Текст книги "Нежная обманщица"

Глава 26

Одну за другой Николас быстро переставлял ноги по мерзлой земле и грязи. Дыхание со свистом вырывалось у него из груди. Всю ночь он шел, не позволяя сменить себя. Он сам проделает каждый шаг тяжелой дороги с носилками, на которых лежит Тристан. Глаза Ника не отрывались от восточного горизонта, шаг не замедлялся ни на минуту.

В голове билась одна неотступная мысль: «Кровь брата на мне, кровь брата на мне». Слова, мучительные и горькие, ритмично кружились в мозгу Ника, как вороны над полем сражения. И в этих словах была страшная правда. Все повторялось, как в кошмарном сне, – он снова возвращается в Хартмур с телом на носилках.

Мысли о леди Хейт, о маленькой Изабелле, о матери отдавались в груди давящей болью.

Носилки дернулись у него за спиной. Ник, не оборачиваясь, прокричал:

– Тот, кто уронит моего брата на землю, сам окажется в земле.

– Да, сэр.

– Простите, сэр.

– Не беспокойтесь, сэр.

– Ник, не будь дураком. Я говорил тебе, что могу сесть на лошадь, но ты же не слушаешь.

Ник, не замедляя шага, бросил через плечо:

– И ты истечешь кровью. Помолчи, брат, радуйся, что тебя несут.

Тристан слабо усмехнулся:

– У твоих добрых воинов не найдется эля? У меня от этой тряски пересохло во рту.

Ник услышал суету за спиной, брат кого-то поблагодарил. Раздалось бульканье, потом – удовлетворенный рык.

– Ты можешь по крайней мере не бежать?

Ник перехватил ручки носилок и продолжал быстро подниматься по склону к стенам Хартмура.

– Мы почти у цели.

Со стены закричали. Ник с облегчением вздохнул. Сейчас поднимут решетку, откроют ворота, за Тристана возьмутся женщины – мать, леди Хейт и Минерва. Его брат был пока жив, но рану он получил смертельную.

Короткий меч Донегала действительно попал Тристану в грудь – в левую половину. Благодаря кольчуге меч не задел сердце. Доспехи спасли жизнь Тристана, но именно в них сейчас крылась опасность.

Мощный удар вдавил железные пластины глубоко в грудь Тристана. Кольца рассыпались и острыми концами вонзились в рваную рану.

Ник полагал, что у брата сломано несколько ребер, а когда попытался вытянуть вдавившуюся в тело кольчугу из уже распухшей и покрасневшей кожи, из раны хлынула кровь. Тристан застонал и схватил его за руку.

– Господи, Ник. Оставь, – прошептал он. – В Хартмуре есть лекари получше тебя.

Они были почти у ворот. Ник с тревогой вглядывался в полутьму, но искал он не Хейт, не Минерву и даже не мать, а Симону. На этот раз, когда она выйдет его встречать, он обнимет ее, как положено. Поцелует, скажет, что любит, что потратит всю жизнь, чтобы сделать ее – и, если потребуется, Дидье – счастливыми.

И вот ворота распахнулись, оттуда вылетела Хейт и бросилась к носилкам, повторяя сквозь слезы имя Тристана.

Следом за Хейт вышли двое мужчин. Николас не знал их, не знал, что ему предстоит познакомиться с Жаном Рено и Шарлем Бовилем.

В лесу, через который продвигалась маленькая кавалькада, было темно. Симона видела не дальше головы своей лошади. Если бы не частые вспышки молний, могло показаться, что идешь по дну глубокого черного океана.

Было сыро и холодно. Страшно завывал ветер, дождь мешался со снегом. Одежда Симоны насквозь промокла и заледенела. Все давалось с трудом – держаться в седле, отворачиваться от ветра, не поддаваться отчаянию. Лицо и ноги онемели от холода. Она давно перестала дрожать. Непогода тянулась уже больше суток, а они все ехали и ехали. Силы Симоны были на пределе.

Арман что-то крикнул. Симона его не расслышала, но, подняв голову и прищурившись от дождя, поняла, что они у цели.

Лес кончился. Симоне почудилось, что они оказались на самом краю земли. Их встретила группа людей. Четверо мужчин сурового вида в черных промокших плащах что-то говорили Арману, перекрикивая бурю. Далеко внизу, под обрывом, бушевало черное холодное море.

