Текст книги "Взгляд назад: Культурная история женских ягодиц"

Год попы

Выступление Майли Сайрус в 2013 г. стало одним из самых скандальных событий, связанных с попой. Следующий, 2014 год, многие медиа окрестили «Годом попы». Это было время, когда попа была буквально повсюду: в журналах (именно в 2014-м вышел легендарный номер Paper с Ким Кардашьян на обложке), Instagram[78]78
  Деятельность Meta Platforms Inc. (в том числе по реализации соцсетей Facebook и Instagram) запрещена в Российской Федерации как экстремистская.


[Закрыть], чартах Billboard и кабинетах пластических хирургов.

Американское общество пластических хирургов публикует статистику почти по всем хирургическим процедурам, но статистику по подтяжке ягодиц эта организация не вела вплоть до 2012 г. Мы знаем, что в 2012 г. в США было проведено 8654 операции по коррекции формы ягодиц{343}343
  “2013 Cosmetic Plastic Surgery Statistics,” American Society of Plastic Surgeons, 2013, https://www.plasticsurgery.org/documents/News/Statistics/2013/cosmetic-procedure-trends-2013.pdf. Статистику за 2012 г. см. в “Buttock augmentation with fat grafting”.


[Закрыть]. К 2014 г. этот показатель достиг 11 505, то есть вырос на 33 % всего за два года{344}344
  “2014 Cosmetic Plastic Surgery Statistics,” American Society of Plastic Surgeons, 2014, https://www.plasticsurgery.org/documents/News/Statistics/2014/plastic-surgery-statistics-full-report-2014.pdf. Статистику за 2014 г. см. в разделе “Buttock augmentation with fat grafting,” p. 7.


[Закрыть].

Процедура бразильской подтяжки ягодиц{345}345
  Прообраз БПП был разработан в 1960-е гг. Иво Питангуи, хирургом, основавшим первый в мире центр обучения пластических хирургов в Бразилии, которого часто называют пионером бразильской подтяжки попы. Однако этот ранний вариант БПП отличался от современной операции. Когда он впервые испробовал ее, это действительно была в большей степени подтяжка, чем наращение, так как удалялась лишняя кожа, чтобы устранить обвисание. В ходе процедуры, известной как «бразильская подтяжка попы» в наши дни, врач впрыскивает в попу жир, извлеченный из другой части тела.


[Закрыть] была разработана в 1990-е гг. как альтернатива силиконовым имплантам, которые в тот момент были единственным способом изменения формы попы. Суть процедуры состоит в том, что хирург с помощью липосакции удаляет жир с живота, бедер и поясницы пациентки, очищает его и перемещает в ее ягодицы. Операция, однако, может быть опасна, особенно при выполнении неопытным хирургом: существует риск нечаянно впрыснуть жир в крупные кровеносные сосуды, проходящие от ног к туловищу и легким, а это может вызвать эмболию со смертельным исходом{346}346
  “Plastic Surgery Societies Issue Urgent Warning About the Risks Associated with Brazilian Butt Lifts,” American Society of Plastic Surgeons, August 6, 2018, https://www.plasticsurgery.org/news/press-releases/plastic-surgerysocieties-issue-urgent-warning-about-the-risks-associated-with-brazilian-butt-lifts


[Закрыть]. В 2018 г. Общество пластических хирургов предупредило американок о потенциальной опасности бразильской подтяжки ягодиц, отметив, что уровень смертности при операции составляет 1 на 3000. Несмотря на то что это «намного выше, чем при любой другой косметологической процедуре», количество проводимых операций только увеличивается: в 2019 г. в США было сделано более 28 000 подтяжек, что на 16,5 % выше показателя предыдущего года{347}347
  См. раздел “Buttock augmentation with fat grafting” на с. 2 и 7 отчетов за 2019 и 2018 гг. соответственно. В 2019 г. сообщалось о 28 076 операциях по коррекции ягодиц, тогда как в 2018 – о 24 099. “2019 National Plastic Surgery Statistics,” American Society of Plastic Surgeons, 2019, https://www.plasticsurgery.org/documents/News/Statistics/2019/plastic-surgery-statistics-report-2019.pdf; “2018 Plastic Surgery Statistics Report,” American Society of Plastic Surgeons, 2018, https://www.plasticsurgery.org/documents/News/Statistics/2018/plasticsurgery-statistics-full-report-2018.pdf.


