Текст книги "Укрытие. Книга 2. Смена"

– Поразительно, что это построили мы, – сказал Мик.

Дональд вернулся к другу в тесную комнатку. Он все гадал, что именно состарило их с Миком – работа, на которую они были избраны, или только этот проект, это всепоглощающее строительство.

– Спасибо, что заставил меня спуститься.

Он едва не добавил, что с удовольствием осмотрел бы и остальное, но решил, что это уже будет перебор. Кроме того, их уже наверняка ищут в палатках Джорджии.

– Послушай, – начал Мик, – я хочу тебе кое-что сказать.

Дональд посмотрел на друга – тот явно подыскивал слова. Он взглянул на дверь. Мик молчал. В конце концов Дональд сдался и сел на кровать.

– Что случилось? – спросил он.

Но, кажется, он и так знал. Сенатор включил Мика в другой свой проект. Тот самый, который вынудил Дональда обратиться за помощью к врачу. Дональд подумал о толстой книге, которую он уже почти выучил наизусть. Мик сделал то же самое. И сюда он привел его не только показать, чего они достигли, но и чтобы найти абсолютно уединенное место, где можно поделиться секретом. Он похлопал по карману с таблетками, помогающими его мыслям избегать опасных мест.

– Слушай, не говори мне ничего, что не положено…

Мик взглянул на него удивленно расширенными глазами.

– Ты ничего не обязан говорить, Мик. Предположи, что я знаю то, что знаешь ты.

Мик грустно покачал головой:

– Не знаешь.

– А ты все равно предположи. Я ничего не хочу знать.

– Мне надо, чтобы ты знал.

– А я предпочитаю не…

– Это не секрет, старина. Просто… Хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя, как брата. И всегда любил.

Они помолчали. Дональд смотрел в пол. Момент неловкий, но ему все же было приятно услышать от Мика такие слова.

– Послушай… – начал Дональд.

– Я знаю, что всегда давил на тебя. Ты уж прости. Честно, я тебя очень уважаю. И Элен. – Мик чуть отвернулся и почесал щеку. – Я очень рад за вас.

Дональд чуть подался вперед и сжал руку друга:

– Ты хороший друг, Мик. И я рад, что последние несколько лет мы были вместе, участвовали в выборах, строили это.

– Да. – Мик кивнул. – Я тоже. Но знаешь, я тебя привел сюда не сопли распускать. – Он снова поднял руку, и Дональд увидел, что Мик вытирает глаза. – Вчера вечером у меня был разговор с Турманом. Он… Месяца два назад он предложил мне место в команде. В очень высокой команде. А вчера я ему сказал, что лучше будет отдать это место тебе.

– Что? В комитете? – Дональд и представить не мог, что друг способен отказаться от назначения, от любого назначения. – В каком?

Мик покачал головой:

– Нет, тут нечто другое.

– И что?

– Послушай, когда ты об этом узнаешь и поймешь, что происходит, я хочу, чтобы ты подумал обо мне именно здесь. – Мик обвел взглядом комнату. На несколько секунд наступила полная тишина, лишь капала вода из крана. – Если бы передо мной стоял выбор, где находиться в ближайшие годы, то из всех вариантов я выбрал бы один: оказаться здесь с первой группой.

– Хорошо. Но только я не совсем понял…

– Поймешь. Главное, запомни мои слова, хорошо? Что я люблю тебя, как брата, и ничто не происходит без причины. Никаких других вариантов я бы не пожелал. Ни для тебя, ни для Элен.

– Хорошо.

Дональд улыбнулся. Он все не мог понять, то ли Мик над ним прикалывается, то ли он выпил с утра несколько лишних порций «кровавой Мэри» в гостевой палатке.

– Ну ладно. – Мик резко встал. Судя по движениям, он был совершенно трезв. – Давай отсюда сваливать. У меня от этого места мурашки по коже.

Он распахнул дверь и выключил свет.

– Что, струсил? – бросил ему вслед Дональд.