Симона посмотрела вдаль. В бухте среди пенных кипящих волн стояло на якоре низкое одномачтовое суденышко. Справа от утеса, на берегу, виднелись развалины старого замка, открытые ливню и ветру. Внутри светилось несколько огоньков, и Симона удивилась, что эта груда камней способна давать кому-то приют.

«Здесь, на этом чужом берегу, – думала она, – решится моя судьба. Возможно, меня убьют или бросят одну в этом пустынном месте. Господи, сжалься надо мной! Теперь нам никто не поможет».

Арман велел Элдону следовать за ним. Четверо незнакомцев попрыгали вниз и стали спускаться к развалинам. Вспышка молнии на миг осветила лицо Женевьевы. Симона прочла на нем безнадежность, покорность судьбе и бесконечную усталость.

Лошадь Симоны ступала по топкой грязи. Узкая крутая тропинка вела все ниже и ниже. И вот они оказались на границе воды и суши.

Ник терзался от нетерпения, но пришлось задержаться и отдохнуть. Буря обрушилась на него, Жана Рено и Шарля Бовиля, едва они миновали Уитингтон и повернули на юг. Сам Ник был измотан, Жан Рено – стар и болен, но беда заключалась даже не в этом. Ледяной ветер и дождь слепили глаза, Ник с трудом различал, а временами и совсем терял из виду белое перышко Дидье, которое летело над головой Великолепного.

Все трое уселись под кроной старого толстого кедра. Николас растянул над ними небольшой кусок просмоленного полотна, чтобы получить хотя бы какое-то укрытие.

Костер они разжечь не смогли. Иглы кедра едва тлели, их едкий дым смешивался с промозглым туманом.

Никто не заговорил. Союзники поневоле, они прижались к шершавому стволу, чтобы немного отдохнуть посреди бушующей непогоды. Ни Жан, ни Шарль даже не поинтересовались, откуда Ник знает, в какую сторону ехать, а Ник ничего не стал объяснять. Да они бы и не поверили.

«О, Симона, сколько зла я тебе сделал», – думал Николас.

Арман дю Рош был тем человеком, который в детстве обрек Тристана на ад. И вот теперь, через столько лет, он явился за матерью Ника. В его помраченном рассудке живая женщина превратилась в некое подобие выигрыша, в предназначенное ему сокровище.

Две женщины, которых Ник любил больше всего, оказались во власти безумца, убийцы собственной жены и мальчика, которого он считал своим сыном.

Ник знал, что навлек беду на многих – на Дидье, Тристана, Ивлин. Да был ли среди его близких человек, которому бы не повредила непомерная гордость молодого барона? В тот момент, когда он понял, что Тристан смертельно ранен, Ник вдруг осознал, как прав был брат, пытаясь образумить его после предательства Ивлин.

Нет, не предательства, поправил себя Ник. Ведь Ивлин выполняла предсмертное желание матери.

«Какой же я дурак!» Увидев Симону впервые, од сразу понял, что никогда не видел такой красивой девушки. Она очаровала его, заворожила, разожгла такую страсть, которой ему не доводилось испытывать никогда в жизни. Тем не менее, когда ему приказали жениться, он злился на нее, на Тристана и даже привел шлюх в самый день свадьбы.

Он не хотел слушать Симону, когда она доверилась ему. Он снова и снова без всяких объяснений оставлял ее в одиночестве. В Лондоне, в Уитингтоне, в Хартмуре. Не стал слушать ее просьб о помощи, когда в дневнике ее матери обнаружились предупреждения о беде, с которой они сейчас столкнулись.

Ослепленный гордостью, Ник обижался на близких и в результате потерял Обни и Хандаара.

Он едва не потерял Тристана. Ник так и не сказал брату, как ценит его советы, поддержку, дружбу.

У Николаса словно пелена спала с глаз. Он ясно увидел, как вел себя все эти месяцы. Не такого сына хотел вырастить его отец, не такого хотел наследника.

«Такого больше не будет, – пообещал себе Ник, сгорая от стыда. – Я все исправлю. Я стану достойным сыном и братом».

В Хартмуре, когда Тристана уносили наверх, брат крепко пожал Нику руку.

– Отомсти за меня, брат, – прошептал Тристан, и Николас был ошеломлен, увидев, как повлажнели глаза брата. – Пусть Арман дю Рош заплатит за все, что он сделал. И верни нашу мать.

Ник поклялся.

