Текст книги "Суфии"

Все эти понятия передаются словами, образованными от корня ФТР и составляющими мозаику суфийского бытия. Теперь можно рассмотреть сам корень и его значения:

ФаТаР = раскалывать, расщеплять что-либо; выяснять, начинать; сотворять вещи (о Боге);

ФуТР = гриб (то, что пробивает себе путь наверх раскалыванием);

ФаТаРа = завтракать, разговляться;

ТаФаТТаР = разделить, разбить;

ИИД эльФиТР = праздник разговения;

ФиТРАТ = природная склонность, религиозное чувство, религия ислама (подчинение божественной воле);

ФаТИР = пресный хлеб; непреднамеренное или безрассудное действие; поспешность;

ФаТИРА = небольшая плоская лепешка, похожая на ту, которая употребляется для причастия;

ФАТиР = Создатель;

ФуТайюРи = бесполезный человек, пустой, тупой;

ФуТАР = тупая вещь, подобная тупому мечу.

Традиция приписывает Аттару изобретение особого суфийского упражнения, получившего название «Стоп!», упражнения для Остановки Времени. Это происходит, когда учитель в определенный момент приказывает ученикам прекратить всякое движение. Во время этой «остановки времени» он передает им свою бараку. Считается, что внезапное прекращение всех физических действий раскрывает сознание, способствуя особому ментальному развитию за счет той энергии, которую раньше расходовали мускулы.

В суфийских таблицах, как это ни странно, корень ФТР преобразовывается в корень КММ. Применяя систему Абджад, от этого корня можно получить в свою очередь слово КиФФ – Божественная остановка. Этой «Остановкой» называют упражнение «Стоп!», которым может руководить только обучающий мастер.

«Гриб», одно из второстепенных значений корня ФТР, наталкивает на интересные размышления. Во многом благодаря трудам мистера Р. Гордона Уоссона, стало известно, что в древние времена (а в очень многих местах и поныне) был широко распространен экстатический культ, основанный на употреблении в пищу галлюциногенных грибов.

Связано ли значение корня ФТР с этим культом? Да, но не совсем в том смысле, который сразу приходит в голову. ФТР – это действительно гриб, но не галлюциногенный, и мы располагаем двумя источниками, подтверждающими это. Во-первых, арабское слово, обозначающее специфический гриб такого рода, образовано от корня ГРБ. Слова, образованные от этого корня, указывают на странное воздействие таких грибов, а производные от корня ФТР – нет:

ГХаРаБа = уходить, уезжать, опухать (о глазах);

ГХаРаб = покидать свою страну, уезжать за границу;

ГХуРБ(ан) = место, в котором звезда скрывается за горизонтом; отсутствовать или быть далеко;

ГХаРуБ = быть неясным; то, что не очень хорошо понимают; становиться чужестранцем;

ГХаРаБ = уходить на Запад;

А-ГХРаБ = проявлять странность или неумеренность в словах или делах; неумеренно много смеяться; быстро бежать; заходить далеко вглубь страны;

ИСТа-ГХРаБ = считать что-либо странным, экстраординарным; также неумеренно много смеяться;

ГХаРБ = лезвие меча; слезы и т. д.;

ЭШ эль ГХуРАБ = поганка (дословно – «хлеб вороны, [пища] запутанного, темноты, всяческой странности»).

Второе интересное доказательство того, что суфии использовали корень ФТР для обозначения внутренних переживаний, вызываемых отнюдь не химическими средствами, содержится в одном отрывке из трудов, удачно именуемых Маст Каландар (дословно «опьяненный дервиш») который опровергает мнение о том, что галлюциногенные грибы могут вызывать мистические переживания, считая такое объяснение совершенно неверным.

Для начала приведем дословную выдержку из текста:

«Дабы не дать рассеяться рвению и сущности религиозного чувства, Творец предписал Влюбленным (суфиям), разговляться «виноградным соком», а в жертвенном хлебе тех, кто не достиг полного понимания, он оставил символ. Знай же, что просветленный суфий далек от щелей и трещин обмана, являющегося искажением, и подошел к тому другому (тайному) экстатическому переживанию: он был далек от поедания грибов и от их безумия был далек он. Он питается истинами, раскрывающимися на Пути целостности. Когда, наконец, после распространения (виноградной лозы), созрел виноград, и сок его дал вино, и появилась пища (после воздержания), тупым ятаганом странным образом вытесали Завершенного Человека. Но хлеб этот не оттуда, откуда они говорят, и не из-под дерева. Воистину, в этой сокрытости хлеба голодных и жаждущих раскрывается Истина Творения и только в ней может быть познан экстаз. Только покончив с трапезой, вкушает он свой напиток. Творец раскрывается как Открывающий».

