Текст книги "Танец тюльпанов"

19

Среда, 24 октября 2018

Руины кирпичной фабрики погрузились в сон на берегу реки. Железная дорога, где убили Наталию Эчано, проходила у подножия огромного дымохода. Он больше не извергал дым. Прошло уже много десятилетий.

Сквозь деревья послышался шум поезда, и двое полицейских застыли у перехода. Рельсы вибрировали и издавали странный металлический звук по мере приближения. Несколько потревоженных цапель улетели прочь. Когда поезд проезжал мимо Сестеро и Хулии, раздался гудок, а машинист поднял руку в знак приветствия. Затем наступила тишина, и они направились к старому причалу.

Он представлял собой простые деревянные сооружения. Некоторые доски со временем покосились и походили на хрупких многоножек. Из-за высокого прилива этим утром сваи терялись в зеркальной глади. Они окажутся высокими и длинными, когда вода отступит, оставляя на дне тину.

– Я часто приезжала сюда в детстве. У друзей отца была лодка, и они швартовались здесь. – Хулия положила руку на деревянный поручень первого причала. Здесь было около десятка одинаковых причалов самой простой конструкции. – Летом мы проводили здесь больше времени, чем дома. Иногда я отправлялась рыбачить вместе с ним, а иногда оставалась с мамой играть в траве… О Муруэте у меня остались самые теплые воспоминания.

Сестеро слегка улыбнулась. Ее взгляд бродил по водяной глади, пока ее внимание не привлекла пара уток, плавающих рядом с камышами. Чуть дальше – так далеко и одновременно так близко, за покосившимся забором, расположились погрузочные краны и гигантские сооружения верфи Муруэты. Только звуки, доносившиеся оттуда, контрастировали звукам природы.

– Извини, я зачем-то рассказываю о своей жизни… Вообще-то, я хотела поговорить с тобой о комиссаре Луисе Олайсоле. Вот почему я настояла на том, чтобы уйти из управления, – смущенно призналась Хулия. Она тоже перевела взгляд на уток, и несколько минут прошли в молчании. – Мне больно говорить об этом… Олайсола – хороший человек, он всегда заботился о нас как начальник. Не думаю, что в Стране Басков найдется хоть один полицейский участок, где была бы более благоприятная рабочая атмосфера. – Еще одна пауза, Хулия погрустнела. – Но в последнее время он стал сам не свой. Он был одержим Наталией Эчано, не мог смириться с их расставанием…

– Мне он сказал, что это было обоюдным решением, – заметила Сестеро.

Хулия покачала головой.

– Наталия бросила его. Я не знаю причины, но это точно была ее инициатива. И расстались они отнюдь не друзьями. Иначе зачем она стала бы ежедневно полоскать бедного Олайсолу по радио вплоть до самой смерти?

– Чтобы отстраниться. Вы все в один голос утверждаете, что их отношения были секретом – на весь свет в Урдайбае. Возможно, Наталия чувствовала себя обязанной кричать на каждом углу, что она больше не наставляет рога мужу.

Утки исчезли. Они улетели, когда причалившая лодка проплыла слишком близко.

Рыбак выгрузил синее ведро, изношенное, как и его лодка, с дневным уловом. Со своего места Сестеро и Хулия не видели содержимого, но это и так было ясно. Сигарета в зубах, белая борода и шерстяная шапка – рыбак выглядел точь-в-точь как морской волк из фильма.

– Олайсола очень тяжело это воспринял, – продолжала Хулия. – Он потребовал, чтобы мы следили за Наталией. Причины он не объяснял, но, я думаю, он хотел понять, почему она его бросила. Возможно, он подозревал, что здесь замешан кто-то третий… Ресурсы полицейского управления тратились впустую по личным мотивам.

– Ты имеешь в виду, что полицейские фактически устроили слежку за журналисткой?

– И днем, и ночью, – подтвердила Хулия. – На несколько недель мы стали ее тенью.

Сестеро нахмурилась.

– Но тогда в момент убийства кто-то из вас должен был быть рядом.

– Нет. За несколько дней до этого нам приказали отменить слежку.

– Кто? Зачем? Вы что-то обнаружили?

– Тот же, кто изначально ее организовал: Луис Олайсола. И нет, не было ничего такого, что могло бы служить причиной. По крайней мере, мы были не в курсе.

Рыбак с ведром и плетеной корзиной в руках прошел мимо них. Поздоровавшись, он не спеша направился дальше, оставляя за собой резкий запах табака и рыбы.