[Закрыть].

Бразильская подтяжка ягодиц – это, возможно, один из самых экстремальных способов изменить форму попы, но далеко не единственный. К 2014 году на страницы женских журналов проникли упражнения из программы «Стальные булки». СМИ раздавали советы направо и налево: как держать попу в тонусе, как сделать ее спортивной, тугой и подтянутой, или пышной и круглой, как у Ким Кардашьян, или маленькой и мускулистой, как у балерины, или худосочной, как у Пиппы Миддлтон на свадьбе ее сестры с принцем Уильямом.

Отсутствие единства мнений, вероятно, было обусловлено дилеммой, с которой пришлось столкнуться популярным медиа: в течение долгих десятилетий они культивировали фэтшейминг и наживались на нем, но теперь дело приходилось иметь с воплощением телесного идеала новой эпохи – большой попой. После того как столько лет и чернил было потрачено на темы похудения и «сжигания жира», о большой попе можно было писать только как о чем-то, чего можно добиться исключительно с помощью бесконечных упражнений и диет, только как о результате тяжелого труда и самопожертвования.

В 2013 г. Джен Селтер из Лонг-Айленда придумала термин belfie, образованный слиянием слов butt («попа») и selfie{348}348
  Ally Jones, “Instagram’s Butt-lebrity: The Bar for Fame Hits Rock Bottom,” Atlantic, January 3, 2014.


[Закрыть]. Вопреки названию, белфи – это не столько фото собственной попы (чаще всего снимать приходилось кому-то другому, так как извернуться, чтобы сфотографировать свой зад, не очень-то просто!), сколько конкретная фотографическая поза, когда модель стоит спиной к камере, бросая через плечо застенчивый взгляд. Эту позу придумала и сделала бессмертной классикой Ким Кардашьян{349}349
  Keeping Up with the Kardashians, advertisement, E! Network, 2007.


[Закрыть].

Когда Джен Селтер придумала это слово, она была восходящей звездой фитнеса и могла похвастаться красивой, пусть и маленькой, белой попкой и спортивной колонкой в New York Post. Колонка Джен называлась «Дрыгаем попой» и была довольно успешна, но тут девушка обнаружила другой, более прямой путь к монетизации своей любви к собственной попе: она начала постить в Instagram[79]79
  Деятельность Meta Platforms Inc. (в том числе по реализации соцсетей Facebook и Instagram) запрещена в Российской Федерации как экстремистская.


[Закрыть] белфи. Довольно скоро это начало приносить Селтер деньги – каждый снимок попы, который она размещала на своей странице, привлекал около 5000 новых подписчиков, что означало рекламные контракты и появление новых клиентов. «Каждый, кто работает не покладая рук, может достичь того, что достигла я», – сказала Джен в интервью журналисту Elle в 2013 г. То есть работая не покладая рук можно стать миллионером. А можно – заиметь красивую попу{350}350
  Claire Howorth, “The Posterior Economics of Motivation Mogul Jen Selter,” Elle, December 13, 2013, https://www.elle.com/beauty/health-fitness/news/a14992/jen-selter-interview/. Цифру в пять тысяч подписчиков можно найти также в Hilary Sheinbaum, “On Instagram, ‘Fitness Inspiration’ Is Often an Eyeful,” USA Today, January 4, 2014, https://www.usatoday.com/story/news/nation/2014/01/04/fitness-inspiration-nstagram/4295599/.


[Закрыть].

Музыкальная индустрия в 2014 г. тоже заработала на попах миллионы. Дженнифер Лопес и Игги Азалия вместе записали песню “Booty” («Попа»){351}351
  Jennifer Lopez, Iggy Azalea, “Booty,” 2014, трек 10 на A.K.A., Nuyorican/Capitol, August 24, 2014.


[Закрыть]. Бейонсе, которая десять лет назад подарила миру слово bootylicious, выпустила альбом со скромным названием Beyoncé{352}352
  Beyoncé, Beyoncé, Parkwood/Columbia, December 13, 2013.


