Текст книги "Клуб любителей Го"

Глава 18
Cвидетели Олеговы

Жизнь Антонины круто изменилась, когда она первый раз выехала на курорт. Путёвку давало МПС, и когда ей предложили выбрать между «Таёжными далями» и «Железнодорожницей», то Антонина без колебаний выбрала санаторий, находящийся на юге. «Правильно, молодец, таёжные нам уже дали!» – поддержала её каламбуром женщина из профкома. Антонине было за сорок, и впечатление, которое оказала на неё поездка в Крым, было такой силы, что она приняла решение уехать из Шумерли и никогда больше не возвращаться сюда. Володя в это время служил в армии, и она решила написать ему новый адрес, когда обустроится.

Она не рассказывала Володе про отца. Да он никогда и не просил. Лучше ничего, чем знать, что твой отец японский шпион. Отчество она придумала сама. Оно просилось к имени. А всё вместе получалось – Владимир Ильич Ягурцов. С таким именем-отчеством жизнь должна была сложиться хорошо. Володя был больше похож на неё. Крупного телосложения, с широким лицом. Но чувствовалось и много отцовского. Была такая восточная круглость, да и характер оказался посложнее. «Скрытненький он у Вас», – говорили Антонине в школе.

Продав маленький деревянный домик женщине, приехавшей к мужу на поселение, Антонина переехала на берег Чёрного моря, купив однокомнатную квартиру. Недвижимость досталась хорошая, в крепкой кирпичной пятиэтажке на самом верхнем этаже. Дом располагался в центре, недалеко от рынка и универмага. До автовокзала было совсем рядом, а до моря – рукой подать. Как правильно, что она успела до распада СССР! Ведь потом уже стало ни продать, ни купить, всё вокруг захватила мафия. А тех, кто пытался продать свои квартиры, пытали и убивали. Власти никакой уже не было, потому что власть и была мафия. Об этом писали в газетах, показывали по телевизору, хотя и показывать было не обязательно, и так всё было известно.

На новом месте жизнь Антонины пошла гораздо интереснее, чем в «посёлке», как она называла Шумерлю. Сначала она устроилась уборщицей в военный санаторий. Там были старинные корпуса, сделанные при царе. Красивый тенистый парк, а выздоравливали сплошь офицеры. Антонина работала посуточно, поэтому у неё появилось время на осмотр достопримечательностей. Она начала ездить на экскурсии, а уволившись из санатория после перестройки, водить людей сама. Что её всегда удивляло, так это то, что местные плохо знали родной город и его окрестности. Да и местными считать её знакомых можно было весьма условно. Люди перебрались сюда со всех уголков огромной страны. Тамара приехала с Украины. Ольга – с Молдавии.

Отслужив армию, вернулся Володя. Но пожил с матерью немного. Покрутился с месяц, и укатил в Нижний Новгород. Сказал, что решил по вечерам учиться, а работать на автозаводе. Антонина так и не успела Володю ни с кем познакомить. Она хотела взять его в горы, а лучше вместе со старичком-чудаком, который однажды напугал Антонину змеёй. Воспользовался, так сказать, её плохим зрением, насмеялся над женщиной. А зря! Она даже была готова выйти за него замуж. Старичка тоже звали Володя, он был холост, работал слесарем, а в горы ходил каждый выходной.

Сын приезжал редко. Всего, может, пару-тройку раз и приехал. Дела да дела. Большому кораблю – большое плавание! Одно только волновало Антонину – как бы Вавушка не начал пить. Чувствовало её материнское сердце, что есть у Володеньки этот червячок. Да и компания сына не внушала Антонине доверия. Состояла она сплошь из игроков, а игроки – люди ненадёжные. Видела она одного, с проломленным черепом. На всю жизнь осталась метка у человека. А такие метки просто так не ставятся. Ведь игрок – это разве профессия? Так, баловство одно. В последний год Володя работал на стройке. Изменение в судьбе казалось ей важным, и она боялась спугнуть эту перемену. Антонина ставила свечи и заказывала сорокоуст за новую работу сына. Пусть строит подольше! Глядишь, жизнь и наладится. И ещё смущало сердце матери, что не был Володенька женат. Одно время была женщина. Он даже приезжал с нею. Но женщина не понравилась Антонине. Мать с ужасом вспоминала, как предложила дорогим гостям «по стопочке». После этого молодые остановиться уже не смогли. Это событие было настолько сильным, что вытеснило даже имя Володиной сожительницы. Она только помнила её походку и остекленевшие сомнамбулические глаза.

