось лишь после победы 1870 года. Не приходится сомневаться в том, что за этим отказом Бисмарка скрывалось прозорливое желание увидеть Австрию союзницей Пруссии. В 1871 году, после Седана и осады Парижа, Бисмарк уступил давлению военной партии и захватил Лотарингию и Эльзас.
Великий канцлер обладал качеством, которого обычно лишены пруссаки: он умел понимать образ мышления других народов. Он предпочитал действовать психологическими методами. Объединив Германию под главенством Пруссии, он больше не развязывал войн. Но он свершил великие дела – на время сделался даже правителем Европы – и пришел к этому не просто на волне военных успехов. На Берлинском конгрессе 1878 года он добился передачи Австрии Боснии и Герцеговины и тем самым усугубил соперничество Австрии и России на Балканском полуострове. На том же Берлинском конгрессе он в частном порядке подстрекал Францию к оккупации Туниса, а когда Франция в конце концов так и поступила, Италия, как и предвидел Бисмарк, немедленно возмутилась. Союз с Австрией заключили в 1879 году, а Тройственный союз Германии, Австрии и Италии сформировался в 1881 году. Со стороны казалось, что его овчарки носятся вокруг стада, сгоняя упрямых овец. Теми же хитроумными, неочевидными способами он рассорил Францию и Великобританию, а также Великобританию и Россию. Аналогично он действовал и во внутренней политике. В 1886 году он прекратил борьбу с Ватиканом и заручился поддержкой католической партии, благодаря чему сумел нейтрализовать социалистическую угрозу в промышленной и католической Рейнской области, заодно усмирив сторонников независимости из католической Баварии на юге.
Пожалуй, параллель следует проводить не между Наполеоном и Бисмарком, а между Наполеоном и всей прусской правящей кастой. Гибель этой касты, свидетелями которой мы сейчас являемся, подобна последним годам Наполеона; слепой организатор рвался к Москве, а слепое государство-организатор стремится к своему Армагеддону. Kultur[91]91
Культура (нем.). В том понимании, которое вкладывает в это определение автор, немецкая Kultur – не культура как таковая, а прагматическая философия отстаивания собственных интересов и утверждения немецкой гегемонии в мире.
[Закрыть] – вот определение той философии и того образования, которые приучили целый народ мыслить исключительно практично. Французы – народ артистический, следовательно, склонный к идеализму; Наполеон воспользовался их идеализмом и в итоге его опорочил в блеске своего гения. Бисмарк, с другой стороны, был отпрыском материалистической Kultur, но, как человек выдающийся, не забывал о духовности.
Kultur как явление возникла не после побед Фридриха Великого, но после поражения при Йене[92]92
В 1806 г. под немецким городом Йена Великая армия Наполеона наголову разгромила силы короля Фридриха Прусского.
[Закрыть]. Правление Фридриха в восемнадцатом столетии было единоличным правлением, как и у Наполеона, а в Пруссии девятнадцатого века, что бы ни утверждалось публично, правила олигархия интеллектуалов-«специалистов» – военных, чиновников, профессоров. Фридрих, организатор-одиночка, возвышал администраторов, а когда умер, оставил на месте Пруссии механизм, который уничтожили под Йеной.