Он благодарил Бога за то, что Жан Рено и Шарль Бовиль появились так вовремя. Правда, которую они сообщили, освободит Симону от чувства вины. Николас сможет уничтожить ту тень, которая висела над прошлым его семьи.

Однако присутствие французов его пугало. Он знал, они собираются убедить Симону вернуться с ними во Францию. От этой мысли у Ника стыла кровь.

«Симона, дай мне шанс стать хорошим мужем».

Ник почувствовал, как что-то влажное щекочет его кулак.

Белое перышко Дидье.

– Разбуди меня через пару часов, хорошо, малыш? – прошептал он, и перышко тяжело покачнулось сверху-вниз – «да».

Ник раскрыл ладонь и положил ее на землю. На нее мягко опустилось перышко. Ник осторожно прикрыл его пальцами и почувствовал странное покалывание, а потом прикрыл глаза. Через минуту он уже спал. Рядом с ним бодрствовал Дидье дю Рош, положив голову ему на плечо, а руку вложив в руку.

Хейт выпроводила рыцарей из спальни и сейчас сидела рядом с Тристаном на кровати. Их дочка лежала рядом с отцом, с той стороны, где не было раны.

Хейт чувствовала огромное облегчение, видя, как мерно и мощно вздымается грудь мужа, как он хмурится во сне. Заснул Тристан сразу, как только его положили на кровать, и спал крепко. Изабелла, довольная, что отец вернулся, тоже успокоилась и тихонько посапывала у него под боком.

Он будет жить. Глаза Хейт наполнились благодарными слезами. Минерва постаралась, ее магия подействовала в который раз.

Старая колдунья очень устала. Хейт ощущала вину, слышала тяжелые шаркающие шаги Минервы. Обычно она ходила очень легко и живо. Дидье утомил ее за эти дни, а лечение Тристана потребовало особенно много сил. Хейт потерла висок, стараясь изгнать тяжелые мысли. «Теперь она может отдохнуть, – говорила себе Хейт. – Скоро мы вернемся в Гринли, там ей будет спокойно».

За дверью послышался слабый шорох, она приоткрылась, и старая колдунья просунула в щель седую голову.

– Племяшка, – тихонько позвала она, – можно мне войти?

– Ну конечно, – улыбнулась Хейт, и старушка, одетая в старый черный плащ, проковыляла внутрь. Должно быть, она простыла, подумала Хейт и тут же нахмурилась. Минерве нельзя сейчас болеть!

Колдунья прошла к кровати, улыбнулась, глядя на спящих, и присела на матрац рядом с Хейт.

– Оба спят как младенцы, – с гордостью проговорила Минерва.

– Да, – кивнула Хейт и посмотрела на свою старую тетку: – Почему ты еще на ногах, Минерва? Уже поздно. Тебе нужен отдых. Я слышала днем, как ты кашляла. Мне это не нравится.

Минерва пожала костлявыми плечами.

– Просто хотела на вас посмотреть. На всех вас. – Скрюченным пальцем она погладила ручку Изабеллы. – Скоро я отдохну, племяшка.

Хейт снова нахмурилась. Что-то здесь не так. Хейт чуяла неблагополучие через запахи. Сейчас ей казалось, что на огне кипит горшок с корнем белокудренника. Она потрогала лоб и руки своей старой тетки.

– Минерва, тебе нездоровится?

Старая знахарка отстранилась и резко поднялась с кровати.

– Я не больна, не больна, просто устала.

Хейт не поверила и настороженно смотрела, как Минерва обошла кровать и остановилась у головы Тристана. Старушка нежно улыбнулась, и ее лицо покрылось сетью мелких морщин. Потом она провела ладонью по волосам Тристана, нагнулась, поцеловала его в лоб и прошептала:

– Будь здоров, молодец. Береги моих девочек. Мое сердце остается с тобой.

Колдунья распрямила спину, подошла к Хейт и снова опустилась на кровать. Паника стиснула сердце Хейт.

– Минерва, мне не нравится, как ты себя ведешь. Мне страшно.

– Не бойся, племяшка, – успокоила ее Минерва. – Все в порядке, так и должно быть. – Она сунула руку под плащ, достала меховой мешок со своими драгоценными рунами и долго смотрела на него. Потом взяла руку Хейт и вложила в нее мешочек. – Я хочу, чтобы он был у тебя, Хейт, – мягко произнесла она.

Хейт почувствовала, как на глаза набегают слезы. Минерва своей рукой закрыла ее ладонь, и Хейт поняла – старая колдунья умирает.

