Текст книги "Мудрость тела. Как обрести уверенность в себе, улучшить самочувствие и наконец-то получать удовольствие от жизни"

Чувствовать не в одиночку

Не так давно мы с друзьями были в калифорнийской пустыне, где проводили ретрит для мужчин, целью которого было разрушение «мужского ящика». Для тех, кто существует в «мужском ящике», одной из ключевых ценностей является сопротивление эмоциональной уязвимости, особенно рядом с другими мужчинами. Для начала я предложила клиентам ощутить эмоции в своем теле. Я попросила их вспомнить тот период в детстве, когда они усвоили, что должны подавлять эмоции, и сказать маленькому себе, которому во многих случаях было не больше пяти или шести лет, что его не забыли, что он не застрял в прошлом, что его любят и он свободен быть полностью самим собой.

Послышались всхлипы. Эти мужчины оплакивали себя и все, что они потеряли в стремлении поддерживать связь с окружающими. Вместе с тем они испытали облегчение. Им больше не нужно было закрывать, отключать отдельные части себя. Нежное отношение к себе – когда они представили себя ребенком – призывало чувство тепла и сострадания в части души, которые казались холодными и сухими.

Во время следующего перерыва я случайно подслушала, как один из мужчин подошел к другому и сказал: «Прогуляешься со мной, пока я поплачу?» Второй просто кивнул в ответ, не смутившись, и они вместе пошли в сторону ореховых деревьев. Когда мы снова собрались все вместе после перерыва, первый мужчина рассказал, что во время этой прогулки он впервые в жизни плакал перед другим мужчиной. Он описал, что впервые в жизни почувствовал, что не должен быть одинок в своей печали. Так как он плакал не в одиночестве, его печаль стала терпимой и начала рассеиваться.

Я была в восторге. Его смелость и откровенность были настолько трогательными, что большинство из нас сидели разинув рты. Это была потрясающая демонстрация того, что изменения возможны и что, когда мы не одиноки, мы можем рискнуть почувствовать боль, которая иначе была бы невыносимой. Этот случай напомнил каждому, что эмоции сами по себе проблемой никогда не являются. Проблема кроется в установках, которые отделяют нас друг от друга, создают условия, без выполнения которых мы не будем приняты в обществе, либо требуют от нас держать все в себе.

Я часто вспоминаю об этом, потому что не хочу потерять это воспоминание. Оно придает мне надежду. На самом деле я не могу представить себе лучшей иллюстрации надежды, чем двое мужчин, идущих рядом друг с другом по тропинке в рощу деревьев. Один мужчина плачет, а другой помогает ему переписать свою историю – историю, в которой признание своего тела со всеми его чувствами не лишает связи с другими людьми, а, наоборот, углубляет ее.

Подумайте

• Какие установки насчет эмоций вы вынесли из детства?

• Какие эмоции вам разрешалось или не разрешалось испытывать? Как вы это усвоили?

• Что бы вы хотели сказать про эмоции самому себе в детстве?

• Какие у вас отношения с эмоциями сейчас? А какие в среде, где вы находитесь?

• Рядом с кем вам комфортно выражать свои эмоции?

• Какую поддержку вы бы хотели чувствовать, когда испытываете определенные эмоции (такие, как гнев, возбуждение, грусть, отвращение, радость, страх или сексуальное возбуждение)? Могли бы вы поддержать так себя сами?

Попробуйте

• Нарисуйте или распечатайте в семи экземплярах контуры человеческого тела, по одному для каждой основной эмоции, перечисленной в данной главе, – злости, возбуждения, грусти, отвращения, радости, страха и сексуального возбуждения. Маркерами, разноцветными карандашами или мелками изобразите, как выглядит каждая эмоция, когда она появляется в вашем теле, используя разные цвета для обозначения движения, температуры и интенсивности.

• Составьте список своих защитных механизмов. В следующий раз, когда у вас сработает защитная реакция, попытайтесь изучить эмоцию, которая ее породила.

• Прочитайте книгу Хиллари Джакобс It’s Not Always Depression или книгу Рональда Дж, Фредерика Living Like You Mean It[11]11
  «Жить по-настоящему».


[Закрыть].

6
Вы не сломлены

Новый взгляд на боль

До начала следующего сеанса оставалось двадцать пять минут, и я тихонько достала пакет со льдом из морозильника на кухне для сотрудников, после чего незаметно вернулась в свой кабинет. Мне было очень важно, чтобы никто меня не увидел. В этот момент мне хотелось тайно побыть со своей болью.

