Текст книги "Интеллектуальный труд в многомерной экономике"

Рассмотрим теперь другой вариант, когда во главе сочетания четырех типов работников становится тип добросовестных исполнителей. Место творческих работников занимают догмы, установки, инструкции, апробированный в прошлых условиях опыт, но неприемлемый в новых, изменившихся. Такое застойное состояние может продолжаться годы, но не бесконечно долго. Постепенно творческие работники будут все больше и больше уходить в тень, загоняться в угол. Ведь они – известная угроза исполнителям, претендующим на высшую роль, поскольку они могут исполнить дело иначе, более эффективно. При этом постепенно на почве гипертрофированно возрастающей роли исполнителей происходит их девальвация. На этом фоне снижающейся ценности типа исполнителя, он неизбежно меняет первые роли на вторые. Почему это происходит? Добросовестность исполнителей не позволяет им прямо, сознательно подавить творцов. Иное дело утверждать другую шкалу ценностей, во главе которой стоит догма, система приказов и инструкций. И вот здесь-то открывается клапан для четвертого типа, для коррупционеров. Они являют единственный тип, способный обходить закостенелые приказы и инструкции, избегая наказания за их нарушение. Возникает тенденция перехода к третьему варианту. Этот вариант, с коррупционерами во главе, стал самой жестокой реальностью, набравшей такую мощь, которая позволила коррупционерам разрушить в августе 1991 года великую державу, после чего ее богатства, под давлением революции сверху, стали приватизироваться коррупционерами совместно с дельцами теневого рынка и криминалитета. В этом варианте все сливки снимает разветвленная сеть коррупционеров. Теперь в тень уходят не только творцы, но и добросовестные исполнители. Зато снизу поднимается четвертый тип людей, не хотящих работать по-настоящему, но желающих потреблять все больше и лучшее, не желая, однако, тратить на это значительные усилия. Постепенно, становясь доминирующим, такой вариант чреват угрозой тяжелейшего кризиса. В форме коллапса, черной дыры галактики? Или в виде вспышки сверхновой? Не будем гадать. Тем более что мы не пишем сценарий массового ужаса. Но то, что без разумного преобразования общественных отношений в антикоррупционном русле общество подошло к опасной черте – напомнить лишний раз не мешает.

Обрисовав четыре социально-психологических типа работников в обществе, следует признать, что они имеют место также и в управлении экономикой, и в экономической науке.

В последнем попробуем разобраться несколько подробнее. Для этого нам нужно обратить внимание на многочисленных создателей сложившегося хозяйственного механизма, ученых и практиков, которые десятилетиями строили машину, направленную на подрыв нашей экономики. На словах, или «как само собой разумеющееся», они за эффективность, экономию, интенсификацию, инновации и т. д. А на деле? Многие из них преследовали лишь корыстные, лично-ведомственные интересы. Конечно не все, у нас много достойных ученых и практиков, так или иначе занимающихся построением хозяйственного механизма. Но кто из них доминировал в 70-80-е годы? Ответ дает сама жизнь – первые. За годы радикальных рыночных реформ в построении хозяйственного механизма РФ стали явно доминировать представители пятой колонны. О растлевающем влиянии негодного хозяйственного механизма свидетельствуют не сами по себе его инструкции и положения, непосвященный не всегда разберется в их существе, а то, как функционирует хозяйство, которое он призван организовать. Примеров – на каждом шагу.

Однажды А. Эйнштейн о физиках своего времени сказал, что большинство из них либо преследуют в науке цель утверждения своей личной значимости, либо решают сугубо узкие прикладные задачи. Он бы не допускал таких людей в науку вообще, но, к сожалению, наука создана именно такими людьми. Заметьте – это в физике. А что же говорить об экономике, где изучаемые процессы не обезличенные частицы материи, а связаны с интересами живых людей, в том числе интересами власти и денег.

Подлинно прогрессивные преобразования ставят на повестку дня вопрос о переосмысливании существа экономических наук, прежде всего, экономической теории, ядро которой составляет политическая экономия. Хорошо известно, что помимо других существенных характеристик, это классовая наука. Изучая экономические отношения людей, она обосновывает объективную логику их общественного, экономического поведения, исходя из классовой природы, определяемой, прежде всего, по отношению к средствам производства. Однако классового подхода становится уже явно недостаточно, тем более, что с развитием общества классовые различия постепенно стираются. При этом существенные различия между людьми, прежде всего исходя из критерия морально-этического отношения к труду и его результатам, остаются. По этой причине, различные социально-психологические типы работников, поставленные на те же самые места в общественном воспроизводстве, ведут себя различно, согласно своей морально-этической природе, поддающейся классификации в социально-психологические типы.