Мик покачал головой. Они зашагали обратно по коридору. За спиной у них осталась выбранная наугад комнатка, где в маленькую раковину капала вода. А Дональд пытался разобраться, как он здесь оказался, как из палатки Теннесси, где он разрезал ленточку, он очутился в палатке Южной Каролины. И ему это почти удалось, подсознание напомнило о поставках оборудования, что волоконно-оптического кабеля оказалось в пятьдесят раз больше, чем требовалось, но логическая связь оборвалась.

А тем временем нагруженные припасами контейнеры погружались в гигантскую шахту. И навстречу им поднимались пустые лотки.

20

2110 год

УКРЫТИЕ 1

Трой очнулся в тумане, ошеломленный и потерявший ориентацию. Голова пульсировала. Вытянув руки, он пошарил возле лица, ожидая наткнуться на обледеневшее стекло, давящий стальной колпак. На ужас глубокой заморозки. Но нащупал только воздух. Часы возле кровати показывали четвертый час ночи.

Он сел и обнаружил, что на нем спортивные шорты. Он не мог вспомнить, как переодевался вчера вечером, как ложился в кровать. Спустив ноги на пол, он поставил локти на колени, уперся головой в ладони и замер на несколько секунд. Все тело болело.

Посидев так пару минут, он оделся в темноте, застегнул комбинезон. Свет он включать не стал, чтобы голова не заболела сильнее. Эту теорию ему проверять не требовалось.

Свет в коридоре был все еще по-вечернему приглушенным, его яркости как раз хватало, чтобы дойти до общей ванной комнаты. Трой добрел до вестибюля и направился к лифту.

Он нажал кнопку «вверх» и помедлил, не уверенный, что поступил правильно. Какая-то неосознанная мысль не давала ему покоя. Тогда он нажал и кнопку «вниз».

Идти в свой офис было слишком рано – разве что у него возникло бы желание покопаться в компьютере. Есть ему не хотелось, но он мог подняться наверх и посмотреть, как восходит солнце. Там уже будут сидеть люди из ночной смены, пить кофе. Или же можно отправиться в спортзал на пробежку. Тогда нужно будет вернуться в комнату и переодеться.

Он все еще решал, когда, звякнув, прибыл лифт. Обе кнопки, «вверх» и «вниз», погасли. Он мог направить кабину в любую сторону.

Трой вошел в кабину. Он не знал, куда хочет ехать.

Лифт закрылся. Он терпеливо ждал его решения. Трой подумал, что рано или поздно лифт отправится по другому вызову, подберет человека, знающего, куда ему надо. А он может просто стоять и ничего не делать. Позволить другому решить за него.

Проведя пальцем по кнопкам, он попытался вспомнить, что находится на каждом этаже. Многое он знал, но не каждый известный ему этаж был доступен. Ему вдруг захотелось приехать в какой-нибудь из холлов и посмотреть там телевизор, просто убить несколько часов, пока ему не потребуется где-то быть. Примерно так сменам и полагалось тянуться. Ждать, потом делать. Спать, потом снова ждать. Дотянуть до обеда, потом дотянуть до отбоя. Конец смены всегда виден. Нет причины бунтовать против чего-то, обычная рутина.

Вздрогнув, кабина лифта тронулась. Трой отдернул руку от кнопок и отступил на шаг. Судя по ощущениям, лифт ехал вниз.

Всего через несколько этажей кабина остановилась. Двери раскрылись на нижнем жилом этаже. Вошел человек в красном комбинезоне реакторщика. Лицо его было знакомо по кафетерию, он улыбнулся.

– Доброе утро, – поздоровался он.

Трой кивнул.

Человек нажал кнопку одного из нижних этажей, где находился реактор. Увидев, что ни одна из других кнопок не подсвечена, он повернулся и недоуменно взглянул на Троя:

– Вы себя хорошо чувствуете, сэр?

– Что? Да.

Трой нажал кнопку шестьдесят восьмого этажа. Наверное, озабоченность попутчика его самочувствием подтолкнула Троя к мысли о враче, хотя смена Хенсона должна была начаться лишь через несколько часов. Но его терзало и нечто иное: то, что ему требовалось увидеть, – ускользающий сон.