[Закрыть]. В клипах к нему часто фигурировали ее едва прикрытые ягодицы. Меган Трейнор прославилась бодипозитивным хитом “All About That Bass”, посвященным ее собственному большому заду: «Я не буду худой как палка силиконовой куклой Барби, – пела она. – Ты совершенна от головы до кончиков пальцев!»{353}353
  Meghan Trainor, “All About That Bass,” video, June 11, 2014, 3:10, https://www.youtube.com/watch?v=7PCkvCPvDXk.


[Закрыть]

В августе того же года Ники Минаж записала песню “Anaconda”, в которой были прямые цитаты из “Baby Got Back”. Цитируя Сэра Микс-э-Лота, певица утверждает свой контроль над нарративом о большезадой черной женщине. Последняя больше не безголовое танцующее тело, какими были девушки из клипа “Baby Got Back”, – теперь она автор музыки и главная героиня песни, она сама распоряжается судьбой своего произведения и зарабатывает на нем большие деньги. В “Anaconda” тоже есть элемент игры с расовыми стереотипами, однако, поскольку Минаж сама является этой большезадой черной женщиной, такая игра не кажется культурной апроприацией.

Песни про попу оказались прибыльным делом, но вот финансовые успехи новоорлеанских исполнителей баунса не впечатляли. Кейти Ред начал запись альбома в 1998 г., но выпустил его только к 2011 г.{354}354
  Более подробно о музыкальное карьере и первом клипе Кейти Ред можно узнать в Gaunt, “YouTube, Twerking, and You,” 257.


[Закрыть] Несмотря на важнейшую роль, которую он сыграл в истории баунса и тверка, Ред был и остается нишевым исполнителем. Биг Фридиа повезло больше. В 2013 г. она запустила на платформе Fuse собственное реалити-шоу под названием «Big Freedia: Королева баунса». На сегодняшний день Фридиа является, пожалуй, главным знатоком истории и культурного смысла тверка. Она ведет мастер-классы, читает лекции в университетах и недавно опубликовала книгу воспоминаний. Но она всегда будет восприниматься как человек, который корректирует некий популярный нарратив, но не создает его. В сентябре 2013 г., комментируя скандальное выступление Майли Сайрус, Ники Минаж выразила суть этого парадокса так: «Если белая девушка делает нечто хотя бы с виду африканское, то черные думают: «О, она использует нашу культуру! Она крутая!»{355}355
  The Ellen De-Generes Show, “Julie Bowen, Nicki Minaj,” season 11, episode 15, directed by Liz Patrick, aired September 27, 2013, on NBC.


[Закрыть] И вроде как солидаризируются с ней. Белые думают: «О, она делает что-то африканское. Она крутая!» А если африканец делает нечто африканское? Им это уже не так интересно.

Рекламация

Келечи Окафор{356}356
  Все слова Келечи Окафор приводятся по моему телефонному интервью с Окафор (актрисой, режиссером, общественной деятельницей и инструкторшей по тверку) от 27 ноября 2020 г.


[Закрыть] – одна из самых популярных британских инструкторов по тверкингу. Она родилась в 1986 г. в Нигерии. Когда девочке было всего пять лет, семья перебралась в Лондон и поселилась на юго-востоке столицы, в округе Пекхэм, известном своей растущей нигерийской диаспорой. Келечи выросла в Пекхэме и иногда называет его «маленьким Лагосом». «Мы как будто и не уезжали из Нигерии, – вспоминает она. – Ходили на такие же рынки. Повсюду звучала речь на языке йоруба». Танец был неотъемлемой частью жизни девочки: «Я танцевала на каждой вечеринке, на которой оказывалась. Я всегда, всегда танцевала».

В шестнадцать лет Окафор поступила в школу исполнительского мастерства и начала изучать музыкальный театр. Она посещала занятия по балету, чечетке и джазовым танцам. В танцевальном классе к ней пришло осознание того факта, что ее внешность почему-то отделяет ее от других учеников. Девушка постоянно чувствовала напряжение. Тренер по балету велел ей купить розовое трико, проигнорировав тот факт, что оно не сочетается с цветом ее кожи. Карьерный консультант сказал ей, что, будучи черной, в музыкальном театре она может рассчитывать максимум на роль лучшей подруги главной героини. Когда на занятиях по вокалу она пыталась импровизировать, ей говорили: «Пой так, как задано». Когда то же самое делали белые студентки, заметила Келечи, их хвалили за креативность.