Этот замечательный отрывок считали бредом сумасшедшего. Шейх Мауджи из Азамийя комментирует его на страницах своего произведения «Дуруд» (Рассказы):

«Существует некое ощущение, являющееся истинным пылом и связанное с любовью. Оно происходит из глубокой древности и необходимо человечеству. Признаки этого ощущения остаются и в кругах, отличных от суфийских, но теперь только в символической форме – ибо там есть Крест, однако у нас – Иисус. Искатель должен помнить о том, что существуют иллюзорные подобия чувств, напоминающие собой сумасшествие, но не то сумасшествие, которое имеют в виду суфии, как это сделал наш автор, говоря о себе (Маст Каландар). Истинное озарение приходит именно отсюда, из этого источника, начало которого мы называем вином от винограда, от лозы, от результата расщепления и схватывания. После периода воздержания от вина или хлеба, отрешения от привязанности, появляется сила, которая является формой Раскрытия. Она дает питание, которое не имеет аналогов в мире физических вещей».

Оригинальный отрывок, написанный на более или менее литературном персидском языке, объясняет нам, что именно пытался сделать «сумасшедший дервиш». Этот отрывок построен на употреблении слов, образованных от корня ФТР. Ни в каком переводе невозможно сохранить этот литературный прием. Так как в английском языке слова «раскалывать», «лепешка», «религиозное переживание» и т. д. образованы от разных корней, мы не можем передать почти жуткое ощущение, возникающее от использования автором одних и тех же звуков.

Вот пример: Йя барадар, Фатир аст тафаттари фитрат ва дхати фитрат…

В отрывке, состоящем из ста одиннадцати слов, производные от корня встречаются двадцать три раза! Нельзя сказать, что эти слова используются неправильно, но употребление многих из них столь необычно (можно было бы подобрать более употребимые слова для данного контекста), что нет никакого сомнения в том, что этот отрывок был написан для того, чтобы показать, что химические галлюциногены, получаемые из грибов, вызывают несомненные и тем не менее фальшивые переживания.

Наш мастер Джалалуддин Руми

Озаренным можно назвать того, чьи слова соответствуют его делам, Того, кто отрекается от обычных связей с этим миром.

Дхун-Нуя, Египтянин

Вся жизнь Мевляны (буквально: нашего мастера) Джалалуддина Руми, основателя Ордена Крутящихся дервишей, может служить подтверждением восточной поговорки: «Гиганты приходят из Афганистана и распространяют свое влияние на весь мир». Джалалуддин Руми – выходец из знатной семьи – родился в Бак-трии в начале XIII в. Он жил и учил в Икониуме (Руме), что на территории Малой Азии, еще до возникновения Оттоманской Империи, от трона которой он, как говорят, отказался. Его произведения, написанные на персидском языке, столь почитаются в Иране за поэтические и литературные достоинства, так же как за мистическое содержание, что их называют «Кораном на языке пехлеви». При этом их можно считать оппозиционными по отношению к шиизму, национальному культу Ирана, так как в них подвергается критике обособленность этого религиозного направления.

Среди арабов, а также мусульман Индии и Пакистана Руми почитается мистическим мастером высочайшего ранга, невзирая на то, что, по его утверждениям, учения Корана следует понимать в аллегорическом смысле, тогда как Коран в целом имеет семь различных смыслов. Влияние Руми едва ли можно измерить, но следы его воздействия можно обнаружить в литературных и философских произведениях различных школ. Даже доктор Джонсон, хорошо известный своими неблагосклонными высказываниями, сказал о Руми: «Он раскрывает перед странником секреты Пути Единения и снимает покровы с тайн Пути к Вечной Истине».