– Наверное, в первый раз не сработало, – пояснил он, глядя на кнопку.

– Угу.

Пару этажей они молчали.

– Долго вам еще осталось? – спросил реакторщик.

– Мне? Всего две недели. А вам?

– Я заступил только неделю назад. Но это моя вторая смена.

– Да?

Нумерация этажей на кнопках шла сверху вниз. Трою это не нравилось, ему хотелось бы, чтобы первым был самый нижний этаж. Отсчет следовало бы вести вверх.

– Вторая смена легче идет?

Вопрос слетел с языка непрошеным. Похоже, желание это узнать пересилило стремление молчать.

Механик подумал, прежде чем ответить:

– Я бы не сказал, что легче. Пожалуй… менее неприятно.

Он негромко рассмеялся. Трой ощутил прибытие лифта коленями, когда лифт затормозил. Двери раскрылись.

– Хорошей вам смены, – пожелал механик. Они не представились друг другу. – На случай, если снова вас не увижу.

Трой поднял руку.

– До следующего раза, – отозвался он.

Механик вышел, двери закрылись, отрезав от него вестибюль электростанции. Загудев, кабина продолжила спуск.

Двери звякнули на этаже медиков. Трой вышел и услышал голоса в конце коридора. Он осторожно направился в ту сторону, голоса стали громче, причем один из них женский. То был не разговор, а старый фильм. Трой украдкой заглянул в главный офис и увидел человека, лежащего на каталке спиной к нему. В углу стоял телевизор. Трой прокрался мимо, чтобы не потревожить лежащего.

Коридор разделился. Трой представил план этажа, сектора кладовых, ряды капсул для глубокой заморозки, трубки, идущие из стен к основаниям капсул, а оттуда – к лежащим внутри людям.

Остановившись перед массивной дверью, он попробовал ввести свой код. Красный огонек сменился зеленым. Трой опустил руку: ему не нужно было входить туда, он лишь собирался проверить, сработает ли его код. Хотелось же ему совсем другого.

Он прошел по коридору мимо еще нескольких дверей. Не был ли он именно здесь? Рука пульсировала легкой болью. Он оттянул рукав и увидел пятнышко крови, кружочек красноты вокруг точечки от укола.

Если и произошло что-то скверное, он этого не помнил. Эта часть воспоминаний была для него отрезана.

Он ввел код на панели другой двери и подождал, пока загорится зеленый огонек. На сей раз он нажал открывающую кнопку. Он не знал, что это за помещение, но там было нечто, что ему требовалось увидеть.

21

2052 год

Округ Фултон, штат Джорджия

Легкий дождь в утро открытия съезда пропитал рукотворные холмы и сделал молодую траву скользкой, но размыть атмосферу праздника ему не удалось. С автостоянок убрали строительную технику и покрытые коркой грязи пикапы. Теперь на них стояли сотни автобусов и несколько лоснящихся черных лимузинов, забрызганных грязью.

Стоянку, где временные трейлеры служили офисами и жилищем для бригад строителей, отдали штатным сотрудникам, добровольцам, делегатам и чиновникам, которые работали много недель, чтобы приблизить этот день. Теперь ее уставили гостевыми палатками, ставшими штабами для координаторов мероприятия. Потоки вновь прибывших тянулись от автобусов и проходили через пост охраны комплекса. Массивные ограды щетинились кольцами колючей проволоки – для охраны съезда они смотрелись слишком большими и нелепыми, но отлично подходили для хранилища радиоактивных отходов. Эти барьеры и ворота сдерживали протестующих: те, кто справа, не соглашались с нынешним предназначением комплекса, а те, кто слева, опасались его будущего предназначения.

Национальный съезд еще никогда не был таким многочисленным и полным энергии. Далеко за верхушками деревьев виднелись высотные здания в центре Атланты, но город, похоже, совершенно не интересовала неожиданная суета в округе Фултон.