Окончив школу, Келечи Окафор поступила в Ливерпульский университет Хоуп, собираясь изучать драматургию и право. Она впервые покинула родительский дом и впервые обрела свободу исследовать, что для нее значит танец. «Я три года жила в Ливерпуле, – вспоминает она, – и много ходила по ночным клубам». Келечи стала клубной знаменитостью местного значения. Я спросила ее, каким образом ей удавалось каждый раз взрывать танцпол. Она ответила: «Очень вольными движениями. Я делала акцент на попе и бедрах. По-настоящему умела задействовать тазовую область».

После окончания университета, в 2008 г., Окафор переехала в Атланту. В городе девушка никого не знала, зато ей было известно, что в Атланте живет ее любимая артистка – Сиара. «Я была уверена, что нам предначертано стать лучшими подругами!» – смеется Келечи. С Сиарой она, конечно, так и не познакомилась, но зато полгода проработала музыкальным менеджером. Окафор сотрудничала в основном с рэп-исполнителями, многие из которых выступали в стрип-клубах или просто захаживали туда после концертов. Они часто брали с собой Келечи. Именно в Атланте она впервые увидела пол-дэнс[80]80
  Pole dance, танец на пилоне, сочетающий элементы хореографии и спортивной акробатики.


[Закрыть] – и тут же в него влюбилась. «Это была по-настоящему чистая, беспримесная мощь!» – говорит Келечи.

В 2009 г. Окафор вернулась в Англию и устроилась в кол-центр, одновременно занимаясь поисками подходящих театральных ролей и обучаясь на персонального тренера. Через несколько лет она вспомнила о впечатлении, которое на нее произвел пол-дэнс, и решила взять пару уроков. За два месяца Келечи освоила все, чему мог научить ее тренер районной танцевальной студии, и вскоре владельцы этой студии предложили девушке занять его место. Уроки Келечи быстро приобрели популярность, отчасти потому, что она хорошо знала физиологию и анатомию танца и помогала своим ученицам понять, что происходит с их телами, когда они танцуют. В 2014 г. владельцы студии – белые, разумеется – спросили девушку, может ли она преподавать еще и тверк. «Я подумала – почему вдруг?.. Это [по вашему мнению] то, чем занимаются африканцы?» Окафор ответила, что не уверена в том, что ее манеру танца можно считать тверкингом, но согласилась показать движения, которые сделали ее звездой ночных клубов Ливерпуля. Хозяева были впечатлены и сразу же попросили Келечи дать пробный урок, перед этим сходив на занятие еще одной инструкторши по тверку из этой студии. «Я пришла на занятие, – вспоминает девушка, – и была в ужасе. Не считая преподавательницы и меня, в зале было два человека. Она показывала какие-то базовые движения, но вообще не объясняла, как собрать их в единое целое. Я слышала ритм, но не понимала, слышит ли ритм она. Все двигались вразнобой». Очевидно, преподавать тверкинг нужно было как-то по-другому.

Курс Келечи Окафор «Тверк для начинающих» приобрел бешеную популярность. Чтобы утолить возросший спрос, студии пришлось увеличивать количество занятий. Окафор была в восторге от своей новой работы: «Мне просто нравилось, что я могу показывать людям механику танца, объяснять им его язык и учить их выражать собственную чувственность».

Популярность занятий и рост числа подписчиков студии в соцсетях не могли не радовать владельцев – как и деньги, которые им приносила Окафор. Но еще им хотелось быть абсолютно уверенными, что танцы, которые преподает Келечи, соответствуют ожиданиям их клиентов от тверка. Они попросили ее переименовать «Тверк для начинающих» в «Туземный тверк», чтобы подчеркнуть, что она учит чему-то экзотическому и аутентичному.

С похожими проблемами Окафор сталкивалась и в других танцевальных студиях. Как-то она написала в один манчестерский тверкшоп, предложив себя в качестве преподавательницы. В письме она отметила, что на сайте тверкшопа изобретательницей тверка ошибочно названа Майли Сайрус. «Мне не нравится ваш стиль тверкинга, – ответила ей хозяйка тверкшопа – белая. – Слишком простой. Когда мы с моими девочками тверкаем, нам нужны наколенники!»