Менее чем через сто лет после смерти Руми в 1273 году, его произведения приобрели такую известность, что Чосер в некоторых своих работах ссылался на них, так же как и на учения духовного предшественника Руми – Аттара Химика (1150–1229/30). Даже при поверхностном обзоре многочисленных ссылок на арабские материалы в работах Чосера можно обнаружить суфийские влияния литературной школы Руми. Фраза из Чосера: «Когда бьют щенков, львы извлекают уроки», по сути, является почти дословным переводом арабской поговорки: Удхриб эль-калба ва йята аддаба эль-фахду («Побей собаку – научится вести себя лев»). Эта поговорка используется как тайный пароль Крутящихся дервишей. Чтобы ее правильно понять, надо знать игру слов, которая лежит в основе ее хождения среди дервишей. При написании этой фразы используют именно эти слова (собака и лев), но в устной речи применяются сходные по звучанию слова. Вместо того чтобы сказать «собака» (калб [k]), суфии говорят «сердце» (калб [q]), а вместо «льва» (фахд) – произносят «невнимательный» (фаХыз). Теперь смысл фразы изменяется: «Ударь сердце (суфийские упражнения), и невнимательный (ментальные способности) будет вести себя правильно».

С этого призыва начинаются «бьющие по сердцу» телодвижения, в которых дервиши ордена Мевлеви (Крутящиеся) используют физические стимулы и концентрацию.

Связь между «Кентерберийскими рассказами» как аллегорией внутреннего развития и «Парламентом птиц» Аттара заслуживает внимания. Профессор Скит напоминает нам, что у Чосера, как и у Аттара, в паломничестве принимает участие тридцать персонажей. Симург, по-персидски означает «тридцать птиц», поэтому метафора о тридцати паломниках, ищущих мистическую птицу Симург, в персидском произведении имеет смысл.[30]30
  См. примечание «Симург».


[Закрыть] Однако в английском языке невозможно так же обыграть это число. Количество паломников, фигурирующих у Аттара, из-за требований рифмы сохраняет и Чосер, но в «Кентерберийских рассказах» оно уже лишено двойного значения. «Рассказ торговца индульгенциями» также можно найти у Аттара, а историю о грушевом дереве – в IV книге суфийского произведения Руми «Маснави».

Руми оказал значительное идейное и литературное влияние на Запад. Благодаря тому, что в наше время большинство его трудов было переведено на западные языки, это влияние еще более усилилось. Но если он «поистине является величайшим мистическим поэтом в истории человечества», как называет его профессор Арберри, то сами стихи Руми, в которые он вложил так много своих идей, можно по-настоящему оценить, только если читать их в оригинале. Однако идеи и методы, используемые Крутящимися дервишами и другими школами, испытавшими влияние Руми, не являются столь уж недоступными при условии, что человеку ясен способ изложения эзотерических истин.

Существуют три документа, по которым внешний мир может изучать деятельность Руми. Важнейшим произведением Руми является «Маснави-и-Манави» (Духовные двустишия»). Оно состоит из шести книг и отличается такой поэтичностью и силой воображения, что чтение его в оригинале вызывает странное и сложное чувство восторга в сознании слушателя.

Руми писал эту книгу сорок три года. Особое сплетение идей, формы и манеры изложения не позволяет рассматривать ее как чисто поэтическое произведение. Как отмечает профессор Николсон, любители традиционной поэзии не найдут здесь поэзию в привычном смысле. Мимо них пройдет воздействие особой формы искусства, созданной Руми с целью передачи понятий, не имеющих, как считает автор, аналогий в обычном человеческом опыте. Не обращать внимания на это замечательное достижение – все равно что пытаться ощутить вкус варенья заочно.

Уделяя чрезмерное внимание тонкой поэтичности в океане «Маснави», Николсон подчас отдает предпочтение формальным достоинствам стихов.

Вот что он пишет в своем введении к поэтическому сборнику («Избранное из Дивана Шамса Табризи», стр. XXXIX): «Поэтические достоинства «Маснави» необычайны, но читателям придется пробираться через нравоучительные басни, диалоги, толкования Корана, метафизические тонкости и моралистические увещевания прежде, чем случай выведет их на безупречную и изысканную песнь».

Для суфия, а может быть и для любого другого человека, эта книга звучит как голос из другого измерения, который в определенном смысле исходит из глубочайших тайников его я.