Закрыв дверь, я легла на пол, устроилась поудобней и только после этого дала волю слезам. Они полились из каждого глаза, стекая вниз по щекам в уши.

Я чувствовала себя побежденной. Так бывало почти каждый день после автомобильной аварии, которая случилась тремя месяцами ранее. Я часто просыпалась среди ночи. Когда наступало утро, мне казалось неправильным вставать и выходить в мир – пульсация в моем теле словно служила доказательством того, что я не отдохнула.

Смена положения – когда я перемещалась из кровати в душ, потом сидела в своей машине и медленно из нее поднималась – шла мне на пользу.

Только из-за травмы ноги было больно ходить. Мне было и слишком больно оставаться неподвижной, и слишком больно двигаться. Эта боль походила на огонь, и языки пламени лизали мою спину вдоль позвоночника, а затем расходились по бокам, оставляя после себя тлеющие угли.

Когда я сидела, становилась легче, но ненадолго. Когда стояла – тоже, но тоже ненадолго.

Затем в ход шли лед или тепло, затем массажный мяч, затем я ложилась, постукивала пальцами, делала дыхательную гимнастику, последовательно расслабляла мышцы и так далее. Причем мне было легче от осознания того, что я всегда знаю, что попробовать следующим, что у меня еще остались варианты. Но когда они заканчивались, а я находилась на работе и могла уйти домой не раньше чем через несколько часов, я старалась, чтобы начальство не увидело, что я плачу за закрытой дверью.

Мои исследования и статьи на тему телесности родились из осознания того, что мое тело – это одновременно и лекарство от моего расстройства пищевого поведения, и плод выздоровления от него. После аварии, однако, меня постоянно мучила боль, когда я спала, ходила, стояла или сидела. И я не могла заниматься вещами, которые помогали чувствовать, что мое тело хорошее, – бегом, йогой, танцами. Казалось, мое лекарство теперь восстало против меня, и многие любимые вещи теперь оказались попросту недоступны, вызывают еще большую боль и пока что находятся под запретом врачей. Я стала задаваться вопросом: действительно ли я верю в то, что мое тело хорошее – даже теперь?

С годами тренировок для меня стало естественно воспринимать свое тело хорошим, воспринимать хорошим тело любого человека. Но для того, чтобы сказать это после аварии, требовалось что-то другое – человеку гораздо сложнее любить свое тело, когда он испытывает боль. Или болеет. Или получил травму. Или стал инвалидом. Я начала понимать, как много приходится пройти другим людям, чтобы понять и поверить, что их тело хорошее, особенно когда этому противоречат преобладающие культурные ценности.

Все еще лежа на полу, чувствуя конденсат от пакета со льдом на своей блузке, я поняла, что испытываю стыд. В своем стремлении присоединиться к движению, рассказывающему людям новую историю об их теле, я вдруг осознала, что упустила из виду свое привилегированное положение – я была полностью физически дееспособна. Внезапно я стала чуть лучше понимать, с какими трудностями могут сталкиваться люди, когда слышат о этом. Особенно те, которые не могут так же свободно передвигаться, чувствовать, пользоваться уборной или подниматься по лестнице, которые не знают, смогут ли они физически попасть в то место, куда их пригласили.

Я канадка европейского происхождения со светлой кожей, живущая в культуре, в которой ценятся светлокожие европейцы. Я молода, у меня было все в порядке со здоровьем, а мое тело другие могли бы назвать похожим на идеальную женскую фигуру. В среде, где я выросла, я могла свободно посещать различные места, могла свободно высказываться. Даже в рамках общества, где мое тело в чем-то обесценивалось, в остальном оно ставило меня выше других.

Все эти мысли привели меня к одной истине: мое тело хорошее с моральной точки зрения, а не из-за своего внешнего вида, функций или ярлыков, которые использую я или навешивают на меня окружающие. Оно хорошее просто потому, что является моим домом. Это верно и для вас тоже. Ваше тело хорошее просто потому, что является вашим домом. Хотя вполне возможно, что нам придется всю жизнь сражаться за право вспомнить и вернуть себе и окружающим эту важнейшую истину.