В зиму битвы при Йене философ Фихте приехал читать лекции в Берлин, еще оккупированный французами. В те дни в прусской столице не было университетов, лекции читались не для юных студентов, а для зрелых граждан страны, охваченной кризисом. Фихте преподавал философию патриотизма в период, когда немецкие университеты увлекались абстрактным поклонением знаниям и искусству. В следующие несколько лет, с 1806-го по 1813 год, установилась прочная связь между армией, бюрократией и школами, иными словами, между потребностями правительства и целями образования; эта связь составляла сущность прусской системы и наделяла его извращенной силой. Всеобщая воинская повинность вполне согласовывалась с обязательным всеобщим образованием, которое в Пруссии ввели за два поколения до принятия закона об образовании в Англии (1870); Берлинский университет с его блестящей профессурой создавался как своеобразный аналог генерального штаба. Словом, знаний как таковых в Пруссии больше не искали, в них стали видеть средство для достижения цели, а целью было возрождение государства, пережившего страшную катастрофу. Более того, страна превратилась в военный лагерь посреди равнины, лишенной естественных преград, которые благоволили Испании, Франции и Великобритании. Цель, как известно, оправдывает средства, а раз целью Пруссии было обретение военной силы через насаждение строгой дисциплины, средства в этом случае оказались по необходимости материалистическими[93]93
См. «The Evolution of Prussia» Марриота и Гранта Робертсона (Лондон, Clarendon Press, 1915). – Примеч. автора.
[Закрыть]. С точки зрения Берлина наличие великолепной Kultur, или стратегического мышления, у образованной части общества было преимуществом, однако для мировой цивилизации это было роковое обстоятельство – роковое в конечном счете либо для цивилизации в целом, либо для конкретного государства.
В ходе боевых действий в наше распоряжение попала немецкая военная карта. Тут, кстати, возникает любопытный вопрос: осознает ли большинство жителей Великобритании и Америки ту роль, которую сыграла картография в немецком образовании для последних трех поколений? Карты относятся к основным инструментам Kultur, и каждый образованный немец является до некоторой степени географом, чего не скажешь о подавляющем большинстве англичан или американцев. Немца учат видеть на картах не только условные границы, проведенные по клочку бумаги, но и отличительные физические особенности, те самые практические характеристики местности. Real-Politik обретает истинный смысл на мысленной карте в голове. Серьезное преподавание географии в немецких школах и университетах ведется с самой зари Kultur. Все началось после поражения при Йене, радениями главным образом четырех человек – Александра фон Гумбольдта, Бергхауза, Карла Риттера и Штилера[94]94
А. фон Гумбольдт – немецкий географ и натуралист, один из основоположников физической географии. Г. Бергхауз – немецкий географ и картограф, соратник А. фон Гумбольдта. К. Риттер – немецкий географ, специалист по сравнительной географии, автор фундаментального труда «Землеведение в отношении к природе и истории человечества». А. Штилер – немецкий юрист и картограф, составитель военной карты Германии и всемирного атласа, который считался образцом картографии в конце XIX – начале XX столетия.
[Закрыть], они получили назначения в новый Берлинский университет и тем самым очутились в ныне знаменитой картографической мастерской Пертеса Готского[95]95
Ю. Пертес – немецкий издатель, картографическая компания которого располагалась в немецком городе Гота. Помимо карт, с 1785 г. Пертес печатал знаменитый ежегодный «Готский альманах» – сборник статистических, исторических и генеалогических сведений.
[Закрыть]. До сегодняшнего дня, несмотря на достижения двух или трех других замечательных мастерских этой страны, вам, если нужна действительно хорошая карта, точно и красиво отображающая главные особенности ландшафта, следует обращаться к картографу немецкого происхождения. Причина элементарна: многие немецкие картографы являются географами по образованию, а не просто землемерами или рисовальщиками. Они живут за счет спроса на их услуги со стороны образованной публики, которая умеет ценить мастерски отрисованные карты[96]96
В своем обращении к Географическому отделу Британской ассоциации в Ипсвиче (1895) я подробно рассказывал о становлении немецкой географической школы. – Примеч. автора.
[Закрыть].
В нашей стране ценится моральная сторона образования, и не исключено, что мы интуитивно пренебрегаем материальной географией. До войны немало учителей, насколько мне известно, возражали против географии как школьной дисциплины на том основании, что она способствует распространению империализма (а в физкультуре эти учителя усматривали проявление милитаризма). Можно сколько угодно смеяться над подобными измышлениями – в старину, позвольте напомнить, было принято потешаться над отшельниками, отрекавшимися от мирской суеты, – но за ними скрывались опасения по поводу того, что такое развитие ситуации вполне возможно.