Воздействие на читателя «Маснави», как и любого другого суфийского произведения, будет зависеть от условий, в которых человек изучает эту книгу. Она содержит в себе шутки, притчи, диалоги, ссылки на более ранних учителей и упоминания об экстатогенных методах, представляя собой поразительный пример применения метода рассеивания, когда с помощью многопланового воздействия постепенно создается общая картина, с тем чтобы суфийское послание проникло в ум человека.

Как и все суфийские учителя, Руми частично приспосабливает это послание к тому окружению, в котором он работает. Сообщается, что он ввел танцы и круговые движения в качестве упражнений для своих учеников, которые, как большинство местных жителей в окружении Руми, отличались флегматичным темпераментом. Так называемая разнородность доктрин или деятельности, которая предписывается различными суфийскими учителями, в действительности является не более чем применением этого правила.

В своей обучающей системе Руми использовал объяснения и интеллектуальные упражнения, размышление и медитацию, действие и бездействие. Ментально-физическая активность Крутящихся дервишей, осуществляемая под аккомпанемент свирели, представляет собой особый метод, разработанный для того, чтобы помочь Искателю достичь гармонии с мистическим потоком, и с его помощью трансформировать себя. Все, что укладывается в рамки понимания духовно непреображенного человека, имеет свое значение и применение в рамках особого контекста суфизма, который, не будучи прожитым, остается невидимым. Руми пишет: «Молитва обладает формой, звуковым выражением и физической реальностью. Все, что может быть названо словом, имеет свой физический эквивалент, а каждой мысли соответствует определенное действие».

Несмотря на то, что Руми порой совершенно бескомпромиссен в некоторых вопросах, когда, например, заявляет, что независимо от своих внешних достижений обычный человек является незрелым в области мистицизма, одна из его подлинно суфийских характеристик выражается в том, что он почти за любым человеком оставляет возможность добиться определенных успехов в деле осуществления его предназначения.

Подобно многим другим суфиям, работающим в теологической атмосфере, Руми прежде всего начинает говорить со своими слушателями о религии. Он подчеркивает, что обычная эмоциональная религия в том виде, в каком ее понимают организованные институты, далека от истины. Завеса Света, порожденная самодовольным благочестием, более опасна, чем Завеса Тьмы, которую создает в уме человека порок. Понимание приходит только через любовь, его нельзя насаждать различными организационными методами.

С его точки зрения, ранние религиозные учителя знали истину. Но их последователи, за малым исключением, организовывали ее поиск таким образом, что практически исключали возможность достижения озарения. Эта задача требует нового подхода к вопросам религии, и Руми целиком выносит этот вопрос за рамки привычных способов решения. Он далек от того, чтобы подвергать догму изучению или аргументации. Он говорит, что истинная религия не имеет ничего общего с человеческими представлениями о ней. Отсюда следует, что исследование догм совершенно бесполезно. «В этом мире, – говорит он, – не существует подобий тому, что называют Престолом (Бога), Книгой, ангелами или Днем воскресения». Используемые по необходимости сравнения дают только грубое представление о вещах совершенно иного характера.

В сборнике своих высказываний и мыслей под названием «В нем то, что в нем» («Фихи ма фихи»), который является своеобразным суфийским учебником, Руми идет еще дальше Он говорит, что человечество проходит через три стадии. На первой стадии люди поклоняются чему угодно – мужчине, женщине, деньгам, детям, земле или камням. Добившись некоторого прогресса, они начинают поклоняться Богу. В конце концов человек уже не говорит: «Я поклоняюсь Богу» или «Я не поклоняюсь Богу». Он достиг последней стадии.

Для того чтобы приблизиться к суфийскому пути, искателю необходимо понять, что в основном он представляет собой, как сказали бы сегодня, замес из обусловленности: фиксированные идеи и предубеждения, а также в немалой степени автоматические реакции, сформировавшиеся в результате чужих влияний. Человек лишен той свободы, которой, как ему кажется, он обладает. Прежде всего, ему нужно отказаться от убеждения, что он уже понимает что-либо, он должен попытаться приблизиться к реальному пониманию. Но человека научили, что он все может понять с помощью одного и того же способа – процесса логического мышления, и это обучение чрезвычайно мешает ему.

«Если вы пользуетесь в своей жизни методами, с помощью которых воспитывали вас самих, и придерживаетесь этих методов только потому, что они достались вам по наследству, вы ведете себя нелогично».