Келечи запостила ее ответ в Twitter. Твит завирусился, особенно в США. «Темнокожие американки пришли в ярость, – вспоминает Окафор. – Они говорили: это всегда так происходит! Мы изобретаем что-то хорошее, а белые это присваивают, упрощают, искажают по своему усмотрению и продают в красивенькой упаковке, извлекая прибыль!»

___________

Интерес, который белые женщины в 2010-е гг. стали питать к тверку и большим попам, вообще любопытное явление. Конечно, примеры заигрывания белых женщин с афроамериканской модой и популярной культурой были всегда (достаточно вспомнить косички Бо Дерек или танцы Мадонны), но все же в выстраивании отношений с миром черных они обычно предпочитали стратегию сегрегации, отдавая апроприацию на откуп своим мужчинам. Но в 2010-х ситуация начала меняться.

Когда я спросила Окафор, почему на ее занятия по тверкингу ходит так много белых женщин, она дала такой ответ: «Когда формировались идеи расового превосходства, белым нужно было за что-то бороться, и этим чем-то стала «чистота» белой женщины. Белые мужчины считают своим долгом защищать мифическую невинную белую женщину от всего на свете, особенно от сексуальных посягательств небелых мужчин. А реальные белые женщины замкнуты в ловушке этого нарратива. Я думаю, что как раз поэтому их так привлекает тверк: борьба за избавление от оков стереотипной западной женственности с ее обязательной невинностью еще не закончилась!»

Есть еще фактор своеобразной межпоколенческой ревности, связанной с тем фактом, что в эпоху рабства темнокожая женщина была обычным объектом желания белого мужчины: «Почему мой мужчина ее хочет? Если я смогу быть в чем-то на нее похожей, его желание, возможно, снова обратится ко мне». Ревность к мифическому сексуальному потенциалу темнокожих женщин, конечно, имеет долгую историю, восходящую как минимум к эпохе Саарти Баартман и пьесе «Готтентотская Венера, или Нелюбовь к француженкам».

Европейки и американки в стремлении вырваться из ловушки конвенциональной западной женственности часто пытаются подражать черным женщинам, принимая стереотипы об их гиперсексуальности и раскрепощенности за чистую монету. Этот путь прошли многие старлетки: Кристина Агилера, Бритни Спирс и, конечно, Майли Сайрус. «Чтобы сформировать свой собственный, автономный образ женственности, белой девушке нужно пройти через фазу отрицания и непристойности, – рассуждает Окафор. – В этот момент она подражает черным женщинам – точнее, каким-то своим, нередко карикатурным представлениям о черных женщинах. Но как только девушка чувствует себя свободной, они сворачивает эту стратегию подражания».

В 2016 г. Келечи Окафор открыла собственную танцевальную студию в Лондоне. Она преподает тверк и пол-дэнс, рассказывая ученицам об истории этих танцев и подробно объясняя их биомеханику, учит выстраивать отношения с собственным телом и делится своим жизненным опытом. Келечи пережила сексуальное насилие. Она много лет молчала об этом, но благодаря тверку нашла в себе силы преодолеть молчание и восстановить связь с собственным телом. «Я вернула себе права на свое тело через танец, – говорит она. – И могу поделиться своим опытом. Женские бедра и попа всегда были связаны с таким количеством насилия и травм! Мы должны это изменить».

Окафор считает, что тверк начинается не с попы и что для хорошего тверкинга даже не нужен большой зад: «Тверк начинается со ступней и поднимается вверх. Посмотрите на западноафриканские танцы: сенегальские, нигерийские. Это всегда активные движения стоп». Европейцы (в интернете удивительно много преподавателей тверка из России и других стран Восточной Европы), по ее мнению, слишком напрягают грудной отдел позвоночника, когда танцуют. «Много тяжелых движений», – комментирует она.

Келечи очень надеется, что ее ученицы уходят с занятий полными новых знаний: «Я достаточно подробно рассказываю о месте тверка в культуре, о его истории. Объясняю своим девчонкам, откуда берутся все эти танцевальные движения и какую эволюцию они проходят, прежде чем дойти до нашей студии!» Окафор достаточно популярна в соцсетях не только как преподаватель танцев, но и как актриса, писательница и ведущая подкаста. «Почему бы не использовать медиапространство для просвещения?» – улыбается она.