– Думаешь, он мог ее убить? – спросила Сестеро.

Хулия поджала губы. На ее лице промелькнула тень сомнения, но она тут же покачала головой.

– Нет. На такое он не способен. Однако правда то, что Олайсола был ослеплен личными проблемами. Мы впустую потратили кучу времени, которое стоило посвятить другим, более важным расследованиям.

Сестеро поняла намек.

– Например, делу о наркоторговле. Так?

– У нас не было свободных рук. Сокращения и слежка за Наталией плохо сказались на этом расследовании, – признала Хулия. – Мы дважды перехватывали катер, где, по нашим данным, должны были перевозить наркотики. И ничего. Но мы вели себя как слон в посудной лавке. Не хватало разве что транспаранта, где мы бы писали, в какой день и в какое время планируем операцию.

– Когда ресурсов не хватает, все идет наперекосяк.

Хулия кивнула и поморщилась.

– Нас и так мало, а тут еще половина сотрудников занималась глупейшей слежкой.

– И никто не стал возражать Олайсоле?

– Я рядовой полицейский.

– А офицеры? Неужели ни у кого не хватило смелости сказать ему, чтобы он сам решал свои личные проблемы?

Хулия пожала плечами. В ее глазах и закушенной губе явно читался стыд.

– У нас сложилось впечатление, что здесь действительно что-то кроется, что она что-то знает благодаря их отношениям. Нам хотелось верить, что он работает над чем-то важным, а не просто следит за своей бывшей. Мы ему доверяли.

Сестеро попыталась поставить себя на ее место, но безуспешно. Было ясно, что Луис Олайсола создал необычную рабочую обстановку в полицейском управлении Герники.

– Мы обязаны сообщить об этом вышестоящему начальству, – сказала она.

– Но тогда его снимут с должности, – расстроилась Хулия. – Бедняга Олайсола, он этого не заслужил, честное слово.

– Уверена, что нет, но это было непрофессиональное поведение. Пока он тратил ресурсы на то, чтобы шпионить за журналисткой, вполне возможно, банда наркоторговцев укрепила свои позиции в Урдайбае. Теперь у нас как минимум две смерти, которые…

– И в этом тоже теперь виноват Олайсола, – обиженно перебила ее Хулия.

– Я этого не говорила, – быстро уточнила Сестеро. – Однако я считаю, что он не должен руководить управлением. Его проступок – это нецелевое использование ресурсов и бюджетных средств.

Она сама удивилась сдержанности своих слов. Хулия высоко ценила комиссара, и Сестеро не хотела причинять ей боль, но Олайсола действительно был виновен – по крайней мере, в бездействии и халатности.

– Есть еще кое-что, – заметила Хулия. – Ты знала, что жена комиссара – юрист одного из застройщиков, который больше всех заинтересован в новом музее?

Сестеро фыркнула.

– И ты упоминаешь об этом только сейчас?

– Мы всего полчаса назад впервые решили, что это может быть мотивом, – возразила Хулия.

Сестеро кивнула. Она была права. И тут завибрировал телефон. Скорее всего, Айтор добрался до кладбища, где через несколько часов должны были состояться похороны Арасели Арриеты.

– Ане, он нас опередил, – сообщил Айтор.

– Скажи, что ты пошутил. – Сестеро почудилось, будто ее окатили ледяной водой. Холод заструился по плечам, спине, ногам. Нельзя было спускать глаз с могилы с самого начала. Они замешкались, и убийца снова их обошел.

Айтор не пытался смягчить удар:

– Хотел бы я, чтобы это оказалось шуткой. На надгробии только один букет: тюльпаны такие красные и свежие, что я и без твоей подружки-цветочницы могу сказать, что их только что срезали.

20

Среда, 24 октября 2018

Сквозь деревья вдоль дороги проглядывали величавые каменные изгибы замка Артеага. Угасающая луна придавала башне красивый серебристый оттенок – идеальная картина для любителя похвастаться ночными снимками в «Инстаграме». Но у Сестеро, наоборот, при виде этой картины лишь участился пульс.

Она заглушила двигатель «Рено Клио». Дальше ехать нельзя. Мощные аккорды в исполнении «Белако»[11]11
  Баскская музыкальная группа жанра пост-панк.


[Закрыть] тут же смолкли. Она не девушка, беспечно поющая за рулем, а детектив, и ее ждет рискованная операция.