Берлин – Багдад, Берлин – Герат, Берлин – Пекин – не просто слова, а маршруты на мысленных картах – эти названия означают для большинства англосаксов новый способ мышления, лишь недавно и в довольно несовершенной форме представленный нам грубыми газетными картами. Но нынешние пруссаки, их отцы и деды обсуждали эти маршруты всю свою жизнь с карандашом в руке. Составляя подробные условия мирного соглашения, наши государственные деятели наверняка воспользуются советами превосходных специалистов-географов, но за спинами членов немецкой делегации будет стоять не просто кучка специалистов, а вся многочисленная географически образованная общественность, давно знакомая со всеми важными вопросами, которые могут быть подняты в ходе переговоров, и готовая оказать осознанную поддержку своим лидерам. Данное обстоятельство может стать решающим преимуществом, особенно если наши политики впадут в великодушное настроение. Будет любопытно, если успехи Талейрана и Меттерниха в тайной дипломатии 1814 года сумеют повторить дипломаты из побежденных государств нашего времени, да еще в условиях, навязанных дипломатам народовластием![97]97
Верно, что среди любителей путешествовать обнаруживается чутье к географии, как у лошади. Верно и то, что мы храним в наших кабинетах и библиотеках географические атласы, в которые порой заглядываем, точно так же, как проверяем по словарю написание слов. Но ведь умение грамотно писать отнюдь не подразумевает литературный дар! Обучение географии критически важно для мышления, о котором идет речь. – Примеч. автора.
[Закрыть]
Привычка мыслить картографически для экономики полезна ничуть не меньше, чем для стратегии. Правда, принцип laissez-faire[98]98
Букв. «позвольте делать» (фр.), принцип невмешательства государства в экономику.
[Закрыть] тут не годится, но оговорка относительно «режима наибольшего благоприятствования относительно друг друга», которую Германия навязала побежденной Франции по Франкфуртскому миру[99]99
Мирный договор 1871 г., согласно которому Франция уступала Германии Эльзас и Лотарингию, обязывалась уплатить золотом или равноценными золоту 5 миллиардов франков контрибуции и передавала победителю свои архивы, железные дороги и пр.
[Закрыть], имела совершенно иное значение для стратегического немецкого разума и для ума честного кобденита[100]100
То есть сторонник взглядов Р. Кобдена, английского политика, выступавшего за свободу торговли и невмешательство государства в экономику частных компаний.
[Закрыть]. Немецкий бюрократ выстроил на ней целую гору преференций для немецкой торговли. А какое значение для Великобритании в ее северном углу имела эта оговорка, когда Германия выдала Италии концессию в отношении ввозных пошлин на оливковое масло? Разве железнодорожные вагоны, идущие обратно в Италию, не станут грузить «заодно» немецким экспортом? Вся система масштабных и хитроумных коммерческих договоров между Германией и ее соседями опирается на тщательное изучение торговых маршрутов и промышленных районов. Немецкий чиновник мыслит практическими категориями «проживания», тогда как его британский коллега одержим негативным стремлением «позволить жить».
* * *
Кайзер Вильгельм заявил, что недавняя война была схваткой двух взглядов на мир. Слово «взгляд» выдает организатора, тот ведь смотрит на мир сверху. Киплинг соглашался с кайзером, но на языке простых людей, когда писал, что есть человеческое чувство, а есть чувство немецкое[101]101
Неточная цитата из речи Р. Киплинга на митинге в городе Саутпорт (1915). Киплинг заявил, что «мир притязает на различные способы поделить себя, но на самом деле в современном мире все очень просто – либо ты человек, либо ты немец».