Ко мне вот-вот уже должен был прийти следующий клиент, и нужно было вернуть пакет со льдом, с которого капала вода, в морозильную камеру в коридоре. Положив руку на дверную ручку, я остановилась, чтобы еще немного растянуть этот момент. Решив побыть одна, я поняла, что далеко не одинока. И хотя я никогда по своей воле не согласилась бы перенести полученную во время той аварии травму, я стала понимать, каково именно быть телом в этом мире, в более широком и комплексном смысле.

Хорошее тело – даже теперь

Говорить, что тело хорошее только тогда, когда оно физически дееспособно, полностью здорово или развивается типичным образом, – это системное угнетение и попросту неправда. Плохо, когда дееспособность и здоровье определяются только теми, чьи тела обладают наибольшей социальной властью. Для того чтобы сказать, что человеческое тело хорошее, не пропагандируя при этом ни одного из «-измов» – расизма, сексизма, эйджизма, – необходимо, чтобы это утверждение относилось к телу каждого человека [1]. Тем из нас, кому довелось жить с болью, болезнью или травмой, требуется проработать следующие проблемные вопросы.

• Как мое тело может быть хорошим, когда оно разваливается у меня на глазах?

• Как мое тело может быть хорошим, когда боль вызвана не травмой, которая когда-нибудь заживет, а хронической болезнью или аутоиммунным расстройством?

• Как мое тело может быть хорошим, когда ограничения, боль или его сигналы рушат мои планы или мешают оправдывать ожидания окружающих?

• За что мне эта боль? За что мне эти страдания? За что мне такое тело?

Через несколько недель после моей второй аварии я спросила у своего физиотерапевта, почему мне до сих пор так больно. Разумеется, я уже спрашивала ее об этом прежде. Продолжая подготавливать кушетку, врач с привычной добротой напомнила мне, что ее ответ на этот вопрос не изменился: мое тело изо всех сил старается защитить меня от новых ран.

Когда случается травма, мышцы вокруг поврежденной области напрягаются. Это напряжение удерживает ткани на месте, однако вызывает не менее болезненные ощущения, чем первоначальная травма. Когда я лежу в кабинете физиотерапевта, то, что по ощущениям кажется мне травмой, на самом деле является реакцией моего тела на настоящую физическую травму – ту аварию. В словах своего физиотерапевта я услышала следующую мысль: твое тело не плохое. То, что случилось со мной, напугало меня и причинило мне боль. Мое тело сделало то, что тысячи лет защищало огромное множество других тел, – оно напряглось.

Осознание того, что боль и напряжение были естественной реакцией на нечто опасное и непредсказуемое, сразу же вызвало у меня чувство сострадания по отношению к самой себе, к своей физической сущности и даже к самому болезненному напряжению. Я представила себя, мучимую болью, и смогла сказать своему телу, словно обращаясь напрямую к мудрой силе, вплетенной в мою ДНК: «Спасибо тебе за то, что ты пытаешься меня уберечь. Ты делаешь то единственное, что умеешь делать, когда происходит нечто очень страшное. И хотя сейчас мы в безопасности, ты этого еще не знаешь. Вместо того чтобы сердиться на тебя, я обещаю доказать тебе, что мы в безопасности, обращаясь к тебе соответствующим образом».

Мое тело расслабилось. Я сделала глубокий вдох.

Воздух, который я вдохнула, вошел в меня так глубоко, что я задумалась: не усугубляет ли боль то, что я твержу себе, будто она является для меня проблемой? Что, если обвинение себя в испытываемой боли и недовольство своим телом на самом деле затрудняет мое исцеление? Я начала понимать, что сплетает воедино восприятие хронической боли и ее историю даже теперь, уже после того, как со мной случились эти аварии.

Передо мной открылась хронология моих переживаний.

• Я увидела несущийся на меня грузовик и приготовилась к столкновению. Я думала, что меня ждет неминуемая смерть, и мое тело сжалось. Затем грузовик врезался лоб в лоб в мою машину, в результате чего я получила травмы.

• Пробыв в больнице, я была отправлена домой, и мне было велено отдыхать. Все рекомендации врачей сводились к тому, что нужно быть осторожной.

• Любое движение казалось мне рискованной затеей. Когда же я все-таки решалась что-то сделать, это часто приносило боль. Я говорила себе, что еще слишком рано, что не нужно себя торопить. Я избегала боли.

• Я расстраивалась, когда не могла делать то, что мне хочется, и просто разочарованно ложилась обратно.