Почти механическим движением она удостоверилась, что табельное оружие заряжено, и нащупала в кармане мобильный. Через лобовое стекло виднелась гордо высившаяся башня. Рядом порхала летучая мышь, охотясь на насекомых, которых тусклый фонарь притягивал к неминуемой смерти. Других посторонних движений не было видно. Наркоторговцы вряд ли выбрали бы такое заметное место в качестве операционного центра.

– Ну что же, вперед, – сказала она, открывая дверь.

Несмотря на то что Ане говорила вслух, обращалась она к себе. В машине больше никого не было. Она всю дорогу упрекала себя за то, что не доверилась коллегам. То, что Сестеро собирается совершить, – это безумие. Чема, скорее всего, не оценил бы авантюру, но Айтор и Хулия, конечно, отправились бы с ней, если бы она попросила.

Но теперь уже поздно. Некогда менять план.

Достав из багажника небольшую мотыгу, она пошла по тропинке, которая вела к побережью – из-за отлива оно выглядело как причудливые ответвления между отмелями, покрытыми морскими растениями. Перед ней развернулся водный лабиринт. Ориентироваться здесь было куда сложнее, чем она ожидала. Реальность не имела ничего общего со спутниковыми снимками, которые она изучила перед выходом из полицейского управления.

Заслышав шум, Сестеро замерла у одной из бесконечных развилок. Он напоминал приглушенный, но постоянный стук молотка. Ане была так сосредоточена, что едва могла рассмеяться над собой, осознав, что это было не что иное, как ее собственные зубы.

Тучи рассеялись – может быть, на несколько дней, а может, всего на пару часов, – и в заповеднике резко похолодало. Из-за влажности с этим холодом было трудно бороться, а над отмелями плыл густой туман.

Хорошо, что хотя бы вышла луна. Впервые за несколько дней пейзаж был освещен природным светом, и фонарик не требовался.

Среди осоки показалась старая водяная мельница. Она представляла собой вытянутую двухуровневую конструкцию, перекинутую наподобие моста через пролив. Она осушала огромную лужу, которая наполнялась во время прилива. Из окон на верхнем этаже пробивался свет: там жил мельник с семьей. Белый фасад освещал фонарь – такой же, как те, что стояли вдоль асфальтовой дорожки, которая вела к дому от близлежащего шоссе.

Сестеро запомнила это место. Нужно опросить семью мельника. Возможно, они замечали странные передвижения, которые могут быть связаны с предполагаемой наркоторговлей.

Тишину нарушил крик ночной птицы. Из разных мест побережья ему вторил хриплый и беспорядочный хор, который смолк, только когда тростник осветили автомобильные фары.

Сестеро спряталась за кустом. Автомобиль остановился всего в нескольких десятках метров от нее. Двери открылись и закрылись, послышались приглушенные голоса.

– Вечер добрый. Ты заблудилась? – Сестеро застыла. Она не слышала, как подошел этот мужчина.

Она едва не положила руку на рукоять пистолета, но сдержалась: нельзя при первой же неудаче отказываться от плана.

– Нет… Я пришла за моллюсками, как и все, – солгала она, стараясь звучать не слишком взволнованно.

Луна придавала болезненно беловатый оттенок лицу мужчины, который смотрел на нее без намека на сочувствие. От уха до уха лицо пересекал шрам, проходя через губы, – гротескная улыбка, которая исчезла, когда он подошел поближе: тень от ветки перестала падать на его лицо.

– Я бы не стал ходить сюда по ночам. Мало ли кого здесь можно встретить? Моллюсков лучше искать на другом берегу, – сказал он, указывая на мотыгу. Сестеро позаботилась о том, чтобы он ее увидел.

– Надо же, – нехотя откликнулась Сестеро. Даже без шрамов лицо этого человека не внушало доверия.

Охранник – потому что это явно был он – перегородил ей путь. Его слова не подлежали обсуждению: несмотря на показное миролюбие, его тон ясно давал понять, что ей следует развернуться и уйти туда, откуда она пришла. Кроме того, одну руку он держал в кармане, и Сестеро не сомневалась, что в ней он сжимает оружие.

– Спасибо за предупреждение. Значит, я не потрачу время зря, – ответила она и повернула назад.

Не очень приятно было ощущать спиной взгляд охранника, который не сводил с нее глаз. Сомнений не оставалось. Там что-то происходит. Она продолжала идти, пока не добралась до каких-то зарослей. Удостоверившись, что за ней никто не следит, она сошла с основного пути и выбрала соседнюю тропинку.