– Минерва, – давясь слезами, произнесла Хейт.

– Ш-ш-ш-ш… – Старуха грустно улыбнулась и провела по щеке Хейт ладонью – гладкой, прохладной. – Не будем говорить об этом, девочка. Не надо сейчас предаваться грусти.

– Позволь мне позаботиться о тебе, – взмолилась Хейт. В горле вдруг пересохло. – Если ты отдохнешь…

Но Минерва покачала головой.

– К утру я покину Хартмур. Пойду туда, где отдохнет мой дух. – Она уронила руку, перевела взгляд на Изабеллу, прижала кончики пальцев к своим дрожащим губам, потом коснулась ими щеки девочки. – Ты вырастешь красивой, Изабелла Бьюкенен д’Аржан. Запоминай свои сны, они сослужат тебе хорошую службу.

Хейт уже не могла сдерживать рыдания.

– Минерва, тебе нельзя уходить! Что я буду делать без тебя? Что мы все будем без тебя делать?

– Ну-ну. – Старуха притянула голову Хейт к своей груди. – Вы будете жить, детка. – Она гладила рыжие волосы Хейт, пока та плакала и прижималась к старому платью Минервы. – Теперь ты и сама стала знахаркой. Я тебе больше не нужна.

– Нужна! – всхлипнула Хейт.

– Ну хватит. Сядь-ка и утри лицо. – Минерва взяла Хейт за плечи и слегка отстранила от себя. Ее черные глаза тоже блестели от слез. Старушка взялась за подол плаща и вытерла им лицо Хейт. – Я хочу этого, Хейт. Мне это нужно. Я так давно покинула дом. Я соскучилась. Понимаешь?

Хейт не хотелось отвечать. Пусть бы Минерва навсегда осталась здесь, с ней, в этой самой комнате. Но она не стала говорить этого вслух. Она уже не ребенок. Минерва пожертвовала собственной жизнью, много лет назад приехав в Англию и оставшись здесь. Сначала с матерью Хейт, потом с самой Хейт. Хейт не откажет ей в последнем желании, тем более что Минерва никогда ни о чем ее не просила, а ведь она так любит Минерву. Хейт сглотнула.

– Понимаю.

Она будет держать себя в руках, старой шотландке так будет легче, но слезы все равно катились по щекам Хейт. Ей казалось, что она по-прежнему маленькая девочка, испуганная и неуверенная в себе.

– Ну вот, детка. – Минерва посмотрела на мешочек с рунами, зажатый в руке Хейт. – Теперь ты пользуйся ими и береги их.

Хейт кивнула:

– Буду беречь.

– Я знаю, – с загадочной улыбкой прошептала старая колдунья, потянулась к Хейт и поцеловала ее в обе щеки. За окнами бушевала гроза. – Я так тебя люблю, племяшка.

Хейт задохнулась от горя, сердце, казалось, остановилось, она прикрыла залитые слезами глаза, а когда открыла, Минервы уже не было в комнате. Она просто исчезла. Лишь на щеках Хейт еще сохранилось тепло ее ладоней.

У Ивлин дрожали колени, пока она ждала в ночной темноте, стоя у ворот Хартмурского замка. В руке Ивлин держала поводья двух лошадей. В кухне она нашла все необходимые съестные припасы – да простит Господь ей эту кражу, – разделила их надвое и приторочила сумки с провизией к седлам.

Гром прокатился по небу, как дьявольский смех. Молния озарила окрестные холмы. На миг стало светло, как днем. Ивлин чуть не подпрыгнула от ужаса. Никогда в жизни ей не было так страшно. Она попыталась успокоить лошадей, чтобы не заметили стражи на стене.

За спиной раздалось мелодичное позвякивание. Ивлин оглянулась и увидела, как старая колдунья быстро идет к воротам. Ветер раздувал ее черный плащ.

– Ты все сделала правильно, Ив, – похвалила Минерва, окидывая взглядом лошадей и сумки с припасами.

– Как мы выйдем за ворота? – спросила Ивлин и помогла старухе сесть в седло.

– Об этом не думай, – сказала Минерва, легко управляясь со встревоженной лошадью. – Садись в седло, и поехали. Времени мало.

А через мгновение ураганный ветер ворвался во двор замка, расколол надвое широкий дубовый засов и распахнул одну створку ворот. Решетка, как ни странно, была уже поднята.

Ивлин пригнулась к шее своего скакуна и услышала, как на стенах встревоженно перекликаются стражи.