___________

Мировая культура эклектична. Энергия ее развития – в заимствованиях. Любое произведение искусства в той или иной степени опирается на традиции и опыт, которые не являются частью идентичности его создателя. Без смешения культур у нас не было бы ни рок-н-ролла, ни тверка.

И все-таки бездумное, не учитывающее контекст заимствование вредно. Майли Сайрус – это почти карикатурный пример культурной апроприации: она беззастенчиво использовала тверк, чтобы избавиться от опостылевшего ей образа Ханны Монтаны, и с большой готовностью отказалась от своей гиперсексуализированной, c отчетливыми намеками на афроамериканскую культуру, ипостаси, когда та перестала ей подходить. Сегодня Майли Сайрус следует по стопам классических рок-героинь типа Джоан Джетт и Стиви Никс. Она заработала огромные деньги, заигрывая с черной культурой на своих выступлениях, но, кажется, никогда публично не упоминала о связи тверка с афроамериканским комьюнити. После выхода альбома Bangerz Майли и думать забыла о тверке.

Но история Майли Сайрус – это не только история невоспитанной знаменитости. Это урок понимания наших собственных скрытых мотивов и желаний. В 2010-х я не ходила на курсы тверка и не снимала белфи для Instagram[81]81
  Деятельность Meta Platforms Inc. (в том числе по реализации соцсетей Facebook и Instagram) запрещена в Российской Федерации как экстремистская.


[Закрыть]. Но я наслаждалась произошедшей переменой стандартов красоты и изменением статуса большой попы в популярной культуре. Мужчины и женщины теперь словно видели мое тело не таким, как в конце 1990-х. После конференции в музее я поднималась по лестнице впереди своего коллеги, и он воскликнул: «Какая попа!» Мне было неловко – ему не стоило этого говорить. Но какая-то часть меня все же обрадовалась – обрадовалась, потому что он заметил мою попу, обрадовалась тому, что он воспринял меня как сексуально привлекательную женщину. К 2014-му – году попы – большинство моих свиданий стало проходить по одному сценарию: после трех бокалов партнер, независимо от своего гендера и расы, обычно трогал меня за попу и шептал о ней что-нибудь игривое. Все они словно выпустили на волю часть себя, которая любила большие попы. В результате мое тело стало более желанным. И мне это нравилось. Когда я надевала облегающее платье, подчеркивающее мою попу, я чувствовала ее власть.

Но я также чувствовала ограничения, которые она на меня накладывает. В подростковые годы я знала о своей попе только то, что она слишком большая и неприличная. Внезапно она стала большой и сексуальной. Я могла бы рассматривать это как прогресс, но попа все-таки продолжала занимать значительное место в моей жизни. Иногда мне хотелось спрятать ее, хотелось, чтобы она исчезла. Я хотела, чтобы она ничего не значила, была невидимой для окружающих. Я хотела выйти на кафедру читать доклад и не думать о том, что люди пялятся на мою попу, когда я подхожу к микрофону. Но мое тело всегда было здесь, что-то говорило и что-то значило, нравилось мне это или нет.

Чего ищут белые женщины, играя с африканской культурой? Келечи Окафор дает хороший ответ: доступа к сексапильности, к возможности бунта, способа выйти за жесткие рамки белой женственности. Мы не всегда можем осознать и четко сформулировать эти потребности, поэтому порой удовлетворяем их совершенно бездумно.

Обращаясь к миру черных в попытке разрешить собственные проблемы, белые женщины игнорируют источник стыда за собственное тело. Этот стыд вложен в нас западной культурой. Он подкрепляет в нашем сознании идею о том, что одни тела чисты и невинны, а другие сексуальны и желанны, что одни тела лучше, а другие хуже. Не понимая этого, мы вредим не только другим, но и самим себе.

Заключение

Прошлой осенью я выбросила свои последние джинсы. Мои бедра терлись друг о друга при каждом шаге, материя между ног истиралась все больше и больше. Однажды я села на крыльцо и услышала смачный деморализующий треск – это лопнули мои джинсы.