Понимание религии и того, чему учили великие религиозные учителя, – только часть суфизма. Суфизм использует терминологию обычной религии, но весьма особым образом, что всегда приводило в ярость святош. Если обобщить, суфии считают, что вера любого религиозного учителя, в особенности сама его жизнь, символизирует собой один из аспектов того Пути, единым выражением которого является суфизм. Иисус внутри вас, пишет Руми, ищите его поддержки. Но не пытайтесь с помощью своего внутреннего Моисея, лелеять нужду Фараона.

Когда Руми говорит, что путь Иисуса состоял в том, чтобы выносить уединение и преодолевать вожделения, он тем самым описывает метод, в котором суфии видят символическое выражение различных религиозных путей. Путь Мухаммеда был другим, он выражался в том, чтобы жить в обществе среди обычных людей. Руми пишет: «Иди путем Мухаммеда, а если не можешь – стань на путь христианства». Это отнюдь не означает, что Руми приглашает избрать одну из этих религий. Он указывает на методы, с помощью которых Искатель может достичь завершенности, той завершенности, которая приходит через понимание сущности путей Иисуса и Мухаммеда.

Точно так же, когда суфий говорит о Боге, он не имеет в виду то божество, которое соответствует представлениям человека, воспитанного в рамках теологической концепции. Подобное божество принимают набожные и отвергают атеисты. Фактически все это является отказом или принятием того, что предлагают людям схоластицизм и духовенство. Бог суфиев не имеет никакого отношения к этой полемике, т. к. они считают, что божественное познается только в результате индивидуального опыта.

Это не означает, что суфии предлагают отказаться от развития способности к логическому мышлению. Руми поясняет, что интеллект весьма важен, но он должен знать свое место. Если вам нужна одежда, вы отправляетесь к портному. Интеллект подсказывает вам, какого именно портного следует выбрать, однако после этого интеллект отстраняется. Вам придется полностью положиться на вашего портного, то есть поверить в то, что он закончит работу должным образом. «Логика, – говорит мастер, – приводит больного к врачу, после чего пациент должен довериться доктору».

Но хорошо натасканный материалист, хотя и заявляет, будто открыт для того, что может сообщить ему мистик, будет все же не в состоянии вместить всю истину. Он никогда не поверит ей. Истина не имеет основания, как в материализме, так и в логике. Из этого следует, что мистик работает на нескольких различных уровнях, а материалист – только на одном. Их контакт приведет к тому, что суфий даже покажется материалисту непоследовательным. Если сегодня он скажет нечто иное, чем то, что заявлял вчера, он предстанет лжецом. Ситуация, в которой они преследуют разные цели, по меньшей мере, лишит их всякой возможности взаимопонимания.

Руми замечает: «Те, кто не понимают той или иной вещи, заявляют, что данная вещь для них бесполезна. Рука и инструмент подобны кремню и стали. Попробуйте ударить кремнем о землю, разве от этого появится искра?» Одна из причин того, что суфии не проповедуют свое учение публично, имеет очень простое объяснение: обусловленные религиозные люди или материалисты не поймут их:

Королевский сокол сел на развалины дома, где обитали совы. Они решили, что сокол прилетел для того, чтобы изгнать их из жилища и самому захватить его. Сокол сказал: «Эти развалины могут казаться прекрасным местом для вас, я же предпочитаю сидеть на руке Короля». Тут некоторые из сов закричали: «Не верьте ему, он хитростью хочет завладеть нашим домом».

Притчи и иллюстрации, подобные этой, очень широко используются суфиями, и Руми был поистине мастером иносказаний.

Чтобы донести до ума одну и ту же мысль, мастеру приходится облекать ее в разные формы. Будучи выраженной особым образом, идея, как считают суфии, преодолевает завесу обусловленности и проникает в человеческий ум. Поскольку несуфии имеют так мало общего с суфиями, последним необходимо использовать основные элементы, присущие каждому человеку, которые еще не совсем уничтожены различными проявлениями все той же обусловленности. Именно эти элементы лежат в основе суфийского развития. Из них важнейшим и самым постоянным является любовь. Только любви под силу поднять человека и все человечество на уровень завершенности.

«Человечество чувствует свою незавершенность, томится желанием и страждет удовлетворить свое желание через различные виды деятельности и амбиции. Но только в любви оно сможет обрести завершенность».