Необходимо преодолеть возникший разрыв между экономической теорией и другими отраслями экономических наук. На сегодня экономисты-теоретики заняты главным образом проблемами законов и категорий, уточнением дефиниций. Конкретные экономики, на словах признавая экономическую теорию в качестве теоретического фундамента, разрабатываются на деле так, как будто политэкономии, переименованной за годы рыночных реформ в экономическую теорию, не существует.

Кстати, многие конкретные экономики всякий раз теряют подавляющую часть своего содержания по мере того, как время от времени отменяется множество лимитирующих и ограничивающих все и вся инструкций, положений, приказов, указаний и т. п. В этом отношении большинство конкретных экономик превратились по существу в ответвления хозяйственного права. Для превращения в настоящую конкретную экономику многим отраслям экономических знаний придется не то что преобразовываться, а по существу создаваться заново. Объективность в экономических науках не должна заслонять того факта, что объективные процессы и тенденции осуществляются через деятельность живых людей, наделённых психикой, мыслями и чувствами, морально-этическими установками. Пора и экономистам переходить от хозяйственного механизма к хозяйственному организму.

Таким образом проблема состоит не только в создании рационального хозяйственного механизма, но и в том, как вдохнуть в этот механизм оживляющую его силу? Другими словами, превратить хозяйственный механизм в хозяйственный организм. Ответить на этот вопрос современная экономическая наука не может, поскольку она занимается либо хозяйственным механизмом, либо анализом и оптимизацией экономических пропорций на разных уровнях хозяйства.

И вот здесь мы подходим к тому «Гордиеву узлу», который, прежде чем быть разрублен нами, должен быть сначала чётко уяснён.

Итогом развития СССР в период с середины 50-х годов и до его распада в августе 1991 года явилась тройная деформация как всех «пропорций» народного хозяйства на всех его уровнях (превращение пропорций в диспропорции), как хозяйственного механизма, так и человеческого сознания.

О деформации экономических пропорций сказано уже немало. Подчеркнём, что полезная для общества отдача от экономики всегда лимитирована её наиболее узким звеном. При этом труд, затраченный на создание больших по размеру или лучших по качеству звеньев, «вылетает на ветер». Например, ресурсы, вложенные в излишние трактора и комбайны, вдобавок при дефиците запчастей и нехватке механизаторов, оказываются напрасными, как и многие вложения в сельскохозяйственную технику, без сопряженных вложений в транспорт, складские помещения, переработку сельскохозяйственной продукции. Или строительство в новых районах предприятий не обеспеченных рабочей силой при сковывании трудового потенциала обжитых районов тем, что техника старых предприятий изнашивается не только морально, но и физически, что означает буквально проедание экономического потенциала, накопленного в годы прошлых пятилеток героическим трудом. Или взять распыление капитальных вложений и крайне затяжные сроки строительства, в результате чего вводится техника не только вчерашнего, но и позавчерашнего дня. Или обмен природных ресурсов на импортную технику, которая, не стыкуясь с устаревшим производственным потенциалом и квалификацией рабочих, растворяется в море бесхозяйственности. Примеры подобных диспропорций можно было бы увеличить, даже систематизировать. Но и сказанного достаточно чтобы увидеть, как при колоссальных масштабах производства конечный его выход на пользу общества более чем скромен, зато ущерб природе поистине титанический.

Деформация хозяйственного механизма, лучше сказать его выверт наизнанку, состоит в его анти-экономичности. Основной принцип экономиики – это, как известно, лучшее качество с меньшими затратами. Сложившийся в 60-е – 80-е годы механизм ориентировал на рост всех видов затрат, материальных и трудовых, при полном игнорировании технического уровня и качества продукции. Ведь чем больше себестоимость, тем больше цена и прибыль, тем больше объем реализации, прибыли и поощрительных фондов. В условиях же диктата поставщика потребитель вынужден брать почти любую навязываемую ему продукцию. Можно было бы вспомнить о негибкости, неразворотливости хозяйственного механизма, разорванности всякого элементарного экономического решения между десятками ведомственных и вневедомственных согласований, что снимало ответственность с экономической бюрократии, гасило или на «худой конец» тормозило всякую здоровую экономическую и техническую инициативу, но зато служило фундаментом теневой экономики, коррупции и взяточничества.

Здесь мы уже подходили к деформации третьего рода – деформации человеческого сознания. Полюс коррупционированной бюрократии и дельцов теневой экономики уравновешивается пассивностью и безынициативностью основной массы населения, лишь лучшая часть которых, преодолевая невообразимые препятствия, пытается следовать идеям творческого труда на благо общества.

Все обрисованные выше деформации сплетаются в один узел, начиная с каждого рабочего места, бригады, участка, предприятия, корпорации и кончая отраслями и народным хозяйством в целом.

Как может преодолеть этот «гордиев узел» самое прогрессивное, какое только можно вообразить, руководство страны?