Стоя на высоком месте, Дональд дрожал под зонтиком и разглядывал собирающееся на окрестных холмах людское море. Все постепенно расходились к сценам, над которыми развевался флаг их штата. Мокрые зонтики покачивались и сталкивались, как жуки-водомерки.

Где-то в отдалении марширующий оркестр репетировал на ходу, растаптывая еще один холм в грязь. В воздухе витало предчувствие, что мир вот-вот изменится: вскоре женщина могла стать кандидатом в президенты, и такое событие за всю жизнь Дональда оказалось бы вторым. Если поверить опросам общественного мнения, то у нее имелись очень неплохие шансы на избрание. Так что, если война в Иране не совершит внезапный поворот, будет достигнута важная веха и разбит последний стеклянный потолок. И это случится прямо здесь, в огромных грунтовых амфитеатрах.

Автобусы продолжали подъезжать и высаживать пассажиров. Дональд вытащил телефон и взглянул, который час. На экране все еще виднелся символ ошибки сети – она была намертво перегружена ошеломляющим количеством звонков. Его удивило, что при таком тщательном планировании комитет не предвидел эту проблему и не установил поблизости парочку вышек сотовой связи.

– Конгрессмен Кини?

Дональд вздрогнул, обернулся и увидел Анну, идущую к нему по гребню холма. Посмотрев в сторону сцены для Джорджии, он не увидел, на чем она приехала, и с удивлением понял, что она к нему просто пришла. Да, как раз в ее стиле – не выбирать легких путей.

– Не смогла издалека понять, ты ли это, – пояснила она, улыбаясь. – Зонтики у всех одинаковые.

– Да, это я.

Он глубоко вдохнул. Оказывается, у него до сих пор происходит спазм в груди от нервного напряжения всякий раз, когда он видит Анну: он подсознательно ожидает, что любой разговор с ней может навлечь на него неприятности.

Анна подошла ближе, словно ожидая, что он прикроет ее зонтиком. Дональд переложил зонтик в другую руку, предоставляя ей больше места. Моросящая влага стала капать на его открывшуюся руку. Дональд обвел взглядом стоянку, отчаянно высматривая Элен. Она уже должна была приехать.

– Ну и бардак тут будет, – заметила Анна.

– Скоро все рассосется.

Кто-то на сцене Северной Каролины проверил микрофон, тот протестующе взвизгнул.

– Посмотрим, – сказала Анна. Она закуталась в плащ, спасаясь от утреннего ветерка. – Элен будет?

– Да. Турман настоял. Ей тут не понравится, когда она увидит, сколько приехало людей. Она терпеть не может толпу. Да и грязь ее тоже не порадует.

Анна рассмеялась:

– Я бы не стала волноваться из-за того, в каком состоянии здесь все останется после съезда.

Дональд подумал о том, сколько грузовиков с опасными отходами сюда прибудет.

– И то верно, – согласился он.

Он снова посмотрел вниз на сцену Джорджии. Позднее она станет местом первого национального собрания делегатов, и в одной палатке соберутся самые важные люди. За сценой и среди исходящих дымком палаток-столовых единственным признаком подземного хранилища виднелась бетонная башенка с торчащими наверху щетинками антенн. Дональд подумал, сколько труда придется затратить на вывоз всех флагов и промокших украшений, прежде чем сюда наконец-то можно будет доставить первые отработанные топливные элементы.

– Как странно думать, что две тысячи человек из штата Теннесси сейчас топчутся поверх того, что мы спроектировали, – заметила Анна. Ее рука скользнула по руке Дональда. Тот остался совершенно неподвижен, гадая, было ли это случайностью. – Жаль, что ты увидел внутри так мало.

Дональда трясла мелкая дрожь – скорее от сильного желания сохранять спокойствие, чем из-за холодного и сырого утреннего ветра. Он никому не рассказывал, где они с Миком накануне побывали. Это стало их тайной. Возможно, он расскажет Элен, но больше никому.

– Просто безумие, что столько времени угроблено на сооружение того, чем никто и никогда не воспользуется, – сказал он.