• Безделье приносило облегчение, однако я все больше боялась, что боль вернется, если я попробую сделать что-то еще.

• И снова избегание. Я думала: «Не делай ничего, и боли не будет». В какой-то момент безделье становилось невыносимым, я начинала двигаться, и мне снова становилось больно. «Я знала, что нужно было ничего не делать», – думала я, и эта мысль укреплялась.

Наше тело и разум существуют не отдельно друг от друга. Они постоянно оказывают друг на друга влияние.

Наши мысли о том, что происходит в нашем теле, формируют одновременно и наше мышление, и происходящее в нашем теле. В то же время наши мысли определяются нашим телом в гораздо большей мере, чем мы привыкли думать. Все это имеет центральное значение для изменения нашего понимания боли.

Сразу предупрежу: я не могу знать все возможные варианты переживания боли, болезни или травмы. Возможно, я смотрю на все это под таким углом, который не позволяет понять, о чем переживаете именно вы. У меня нет намерения навязывать вам лекарство, в котором вы не заинтересованы или которое не подходит для вашей конкретной боли. Главная цель этой главы – поделиться с вами переживаниями.

Осмысление боли

Прежде всего, боль имеет определенный смысл. Боль означает, что в вашем теле или с вашим телом что-то происходит, и в ответ на это были активированы определенные системы, чтобы защитить вас и помочь исцелиться, а нервная система передает часть информации о происходящем вашему сознанию. И слава богу.

Сигналы тела о боли, усталости или недомогании помогают людям понять, что им нужно в данный момент времени.

Это может быть отдых, лекарство, вмешательство, прикосновение или защита поврежденной области. Так, боль и отек вокруг сломанной лодыжки дают понять человеку, а заодно и его врачу, что перелом требует их внимания.

Наша реакция на боль, а также на некоторые физические болезни, зачастую наглядно демонстрирует установку «разум превыше тела». Мы настолько привыкли жить в непрерывном темпе, что часто воспринимаем время и отдых, необходимые для выздоровления, как какое-то чрезвычайное неудобство. В своем разочаровании мы используем слова, которые предполагают, что проблема кроется в нашем теле, а не в наших планах или ритме жизни. Почему бы моему телу просто не поторопиться, чтобы поскорее исцелиться?

И все же если что-то и демонстрирует реальность связи между разумом и телом, так это боль. Вы знали, что боль сама по себе возникает не в области повреждения тканей? То, что вы испытываете в виде боли, на самом деле является конечным результатом последовательности сигналов, посылаемых через нервные окончания со всего тела в спинной мозг, оттуда в ствол мозга, а оттуда в различные структуры в глубине вашего головного мозга. Эти сигналы говорят о том, что была получена травма, ну или что вам по крайней мере следует обратить на больное место свое внимание, потому что что-то не так. В этой системе передачи сигналов также задействована лобная доля мозга, которая помогает обрабатывать сенсорные сигналы, получаемые другими участками мозга, например таламусом. Ничего из этого не означает, что боль не реальна или что «это все у вас в голове»: подобную фразу обычно используют, чтобы преуменьшить или обесценить переживания или страдания другого человека. Нейронные сети человеческого мозга попросту интерпретируют таким образом полученные сенсорные сигналы.

Исследование, проведенное клиническим нейробиологом и специалистом по боли Г. Лоримером Мозли и его коллегой Арнудом Арнтцем, привело к удивительному открытию особенностей интерпретации боли головным мозгом [2]. Они попросили людей оценить уровень боли, когда к их коже прикладывали кусок холодного металла. Подвох заключался в том, что на участников одновременно светили определенным светом – на кого-то красным, на кого-то синим, – не давая никаких объяснений по поводу этого света и его цвета. Температура металла оставалась неизменной, однако те, на кого светили красным светом, испытывали гораздо больше боли и описывали металл более горячим, чем те, на кого светили синим. Поскольку для большинства из нас красный цвет ассоциируется с теплом, в красном свете металл казался горячее, чем на самом деле. Мозли и Арнтц доказали давнее предположение клинических нейробиологов и философов: то значение, которое мы придаем своим ощущениям, делает их более или менее болезненными.

Что насчет хронической боли?

Хотя боль и представляет собой здоровую реакцию организма на травму, появляясь и пропадая по мере ее заживления, существует разновидность боли, которая возникает словно из ниоткуда, подобно засидевшемуся у вас дома незваному гостю: это хроническая боль, которая часто сопровождает различные затяжные заболевания и инвалидность, при этом не давая никаких надежд на избавление от нее.