С утра Антонина сходила в храм, потом зашла на рынок. Возвращаясь, еле протиснулась мимо двух активисток из «Свидетелей Олеговых». Женщины были в белых, но каких-то нерусских платках. Держась под руки, они прижимали к груди сумки и книги. Антонина знала, что эта секта собиралась в кинотеатре «Прибой». Отец Георгий после воскресной службы особенно ругал и обличал её деяния. Женщины из «Свидетелей» всегда появлялись парами, и любили площадь перед универмагом. Они попытались дать Антонине бумажку, а когда она отказалась, начали пугать и читать стихи из небольшой замусоленной книжки.

– Женщины! Как вам не стыдно! – начала Антонина. Но, не договорив, махнула рукой. Бесполезно, сказала она себе, и зашагала быстрее.

– Придёт двенадцатый год, тогда узнаешь, что стыдно, что не стыдно! – донеслось ей в спину. – Наступишь на череп! Каждый, каждый! Все до единого наступите!

– Пусть, пусть идёт! – включилась вторая. – Нам жалко тебя, несчастная. Когда тёмная лента обернётся вокруг ноги, тогда вспомнишь, как прошла мимо светлой руки!

Антонина не выдержала, повернулась вместе с сумками, и плюнула на асфальт.

– А! Она ещё плюётся, нахалка! Хамка! – заголосила первая женщина.

– Придёт Тризна! Все плевки вернутся тебе до одного! – добавила её спутница.

Антонина пришла домой, но оставаться не хотелось. Сначала думала вернуться, чтобы сказать женщинам всё, что надо сказать, но внезапно позвонила подруга и пригласила к себе. Тамара работала в центре оздоровительной реабилитации пожилых. Город выделил небольшое помещение, в котором пенсионеры могли собираться по определённым дням. Была запись на бесплатный массаж, а днём группу даже кормили обедом в одном из санаториев. Тамара вела учёт. Работы было немного, зато общения – вдоволь. Десять лет разницы в возрасте не помешали женщинам сблизиться. Они жили в одном доме, где у Тамары с мужем была трёхкомнатная квартира. Антонина положила в сумку баночку кизилового варения, и направилась в центр реабилитации. Она обошла площадь универмага другой стороной, где нотариальная контора и книжный магазин.

– Антонина! Здравствуй! – по глазам подруги было понятно, что в центре сегодня обсуждение.

– Выкладывайте, что у вас тут, – встреча со «Свидетелями» была ещё слишком свежа.

– А вот погляди! – воскликнула Ольга. Она была на пару лет моложе Тамары, но по своему темпераменту казалась ещё младше.

– «Девяностолетний японец пережил падение с башни, перелом шейных позвонков и пробыл более суток в морозильной камере одного из моргов Токио», – вслух прочла Антонина.

– Ой, девочки, бывает же такое? Перелом всех позвонков! Холодильная камера! Морг! А мы-то? Ногу сломаем и уже прощаться начинаем, – запричитала Ольга.

– «Сейчас Ягура Года поправляется в одной из частных клиник. Я чувствую себя гораздо лучше, говорит японский пенсионер», – дочитала Антонина и замерла.

– Чего запнулась?

– Егорушка! – всплеснула руками женщина, вглядевшись в фотографии. Вмиг позабыв про «Свидетелей Олеговых», она ошеломлённо смотрела на подруг, а на её коленях застыла сумка с баночкой варенья из дикого кизила.