[Закрыть]. Организатор, будучи организатором, неизбежно бесчеловечен – или, скорее, мыслит нечеловечески. Без сомнения, кайзер и поэт преувеличивали, желая подчеркнуть противоположные устремления; даже демократии необходимы организаторы, и даже среди верных последователей Kultur найдется толика добросердечия. На самом деле вопрос в том, кто возьмет верх в государстве – идеалисты или организаторы? Интернационалисты тщетно восстают против всякой организации, когда рассуждают о войне пролетариата с буржуазией.
Демократия отказывается мыслить стратегически до тех пор, пока ее не принудят к этому ради собственного спасения. Это, конечно, не мешает демократии объявлять войну за идеалы, как случалось после французской революции. Одна из бед наших современных пацифистов в том, что они слишком часто призывают к вмешательству в дела других народов. В Средние века огромные неорганизованные толпы шли воевать с неверными и по дороге гибли. Вовсе не из-за внезапности нападения западные демократии оказались не готовыми к последней войне. При этом, еще в начале столетия, если рассматривать лишь Великобританию, к нашему суверенному народу обращались сразу три уважаемых политика – и не были услышаны (лорд Роузбери ратовал за дееспособность, мистер Чемберлен призывал к экономической обороне, а лорд Робертс настаивал на военной подготовке)[102]102
А. Примроуз, лорд Роузбери – британский политик-империалист, премьер-министр Соединенного Королевства в 1894–1895 гг. Дж. Чемберлен – британский государственный деятель, министр по делам колоний, считается одним из «отцов» англо-бурской войны. Ф. Робертс – британский военачальник, фельдмаршал, командовал колониальными силами в Афганистане, Бирме и Южной Африке.
[Закрыть]. При демократии правление осуществляется по согласию рядового гражданина, который не озирает мир с вершины холма, ибо ему надо трудиться на плодородных равнинах. Нет смысла бранить народовластие, уж таковы его признаки, что они одновременно являются недостатками. Президент Вильсон это признает: недаром он сказал, что отныне мы должны сделать мир безопасным местом для демократий. Ему вторит британская палата общин, перед которой ответственные министры посмели заявить, что мы, за исключением призванного обороняться флота, не были готовы к войне.
Демократ мыслит в принципах, будь они – согласно его увлечениям – идеалами, предрассудками или экономическими законами. Организатор, с другой стороны, планирует строительство, и, подобно архитектору, должен учитывать все, от котлована и фундамента до материалов, из которых будет строить. Его картина мира должна быть предельно конкретной и подробной, поскольку кирпичи лучше подходят для стен, камень – для перемычек, а древесина и шифер – для крыши. Если организатор создает государство – а не развивающуюся нацию, отмечу особо, – ему надлежит внимательно изучить территорию, которую предполагается занять, и социальные структуры (а не экономические законы), которые для него доступны на данный момент. Потому-то он противопоставляет свою стратегию этике демократов.
Суровые моралисты не допускают греха, сколь бы велико ни было искушение, и достойная награда на небесах, несомненно, ждет обитателей трущоб, сумевших «не склониться». Но реформаторы-практики по-настоящему озабочены проблемой жилья! В последнее время наши политические моралисты превзошли сами себя. Они принялись проповедовать жесткий принцип – «никаких аннексий, никаких контрибуций». Иными словами, они отказались считаться с реалиями географии и экономики. Верь мы, как в силу горчичного зернышка[103]103
Отсылка к Библии (Мф. 13: 31–32): «Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своем, которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его».
[Закрыть], в обычную человеческую природу, что нам стоило бы свернуть горы!
Но здравый смысл подсказывает, что будет разумно воспользоваться предоставившейся возможностью, раз уж демократические государства всерьез вознамерились сделать мир безопасным для демократий, а не предаются обычной болтовне. Иными словами, мы должны решать политические задачи в грядущей Лиге Наций. Нужно заранее учесть реалии пространства и времени, не довольствоваться простым изложением на бумаге принципов правильного поведения. Добро далеко не всегда выглядит одинаково даже для тех, кто является союзниками, и уж точно покажется злом, хотя бы временным, нашим нынешним врагам.
