Текст книги "Исчезнувший сенатор"

Глава 2

Из таксофона в холле «Алгонкина» Питер позвонил в «Ньюсвью». Как сообщила Клэр Уилсон, общими усилиями удалось уговорить Фрэнка Девери хоть немного поспать. Так что сейчас он устроился в небольшой комнатке отдыха при кабинете, и если не стоит вопрос о жизни и смерти…

– Звоню просто проверить, – сказал Питер. – Насколько я понимаю, похитители не давали о себе знать, иначе Фрэнк не пошел бы спать.

– Ничего не было, – вздохнула Клэр. – Кроме двух звонков для вас. Когда сможете, свяжитесь с Уоллесом Крамером. Я записала его номер, которого нет в справочнике. И с Джанет Блейдс. Вот ее домашний номер.

Питер записал оба телефона и позвонил Крамеру.

– Мне пришлось ехать в Нью-Джерси, чтобы найти Орселли, – сообщил адвокат. – Вы знаете, что у него там целая крепость?

– Слышал.

– Все очень непросто. Орселли ведет себя уклончиво и не расположен откровенничать.

– То есть он не питает к вам такой любви, на которую вы рассчитывали?

– В этом я не уверен, – хохотнул Крамер. – Он зол из-за похищения миссис Ллойд и Тима Салливана. Это может привести к тому, что к порту будет приковано ненужное внимание, это совсем его не радует. Похоже, ему не удалось найти вашего приятеля со шрамом.

– Его не существует, – сказал Питер. Он поведал Крамеру о масках Хэллоуина.

– Значит, мы заставили Орселли гоняться за призраком, – вздохнул адвокат.

– Насколько я понимаю, он просто дал указание искать его, – сказал Питер. – Главное, сможет ли он что-нибудь сделать для Лауры, Бобби и Тима?

– Говорю вам, он ведет себя уклончиво и ничего не обещает. Но не думаю, что он захочет, чтобы его обвинили в том, что он культивирует насилие на своей территории. Думаю, можно надеяться, что он постарается положить ему конец.

– Ну, это уже что-то, – согласился Питер. – Меня заинтересовал ваш частный детектив Бернштейн.

– Да?

– Накопал ли он для вас что-то на Вардона?

– Не так много, почти ничего, что можно пустить в ход, – признался Крамер. – Я хотел опровергнуть доказательства, которые Вардон представил в суд, чтобы обелить себя и потопить Джереми, – один его приятель утверждал, что Вардон арендовал дом во Флориде; другой приятель одолжил ему свой личный самолет, – я хотел выяснить, что стало с документами, которые Ллойд, по его словам, фотографировал. Но Бернштейна постигла неудача по всем статьям. Он нашел кое-какие изъяны в моральном облике Вардона, но в той ситуации упоминать о них значило стрелять из пушки по воробьям.

– Какого рода изъяны?

– Главным образом по части женщин. Но поскольку он не женат, толку от этого маловато. У него есть пара местечек – квартира, небольшой коттеджик в сельской местности, где он давал выход своей склонности к оргиям.

– Где они находятся – квартира и дом?

– Это вам придется узнавать у Бернштейна.

– Как его найти?

– Он работает самостоятельно. Телефон его офиса есть в справочнике. Морис Бернштейн.

– Сегодня воскресенье. Вряд ли он на месте. У вас есть его домашний телефон?

– Минутку.

Питер приоткрыл дверь таксофона. В кабинке было невыносимо душно. Он увидел, как из лифта показалась Франсин Келлер и, быстрыми шагами миновав холл, вышла на улицу. Может, для Сэма Селлерса она и была женщиной в возрасте, но многие смотрели ей вслед.

В трубке снова возник голос Крамера – он дал Питеру номера служебного и домашнего телефонов Бернштейна.

– Вам известно, – спросил Питер, – что Бернштейн, случалось, работал и на Сэма Селлерса?

– Да, известно.

– Вам известно – пытался ли он что-то раскопать о Вардоне по заказу Селлерса?

– Вот уж не думаю, – удивился Крамер. – Предполагаю, что в таком случае он бы поставил меня в известность. Нет, вряд ли. Чего ради Селлерсу было заниматься Вардоном? Они же были друзьями.

– На людях, – сказал Питер.

– Интересная мысль. Бернштейн вам все расскажет. Если будет упрямиться, попросите, пусть он позвонит мне.

– Спасибо.