– Ну, мальчик, давай за Минервой. И поспеши.

И через минуту Ивлин, проскакав под надвратной башней, мчалась за старой колдуньей на север, к своей судьбе.

Открытая створка захлопнулась за Ивлин со страшным скрипом, который заглушил даже гром.

Ни Ивлин, ни Минерва Англии больше не увидят.

Глава 27

В самые дальние покои разрушенного аббатства дождь не проникал. Как ни странно, руины большого зала меньше всего пострадали от времени, их прогнившая древесина успешно противостояла натиску бури, однако дождевая вода стекала по стенам, капала с балок, проникала в дыры на крыше, создавая ощущение сырой пещеры на морском берегу.

В искореженных и проржавевшие крепежных кольцах коптили факелы. Огромный костер дымил прямо посреди пола, в гнилых досках которого зияли огромные дыры. Симоне казалось, что они с Женевьевой попали в ночной кошмар.

Обе пленницы жались к костру. Тяжелая от влаги одежда липла к телу. Они прихлебывали теплое вино из грубых деревянных кружек и старались вести себя как можно незаметнее. Со времени прибытия на берег Арман как будто снова обрел здравый рассудок. Он беседовал то с одной компанией моряков, то с другой, обсуждая погоду, состояние моря, возможность поднять паруса.

Рассвет давно наступил, но небо оставалось черным, как ночью. Ветер с ревом гнал тяжелые тучи. Симона благодарила Бога за это ненастье, ведь только оно удерживала Армана и его пленниц на английской земле.

– К ночи мы должны выйти в море, – говорил он капитану, смуглому человеку с жестким взглядом. – Нам опасно здесь оставаться. – Он сделал шаг к Женевьеве и приподнял ее подбородок. – Посмотрите на нее, она больна.

Женевьева и правда выглядела ужасно – белое как мел лицо, ярко-красные лихорадочные пятна на щеках, черные круги под глазами. Она не сопротивлялась прикосновению Армана.

Но капитан стоял на своем.

– Выйти в море сейчас – это верная смерть, – возразил он. – Даже если буря утихнет, море не скоро успокоится. Нас разобьет о скалы. – Он мотнул головой и сплюнул. – Подождем. День-два.

– Мы не можем ждать! – взревел Арман и с яростью затопал ногами. В его глазах опять загорелся безумный огонь. – Разве я н-не заплатил вам бешеные деньги, которые вы потребовали? Вы обязаны выполнять мои приказы!

– Мертвому деньги ни к чему, – рассудительно заметил капитан. – Вам вообще повезло, что я согласился на этот дикий план. В это время года уже не переправляются через канал. Опасно. Радуйтесь, что мы хотя бы попытаемся это сделать. Но не сегодня ночью, – добавил он.

– У-у-у-у… – завыл Арман и вцепился себе в волосы, потом затих, что-то пробормотал себе под нос и вдруг уперся взглядом в Симону. У нее замерло сердце.

– Я отдам вам девчонку, – заявил он капитану. – Если мы отправимся, как только кончится буря, вы получите ее в полное свое распоряжение. Мне она больше не нужна.

Капитан ухмыльнулся.

– Думаю, я и так ее заберу. – Он с вызовом посмотрел на Армана, а потом перевел похотливый взгляд на Симону. – Но мы отправимся только по моему приказу. Я не собираюсь рисковать своими людьми из-за ваших капризов. – Он гнусно подмигнул Симоне и вышел под дождь.

Симона облегченно вздохнула. Один из стражников, или это был матрос – Симона не поняла, кто он, – толстый, грязный, с сальными волосами, взял бурдюк, наклонился над Женевьевой и криво улыбнулся.

– Еще вина, миледи? – И он приподнял бурдюк.

Женевьева кивнула и дрожащими руками приподняла кружку. Бродяга положил грязную лапу на грудь Женевь-евы.

– О, простите, миледи, – осклабился он.

Симона вскрикнула и швырнула своей кружкой в негодяя:

– Оставь ее в покое, мерзавец!

Матрос отшвырнул бурдюк, пнул ногой кружку, прищурился и, расставив похожие на клешни руки, двинулся на Симону:

– Ну, ты у меня получишь, шлюха!

К удивлению Симоны, за нее заступился Арман.

– Что такое? В чем дело? – Он схватил матроса за плечо и развернул к себе.