Принцип «без аннексий, без контрибуций», вне сомнения, представлял собой отличный объединяющий лозунг, и его авторы ничуть не стремились поддерживать существующие тирании. Но не будет преувеличением отметить, что налицо принципиальное различие между мнением адвоката, который считает вот так, пока не появилось доказательств обратного, и мнением делового человека, нисколько не связанного формулами. Один совершает поступки, а другой в лучшем случае позволяет поступкам совершаться.
В прошлом демократия с подозрением воспринимала любые проявления народовластия, но постепенно приобщилась к мудрости самопознания. Ранее полагали (рано или поздно так будут думать снова), что основная функция государства в свободных странах состоит в том, чтобы предотвращать тиранические действия, будь то со стороны граждан или иноземных захватчиков. Обычный гражданин никак не может считаться образцом дерзких нововведений. Поэтому искатели приключений, равно частные лица или компании, вынуждены самостоятельно торить путь прогрессу. В военных и бюрократических государствах все иначе; Наполеон мог вести за собой, как и Иосиф II[104]104
Король Германии, император Священной Римской империи, воплощение просвещенного абсолютизма на троне; в 1788 г. брожение в империи вылилось в восстание в Бельгии, и результатом последнего стало появление Бельгии как независимого государства.
[Закрыть], если бы консервативные подданные последнего не восстали. В Пруссии весь прогресс тщательно обеспечивало государство, а потому прогресс там оказался всего-навсего повышением эффективности[105]105
Двенадцать лет назад я встретил прусского штаб-офицера, который рассказал, что потратил целую жизнь, пытаясь сэкономить полчаса на мобилизацию. – Примеч. автора.
[Закрыть].
Но недавно мы, ради спасения демократии, приостановили действие наиболее строгих правил и позволили нашим правительствам организовать нас – не только для обороны, но и для нападения. Окажись война короткой, она удостоилась бы разве что примечания в учебнике истории. Но она длилась долго, социальные структуры частично разрушились, а частично изменились, подстраиваясь под новые цели, так что привычки и корыстные интересы рассеялись, и общество сделалось сырой глиной в наших руках, ожидающей, пока ей придадут форму. Но ремесло гончара, как и мастерство сталевара, подразумевает следующее: человек должен знать, что он хочет сделать, и держать в уме свойства материала, с которым он работает. Он должен ставить художественные цели и обладать техническими познаниями; человеческая инициатива должна соотноситься с реальностью; необходимо развивать практическое мировоззрение и одновременно пытаться сохранить верность идеалам.
Художник даже на склоне лет стремится узнать нечто новое о материале, с которым он работает; узнать не просто для того, чтобы знать, а чтобы обрести практическое, «тактильное» знание; чтобы овладеть, как принято говорить, материалом. То же самое происходит с человеческим знанием о реалиях земного шара, на котором нам развивать великое искусство совместного проживания. Дело не сводится к составлению обширных энциклопедий со множеством фактов. В каждую новую эпоху мы смотрим на прошлое и настоящее по-новому, с новой точки зрения. Очевидно, что четыре года последней войны привели к такому изменению мировоззрения, подобного которому не случалось ни с кем из нынешних людей, успевших поседеть. Тем не менее, когда мы, обладая нынешним знанием, оглядываемся, разве нам не становится ясно, что бурные потоки, выплеснувшиеся из берегов, начинали набирать силу около двадцати лет назад? В заключительные годы прошлого столетия и в первые годы столетия нового организаторы в Берлине и меньшинства в Лондоне и Париже уже приступали к игре, вытягивая соломинки[106]106
Мистер Чемберлен подал в отставку, дабы пойти на выборы, в сентябре 1903 года, а лорд Робертс последовал его примеру и отказался от поста главнокомандующего с той же целью в январе 1904 года. – Примеч. автора.