– Твой, что ли? – тихо спросила Тамара.

– Мой, – Антонина опустила глаза.

– Где ж ты нашла-то старого такого?

– Да не был он старым. Давно это было.

– А, давно! Но может – обозналась? Может не твой ещё?

– Мой он, девочки. И лицо его, и фамилия. Только постарел сильно. Столько лет-то прошло!

– Сходить на совет к Маме! – Ольга сделала ударение на последний слог. – Ох, господи, никогда, наверное, не научусь выговаривать имя. Около … Околочандра, вот! Он человек опытный, небось, и в Японии бывал, и где только не был. «Я выжил благодаря восьмой чакре», – дочитала Ольга конец статьи. – Ишь, как, чакре. Я же говорю – надо к Маме!

Тангутский Мама (с ударением на последнем слоге) звался Околочандра. В прошлом он был индийским бизнесменом-мафиози, и жил в Дели. Потом бросил своё неблаговидное занятие и встал на праведный путь. Околочандра поселился в городе несколько месяцев назад. Он не курил, ходил во всём белом, и каждый раз пил из новой посуды. Околочандра имел свой ашрам в Агонии (что за страна Антонина не знала), бездонные глаза, а его индивидуальная саньяса стоила тысячу гривен и выше. Директор санатория «Смазка Севера» заплатил однажды Околочандре пять тысяч за себя и жену. Антонине даже показывали фотографии. Ашрам Мамы выглядел как несколько обтянутых тряпками хаток. Ученики на фото собирали траву, а Околочандра объяснял им, как готовить пилюли, смешивая разные смеси. К нему нельзя было притрагиваться, но однажды один залётный москвич, который не знал этого, обнял Маму, и это потом все обсуждали. Ольга ходила к Околочандре, а Антонина хмурилась, слушая её рассказы.

– У православных чакр нет! – строго произнесла она.

– Откуда ты знаешь, что нет?

– Отец Георгий сказал!

– У православных, может, и нет, а вот у япошек – есть! – парировала Ольга.

– Слушай больше своего Вридавая.

– Не Вридавай, а Вридаван! Это такой город, Околочандра рассказывал.

– И что он рассказывал?

– Люди туда приезжают умирать, их там сжигают, а что остаётся – бросают в Ганг.

– О! Господи! Ужас-то, – Антонина прикрыла рот руками.

– Нечего и ходить! Не надо никаких чакр! Твой мужик? – Тамара со свойственной ей прямотой направила разговор на главную тему.

– Мой, – выдохнула Антонина.

– Должна значит поехать к нему! – вынесла подруга суровый вердикт.

– В моём-то возрасте, Тома?

– А что возраст? Что возраст? Твой мужик нашёлся. Чуть не умер, значит, Бог отвёл. В газете вот напечатали. Это что? Случайность? Как думаешь?

– Думаю, нет, Томочка.

– И я так думаю, что нет. Собирайся и езжай к нему. А мы тебе с Олей поможем. Так, Оль?

– Конечно, поможем! Я бы тотчас поехала! – согласилась Ольга. – В Японию – с удовольствием. Вот в Румынию не хочу!

– Подожди, Оль, про свою Румынию! Фотографию сына ему привезёшь. Слышишь меня, Тоня?

– Ой, девочки. И точно. Фотографию!

– Конечно, пусть хоть перед смертью на сына поглядит.

– А Володя у меня японской игрой занимается. Вроде шашек наших, – неожиданно вырвалось у Антонины.

– Вот видишь! – хором ответили Тамара с Ольгой.

– Так он у тебя, что? От этого что ли? – догадалась младшая из подруг.

– Не от этого, Оля, а от японца, – поправила Тамара.

– А я, что сказала?

– Что сказала, то и сказала.

– И ничего я не сказала такого! Чем японец хуже нашего чурки? Лучше же, а не хуже. Уж лучше японец, чем еврей. Я так думаю.