– Эта потаскуха швырнула в меня кружкой! Я хотел дать ей вина, а она…

– Это ложь! – закричала Симона. – Он приставал к леди Женевьеве!

Арман взглянул на беззвучно плачущую Женевьеву:

– Это правда, мое сокровище?

Не поднимая глаз, Женевьева кивнула. Лицо Армана исказилось от страшной судороги. Он оттолкнул матроса.

– Да как ты посмел, грязная свинья! – Он грозно шагнул вперед, надвигаясь на виновника скандала. – Ты прикоснулся к моей жене? К моей невесте? К моему с-с-сокро-вищу? – Он резко толкнул бродягу, и Симона заметила, что ноги матроса оказались в опасной близости от огромной дыры в полу.

– Нет! – завопил перепуганный гневом Армана матрос. – Я до нее и пальцем не дотронулся! Вы же не видели!

– Ты лжешь, ублюдок! – И Арман с размаху ударил его в плечо. Несчастный полетел в дыру:

Раздался крик, который тут же стих, и мокрый шлепок. Арман схватил со стены факел и, наклонившись, заглянул в провал. Несколько матросов подошли посмотреть, что случилось, и сразу отвернулись.

– Ты больше не будешь ее касаться, правда, любезный? – Арман хохотнул. – Кишки-то наружу, тут уж не до забав!

Женевьева тихонько застонала и привалилась к Симоне. Та обняла ее за плечи.

– Я скоро умру, Симона. Здесь или в море. Я предпочла бы, чтобы это случилось здесь.

– Ш-ш-ш… – прошептала Симона, касаясь губами волос Женевьевы, липких и холодных, как морские водоросли. – Вы не умрете. А сейчас отдыхайте. Я присмотрю за вами. Поспите.

Однако Симона и сама не верила, что им удастся выжить. Даже если они сумеют сбежать из аббатства, Женевьева не может быстро идти. Да и куда им бежать? Дорога к берегу идет через густой лес. Насколько успела заметить Симона, в округе не было ни деревень, ни даже одиноких хижин. Пешком им далеко не уйти.

Капитан сказал: «День-два». Сможет ли кто-нибудь найти их за это время? Симона прикрыла глаза, стараясь не зарыдать от отчаяния. Она отлично знала – они не оставили за собой следов и слишком далеко уехали от Хартмура, а береговая линия Англии очень велика.

Женевьева задремала у нее на груди, и Симона была этому рада. Слезы градом посыпались из ее глаз. Она думала о маленьком брате, чей призрак остался в Хартмуре. Если старая колдунья не смогла ему помочь упокоиться с миром, лучше бы он был здесь, с сестрой. По крайней мере он мог бы поговорить с ней.

– О, Дидье, – прошептала Симона. Слезы оставили на ее щеках серые дорожки. Она закрыла глаза, чтобы не видеть ужасной реальности. – Прости, что я бросила тебя.

– Нет смысла плакать, сестрица, – спокойно произнес Дидье у самого уха Симоны. Она замерла. – Или на тебя капает дождь? Здесь и правда довольно сыро.

Симона открыла глаза и слегка повернула голову – точно, рядом с ней, скрестив ноги, сидел Дидье.

– Дидье, – прошептала Симона, – это действительно ты?

Брат лукаво улыбнулся:

– Конечно, я. Барон ждет в лесу с дядей Жаном и Шарлем. Они там ссорятся, кому пойти спасать тебя и леди Женевьеву. – Он посмотрел на Женевьеву и спросил: – Она заболела?

– Но как… как? – Симона зажала себе рот, боясь, что безумная надежда лишит ее разума. Мрачные своды аббатства закружились перед глазами. Усилием воли Симона заставила себя успокоиться. Николас здесь! Дидье помог их найти!

«Он приехал за своей матерью, а не за тобой», – шевельнулся в ее душе унылый голос, но Симона не обратила на него внимания. Ник приехал, а значит, он жив!

– Да, Дидье, она очень больна.

Личико Дидье помрачнело.

– Мне очень жаль. Она хорошая леди. – Он оглядел помещение, загибая пальчики.

– Что ты делаешь? – спросила Симона, прячась за Женевьеву, чтобы никто не заметил, что она разговаривает.

– Считаю. – Дидье почесал в затылке. – Лорд Николас велел мне посмотреть, сколько здесь человек. Сестрица, сколько будет десять и шесть и десять?

– Два десятка и шесть – двадцать шесть, – как в тумане, ответила Симона. – Но как ты?..