Анна что-то буркнула, соглашаясь. Ее рука все еще касалась руки Дональда. Элен до сих пор не было видно. Дональда не покидала какая-то нелогичная убежденность, что он сумеет разглядеть ее в толпе. Обычно ему такое удавалось. Ему вспомнилась терраса отеля на Гавайях, где они останавливались во время медового месяца. Даже с такой высоты он угадывал ее фигуру, когда она рано утром ходила вдоль линии прибоя, собирая ракушки. Рядом могли прогуливаться сотни людей, и все же глаза безошибочно ее находили.

– Наверное, единственный способ уговорить людей построить такое – дать им хорошую страховку, – повторил Дональд слова сенатора. Но все же его не покидало ощущение какой-то неправильности.

– Люди хотят чувствовать себя в безопасности. Им хочется знать, что, если произойдет худшее, у них будет кто-то – или что-то – для подстраховки.

Анна снова прижалась к его руке. И точно не случайно. Дональд непроизвольно отпрянул и понял, что она тоже это заметила.

– Вообще-то, я надеялся на экскурсию по одному из других укрытий, – сменил он тему. – Было бы интересно взглянуть, что придумали остальные команды. Но, очевидно, у меня нет нужного допуска.

Анна рассмеялась:

– Я тоже пыталась. Страшно хочется взглянуть на работу конкурентов. Но я могу понять такую скрытность. Здесь слишком много глаз.

Она еще раз прижалась к нему, не обращая внимания на то, что он отодвинулся.

– Ты разве этого не чувствуешь? – спросила она. – Как будто над этим местом висит огромный любопытный глаз? Можешь поставить что угодно на то, что даже при всех этих заборах и стенах весь мир сейчас следит за тем, что здесь происходит.

Дональд кивнул. Он понимал, что она говорит не о партийном съезде, а о том, как этот комплекс будет использоваться потом.

– Слушай, похоже, мне надо вернуться вниз.

Он проследил за ее взглядом и увидел поднимающегося на холм сенатора Турмана. От дождя его укрывал большой черный зонт, какими пользуются на полях для гольфа. Сенатор, как никто другой, выглядел невосприимчивым к раскисшей почве и грязи – подобно тому как он словно не замечал течение времени.

Анна сжала руку Дональда:

– Еще раз поздравляю. Было приятно работать с тобой над этим проектом.

– И я тебя тоже. Из нас получилась хорошая команда.

Она улыбнулась. Ему даже на секунду показалось, что она сейчас чмокнет его в щеку. В ту минуту это смотрелось бы естественно. Но момент наступил и пролетел. Анна вышла из-под защиты зонтика и направилась к сенатору.

Турман поднял зонт, поцеловал дочь в щеку и некоторое время смотрел, как она спускается по склону холма. Затем поднялся к Дональду.

Они молча постояли рядом. С их зонтиков с приглушенным стуком стекали дождевые капли.

– Сэр, – произнес наконец Дональд.

Рядом с сенатором он ощутил некое новое спокойствие. Последние две недели прошли для Дональда как в летнем лагере, где пребывание рядом с одними и теми же людьми почти круглые сутки рождало такие дружеские отношения и близость, с какими никогда не сравнятся чувства, возникающие при обычном знакомстве. Есть в принудительном ограничении свободы нечто такое, что сплачивает людей. Сильнее очевидных, физических связей.

– Проклятый дождь, – отозвался Турман.

– Нельзя контролировать все.

Сенатор хмыкнул, вроде бы не соглашаясь.

– Элен пока не приехала?

– Нет, сэр. – Дональд сунул руку в карман и нащупал телефон. – Скоро еще раз отправлю ей сообщение. Даже не знаю, дошли ли до нее мои эсэмэски: сеть совершенно перегружена. Но точно могу сказать, что еще никогда столько людей не собиралось в этой части округа.

– Что ж, сегодня будет беспрецедентный день. Подобного не было никогда.

– И в этом основная заслуга ваша, сэр. И не только в том, что комплекс построен, но и в том, что вы решили не участвовать в выборах. В нынешнем году страна могла бы стать вашей.