– Оля, всё! – Тамара строго посмотрела на подругу.

– А Володя мой всегда думал, что его отец – чуваш. Я никогда ему не говорила, боялась. Теперь-то, конечно, уж можно. Теперь за национальность не посадят, – вздохнула Антонина.

– Всё сходится, Тоня, – подытожила Тамара. – Поедешь, расскажешь ему о сыне, фото покажешь, может, он твоего Володьку к себе возьмёт. Не маяться же шашками до конца жизни?! Игра хоть и японская, а делом заняться никогда не помешает! А у твоего-то, гляди, наверное, и квартира хорошая или, может, дом?

– Я слышала в Японии у всех дома, – вставила Ольга.

– А вдруг он женат?

– Да с чего это он женат?

– Не знаю. Просто подумала, а вдруг он женат?

– Ты это брось, Тоня! Женат, не женат. Приедешь, познакомишься. Да был бы женат, на фото был бы с женой!

– Точно! – оживилась Ольга. – Ты глянь на фото! Где жена-то?!

Жены на фото не было. На Антонину глядел исхудавший японский старик, с глазами того человека, которого она встретила на станции Шумерля больше сорока лет назад. Значит, решено. Это судьба, а от судьбы никуда не уйдёшь. Володенька уже взрослый, а ей пока силы есть, надо ехать в Японию.

– А языка-то я ихнего не знаю, девочки! – неожиданно всплеснула руками Антонина. – Выйду из самолёта, а куда дальше?

– Что «куда дальше»? Куда все, туда и ты. Я ездила в Китай, к косоглазым. За вещами. И ничего, не потерялась. Наши русские женщины, Тоня, повсюду есть. Иди за ними, куда они идут. Да ты не волнуйся! У японцев везде порядок, не заблудишься. Это у нас ничего не найдёшь никогда. И вот ещё что, Тоня. Слушаешь? Иль думаешь о своём?

– Слушаю, слушаю! – встрепенулась Антонина.

– Вот ещё что. Пока не уехала, научи нас в игру эту играть. Как она хоть называется?

– Го.

– Как?! Г. О.?

– В одно слово, Тома. Просто Го.

– Придумают, же, Го. Хотя, что с них взять, с другой стороны, – Тамара не собиралась отступать, – учи в … Го.

– Вот точно! Тоня! Ну, пожалуйста, – оживилась Ольга. – Научишь? Если научишь, обещаю к Околочандре не ходить!

Антонина растерялась. Володя мало рассказывал ей про своё занятие. Говорил, что для него Го – просто работа. Одна из работ. Что он организовывает турниры, зарабатывает на этом, а сама игра его интересует мало. Ей показалось тогда, что Володя стесняется игры и всёго того, что связано с ней. Он привозил ей публикации. Не свои. Володя никогда ничего сам не писал. Он привозил журнал «Наука и жизнь». Антонина полистала, но ничего не смогла по журналу понять. Но если подруги просят? Ничего, найду в библиотеке. Разберусь, потом научу и их.

– Ну ладно! – улыбнулась Антонина. – Пока буду деньги собирать, покупать билеты, да поездку оформлять, так и быть – научу вас Го. Только одно условие – сначала схожу в библиотеку, сама почитаю наперёд. А то я, честно говоря, забывать начала что там да как. Вот только на чём же вас научить? Ни досочки, ни фишечек этих у меня нет. – А шахматная доска разве не подойдёт? У меня есть! – отозвалась Ольга.

– Ой, не знаю даже. Может, подойдёт, а может – и нет. Там должны быть такие шашечки из пластмассы. Володя показывал какие. Как пуговки они.

– Может, тогда пуговицы и взять? – предложила Тамара.

– А что? Нам же только научиться! – поддержала Оля.

– Почему пуговицы не взять? – согласилась Антонина. – И то, правда, возьмём пуговицы. А с полем что делать? Шахматное не годится.

– Может, сами нарисуем?