Но Морис Бернштейн не отвечал ни по одному из двух телефонов. Было воскресенье. Питер кинул в щель автомата очередную монетку и позвонил Джанет.

– Привет! – сказала она. – Ты цел и здоров?

– Пока да. А ты как?

– Пока не очень, – сказала Джанет. – По твоей просьбе я поговорила с кое-какими женщинами в порту. Их всех не на шутку обеспокоило похищение миссис Ллойд и Тима. Это значит, что у их мужей могут быть неприятности, которые им меньше всего нужны. Но никакой информации о том, где хранились маски для Хэллоуина, я так и не получила.

– Твой приятель довольно неожиданно пришел мне на помощь.

– Какой приятель?

– Майк Конти.

– Ну-ну! – только и вымолвила Джанет.

– Я догадываюсь, что ты о нем думаешь. Такие глаза бывают только в спальне, как говаривала моя матушка.

– Он бывает довольно забавен, – явно потешаясь, сказала Джанет.

– Куколка, ты довольно неразборчива в связях, – засмеялся Питер.

Она тоже засмеялась.

– Жаль, что тебя это не интересует, – сказала она.

Питер, прикидывая, куда могла направляться Франсин Келлер, взял такси до отеля «Бомонд». Он подумал, что стоит разобраться и со второй стороной монеты, хотя отнюдь не был уверен, что из Эдварда Закари удастся извлечь что-то стоящее.

Но у него появились кое-какие надежды, когда в разговоре по внутреннему телефону он все же убедил Закари впустить его в люкс сенатора. Закари явно перебирал с выпивкой, и заметно было, что она не шла ему на пользу. Он был все в том же мятом костюме, который, похоже, не снимал двенадцать часов кряду. Воротник рубашки был расстегнут, и галстук распущен. В гостиной люкса стоял тяжелый запах алкоголя и табачного дыма. У Закари были воспаленные глаза, налитые кровью. Питер подумал, что он, должно быть, плакал.

– Они по-прежнему молчат? – спросил он, открывая Питеру дверь.

– Ни слова.

– Творится что-то ужасное, – сказал Закари. Он потянул себя за нос. – Они должны понимать, что требуется время, дабы раздобыть миллион в золотых слитках. Они должны понимать, что требуется время, чтобы организовать освобождение двадцати восьми заключенных и их вылет из страны. Они считают, что это раз плюнуть. Хотите выпить?

– Спасибо, пока нет, – сказал Питер. Он наблюдал, как Закари подошел к маленькому бару в углу комнаты и плеснул себе солидную порцию, которую тут же и опрокинул в горло. Он пил не для того, чтобы получить удовольствие.

– Вы в самом деле считаете, что президент согласится на их требования, если они выйдут с нами на связь?

– Я знаю, что сделает президент, – сказал Закари. – Около часа назад я говорил лично с ним. Ему приходится иметь дело с сумасшедшими. И он это понимает. Он согласится выложить выкуп за Джорджа – за сенатора, – но заключенных освобождать не будет. Остается надеяться, что похитители согласятся.

– Но если они не выйдут на связь?

Закари глянул на наручные часы:

– Если они еще час не дадут знать о себе – к семи часам, – то президент объявит, что согласен уплатить выкуп за Джорджа.

– Миллион долларов?

– Он будет торговаться, – сказал Закари. – Он пообещал мне, что не допустит хладнокровного убийства Джорджа. Он предложит им взять наличные. Но, я просто уверен, он никогда не пойдет на освобождение преступников.

Питер устроился в одном из массивных кресел. У него болела нога. Когда он много двигался и слишком долго ходил на протезе, тот начинал его беспокоить. Если его теория относительно Вардона имела под собой основания, с Закари надо вести себя очень осмотрительно. Он может знать истину до мельчайших деталей. И прямые вопросы лишь насторожат его.

– Должно быть, вам сейчас нелегко приходится, – сказал Питер, вытаскивая сигарету и прикуривая ее.

– Я вырос бок о бок с Джорджем, – вздохнул Закари. Он налил себе еще одну порцию, выпил ее и устроился в кресле лицом к Питеру. Из нагрудного кармана он тоже вытащил мятую сигарету и трясущимися руками раскурил ее. – Всю жизнь мы были, как братья. И когда я думаю о том, что он сейчас испытывает, то прихожу в ужас. Он должен понимать, что даже ради его освобождения президент не может идти на любые уступки. После того что случилось с Селлерсом, он не может не понимать, что эти люди способны не моргнув глазом лишить его жизни.