– У нас есть план, – вскочив на ноги, стал рассказывать Дидье. – Ждите здесь. Я скоро вернусь.

– Дидье, подожди! – пожалуй, слишком громко позвала мальчика Симона. Ей так не хотелось снова оставаться в одиночестве.

Но Дидье уже пропал, а к Симоне направлялся Арман, очень возбужденный, беспрестанно почесывающийся, как шелудивый пес. На руке у него висела длинная грязная веревка.

– Чего мы ждем, Фицтодд? – в десятый раз с тех пор, как они обнаружили заброшенное аббатство, спрашивал Жан, отряхивая воду с плаща – дождь все не прекращался. – Если Симона действительно здесь, в замке, то она в опасности. Так же, как и ваша мать.

– Я тоже так считаю, – обвиняющим тоном произнес Шарль Бовиль. Николас заскрежетал зубами. – Зачем мы так долго ехали, если вы не знаете, как вырвать Симону у похитителя? – Он приподнял тонкую бровь. – Конечно, я не могу винить вас за этот страх…

Николас зарычал. Надменный француз вывел его из себя. Терпение Ника кончилось. Он схватил Шарля за шиворот и подтащил к самой опушке. Тот успевал только поспешно перебирать ногами.

– Ты видишь эти огни, напыщенный идиот? – Ник отпустил Шарля. – Это факелы. Арман не настолько безумен, чтобы действовать в одиночку. Если мы слепо бросимся туда, то подвергнем женщин еще большей опасности, а сами погибнем.

Бовиль побледнел, его рот беззвучно, как у рыбы, открылся и закрылся.

– Насчет этого он прав, сынок, – вмешался Жан, при свете молнии приближаясь к молодым людям и становясь между ними. – Сначала надо все хорошо обдумать. Хотя бы ради Симоны. Но, Фицтодд, – Жан обратил к Нику смуглое худое лицо, – я не могу понять, как мы узнаем обстановку, если стоим здесь и просто чего-то ждем?

Николас отвернулся от французов и посмотрел на крутой спуск к аббатству, а потом нехотя бросил:

– У нас там есть щпион.

– Шпион? – изумленно воскликнул Шарль. – Почему же вы ничего не говорили? Жан, я…

– Кто? – требовательно спросил Жан, не обращая внимания на Шарля. – Кто еще может знать, где она? Кто нам поможет?

Ник посмотрел на пожилого француза и увидел в его глазах отчаянную мольбу. Ник подтвердил его худшие опасения и самые невероятные надежды.

«Он знает, – подумал Николас. – Доверилась ему Симона или нет, но он знает».

– А как вы думаете, Жан? – мягко спросил Ник. – Кто еще настолько любит Симону, чтобы проделать весь этот путь? Кто может проникнуть в аббатство так, чтобы его не заметили? Кто ненавидит Армана больше, чем мы?

Кадык заходил на шее старого француза, глаза налились слезами.

– Дидье? – с трудом произнес он.

Николас кивнул.

Шарль издал придушенный звук, лицо его стало белым, как морская пена под обрывом, он шагнул вперед.

– Достаточно, Фицтодд! Я не зндю, какую игру вы ведете, но я этого не потерплю.

Ник безразлично спросил:

– Вы закончили?

– Я… я… – забормотал Шарль, но умолк и сжал губы.

– Отлично. Теперь слушайте. – Ник говорил размеренно и спокойно, но Бовиль, должно быть, прочитал в его глазах что-то страшное, взглянул на Жана и отступил. – Симона рассказала мне, что вы ее предали, – продолжал Ник. – Она доверилась вам, а вы не только не поверили ей, но и объявили сумасшедшей. Как ни стыдно мне в этом признаться, я и сам не поверил ее рассказам о призраке Дидье. – Он замолчал и посмотрел прямо в глаза Бовиля. – Пока собственными глазами не увидел доказательства.

– Вы… вы сумасшедший, – прошептал Шарль.

– Нет. И Симона тоже не сумасшедшая. Если вы надеетесь убедить ее вернуться во Францию, вам следует примириться с мыслью, что за каждым вашим шагом будет наблюдать призрак восьмилетнего мальчика.

– Non! Non! – Шарль дико замотал головой. – Этого не может быть! Вы так говорите, чтобы я отказался от Симоны. Но я не откажусь! Ничто не заставит меня отказаться от нее! – Француз круто развернулся и отошел к лесу.