– Есть один человек! – задумчиво произнесла Антонина.

– Какой человек?

– Да помните, я рассказывала. Мы с ним в горы ходили, да только смех один вышел, а не горы.

– А! Тот самый?! Со змеёй?

– Да, тот. Володя его зовут. У него руки золотые, что хошь тебе сделает.

– Так попроси его!

– А удобно?

– Конечно, удобно! А что тут неудобного? Расскажешь ему, как это Го изготовить. Он, небось, и не слыхал о таком! Он ещё в наш кружок проситься будет! – обрадовалась Ольга. – А что, девчонки! – её глаза загорелись. – А давайте назовём наш кружок? А?

– Брось дурить, Оль!

– А что такого?

– Да, ничего. Поиграть поиграем, а зачем ещё что-то?

– Права Оля, надо как-то назвать, – неожиданно согласилась Тамара. – Я предлагаю назвать словом «клуб». Я тогда смогу этот клуб в бумаги записать. Глядишь, и денег выпишут нам на чай, на призы. Может через совет ветеранов пропустить? У них и помещение есть. Глядишь, и Феликс мой заинтересуется.

– Точно, Тома!

– Назовём «клуб Го». Пойдёт? Или слишком коротко? Мы – кто? – В смысле?

– Ну, кто мы? Шахматисты? Гоисты? Как назвать?

– Гоисты – как-то не очень.

– Согласна, смешно, как-то.

– Ну, ведь есть же любители шашек, шахмат. Значит, мы – тоже любители? Только любители чего? Го?

– Да, правильно. Так и пиши, Тома. Клуб этих. Любителей Го.

– Клуб Любителей Го?

– Да! Клуб любителей Го.

Антонину в эту ночь посетили необыкновенные сны. Она видела себя молодую, в ситцевом платье в горошек, а Ягурушка махал ей из окна маленького вагона. Вагоны шли по кругу, потому что в этом сне Антонина работала на детской железной дороге. Кругом стояли люди, и все они были узкоглазыми.

– Это наш клуб Го! – сказал кто-то. Поезд загудел и вагоны стали вращаться всё быстрее и быстрее, а Ягурушка всё махал и махал ей из окна.

– Открой мне всю правду, не бойся меня! – вдруг раздался голос, но Антонина почему-то знала, что на него не следует отвечать.

Она продолжала смотреть на карусель.

– Грядущие годы таятся во мгле, но вижу твой жребий на светлом челе! – опять раздался голос. Антонина повернулась, пытаясь понять, кто говорит.

– Лежат благородные кости, – продолжало из темноты.

– Кто говорит?! – крикнула Антонина.

– Их моют дожди, засыпает их пыль, – голос казался странно знакомым. Вместе с ним на Антонину навалилась такая тяжесть, что она начала задыхаться.

– Я вот сейчас милицию позову! Господи помилуй!

– И ветер волнует над ними ковыль! – голосу не всё понравилось в последней фразе.

– Господи помилуй! – воскликнула Антонина ещё раз, и с этими словами проснулась. В комнате было темно, а с улицы шёл свет уличного фонаря. Он напоминал луну, которая светила снизу, а не сверху.

Антонина встала, прошла в красный угол, прочла молитву и выпила полкружки святой воды. А Ольге приснился Околочандра. Во сне его, правда, звали не Околочандра, а странным именем «Самдаши». Самдаши кидал в Ольгу спички, и они, чиркая по её одежде, самопроизвольно загорались. Ольге было щекотно и страшно.

– Прекратите! – крикнула она Околочандре.

– Только если скажешь заклинание!

– Я не помню никакого заклинания!

– Как не помнишь? А заклинание спичек? Заклинание священного города?!

– Го? – неуверенно произнесла-спросила Ольга.

– Нет, – улыбался во сне Околочандра-Самдаши.

– Знаю, знаю! Абишек! – неожиданно для себя вспомнила Ольга. – Абишек! Абишек! Абишек!

Она проснулась с этим неизвестно откуда взявшимся словом.