[Закрыть].
Далее я намерен описать некоторые реалии, географические и экономические, в перспективе двадцатого столетия. Конечно, большинство фактов покажется знакомым. Но в языке средневековых школяров различались vera causa и causa causans[107]107
Истинная причина, непосредственная причина (лат.). Средневековая схоластика проводила разграничение между причиной как общей предпосылкой какого-либо события и непосредственной причиной (поводом) события.
[Закрыть] – простым школьным обучением и осознанием, побуждающим к действию.
Глава 3
Точка зрения моряка
Единство океана – первая географическая реальность; последствия осознаются не полностью; необходимость исторического обзора; речные государства в Египте; «закрытие» Нила сухопутной силой; соперничающие морские силы Средиземноморья; «запирание» Средиземного моря сухопутной силой; Латинский полуостров как морская база; овладение миром с морской базы на Латинском полуострове; разделение Латинского полуострова; возможность появления новой морской силы в лице Великобритании; морские базы как таковые; морская сила в Великой войне; Мировой остров; фундамент морской силы.
И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место…[108]108
Быт. 1:9.
[Закрыть]
Физические факты географии на протяжении пятидесяти или шестидесяти столетий человеческой истории, о которых нам известно, оставались фактически неизменными. Да, леса вырубались, болота осушались, а пустыни, возможно, расширялись, но очертания суши и воды, наряду с расположением гор и рек, если и менялись, то незначительно. Влияние географических условий на человеческую деятельность определялось, однако, не только реалиями, какими мы их знаем и знали ранее, но и, в большей степени, людским воображением. Мировой океан был и остается единым на протяжении всей нашей истории, но людям для практических целей понадобилось придумать два океана – западный и восточный; картина преобразилась всего четыреста лет назад, когда удалось обогнуть мыс Доброй Надежды. Поэтому не удивительно, что адмирал Мэхэн в последние годы минувшего столетия в своих рассуждениях о морском могуществе опирался на строки из первой главы библейской книги Бытие. Океан, повторю, всегда оставался единым, но практические выводы из этого великого факта были сделаны лишь несколько лет назад – и лишь сегодня, быть может, осознаны полностью.
Каждое столетие обладает собственной географической перспективой. Наших современников, уже непригодных по возрасту к воинской службе, учили географии по карте мира, на которой почти все внутреннее пространство Африки пустовало; однако еще в прошлом году генерал Смэтс[109]109
Я. Смэтс – британский военачальник, фельдмаршал и философ, премьер-министр Южноафриканского Союза (1919–1924).
[Закрыть] рассказывал Королевскому географическому обществу о притязаниях Германии на власть над миром и покорение ныне изученной Центральной Африки. Географическая перспектива двадцатого столетия отличается от перспективы всех предыдущих веков не только своей глубиной. В общих чертах наше географическое знание полноценно. Недавно мы достигли Северного полюса и обнаружили, что полюс находится посреди глубокого моря, а Южный полюс был найден на высоком плато. Благодаря этим свежим открытиям книга первооткрывателей оказалась дописанной. Уже никто впредь не отыщет новых плодородных земель, новых неведомых горных хребтов или прежде неизвестных широких рек. Более того, политические претензии на владение теми или иными территориями проявились, едва мы успели составить карту мира. Что бы нас ни интересовало – физическая, экономическая, военная или политическая взаимосвязь явлений на поверхности земного шара, – мы сегодня, впервые в истории, вынуждены иметь дело с замкнутой системой. Известное больше не скрывается за известным наполовину, за которым прячется неведомое, а в землях за пределами освоенного нет отныне места политической экспансии и податливости. Каждое событие, каждая катастрофа мгновенно ощущаются даже антиподами[110]110
Автор употребляет это слово в значении, унаследованном из античной космогонии, в которой антиподами именовались люди, проживающие на противоположной стороне земного шара.