Пригнувшись, она пробиралась между прибрежными растениями. Тростник был высоким и густым – отличное место, чтобы укрыться. Однако она все равно то и дело останавливалась, чтобы прислушаться, и только когда она была уверена, что рядом никого нет, шла дальше. Ориентироваться в этом морском мире было очень трудно. Протоки напоминали капилляры, которые несут жизнь в самые неожиданные уголки побережья. Сестеро приходилось огибать их или перепрыгивать, чтобы не сбиться с курса. Луна в небе служила ей единственным ориентиром. Ей хотелось добраться до места собрания лжерыбаков, которых она видела тогда с берега, где орудовали браконьеры. Сестеро была уверена, что она уже близко.

И тут она резко замерла, услышав чьи-то голоса. Это были двое мужчин. И они были совсем рядом. Сестеро опустилась на четвереньки. Что угодно, лишь бы они ее не заметили. Здесь сильнее чувствовался запах влажной земли и шорох приближающихся шагов.

– Мелкая такая девка с татушкой на шее и пирсингом вот тут.

Сестеро узнала голос. Это был тот самый охранник, что и раньше, и он явно говорил о ней.

– Из полиции?

– Точно нет. Таких мелких копов не бывает. У них же там ограничение по росту, разве нет? Она за моллюсками приперлась. При ней была мотыга – ну с которыми они копают свои ракушки. Явно из новеньких. Перетрухнула, как меня увидела.

– Надо наведаться к ним, сделать предупреждение. Пусть сюда не суются. Я был уверен, что они это уже запомнили. Весь остальной залив – пожалуйста. Ты проследил, она точно ушла? – Пауза. – Это значит нет…. Ладно, черт с тобой. Пойдем пройдемся, проверим, что она не болтается где-то поблизости.

Ане до боли прикусила язык. Она поступила очень глупо. Если эти двое обнаружат ее «Клио», припаркованный рядом с замком, они пойдут по ее следу, как гончие, и не остановятся, пока не найдут.

Она услышала, что их шаги приближаются. Дотронувшись до рукоятки пистолета, Сестеро задержала дыхание.

Она пыталась вычислить, как далеко они находятся. Сделать это по звуку было непросто, но они явно были не дальше десяти метров от нее.

Крик цапли не вовремя заглушил их шаги. Сестеро сняла с предохранителя свой USP Compact калибра 9 мм. Она ощутила, как по всему телу с молниеносной скоростью распространяется адреналин, обостряя все чувства. Через пару мгновений все пойдет наперекосяк.

Она никогда никого не убивала. Но в этот раз выбор небольшой – или она, или они. Если они обнаружат ее в засаде с оружием, пощады ждать не придется. Это не тот тип людей.

Тем временем цапля явно вознамерилась еще больше усложнить ей задачу. Где они? Если они нигде не задерживались, значит, сейчас они должны быть всего в паре шагов от Сестеро. Глубоко вздохнув, она уперла в землю свободную руку и приготовилась резко встать.

Жребий брошен.

Или она, или они.

В июне 1985

– Мой папа может доплыть до острова Исаро.

– А мой папа видел китов.

– Ври больше! Киты есть только в сказках.

– Неправда! Здесь их не осталось, потому что их истребили много лет назад, но в Гран Соль…

Мы плескались в воде и спорили. Рядом с нами разбивались волны, и Бискайский залив обдавал нас прохладой по пояс. Заходить глубже нам не разрешалось. Течение, сильный отлив, волны… Причины запрета были разными в зависимости от того, чей родитель находился поблизости, но все они казались нам ужасными. Детям постарше разрешалось больше, пусть и ненамного, но они хотя бы могли играть на волнах. Однако для шестилеток это было еще рано, и мы были обречены проводить время рядом с берегом.

– Давайте построим замок, – предложила Амайя.

Остальные согласились, что это хорошая идея, и мы побежали к берегу. Так мы и проводили летний полдень – то брызгаясь, то строя что-то из песка. Иногда мы играли в полицейских и разбойников или покупали фруктовый лед у мороженщика с фургоном. Если повезет, можно было выиграть еще одну порцию бесплатно, и это простое развлечение доставляло нам такую радость, будто мы сорвали куш в рождественскую лотерею.

В тот день мы были впятером, поэтому внешняя стена замка была сооружена очень быстро. На самом деле «замок» представлял собой всего лишь большую стену, за которой мы укрывались от волн. Чем выше стену мы строили, тем дольше прилив не мог ее размыть. И стену того дня мы запомнили до конца лета. Она была высокой и крепкой. А может, это волны были слабее, чем обычно, и им требовалось время, чтобы снести ее.