– Вы предполагаете, что он знает о судьбе Селлерса?

– Бач считает, что, когда их где-то запихивали в машину, Селлерс попытался выскочить… может, попытался выхватить у кого-то оружие – и его убили. Наверняка, Джордж при этом присутствовал.

Питеру попал в глаза дымок от сигареты, и он прищурился.

– Вот что меня интересует – дружба, которая установилась между сенатором и Селлерсом после процесса Ллойда. – Он закашлялся. – Ведь когда Селлерс опубликовал историю Ллойда, он стал для сенатора смертельным врагом.

– Всю жизнь Джордж придерживался одного правила, – сказал Закари. – Если кто-то признал свою ошибку, то не надо ему напоминать о ней.

– То есть он был достаточно снисходителен.

– Он умел жестко отвечать ударом на удар, что не мешало ему быть снисходительным, – сказал Закари. – Чтобы выжить в мире политики, надо уметь драться. Его трижды избирали в сенат Соединенных Штатов, в котором он пробыл пятнадцать лет. Любой человек его положения обречен на то, что всегда найдутся люди, готовые кинуть в него камень. И чтобы выжить, порой надо быть безжалостным.

Питер смотрел на тлеющий кончик сигареты.

– Чтобы выиграть выборы в наши дни, надо крепко потратиться.

Закари поднял на него покрасневшие собачьи глаза, в которых блеснула горечь.

– Вы были одним из тех, кто швырял камни, мистер Стайлс. Вы автор статьи в «Ньюсвью», которая появилась после процесса. Она очень огорчила Джорджа. Не с точки зрения политики, а в личном смысле. «Почему бы ему не оставить в покое спящих псов?» – снова и снова спрашивал он меня. Он доказал в суде справедливость своей точки зрения. Жюри, состоявшее из таких же граждан, как и он сам, оправдало его.

– Ошибаетесь, – сказал Питер. – Он не был под судом. Судили Джереми Ллойда, и жюри вынесло ему обвинительный вердикт. Так что сенатора оно не оправдывало.

Закари ткнул в сторону Питера подрагивающим пальцем.

– Знаете что, мистер Стайлс? Больше всего Джорджа огорчили отнюдь не намерения Джереми Ллойда, а его неблагодарность. Джереми был перед ним в долгу.

– Что вы имеете в виду?

– Джордж был отлично осведомлен о прошлом Джереми, знал, что тот отбывал срок. И тем не менее взял его на работу, поручил ему ответственный участок. Он дал Джереми шанс. «Бог в своем милосердии зачтет это мне», – сказал он, когда я спросил, почему он рискнул взять на работу человека, сидевшего в тюрьме. Он был добрым и снисходительным человеком, как я вам говорил. Позже он узнал, что Джереми спит с одной из девушек-стенографисток, с Лаурой Брэдли. Но и это не обеспокоило его.

Питер улыбнулся:

– В этом случае уместно было бы вспомнить пословицу: «Говорил горшку котелок: „Уж больно ты черен, дружок“.

Закари, похоже, шутка не понравилась.

– Джордж всегда говорил, что в офисе нельзя никого трахать. Но он не стал упрекать Джереми. А тот, как выяснилось, решил подставить его. Я знаю, вы не верите в то, что все доказательства были поддельными, мистер Стайлс. Но как сказал Джордж, читая вашу статью: «Ну что еще должен человек сделать, чтобы доказать свою невиновность?»

– Вы так и не объяснили мне, каким образом сенатор и Селлерс стали такими близкими друзьями, – усмехнулся Питер. – Да, можно простить, но трудно понять, как можно проникнуться такими нежными чувствами к человеку, который собирался распять тебя.

– После того как все это случилось, Селлерс повел себя очень благородно. Джордж выложил ему все свои доказательства и объяснил, что ждет Селлерса, если он подаст в суд на журналиста и на «Синдикат Кейна» за клевету. Селлерс был потрясен. Он же безоговорочно поверил Джереми. Как и его адвокаты – и это доказывает, насколько умен был Джереми.

– Что сенатор показал Селлерсу?

– Погашенные чеки арендной платы за дом во Флориде; данное под присягой показание человека, который одалживал ему свой самолет; подробнейший отчет о расходовании средств на избирательную кампанию, подтвержденный присяжным аудитором. Это сработало. Поэтому Селлерс, справившись с потрясением, предложил изменить ситуацию и помочь отправить Джереми в тюрьму, где ему и место. Естественно, Джордж был ему благодарен.