Прежде чем я набралась храбрости и пошла в магазин за новой парой, прошло несколько месяцев. С того момента, когда я ребенком наблюдала за мамой в Hudson’s, я побывала в сотнях примерочных. Все они, казалось, были созданы специально для того, чтобы поддерживать в человеке базовый уровень стыда. В одних освещение подчеркивало целлюлит на моих бедрах; в других зеркало было расположено так, что ляжки выглядели огромными. Порой жизнерадостная молоденькая продавщица подбадривала меня из-за тонкой занавески, убеждая, что я смогу втиснуться в тот или иной размер. Я изо всех сил втягивала живот и пыталась впихнуть попу в штаны, которые были мне явно малы, непонятно зачем пытаясь впечатлить постороннего человека. Видимо, чтобы продавщица заверила меня, что я достаточно хорошо выгляжу.

Я долго откладывала поход в магазин и наконец все-таки потащилась в нижний Манхэттен за заветной парой джинсов. Отважно вошла в магазин со стеклянным фасадом, ярким белым крыльцом и целой стеной из аккуратно сложенных штанов темно-синего, василькового и линяло-черного цвета. Я оглядывала полки, не зная, на что больше похож мой размер: то ли на редкий и дорогой сорт виски, который ставят на верхние полки, то ли на дешевое вино с кексом на этикетке, которое задвинуто на нижние. Я перебрала одну стопку джинсов, затем вторую. В обеих были только джинсы 27-го и 28-го размеров. В третьей стопке подходящая пара наконец обнаружилась. Это были вареные джинсы с высокой талией – осовремененная версия mom jeans, которые я в подростковом возрасте поклялась никогда не надевать.

Я задернула занавеску примерочной, изучила себя в большом зеркале, висевшем на стене под безжалостным углом, и разделась. Застегивая пуговицу, я ощутила приватность момента. В кабинке была только я и мой опыт. Я выполняла ответственную задачу, занималась важным делом, которое так долго откладывала.

На мгновение мое лицо озарил проблеск надежды, но, стоило повнимательнее рассмотреть отражение в зеркале, как стало ясно, что и эти джинсы мне не подходят. Даже сегодня, когда производители одежды обещают клиентам великое разнообразие моделей и размеров, в огромном магазине нашлась всего одна пара штанов моего размера, но и те странно висели на ногах, были тесны в попе и велики в талии. В зеркале они выглядели большими и мешковатыми. Когда я обернулась взглянуть на свою попу, я ощутила знакомый укол разочарования.

Когда я начала писать эту книгу, данное чувство интересовало меня больше всего. Это обычное, повседневное, бытовое чувство, разъедающее вашу самооценку. Оно так привычно и банально, что его легко проигнорировать.

Меня интересовала эта примерочная тревожность, потому что она была очень личной, но я также знала, что это чувство порождено историей, культурой и политикой. Я часто отмахивалась от тревог по поводу своего тела как от пустяков, но понимала, что мысли типа «У меня такая большая попа!», «Неужели появляется пузико?» или «Разве мне не должны подходить mom jeans?» рождаются не только из представлений о теле, которые мы получаем через Instagram[82]82
  Деятельность Meta Platforms Inc. (в том числе по реализации соцсетей Facebook и Instagram) запрещена в Российской Федерации как экстремистская.


[Закрыть] и рекламу на билбордах и в метро, но и из глубин нашего коллективного прошлого.

Я изучала культурную историю женских ягодиц несколько лет и теперь знаю, что мои чувства по поводу моей попы наследуют отчету Жоржа Кювье о вскрытии Саарти Баартман, опросам Рут О’Брайен, бесшабашным флэпперам, которых рисовала Гордон Конвей, и видеокассетам Грега Смити. Эти чувства объясняются тем, что большую попу увязали с гиперсексуальностью и африканскостью, в то время как маленькая попа по стечению обстоятельств стала символом свободы, а крепкая и подкачанная попа – синонимом дисциплины, самоконтроля и самоуважения. Мои чувства обусловлены и тем, что обсуждение женской попы, по крайней мере в последние двести лет, всегда становилось обсуждением вопросов расы, гендера и телесности.