Однако любовь – дело серьезное, она находится в тесной взаимосвязи с озарением. Эти факторы усиливают друг друга. Сила огня просветления слишком велика, чтобы выдержать его во всей полноте.

«Огонь печи может оказаться слишком сильным, чтобы воспользоваться его теплом, а более слабое пламя лампы может дать именно столько тепла, сколько вам необходимо».

Каждый, кто достиг определенной степени искушенности в каком-то аспекте своей персональной жизни, думает, что сможет найти путь к озарению самостоятельно. Суфии отрицают это и спрашивают, каким образом человек может найти что-либо, если он не знает, что это такое. Руми пишет: «Все стали золотоискателями, но, даже наткнувшись на золото, не узнают его. Если не знаешь, как распознавать золото – присоединись к мудрецу».

Зачастую обычный человек, думая, что уже приближается к просветлению, видит только его отражение. Свет может упасть на стену. Стена, в этом случае, будучи радушной хозяйкой, принимает его у себя, как гостя. «Не привязывайся к кирпичам стены, ищи вечный первозданный свет».

«Для того чтобы нагреть воду, между ней и огнем должен находиться посредник – сосуд».

Как может Искатель осуществить свою задачу и стать на верный путь? Прежде всего, он не должен отказываться от жизни и работы в миру. Руми учит, что не надо оставлять работу, так как «сокровище, которое вы ищете, может дать вам только она». Этим отчасти объясняется то, что все суфии должны иметь какую-то конструктивную профессию. Работа, однако, означает не только простой труд или даже социально приемлемое творчество. Она включает в себя и работу над собой, алхимию, с помощью которой человек достигает совершенства: «Благодаря присутствию знающего человека шерсть превращается в ковер, а земля становится дворцом. Присутствие духовного человека приводит к подобным же превращениям».

Поначалу мудрый человек ставит искателя в позицию ведомого. Но как только это становится возможным, учитель отпускает ученика, который отныне обретает мудрого человека внутри себя и продолжает работу над собой. В суфизме, как и везде, можно встретить немало ложных учителей. Вследствие этого суфии сталкиваются с довольно странным положением, когда ложный учитель может показаться настоящим (т. к. он делает все, чтобы соответствовать представлениям ученика об учителе), а настоящий суфий часто кажется неподготовленному и неспособному к различению искателю вовсе не таким, какими должны быть суфии.

Руми предостерегает: «Не суди о суфиях по тем признакам, которые для тебя очевидны, друг мой. До коих пор ты будешь, подобно ребенку, тянуться за орехами и изюмом?»

Фальшивый учитель будет уделять большое внимание внешним вещам, он знает, как убедить искателя в том, что он великий человек, что он понимает его и может открыть ему большие тайны. У суфия есть свои тайны, но он должен сделать так, чтобы тайны эти развивались в самом ученике. Суфизм – это то, что случается с человеком, а не то, что ему дают. Ложный учитель будет все время пытаться удерживать около себя своих последователей, он никогда не скажет им, что они проходят подготовку, которая должна закончиться как можно быстрее, чтобы они сами смогли испытать свое развитие и продолжать свой путь как завершенные люди.

Обращаясь к схоласту, теологу и последователю ложного учителя, Руми говорит: «Когда вы перестанете поклоняться кувшину и любить его? Когда вы начнете искать воду?» Люди судят о вещах по их внешнему виду. «Никогда не забывай о разнице между цветом самого вина и цветом содержащего его сосуда».

Идя по пути саморазвития, Суфий должен выполнять все его рутинные требования, не упуская ни одной детали, иначе простое сосредоточение на чем-либо одном приведет к нарушению равновесия, а следовательно – к потере. Разные люди могут развиваться с разной скоростью. Руми говорит, что одни понимают все, прочитав только строчку. Другие все поймут, если окажутся участниками события. Способность к пониманию развивается параллельно духовному прогрессу человека.

Размышления Руми включают в себя некоторые поразительные идеи, призванные помочь Искателю в понимании того, что он временно отдален от истинной реальности, хотя ему самому может казаться, что обычная жизнь целиком выражает всю реальность. Суфии считают, что все, что мы видим, чувствуем и переживаем в обычной жизни, является всего лишь частью великого Целого. Некоторых измерений мы можем достичь только в результате усилий. Они реальны, как реальна подводная часть айсберга, но в обычных условиях воспринять их невозможно. Опять-таки, подобно невидимой части айсберга, скрытая реальность значительно превосходит все самые смелые о ней предположения поверхностного исследователя.