Сенатор рассмеялся:

– И не только в этом, Донни. Но я научился устремлять взгляд выше и дальше.

Дональд снова задрожал. Он не мог припомнить, когда сенатор в последний раз называл его Донни. Кажется, во время первой встречи в его офисе, более двух лет назад. Сенатор выглядел необычно напряженным.

– Когда приедет Элен, спустись в палатку штата и отыщи меня, хорошо?

Дональд вытащил телефон и взглянул на время:

– Вы ведь знаете, что через час я должен быть в палатке Теннесси.

– Планы изменились. Я хочу, чтобы ты оставался рядом с домом. Мик прикроет тебя там, а это значит, что ты нужен мне рядом.

– Вы уверены? У меня была назначена встреча с…

– Я в курсе. Так будет лучше, поверь. Я хочу, чтобы вы с Элен находились со мной возле сцены Джорджии. И знаешь…

Сенатор повернулся к нему. Дональд оторвал взгляд от последних прибывших автобусов. Дождь слегка усилился.

– Ты внес в этот день гораздо больший вклад, чем тебе известно, – сказал Турман.

– Сэр?

– Сегодня мир изменится, Донни.

Дональд задумался, не пропустил ли сенатор очередные нанопроцедуры. Зрачки у него были чуть расширенными, а взгляд устремлен куда-то вдаль. Казалось, он постарел.

– Я не совсем понял…

– Поймешь. Да, и гость-сюрприз уже едет. Она окажется здесь с минуты на минуту. – Он улыбнулся. – Государственный гимн будут исполнять в полдень. Потом над нами пролетят самолеты Сто сорок первой эскадрильи. И я хочу, чтобы ты был рядом, когда это будет происходить.

– Да, сэр, – сказал он, дрожа от холода.

Сенатор ушел. Повернувшись спиной к сцене, Дональд обшаривал взглядом последние автобусы и гадал, куда, черт побери, запропастилась Элен.

22

2110 год

УКРЫТИЕ 1

Трой шагал вдоль линии криокапсул так, словно знал, что делает. Примерно так его рука сама коснулась в лифте кнопки, опустившей его на этот этаж. На панелях он видел вымышленные имена. Он откуда-то знал, что они вымышленные. Он вспомнил, как размышлял над своим именем. Оно как-то было связано с его женой, служило неким способом почтить ее. Или каким-то секретом и запретным намеком, чтобы он смог однажды его вспомнить.

Все это лежало в прошлом, глубоко в тумане, в забытом сне. Перед его сменой проводилась ориентация. Там были знакомые книги для чтения и перечитывания. Вот тогда он и выбрал себе имя.

Взрыв горечи на языке заставил его остановиться. Это был вкус растворяющейся таблетки. Он высунул язык и поскреб его ногтем, но там ничего не оказалось. Трой ощущал язвочки на деснах возле зубов, но не мог вспомнить, как они появились.

Он пошел дальше. Что-то было неправильно. Этим воспоминаниям не полагалось возвращаться. Он представил себя на каталке, как он вопит, как его привязывают и втыкают в него иглу. Но это был не он. Он держал ноги того человека.

Трой остановился возле одной из капсул и прочитал имя. Элен. Внутри у него все сжалось, захотелось принять лекарство. Он не желал вспоминать. То был секретный ингредиент: не хотеть вспоминать. Воспоминания и являлись тем, что ускользало, тем, что лекарства обвивали щупальцами и не выпускали на поверхность. Но сейчас некая малая его часть отчаянно стремилась знать. То было терзающее сомнение. Ощущение, что ты оставил в прошлом какую-то важную частицу себя. Желание утопить оставшуюся часть себя ради ответов.

Ладонь вытерла со стекла чуть скрипнувший иней. Он не узнал лежащую в капсуле женщину и перешел к следующей, обращаясь памятью к событиям, произошедшим до ориентации.

Ему вспомнились помещения, набитые плачущими людьми. Всхлипывающие взрослые мужчины. Таблетки, которыми их успокаивали. Жуткого вида облака на огромном экране. Женщин увели ради их безопасности. Как в спасательных шлюпках: женщины и дети садятся первыми.