– Да я смотрю, он вообще был склонен к всепрощению!

– Совершенно верно, будь я проклят! Они готовились к процессу на пару с Селлерсом. И выяснили, что у них есть много общего. Не для печати, вы понимаете… обоим нравилась хорошая выпивка; оба любили от души погулять и оттянуться, чего не может себе позволить женатый человек. У них было сходное чувство юмора. Они от души смеялись над одним и тем же. Словом, им нравилось общество друг друга.

– И я могу добавить, тоже не для печати, эта дружба немало способствовала восстановлению престижа сенатора в глазах общества.

– Конечно, способствовала. А если кто-то и подумал, что Селлерсу просто выкручивали руки, это быстро забылось. Все видели, как они искренне привязаны друг к другу, как Селлерс добросовестно старался исправить последствия своей публикации.

– Я достаточно циничен, чтобы предположить – Селлерс все время чувствовал себя на мушке, – сказал Питер. – Сенатор что-то знал о нем.

Закари вытаращил глаза:

– Только то, что Сэм был обманут Джереми Ллойдом.

Питер отложил сигарету и попытался зайти с другого бока.

– Я только что говорил с Франсин Келлер, – заявил он.

Закари дернулся.

– Обаятельная женщина, – сказал он.

– И очень откровенная, – добавил Питер. – Она во всех подробностях изложила мне историю своих отношений с Селлерсом. Франсин была самым близким ему человеком.

Закари облизал губы.

– Не то слово! – хихикнул он. – Я бы и сам был не прочь оказаться к ней поближе.

– Вас может заинтересовать, что она мне сказала. У нее нет оснований считать, будто сенатор что-то знал о Селлерсе.

– Именно это я и пытаюсь объяснить. Все дело в лживости Джереми Ллойда.

Питер сменил положение в кресле. У него болела нога.

– Были ли у сенатора причины подозревать, что кто-то продолжает копать под него, искать что-то в поддержку версии Ллойда?

Закари засмеялся. Алкоголь начал сказываться на нем.

– Конечно, были. Адвокат Джереми – Уоллес Крамер – не оставлял своих стараний. Он платил частному шпику Морису Бернштейну, чтобы тот следил за Джорджем. Крамер не мог смириться с тем, что проиграл. Но обращение к Бернштейну… это было курам на смех.

– То есть?

Закари многозначительно покачал пальцем:

– Тайна? Строго между нами?

– Могила, – сказал Питер.

– Бернштейн работал на Сэма Селлерса – и на Джорджа! Как вам это нравится? Если бы он нашел что-нибудь против Джорджа, то первым делом пришел бы к нему, а потом спрятал бы это подальше от глаз. Так что Крамер впустую выбросил кучу денег… и остался при своих интересах.

– Вы не против, если я задам парочку чисто личных вопросов о сенаторе. О его частной жизни?

– Не для печати, – сказал Закари. Чувствовалось, что он из года в год говорит журналистам эти слова. Они вылетали у него автоматически.

– Были ли в его жизни какие-то женщины?

Закари ухмыльнулся.

– Одновременно – всегда только одна, – сказал он.

– В таком случае именно она могла быть замешана. – Питер доверительно понизил голос.

– Каким образом?

– Кто-то должен был очень внимательно отслеживать действия сенатора, – объяснил Питер. – Похищение было отнюдь не спонтанным поступком. Когда сенатор и Селлерс прошлым вечером вышли из отеля, все уже было подготовлено. Трудно представить себе, что их схватили в том кинотеатре и выволокли наружу без всякого сопротивления с их стороны. Я предполагаю, что оттуда они отправились куда-то еще – и вот там-то их и захватили. Вы никогда не упоминали ни о чем подобном, а вот я подумал – не было ли девушки, которая ждала их, девушки с подружкой? Я знаю, что сенатор где-то содержал квартиру и коттедж. Похитителям, скорее всего, пришло бы в голову поджидать его в одном из этих мест, а не в кинотеатре. Они же не знали, что он туда отправится.

Закари с силой дернул себя за нос:

– Я знаю, что у Джорджа была пара таких местечек… для особых случаев. Это был единственный секрет, которым он не делился со мной. Когда я спросил его, он засмеялся и сказал: «У человека, который ведет общественное существование, должна быть хоть какая-то личная жизнь, Зак. Не хочу, чтобы какой-нибудь Том Подгляда таращился в замочную скважину».