– Ну, что будем делать? – на Ольгу из темноты смотрел муж. – Разводиться?

– Что ты?! Что ты, Олег!

– Тогда чтоб больше никаких гуру! Поняла меня? Шабаш! – он перетянул на себя одеяло, и отвернулся к стене.

– Поняла, поняла, – закивала в темноте Ольга. Она ещё долго лежала с открытыми глазами. А потом тихо вышла на кухню, и долго стояла перед образом, шепча святые слова. Закончив, Ольга достала из тумбочки в коридоре две кассеты. На одной было написано «Сакральные танцы. Видео-выступление Мастера», а на второй «Лекции Мамы». Ольга завернула кассеты в газету, и положила в мусорное ведро.

А Тамара в эту ночь не видела снов. Её муж, Феликс, вернулся с работы в пионерлагере, и взял её настойчиво и неумолимо. Тамара, конечно же, пыталась сопротивляться, но потом её закружило, понесло, и она потеряла себя и в Феликсе, и в темноте комнаты.

Глава 19
Reiki

Ягура-сан плыл в многометровом слое золы. Ниже висели огромные белые рыбы, и он мог бы, наверное, коснуться их рукой, если бы толкнулся в направлении дна. Но «невидимый» не давал ему этого. Ягура-сан попытался поднять голову и рассмотреть, кто это. «Невидимый» был связан с его Учителем, он делал так, чтобы Ягура-сан постепенно приближался к поверхности. Выше зола была менее густая и не такая чёрная. Ягура-сан сделал несколько слабых движений руками и стал ближе к «невидимому». Неожиданно он осознал, что это его собственное ki. Это было reiki – ki седьмой чакры. Ягура-сан позволил reiki войти, и оно, войдя внутрь Ягуры, занялось включением нижестоящих центров. Ягура-сан наблюдал в цветовом диапазоне, как чакры распускаются, подобно цветам и разгораются, подобно восходу солнца над тёмной поверхностью океана. Он не делал попытки открыть глаза. Объединённое ki, добившись соединения с сознанием, давало чёткую картинку на его внутренний экран. Ягура-сан увидел себя тощим маленьким стариком, лежащим в позе зародыша в огромной комнате.

Эта большая комната не была похожа на его спальню, и он был здесь не один. Кроме него в комнате располагались и другие тела. Это были мужчины, женщины, такие же старики как он. Что они делают здесь вместе? Ki заструилось между телами, и он уже знал, что все люди, находящиеся в комнате, мертвы. Все люди были мертвы, включая его самого. Его тело было холодно, безжизненно и скручено. Только ki было живо, и оно спрашивало, что делать дальше. Ягура-сан предложил ki посмотреть, насколько велики повреждения. Через несколько секунд он знал, что его внутренние органы целы, падение с высоты не оказалось фатальным. Ki обнаружило повреждение в шейных позвонках, которые оказались неестественно вывернуты. Но позвоночник был цел, и ki спокойно проходило по нему. Кроме этого, сердце почти не сокращалось, движение крови было практически остановлено, а температура слишком низка. Ягура-сан вспомнил причину. Он выпил препарат, действие которого с каждой минутой становилось слабее.

Он приказал шестой чакре активизировать сердце. В ответ на его запрос, сердце начало сокращаться быстрее, оно буквально зашевелилось в груди, а кровь двинулась по жилам. Через двадцать минут Ягура-сан попытался выкрутить голову в правильную сторону. Боль казалась подавляющей, и он чуть не потерял сознание. Тогда, найдя направление повреждения, и, пробуя его, он начал давать давление в сторону максимальной боли. Через семь или восемь попыток голова перешла под контроль, а к девятой попытке стала продолжением тела и помощником в действиях. Теперь главным врагом был холод, который не прекращался, а как будто усиливался. В комнате было не просто холодно, а морозно. Ягура-сан открыл глаза, но ничего не увидел. Там, где он проснулся, было темно как в гробу. Только ki могло вести его в таком кромешном мраке. Оно показало выход, но этот выход был заперт снаружи.