Трой вспомнил. Это не было случайностью. Он вспомнил разговор, состоявшийся в иной, большой капсуле, в которой находился другой человек, разговор о приближающемся конце света, о необходимости отвоевать себе место, покончить со всем этим, пока оно не закончилось само.

Управляемый взрыв. Иногда взрывами гасят пожары.

Он вытер еще одно покрытое инеем стекло. На ресницах лежащей под ним женщины поблескивали кристаллики льда. Он ее не знал. Трой зашагал дальше, но воспоминания о тех событиях возвращались. В руке ощущалась легкая пульсирующая боль. Но судороги прошли.

Трой вспомнил катастрофу, но она была устроена для видимости. Реальная, незримая угроза витала в воздухе. Бомбы сбросили, чтобы заставить людей двигаться, напугать их, сделать их плачущими и ничего не помнящими. Люди хлынули вниз по склонам грунтовой чаши. Нет, не чаши – воронки. Кто-то объяснял, почему они были спасены. Он вспомнил белый туман, как он шагал сквозь белый туман. Смерть уже затаилась в них. Трой вспомнил металлический привкус во рту.

Иней на следующем стекле был уже потревожен: кто-то недавно его стер. Капельки растаявшего конденсата преломляли свет крохотными линзами. Трой протер стекло и понял, что произошло. Он увидел внутри женщину с золотисто-каштановыми волосами, до сих пор собранными на затылке в пучок. Это была не его жена. Это была женщина, которая хотела быть его женой. И хотела, чтобы и он сейчас лежал в такой же капсуле.

– Эй!

Трой обернулся на голос. К нему направлялся врач из ночной смены, лавируя между капсулами. Он шел за ним. Трой накрыл рукой болезненное пятнышко на руке. Он не хотел, чтобы его снова уложили. Они не смогут заставить его забыть.

– Сэр, вам нельзя здесь находиться.

Трой не ответил. Врач остановился возле капсулы. Внутри лежала женщина, которая не была его женой. Не была, но хотела быть.

– Почему бы вам не пройти со мной?

– Я предпочел бы остаться, – ответил Трой, испытывая необычайное спокойствие.

Всю его внутреннюю боль смыло. Это оказалось даже проще, чем забывать. Он вспомнил все. Ему отрезали душу.

– Я не могу оставить вас здесь, сэр. Пройдемте со мной. Тут вы замерзнете.

Трой взглянул на ноги. Он забыл обуться. Он поджал пальцы ног… потом медленно распрямил их.

– Сэр? Пожалуйста.

Молодой врач указал на проход. К распахнутой двери хранилища подбежал высокий запыхавшийся охранник. Трой заметил, как врач махнул охраннику, чтобы тот отошел. Они старались не испугать его. Но они не знали, что его уже нельзя напугать.

– Вы уложите меня спать навсегда, – сказал Трой.

Это было нечто среднее между утверждением и вопросом. Осознание. Может, он стал таким же, как Хэл – как Карлтон, – и таблетки на него уже никогда не подействуют? Он взглянул в дальний конец хранилища, зная, что пустые капсулы находятся там. Вот там его и похоронят.

– Легко и просто, – подтвердил врач.

Он повел Троя к выходу. И он же забальзамирует его той жидкой небесной голубизной. Они шли молча, оставляя за спиной капсулы.

Охранник глубоко дышал, заполняя дверной проем, и его могучая грудная клетка натягивала ткань комбинезона. Скрипнули подошвы: к нему присоединился второй. Трой понял, что его смена закончилась. Оставалось две недели. Он почти справился.

Врач махнул охранникам, чтобы они отошли в сторону. Похоже, он решил, что они не понадобятся. Те, очевидно, считали иначе и встали по бокам от них. Троя повели по коридору. Его направляла надежда, а рядом шагал страх.

– Вы ведь все знаете? – спросил Трой врача и пристально вгляделся в его лицо. – Вы все помните.

Врач не стал поворачивать к нему голову, он просто кивнул.