[Закрыть] и достигают нас от антиподов (вспомним воздушные волны от извержения вулкана Кракатау в 1883 году – они расходились кольцеобразно по земному шару до определенной точки в другом полушарии, а оттуда катились обратно к Кракатау, месту своего «рождения»). Всякое человеческое деяние теперь обречено повторяться и воспроизводиться по всей планете. Вот почему, говоря строго, каждому из значимых государств пришлось вовлечься в недавнюю войну, поскольку та, увы, продолжалась достаточно долго.
Впрочем, и по сей день наше отношение к географическим реалиям, если отталкиваться от практических целей, формируется предвзятыми взглядами из прошлого. Иными словами, человеческое общество по-прежнему воспринимает факты географии не сами по себе, но в немалой степени так, как люди привыкли их воспринимать в ходе истории. Требуется сознательное усилие, чтобы взглянуть на эти факты в беспристрастной, полной и, следовательно, отстраненной перспективе двадцатого столетия. Недавняя война многому нас научила, но до сих пор множество наших сограждан восхищаются ярким западным фасадом и отворачиваются от мутного, по их мнению, фасада восточного. Поэтому, чтобы оценить свое местоположение, желательно кратко проанализировать стадии нашего развития. Давайте начнем с последовательных этапов мировоззрения моряка.
Вообразите огромную рыжую пустыню, приподнятую на несколько сотен футов над уровнем моря. Вообразите долину с обрывистыми скалистыми склонами, прорезающую это пустынное плато, и дно долины, полоску плодородной черной почвы, по которой на север на протяжении пятисот миль течет, серебрясь, судоходная река. Это Нил, текущий оттуда, где гранитные утесы Асуана делают невозможным судоходство у Первого порога, и постепенно разливающийся в обширную дельту. От одного края пустыни до другого через долину всего десять миль. Встаньте на обрыве так, чтобы пустыня была позади; каменистый склон под ногами ведет к равнине; если сейчас не летний паводок, если внизу не зеленеет по зиме или не золотится по весне растительность, вашему взору откроется лишь дальняя каменная стена, за которой снова лежит пустыня. Трещины в этих каменных стенах еще в незапамятные времена были расширены, в них создавались пещерные храмы и гробницы, на скалах вытесывались грозные лики царей и богов. Египет, издавна обитавший в этом плодородном поясе, обрел цивилизованность уже в древности, поскольку здесь имелись все значимые физические преимущества для прибыльного труда. С одной стороны, тут богатая почва, обилие влаги и избыток солнечного света, так что плодородие земли поддерживало рост и достаток местного населения. С другой стороны, в наличии удобный водный путь – полдюжины миль или даже меньше от каждого поля. Кроме того, река способствовала развитию судоходства: речное течение влекло лодки на север, а этезийские ветры[111]111
От древнегреческого слова «этезии», образованного от слова «этезиос» со значением «годичный»; вероятно, подразумевался годовой цикл этих ветров.
[Закрыть], известные в океане как «торговые ветра», или пассаты, помогали возвращаться на юг. Плодородие и налаженные коммуникации, то есть живая сила и средства для ее организации, положили начало Древнему царству.
Нам предлагают воображать древний Египет как долину, где властвовала горстка племен, которые сражались друг с другом на флотах крупных боевых лодок, по аналогии с современными речными сражениями племен на реке Конго. Отдельные племена, победив соседей, завладели более длинными участками долины, получали более прочную материальную базу для живой силы и благодаря этому затевали дальнейшие завоевания. Наконец вся долина покорилась единому правлению, и египетские фараоны утвердились в Фивах. Их администраторы – посланники и порученцы – отправлялись на лодках по Нилу на север и на юг. К востоку и западу простиралась пустыня, защищая страну от врагов, а на северных рубежах египтян оберегал от морских пиратов болотный пояс Дельты[112]112
См. «The Dawn of History» профессора Дж. Л. Майреса. – Примеч. автора.