Ягура-сан попросил найти такого же старика как он. Он потянул на себя скрюченное худое тело, которое показалось ему легче своего. Подтащив старика к выходу, Ягура-сан громко постучал в дверь чужой головой. На той стороне он почувствовал человека, пребывающего в нерешительности. Ягура ещё раз постучал стариком. Теперь стук был более требовательным. Он добавил ему тональность, не допускающую возражений. Засов на двери щёлкнул, и она стала медленно открываться. Ягура-сан закрыл глаза, и собрал все силы воедино. Как только дверь открылась, он бросил старика в лицо тому, кто стоял за дверью. Раздался сдавленный крик. Не открывая глаз, Ягура-сан принялся раздевать человека, удивляясь, насколько тот тёпл. Других людей поблизости не было. Перед ним лежал пожилой японец, reiki потерявший сознание от испуга. Затащив его в мертвецкую, он не стал запирать дверь.

Беглец примерил на спину голого старика, голова которого уже помогла ему. Ноги не хотели держаться правильно, поэтому Ягура-сан, сняв тело, и максимально раздвинув их своими ногами, лёг сверху, и связал руки и ноги старика поясом, добытым у сторожа. Ягура-сан покряхтел и попробовал подняться. Старик держался неудобно, но путы помогали. Делать было нечего, ведь он твёрдо решил забрать тело с собой. Только если он забирал старика, вся операция получала статус «двух глаз» и становилась стратегической. Так, со стариком на плечах, медленно передвигая ногами и направляя вперёд ki, Годокоро покинул территорию медицинского центра и оказался на улице ночного Токио. Оставалось два дела. Первое – спрятать старика. Второе – найти место, где он будет жить. Жить дальше, подумал Ягура-сан.>

В четыре утра Танака-сан со спиннингом вышел на набережную реки Сумида. На противоположном берегу открывался вид на пивоваренную компанию Asahi с золотым перчиком на пьедестале, напоминающем перевёрнутый мавзолей. Было, мягко говоря, малолюдно. Поэтому Танака-сан с любопытством пригляделся к двум старикам, появившимся под эстакадой. Старики были немного ёппарай [92]92
  Пьяные.


[Закрыть]. Они обнимались друг с другом, а один показался Танаке голым. Но скорее всего, он был в плавках. Неужели собрались купаться? – с ужасом подумал Танака-сан. Второй старик повязал готовящемуся к прыжку белое хачимаки, и взяв за плечи… нет… не поцеловал и не обнял. А, размахнувшись, бросил с бетонного парапета прямо в Сумиду. Танака-сан ошарашено глядел через реку. Оставшийся старик посмотрел на Танаку, и Танака-сан стал быстро сматывать спиннинг. Он всё понял. Он, Танака-сан, ничего не видел, и не собирается сообщать в полицию. Схватив удочку он, не оборачиваясь, зашагал к дому. Ну и ловля! Чего только не поймаешь в Сумиде! Он чувствовал затылком, как страшный старик стоит на той стороне реки, и смотрит ему вслед.

Ягура-сан стоял на берегу Сумиды на стороне пивоваренной компании. Только что он сыграл две постановки – одну мёртвым камнем, а вторую – тэнуки[93]93
  Неожиданный пропуск хода в месте конфликта (термин японского Го).


[Закрыть]. Единственное место, куда он мог бы сейчас отправится, была квартира Митико. Идти предстояло долго, но если стоять на месте, то не придёшь никогда. Он развернулся и медленно зашагал вглубь квартала. К семи утра он дошёл до дома и открыл дверь отпечатком пальца. Митико хранила его в базе замка. Войдя в комнату, Ягура-сан снял чужую одежду и повалился на постель. Столько, сколько он прошёл сегодня, было за пределом его сил. Почти сразу Ягура-сан провалился в тяжёлый беспробудный сон.