Трою показалось, что его предали. Так было несправедливо.

– А почему вам разрешено помнить?

Трою хотелось знать, почему тем, кто выдает лекарство, нет нужды принимать его самим.

Врач завел Троя в свой офис. Там их уже ждал его помощник в пижамной рубашке, он подвешивал на стойку для внутривенных вливаний пластиковый мешочек с синей жидкостью.

– Некоторые из нас помнят, – ответил врач, – потому что мы знаем: то, что мы сделали, – хорошо. – Он нахмурился и помог Трою лечь на каталку. Судя по его виду, он был искренне озабочен состоянием Троя. – Мы здесь делаем хорошее дело, – продолжил он. – Мы спасаем мир, а не губим его. А таблетки действуют только на то, о чем мы сожалеем. Некоторые из нас ни о чем не сожалеют.

Охранники плотно перекрыли дверной проем. Помощник расстегнул комбинезон Троя. Тот лишь наблюдал за его действиями.

– Чтобы воздействовать на то, что мы знаем, понадобился бы препарат другого рода, – пояснил врач.

Он снял со стены дощечку с зажимом и вставил в него листок бланка. Затем вложил между пальцами Троя ручку.

Трой рассмеялся, подписывая распоряжение о замораживании себя.

– Тогда почему я? – спросил он. – Почему я здесь?

Ему всегда хотелось задать этот вопрос тому, кто мог знать ответ. До сих пор это были лишь несбыточные мечты, но теперь появился шанс на какой-то ответ.

Врач улыбнулся и взял дощечку. На вид ему было чуть меньше тридцати, и на смену он заступил всего недели две назад. Трою уже слегка перевалило за сорок. И все же этот врач обладал всей мудростью и знал все ответы.

– Хорошо, когда руководят такие люди, как вы, – вполне искренне ответил врач.

Дощечка вернулась на колышек. Один из охранников зевнул, прикрывая рот. Комбинезон Троя спустили до пояса. Ноготь с четким щелчком стукнул по игле.

– Я хотел бы над этим подумать, – сказал Трой.

Его окатила внезапная волна паники. Он знал, что происходящее должно завершиться, но желал лишь побыть несколько минут наедине со своими мыслями, насладиться краткими моментами осознания. Да, он хотел заснуть, но не прямо сейчас.

Охранники в дверях зашевелились, почуяв сомнения Троя, увидев страх в его глазах.

– Я сам хотел бы, чтобы имелся какой-нибудь другой способ, – грустно сказал врач.

Он опустил руку на плечо Троя, уложил его на каталку. Охранники приблизились.

Трой ощутил укол в руку – глубокий укус без предупреждения. Опустив взгляд, он увидел торчащую из вены иглу, через которую в него вводили синюю жидкость.

– Не хочу… – пробормотал он.

Ему прижали лодыжки и колени, на плечи навалилась тяжесть. Но гнет в груди появился по другой причине.

Горячая волна прокатилась по венам, немедленно сменившись оцепенением. Его не усыпляли. Его убивали. Трой понял это столь же внезапно и быстро, как и то, что его жена мертва, а другая женщина пыталась занять ее место. И сейчас он отправится в гроб навсегда. А груды земли, наваленные сверху, наконец-то послужат какой-то цели.

Перед глазами начала сгущаться тьма. Он смежил веки, попытался крикнуть, чтобы они остановились, но у него ничего не получилось. Ему хотелось лягаться и сопротивляться, но его удерживали не только руки. Он тонул.

Его последние мысли были о жене, но они ему почти не помогли: он погружался в мир снов.

«Она в Теннесси», – подумал он. Трой не знал, как он об этом узнал. Но она находилась там – и ждала его. Она уже была мертва, и рядом с ней имелось местечко как раз для него.

У Троя оставался всего один вопрос, одно имя, которое он надеялся нашарить и схватить, прежде чем утонуть во тьме. Частицу себя, чтобы унести ее с собой в эти глубины. Оно уже было на кончике языка, как горькая таблетка, настолько близко, что ощущался вкус…

Но потом он забыл.