[Закрыть].
Теперь перенесемся мысленно на «Великое море», в Средиземноморье. В целом физические условия там совпадают с египетскими, разве что масштаб увеличен, и потому там возникает не просто царство, а уже империя – Римская империя. В двух тысячах миль к западу от финикийского побережья пролегает широкая водная артерия с «устьем» в Гибралтарском проливе, по обе стороны расположены плодородные земли (дожди зимой и обилие солнечного света весной и летом). Но бросается в глаза существенное различие между обитателями долины Нила и населением побережий Средиземного моря. Условия человеческой деятельности были относительно одинаковыми во всех районах Египта: каждое племя имело своих крестьян и лодочников. А вот народы Средиземноморья понемногу специализировались: одни довольствовались обработкой полей и плаванием по рекам, зато другие охотно предавались освоению морского дела и внешней торговли. Например, рядом друг с другом проживали оседлые египтяне, приверженные сельскому труду, и предприимчивые финикийцы. Поэтому для объединения всех образований Средиземноморья в единую политическую систему потребовались более длительные и последовательные организационные усилия.
Современные исследования ясно доказывают, что ведущая морская сила древности неизменно прибывала из квадратного водного пространства между Европой и Азией, чаще именуемого Эгейским морем (включая Архипелаг[113]113
Тж. Греческий архипелаг – острова Эгейского моря.
[Закрыть]), или «Главным морем», как выражались древние греки. Выходцы из этого моря, вероятно, обучили финикийцев своему ремеслу в те дни, когда на «островах народов»[114]114
Быт. 10:5.
[Закрыть] еще не говорили по-гречески. Для наших текущих изысканий крайне важно отметить, что центром до-греческой цивилизации Эгейского моря, согласно мифологии и недавним археологическим раскопкам, являлся остров Крит. Возможно, это была первая база морской силы? Оттуда ли мореходы отправлялись в путь, плыли на север и видели берег восходящего солнца справа, а закатный берег – слева от себя? Это, соответственно, Азия и Европа. Именно с Крита ли морские народы заселяли побережья Эгейского моря, вследствие чего сложился этакий прибрежный «греческий пояс», отделивший море от других народов, что обитали в нескольких милях от берега? В Архипелаге столько островов, что его название, как и название нильской дельты, сделалось со временем одним из распространенных описательных терминов в географии. Но Крит – самый крупный и плодородный из этих островов. Неужели мы обнаружили зримый пример важности размеров для базы морской силы? Живая сила моря должна подпитываться плодородием суши; тогда при прочих равных условиях – скажем, безопасности жизни и наличии припасов – эта сила подчинит себе море, где ресурсов больше.
Следующий этап в развитии Эгейского бассейна преподает нам, по-видимому, тот же урок. Приручившие лошадей племена, говорившие на древнегреческом, проникли с севера на полуостров, который ныне образует материковую часть Греции, и обосновались там, эллинизируя местных жителей. Эти эллины выдвинулись к оконечности полуострова Пелопоннес, связанного с континентом тонким Коринфским перешейком. Отсюда, утвердив морское могущество на этой относительно крепкой полуостровной базе, одно из эллинских племен, а именно дорийцы, сумело покорить Крит, меньшую, зато полностью изолированную базу.
Прошло несколько столетий, на протяжении которых греки плавали вдоль южного побережья Пелопоннеса в Ионическое море и колонизировали берега этого моря. В итоге полуостров превратился в цитадель греческого морского мира. На «внешних» берегах Эгейского и Ионического морей поселения греческих колонистов образовали что-то наподобие узкой полосы, уязвимой для нападений с тыла. Лишь на центральном полуострове греки чувствовали себя в относительной безопасности (впрочем, из истории известно, что они были чрезмерно самоуверенным народом).
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.