– Простите его, Фицтодд, – попросил Жан. – Он не слишком умен, и ему трудно себе представить, что…

– Мне все равно, – оборвал его Ник. – Я сам стыжусь, что не верил Симоне. Теперь, когда я вижу, что свалял дурака, мне трудно смириться с чужой тупостью. Если бы он любил ее так, как говорит, он бы поверил ей.

Жан окинул его проницательным взглядом:

– Значит, вы любите ее?

Ник отвернулся к обрыву.

– Да.

– Понимаю, – задумчиво протянул Жан и встал рядом с Николасом. – Возможно, Симона все же не вернется во Францию, как я надеялся.

– Возможно, – отозвался Ник и вдруг заметил крошечное белое пятнышко, рывками поднимающееся по тропе. – В любом случае сейчас мы все узнаем. Рено, ваш сын скоро будет здесь. – Ник услышал, как Жан резко втянул в себя воздух.

– Вон там? – прошептал он, вглядываясь в белое перышко.

– Да. – Ник смотрел вниз, туда, где, судя по перышку, находился Дидье. – Дидье, Симона и леди Женевьева внутри?

Перышко подскочило вверх и опустилось – «да».

– С ними все в порядке?

Вверх-вниз – «да». Потом из стороны в сторону – «нет». Жан вопросительно смотрел на Николаса:

– Что? Что это значит?

Ник хмуро покачал головой и снова обратился к Дидье:

– Они… Они обе живы?

«Да, да, да».

Николасу показалось, что остановившееся было сердце снова начало биться.

– Внутри охрана?

«Да».

– Сколько?

Перышко легло на открытую ладонь Ника и стало стучать по ней.

– Mon Dieu, – выдохнул Жан.

Перышко снова взлетело в воздух.

– Ты уверен?

«Да».

– Ясно. – Ник повернулся к Жану и проверил меч. – Я спущусь и заберу их. Пока буря не кончилась, я сумею без шума проникнуть внутрь. – Он взглянул на перышко Дидье. – Они связаны?

«Нет».

– Отлично. Жан, оставайтесь здесь с лошадьми. Когда вы…

– Я пойду с вами, – заявил старик.

– Нет, не пойдете. – Ник подошел к своему жеребцу и вынул из сумки короткий кинжал. – Когда увидите, что мы приближаемся, будьте готовы помочь женщинам. Судя по ответам Дидье, одна из них может быть больна, а нам придется спешить.

– Фицтодд! – Жан схватил его за руку, пытаясь задержать. – Один вы не справитесь.

– Не обижайтесь, Рено, но вы ничем мне не поможете, только будете обузой. К тому же я буду не один. – Ник похлопал француза по плечу. – Со мной Дидье.

– По крайней мере возьмите Шарля, – попросил Рено. – Он молодой, здоровый…

Ник стиснул зубы. Он не желал помощи этого французского хлыща. Наверняка этот фат провалит все дело. Или обмочится от страха. А вернее всего, и то и другое, решил Ник, но все же позвал:

– Эй, Бовиль!

Шарль по-прежнему стоял к ним спиной. Очевидно, что-то обдумывал. Когда он обернулся, Ник намеренно дерзко сообщил:

– Мы с Дидье собираемся штурмовать аббатство. Не желаете присоединиться?

– Идите к черту, Фицтодд, – дрожащим голосом произнес Шарль. – Я спасу Симону, пока противники будут избавляться от вашего тела.

Ник посмотрел на Жана и пожал плечами:

– Сейчас он не расположен к штурму.

Несколько мгновений Жан, хмурясь, смотрел на Шарля.

– Фицтодд… Николас, – запнулся старик, – я прошу вас…

– Нет. – И Ник протянул французу руку: – Пожелайте мне удачи.

Жан взял руку Ника в обе ладони, крепко стиснул ее и сказал:

– Да благословит вас Бог. Обоих. – Он перевел взгляд на перышко, которое колыхалось в воздухе, словно Дидье помахивал им.

Ник кивнул и высвободил свою руку.

– Пошли, Дидье. Мне надо, чтобы ты их отвлек. Слушай внимательно…

Жан смотрел, как Николас пошел по тропинке вдоль леса, где его не было видно из развалин. У его пояса колыхалось маленькое белое перышко. Ник и Дидье шли навстречу опасности, тогда как сам Жан и Шарль, как слабые женщины, прятались в кустах. Жан оглянулся на своего молодого соотечественника и помрачнел.