Когда мы живем с физиологическим дискомфортом или неприятными ощущениями в течение длительного периода времени, бывает особенно трудно понять, где кончается наше «я» и начинается болезнь. Слишком часто медики или близкие не верят в боль человека или не воспринимают ее всерьез. Неверие со стороны окружающих и желание доказать, что его ощущения реальны, могут подтолкнуть человека к еще большему осознанию боли. С другой стороны, не меньшей проблемой становится и ситуация, когда к боли относятся исключительно как к какой-то патологии, тем самым усиливая воспринимаемый пациентом ужас, в результате чего он думает, что единственный способ вернуться к полноценной жизни – полностью от этой боли избавиться. Это две крайности, и в обоих случаях личность человека оказывается переплетена с болью, что затрудняет мысли о жизни с ней. Тело же становится козлом отпущения за создание ощущений, которые мешают полноценной жизни. Чем сильнее происходит это переплетение, тем легче скатиться к стыду, критике и страху, мешающим исцеляться и обращать внимание на другую информацию и ощущения.

После аварий боль, которую я испытывала в своем теле, резко усилилась до невыносимого уровня, однако еще до них я уже жила с хронической болью на протяжении одиннадцати лет.

Она настолько прочно вошла в мою жизнь и я настолько хорошо знала все удовольствия, которых меня эта боль лишила, что мне было достаточно малейшей ерунды, чтобы окунуться с головой в колодец обиды и ненависти к своему телу, которое, казалось, страдало без всякой на то причины. Все это дополняла еще и невозможность поделиться с другими, избегание и боязнь следующего раза, когда эти ощущения снова появятся.

По иронии судьбы именно цунами боли позволило мне начать более тщательно пересматривать свои отношения с ней, почувствовать свою телесность так, чтобы вспомнить, что я гораздо больше той боли, с которой мне приходится жить. В конечном счете последствия аварий привели меня к исцелению, которое происходило не просто на сенсорном уровне, а гораздо глубже, и помогли мне полностью перестроить свои отношения с самой собой. Первым делом, однако, мне нужно было понять, что не получится обойти боль, не разобравшись, как я понимаю и ощущаю ее.

Между тем человеческое «я», как вы уже хорошо знаете из этой книги, существует в рамках тела. Как бы мы ни пытались отделить наше самовосприятие от физической сущности, наши ткани ощущают все, что разум о них думает. Наше восприятие боли важно по двум главным причинам: оно влияет на процессы, происходящие внутри тела, а также на качество нашей жизни. Оно усиливает или уменьшает фактическую боль, а также способность к исцелению, создает облегчение и комфорт или, наоборот, увеличивает наши страдания. Можно воспринимать боль исходящей из тела и атакующей наше «я» – а это, что неудивительно, активирует реакцию мобилизации, описанную в третьей главе, ведь боль – это угроза. С другой стороны, мы можем воспринимать боль как нечто, происходящее с нашим телом, или нечто, на что наше тело реагирует. В психотерапии этот прием называется экстернализацией. Экстернализация позволяет сосредоточиться на той хорошей работе, которую делает наше тело, чтобы сохранить нашу жизнь и здоровье, тем временем развивая сострадание к своему телесному «я».

Чтобы понять суть экстернализации, можно обратить внимание на то, как мы говорим с другими людьми о болезни, с которой им довелось столкнуться. Когда моей маме диагностировали рак, моим первым инстинктивным желанием было сказать: «Мне так жаль, что это с тобой случилось». Я никогда не думала: «Да что же с тобой не так, если кучка твоих клеток стала размножаться странным и опасным образом?» Другими словами, я никогда не путала ее рак с ее личностью. Одна подруга недавно мне рассказала, что когда ее госпитализировали с внезапной смертельно опасной инфекцией, самые полезные слова, которые она услышала в больнице, произнесла медсестра: «Твое тело явно хочет жить; прямо сейчас оно делает все возможное, чтобы побороть болезнь». На первое место ставится человек, а не его недуг, и я научилась этому языку у людей с ограниченными возможностями. Например, они говорят: «Дэвид, мой друг с расстройством развития», а не «инвалид». Это помогает сосредоточиться на человеке, его чувствах, правах и достоинстве, а не на том, что общество обозначило как проблему или барьер.