Я помню, что мы были за стеной, укрепляя участок, где волна оставила пробоину, когда появилась Айнара. Она бежала вприпрыжку и явно была чем-то взбудоражена.

– У меня тоже будет младшенький!

– Серьезно? – спросил я, отложив ведерко.

– Да, на Рождество. Когда родится твой?

– Кажется, в декабре, – сказал я. Мама что-то такое говорила.

– Рождество в декабре. Вдруг они родятся в один день, – заметил Горка.

– Нет, мой родится раньше. То есть моя, – поправился я, – мама говорит, что будет девочка.

– Здорово! Я тоже за девочку, – заявила Айнара.

– А кого выбрали твои родители? – спросил Горка.

Мы зашлись смехом.

– Это не выбирают, дурачок.

– А откуда ты знаешь, что твоя родится раньше? – поинтересовалась Амайя.

– Потому что я уже давно знаю, что у меня будет сестренка, а Айнара узнала только что.

Трудно поспорить, что это серьезный аргумент, когда вам всего шесть лет.

Мы так увлеклись обсуждением, что не замечали подкравшуюся волну, пока она не окатила нас, переливаясь через стену. Как обычно, мы завизжали и выскочили на сухой песок. Пару мгновений спустя наш замок исчез под натиском Бискайского залива.

Мать Айнары, должно быть, поделилась новостью с другими родителями, потому что когда мы подбежали за полотенцами, они поздравляли ее и гладили по животу. Они говорили, что уже заметно, но я не видел ничего необычного. Как и у мамы.

– Вот, держите, купите себе папайи. Вас угощает младшенький Айнары, – сказала ее мать, вручив дочери двести песет.

– Идет!

– Ура!

Вот так и прошел тот день на пляже Лайда – мороженое, беготня и брызги волн. Я был счастлив, очень счастлив.

* * *

– Привет, мама! Ты знала, что у Айнары тоже будет младшенький? – воскликнул я, едва мама открыла дверь. Мне не терпелось сообщить ей эту новость. Она обрадуется.

Она молча развернулась и ушла в гостиную.

Помню, как я медленно шел по коридору, понимая, что этот вечер запомнится надолго. Хотя лето было в самом разгаре, мне показалось, что дома было холодно. Это был ужасный холод – тот, что исходит от души и рождает невыносимую тревогу.

– Она говорит, что он родится на Рождество. А моя сестренка родится раньше?

Я произнес эти слова робко, опасаясь резкого ответа. Но не ожидал, что он будет таким жестоким.

– Ты ревновал, – пробормотала она. Она уставилась на экран телевизора – тот был выключен, и в нем виднелось ее собственное отражение. Я никогда раньше не видел под ее глазами такие темные круги – наверное, она долго плакала, и некому было ее утешить.

– Кого? – спросил я, ничего не понимая. – Айнару?

На несколько минут повисла тишина. Я не осмеливался ни пойти в свою комнату, ни открыть рот, ни уйти оттуда. Я так и замер в углу комнаты, рядом с дверью. Настенные часы очень медленно отсчитывали секунды. А она сидела на диване с таким отсутствующим видом, что само ее присутствие казалось невыносимым криком. Если бы не этот глубокий вздох и легкое дрожание губ, можно было бы подумать, что она умерла.

– Ты ревновал к ней, да? Ты не мог смириться с тем, что она заняла бы твое место. И поэтому ты убил ее.

Я ровным счетом ничего не понимал, но это звучало ужасно.

– Кого? – спросил я, чувствуя, как к горлу подступают рыдания. Я начинал понимать всю тяжесть обвинений.

– Ты убил ее. Ты чудовище.

Не знаю, что ранило меня сильнее – ненависть, с которой с ее губ слетали слова, или то, что она была не в силах даже смотреть на меня.

– Я никого не убивал. Где моя младшая сестра? – Я залился рыданиями, как никогда в жизни. Я много плакал в своей жизни, но никогда так горько, как в тот день.

Я помню тепло ее кожи, когда я бросился к ее животу и обнял его, покрывая поцелуями. Что случилось с моей сестренкой, которая жила там? Где она? Почему мама сказала, что она умерла?

Спустя несколько мгновений тепло исчезло – она отпихнула меня изо всех сил.

– Не трогай меня! – потребовала она и велела мне встать. Теперь она смотрела прямо на меня, и в ее глазах была ненависть. – Я больше никогда в жизни не хочу тебя видеть. Убирайся!

Она вышла из комнаты, хлопнула дверью и оставила меня в одиночестве, сбитого с толку и сломленного.