– Вы рассказали Бачу, что прошлым вечером очень беспокоились по поводу сенатора, – продолжил Питер. – Еще до того, как вам под дверь подсунули записку, вы звонили всюду, где он мог быть. Почему вы беспокоились? И куда вы звонили?

Закари уставился на свои трясущиеся руки.

– Они с Сэмом основательно выпили за обедом. Когда Джордж в таком состоянии, он может загулять на два или три дня. А завтра утром он собирался выступать в Объединенных Нациях по вопросу борьбы с наркотиками. Но к подготовке речи еще и не приступал. И я опасался, не слишком ли они с Сэмом набрались.

– Кому вы звонили?

– Всего лишь нескольким друзьям Джорджа, которые, как я знал, были в городе. Я дал их перечень инспектору Бачу. Звонил одному из членов его комитета, Кармайклу. Звонил президенту организации «Независимая жизнь». Джеку Берри, который отвечает у Джорджа за отношения с прессой. И еще нескольким, кто был в городе, готовя выступление в ООН.

– Женщинам не звонили?

– Женщины, с которыми Джордж поддерживает постоянные отношения, главным образом живут в Вашингтоне. Я знаю, что у него в Нью-Йорке есть подружка, которую он довольно часто навещает, но я не представляю, кто она такая.

– Квартира, которую он содержит, находится в Нью-Йорке?

– Можете мне верить или нет, мистер Стайлс, но, как я говорил, понятия не имею.

Питер встал. Насколько можно верить Закари? Сомнительно, чтобы Вардон имел столько секретов от самого близкого к нему человека, а именно таковым уже много лет был Закари. Он знает, прикинул Питер, и где расположена квартира, и где находится коттедж, и что это за женщина из Нью-Йорка – и другие женщины. Он все знает – но, пока Вардон жив, никакое гестапо не вытянет из него этих сведений. Может, Закари от души потешается надо мной, отлично зная, где сейчас Вардон и что он собирается делать.

И тут случилось нечто из ряда вон выходящее. Закари встал, чтобы попрощаться с Питером, но у него дернулись уголки рта, и из воспаленных глаз потоком хлынули слезы.

– Если его убьют, мне не для чего будет жить, – произнес он сдавленным голосом.

Если он и притворялся, то сыграно это было блистательно.

Инспектор Бач отловил Питера около восьми часов. Казалось, что фэбээровец с трудом держится на ногах. На связь так никто и не выходил. Половина его людских резервов гонялась непонятно за кем. Телефоны в штаб-квартире были постоянно заняты звонками от людей, которые что-то видели или что-то слышали. Верно, что правительство было готово уплатить выкуп за сенатора Вардона, но об освобождении заключенных не могло быть и речи. Ситуация в порту тоже была из рук вон плоха. Поступали самые разные сведения от очевидцев, которые якобы видели Лауру с мальчиком, Тима Салливана; находились десятки людей, вроде бы знавших человека со шрамом. Ничего не подтверждалось.

Наконец Питер выложил свою теорию Бачу. Глаза инспектора смотрели на него холодно; мешки под глазами делали его взгляд еще мрачнее. Питер подумал, что его слова, должно быть, звучат для Бача очередным ужасающим бредом, который ему приходится выслушивать весь день напролет. Департамент тупиков.

– Предпочитаю не вспоминать, что несколько часов назад вас крепко трахнули по голове, – сказал Бач, когда Питер замолчал.

– Считаете, что этого не может быть?

– Вы попали под влияние дамы, которая предложила сходную идею, – усмехнулся Бач. – Вы назвали это «женской интуицией». Кроме того, вы исходите из некоторых соображений Рокки Джексона. Мой опыт общения с Джексоном подсказывает, что он крайне опасная личность. Псих.

– Если бы я мог доказать, что ко времени процесса Вардон шантажировал Селлерса… если бы мог доказать, что Селлерс пытался что-то раскопать о Вардоне…

– И что было бы?

– Мне нужна ваша помощь.

– О Господи! – только и сказал Бач.

– Вы должны были поинтересоваться оружием, из которого убили Селлерса.

– Конечно, мы им интересовались. Судя по пуле, извлеченной из черепа Селлерса, это был автоматический пистолет 38-го калибра.

– Сложно ли узнать, было ли у Вардона такое оружие?

– Нет, если у него было разрешение; все они регистрируются.

– Не могли бы вы это выяснить?

– Конечно. Доставлю вам такое удовольствие, пока вы будете дожидаться звонка от похитителей.

– И еще – я просил вас заняться машиной, из которой выкинули тело Селлерса, – продолжал настаивать Питер.