Для того чтобы объяснить это, Руми использует несколько аналогий. Одной из наиболее замечательных является его теория действия. Он говорит, что существуют всесторонняя и индивидуальная деятельность. В обычном мире чувств мы привыкли замечать только индивидуальную деятельность. Предположим, что несколько человек делают палатку. Одни шьют, другие готовят веревки, третьи сплетают их. Все вместе они занимаются всесторонней деятельностью, хотя каждый из них занят своим индивидуальным делом. Если иметь в виду изготовление палатки, то важной следует считать всестороннюю деятельность целой группы.

В определенных случаях, продолжает Руми, жизнь следует рассматривать одновременно как целое и как некую отдельную часть. Достижение гармонии с целым, то есть со всесторонней деятельностью жизни, является чрезвычайно важным на пути к озарению.

Постепенно, по мере того как суфий накапливает все больше опыта, он начинает приводить свое мышление в соответствие с этими направлениями. Прежде, до своего мистического опыта, он либо насмехался над религией, либо имел совершенно неверные представления о природе этого опыта, особенно об учителе и Пути. Руми предлагает ему размышления, предназначенные для преодоления слишком сильного влияния некоторых идей, распространенных среди несведущих. Человек ждет, что ему преподнесут золотой ключик. Однако некоторые люди развиваются быстрее других. Путешествующий во тьме все же путешествует. Ученик может обучаться, даже не подозревая об этом, и тогда отсутствие видимого прогресса будет его угнетать. Руми напоминает ему, что зимой дерево накапливает питательные вещества. Люди могут считать, что оно бездействует, так как они не видят никаких событий, но весной они вдруг замечают появление почек. Вот сейчас оно работает, думают они. Есть время собирать и время расходовать. Это возвращает нас к учению о том, что «озарение должно приходить постепенно, иначе оно сокрушит нас».

Суфии используют схоластические приемы очень дозировано и постепенно заменяют их эзотерической подготовкой. Это необходимо делать, учитывая способности ученика. Наш учитель напоминает, что инструменты ювелира в руках сапожника подобны семенам, брошенным в песок, и что дать инструменты сапожника крестьянину – все равно, что предложить собаке ягоды, а ослу – кость.

Отношение к обычным условностям жизни подвергается пересмотру. Внутренняя жажда человека рассматривается не как фрейдистская потребность, а как естественный инструмент, присущий уму и предназначенный для того, чтобы помочь ему обрести истину. Руми учит, что в действительности люди сами не знают, чего они хотят. Их внутренняя жажда проявляется в сотнях желаний, которые они считают своими потребностями. Как показывает опыт, эти желания не отражают того, что им на самом деле хочется, потому что после их осуществления жажда все же остается. Руми отнесся бы к Фрейду как к человеку, одержимому одним из вторичных проявлений этой великой жажды, а не как к исследователю, установившему ее истинные причины.

Опять-таки один и тот же человек может казаться кому-то злым, а кому-то – добрым. Это объясняется тем, что в умах одних людей прочно засела идея неприятия, а в умах других обосновалась концепция доброты. «Крючок и рыба неразлучны».

Суфий сначала развивает в себе способность отрешаться, затем способность переживать рассматриваемый предмет, а не только смотреть на него со стороны. Чтобы сделать это, учитель советует ему размышлять над словами Руми: «Когда голодный и сытый смотрят на кусок хлеба, они видят разные вещи».

Если человек столь не подготовлен, что на него воздействуют его собственные предубеждения, он не может надеяться на большие успехи. Руми концентрирует внимание на необходимости развития должного контроля, то есть такого контроля, который достигается через опыт, а не через обычные теории добра и зла, правильного и неправильного. Последнее относится к сфере слов: «Сами по себе слова не имеют никакого значения. К вам приходит гость, вы оказываете ему радушный прием и говорите несколько добрых слов. Он счастлив. Другому же человеку вы отпускаете грубое словечко, и он тут же обижается. Могут ли несколько слов действительно означать счастье и печаль? Все это факторы второстепенного значения, не имеющие отношения к реальности. Они воздействуют только на слабых людей».