Это все равно что одеваться в морозный зимний день. Ты натягиваешь на себя две или три пары носков, длинные подштанники, тренировочные штаны и поверх всего еще лыжные брюки. Где-то под всем этим находится тело – это научный, биологический факт, – но тело скрываемое, ставшее невидимым под слоями одежды. Наши тела покрыты слоями истории – истории наших семей, нашей жизни и всего мира. То, что мы чувствуем по отношению к собственному телу, передано нам людьми из далекого прошлого.

Мне бы хотелось сказать, что знание истории освободило меня от негативных чувств по поводу собственного тела, но подобное знание не панацея. Я все еще ощущаю себя неловко в примерочной, все еще чувствую себя какой-то не такой, когда примеряю одежду. Наши представления о теле запечатлеваются в сознании очень рано и очень глубоко, поэтому, подтягивая джинсы, я все еще испытываю некоторый стыд и, вероятно, всегда буду его испытывать. Но что мне дало мое исследование, так это возможность понять и контекстуализировать этот стыд. Оно поставило под вопрос представления, из которых я обычно исхожу в своих рассуждениях. Оно помогло мне понять свои чувства по отношению к телу и выразить их. И оно дало мне надежду. Когда один голос в моей голове шепчет: «Твоя попа слишком большая!» – другой тут же спрашивает: «Слишком большая для чего? Слишком большая с чьей точки зрения? И почему быть большой плохо?»

Я часто задумывалась над тем, что эта книга, хотя она посвящена женским ягодицам, могла бы быть практически о чем угодно. И это тоже дает мне надежду. Опыт пристального исследования той части себя, которая кажется невыносимой, – будь то часть тела, эмоция или желание – может стать трансформативным.

Понимание того, как люди прошлого формируют облик настоящего, есть также средство влияния на будущее. Тот факт, что смысл наших тел создан человеком, доказывает нам, что мы в силах пересоздать или отбросить этот смысл. Вещи, казавшиеся прежде неизбежными и неизменными, начинают выглядеть преходящими и преодолимыми. Люди создают смыслы, которые являются источниками стыда, а это значит, что другие люди – такие как Розецелла Канти-Летсам, Деб Бергард, Келечи Окафор, Винни Кучча и Алекс Бартлетт – могут их изменить.

Наше тело по своей природе сопротивляется контролю. Мы изобретаем турнюры, утягивающие пояса, видеотренировки, капустные диеты и системы размеров, но у наших тел свой путь, и потому они редко нам подчиняются. Одни люди хотят иметь большую попу, другие – маленькую. Но попа чаще всего остается такой, какая она есть. Человеческий ум пытается уложить тело в прокрустово ложе нормы и сделать из него что-то, чем оно не является и не может являться. Но тело упрямо отказывается повиноваться.

Может быть, поэтому я решила купить джинсы, которые мне не совсем подходили. Они подходили кое-как, и я решила с этим смириться. Теперь, надевая их, я порой чувствую беспокойство, потому что смотрятся они не очень – слишком облегающие в попе и свободные в талии. И иногда, естественно, еще знакомый укол раздражения из-за того, что найти подходящую пару штанов почти невозможно. И еще эти джинсы являются для меня физическим напоминанием об этом вечном напряжении между телом и сознанием, между желанием сознания контролировать тело и реальностью, в которой тело всегда будет стремиться быть именно таким, какое оно есть.

С тех пор как я сидела на крышке унитаза в родительской ванной и наблюдала, как одевается моя мама, прошло тридцать лет. Тогда я ощущала покой, тепло и безопасность, которые ассоциировались у меня с ее телом и предсказуемостью ее утреннего ритуала. Я представляла себе, что мое тело вырастет и станет таким же, как у мамы. Сегодня мое утро выглядит иначе – я работаю в основном из дома и никогда толком не умела управляться с бигуди, лосьонами, тушью, духами и всякими прочими девчачьими примочками. Но иногда, когда я готовлюсь читать лекцию или идти на вечеринку, я наклоняюсь к раковине, приближая лицо к зеркалу, чтобы подкрутить ресницы. Я достаю баллончик лака для волос и распахиваю окно, чтобы им не провоняла вся ванная. И я смотрю в зеркало, пытаясь увидеть себя сзади. Мое тело действительно похоже на мамино. У меня большая попа и широкие бедра. И иногда – в тот момент, когда я стою в ванной в нижнем белье, – моя попа не ощущается как проблема или достоинство. Она просто факт.