– Абсолютно никаких следов. Наверное, краденая.

– Не стоит ли проверить прокатные агентства? Там может обнаружиться хоть какой-то след для вас, инспектор. Если это в самом деле было похищение, преступники могли арендовать машину. А если прав я, то Вардон почти обязательно должен был воспользоваться такой возможностью. Его должна была заблаговременно ждать прокатная машина; и если ее найти, то на обивке в салоне мы обнаружим одно или два пятнышка крови. Если у Вардона есть 38-й калибр и вы найдете арендованную машину со следами крови, которую взял напрокат благообразный седовласый мужчина пятидесяти с лишним лет… тогда-то вы мне поверите, не так ли?

Бач молчал.

– Попытавшись найти ответы на эти два вопроса, вы не потеряете время впустую, – сказал Питер.

– О'кей, – устало ответил Бач. – Проверю. – Он раздавил в пепельнице на столе тлеющий окурок сигареты. – Я помогу вам, если вы кое-что сделаете для меня.

– Что именно?

– Отправитесь домой и отдохнете. А я прикорну тут на месте. Я хочу знать, где вы будете, чтобы в случае звонка от похитителей я мог бы сразу же найти вас. Времени остается немного. Оставайтесь в пределах досягаемости. Я хочу, чтобы вы были в форме, если придется приступать к действиям. И если мы получим какие-то известия о семье Ллойдов или о вашем друге-репортере, обещаю, что сразу же сообщу вам.

– Но вы…

– Да, я проверю, было ли у Вардона оружие, проверю и агентства по прокату автомобилей.

Питер собрался уходить.

– Стайлс!

Питер обернулся. Бач позволил себе сдержанную улыбку.

– Вы рассказали забавную историю, – сказал инспектор. – Она не имеет никакого отношения к действительности, но тем не менее весьма любопытна. Вы думаете, Вардон будет ждать, пока соберут деньги для его же выкупа?

– Сомневаюсь. Я полагаю, что в ближайшие двадцать четыре часа он появится в вашей конторе с душераздирающей историей о своих приключениях… которые никогда с ним не происходили.

Бач засмеялся.

– Идите, – сказал он. – Вас трахнули по голове куда основательнее, чем я предполагал.

Квартира Питера в районе Ирвинг-Плейс располагалась на первом этаже и, как у Ллойдов, выходила на задний дворик, окруженный штакетником изгороди. Он снял ее, когда после ампутации ноги ходил на костылях. Ему нужно было жилье, где не было ступенек. За углом был Клуб игроков, в котором у него появились приятели.

Лишь добравшись до дома и включив свет, Питер понял, как смертельно устал. Он разделся в спальне, торопливо расстегнув ремни алюминиевой ноги. Культя, натруженная долгой ходьбой, ныла и саднила. Голым он залез под одеяло, выключил свет и, стоило ему закрыть глаза, сразу же провалился в сон.

Проснувшись, он попытался сообразить, сколько времени проспал, но его охватило какое-то странное беспокойство. Вокруг стояла непроглядная темнота, и лишь из-за высокой французской двери, что вела в соседнюю комнату, за которой располагался дворик, пробивался слабый серебристый свет. «Лунное сияние и уличные фонари», – подумал он. Он припомнил слова Пола Джаретта, художника, который говорил, что при такой луне ночи не бывают уж очень темными.

Питер лежал не шевелясь, пытаясь понять, почему у него так бьется сердце, почему он вдруг почувствовал, как у него встали дыбом волосы на затылке. Может, ночной кошмар, который забылся раньше, чем он смог припомнить его?

Затем он увидел его воочию – темная фигура, стоящая в дверном проеме спальни. Питер с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть. Он напрягся, чтобы глаза привыкли к полумраку, а тень обрела бы какие-то реальные очертания.

По глазам резанула огненная вспышка, и его оглушил звук выстрела. Пуля вошла в изголовье в кровати, в дюйме от головы. Запутавшись в простыне, Питер скатился с кровати. Раздался еще один выстрел – третий, четвертый, пятый. Он почувствовал обжигающую боль в правом боку. Сухо щелкнул курок – обойма опустела.

И тут кто-то, громко выкрикивая его имя, заколотил в дверь квартиры. Тень из дверного проема скользнула во двор и расстаяла. Питер чувствовал, как кровь из раны на боку струится по бедру.

– Стайлс! Ради Бога, Стайлс, с вами все в порядке?