При этом преобразования начнутся сверху. Однако многие ещё не преодолели веру во всесилие прогрессивных постановлений, считая, что если дело не сдвигается, то ли постановления недостаточно прогрессивны, либо контроль за их исполнением недостаточен, либо кадры неправильно подобраны и расставлены. Другими словами, ещё не преодолен «декретный фетишизм». Представим теперь механизм того, как самые лучшие государственные решения сталкиваются с проанализированным выше «гордиевым узлом». Те, кто правит внутри этих «узлов», если не сводят спущенные сверху решения на тормозах, выполняя формально или совсем их не выполняя, то еще хуже, извращают и деформируют в своих эгоистических интересах. Жесткость контроля? Да разве всю страну с одного высшего полюса руководства проконтролируешь? Остается разумная кадровая политика. Но выбирать высшее руководство может из тех, кто на виду. Коррумпированная бюрократия давно научилась так «задвигать» честных и способных людей в темные углы, что они на вид могут попасть разве что случайно. Таким образом, даже самого наиумнейшего и честнейшего высшего руководства для разрубания «гордиева узла» недостаточно. Нужна поддержка преобразований снизу, со стороны миллионов людей. Это особенно важно и потому, что «гордиев узел», как наследие советского времени, невероятно укрепился и разросся за годы реформ в русле рыночного либерализма.

Большинство народа идею прогрессивных преобразований поддерживает на уровне идейного одобрения, но, к сожалению, лишь немногие поддерживают ее реальными делами. Причины в том, что люди работают в рамках крепко спаянных «гордиевых узлов» и большинство из них не знает, что им делать конкретно, чтобы выйти из тупика.

Вот здесь и возникает необходимость еще одного творческого импульса прогрессивных преобразований, который, при всем желании, не может дать ни высшее руководство, ни традиционная экономическая наука и практика. Речь идет о преобразовании первоначальных производственных ячеек, тех «семей» рабочих и служащих, которые образуют бригады, участки, отделы и т. п. Имеется в виду не только преобразование их профессиональной деятельности, а преобразование более глубокое – преобразование морально-психологического климата, жизненной мотивации, социально-экономических интересов, всего того, что спаивает группу людей в творческий, жизнеспособный коллектив. Только такое преобразование может повлечь за собой преобразование профессиональное. Если для последнего нужны знания и опыт в области техники и экономики, организации и управления производством, то для первого нужен сплав знания и опыта совсем другого рода. Здесь уже нужно человековедение, умение познать и применять на практике законы непосредственных взаимоотношений людей в рамках первоначального, исходного коллектива. Такая задача была бы ближе не экономике, а социальной психологии. Но с учетом направленности деятельности коллектива на решение хозяйственных задач, было бы правильнее говорить о новой науке, социально-психологической экономике, как в аспекте теории, так и практики. Создание и формирование такой науки крайне необходимо в современных условиях. Важно, чтобы такое формирование начиналось с двух концов одновременно. И со стороны теоретико-методологического центра, который можно было бы начать создавать с образования соответствующего массового журнала и со стороны изучения опыта работы конкретных коллективов, имея в виду как вскрытие корней и механизма кризиса в их рамках, поисков методов борьбы с ними, так и анализ и обобщение передового опыта, накапливаемого наиболее продвинутыми личностями. Общественной отдачей от такого дела было бы массовое распространение прогрессивного опыта по преобразованию низовых трудовых коллективов, в том числе и в сфере управления, науки, образования.

Ускоренное развитие народного хозяйства возможно на основе нравственного, духовного возрождения тружеников. Как ни странно, такой тезис весьма скептически встречается многими экономистами.

Прежде всего у них нет доверия к идее о возможности ускоренного роста, в несколько раз превышающего достигнутый. Аргументом к этому служит сложившийся уровень технологического развития, который лимитирует возможности сверхбыстрого развития. Технологический же скачок требует довольно длительного времени. Здесь имеет место явное недоразумение. Представим, сколько времени отдается производительному труду в рамках действующей технологии. Округленно количество работающих в народном хозяйстве 70 млн. человек. Вычтем из них половину лишних управленцев, 3 млн. из 6. Вычтем 25 млн. работников, занятых ручным малопроизводительным, неквалифицированным трудом. Ведь то, что для них не созданы высокомеханизированные рабочие места, связано не с достигнутым уровнем технологии и не ограниченностью ресурсов страны, а имеет причину в бездумно-своекорыстном инвестировании этих ресурсов и вывозе капитала за границу. При этом увеличиваются капиталы коррумпированых взяточников и финансируются лобби по пробиванию проектов, обогащающих дельцов коррумпированного бизнеса.

В 60-е – 80-е годы типичная картина ритмичности по декадам работы многих предприятий была такова: 1-я декада —15 % продукции; 2-я – 20 %; 3-я – 65 %. Причина в неритмичных поставках, львиная доля которых выпадает на третьи декады. Правда, 65 % продукции за третьи декады соответствовали штурмовщина и низкое качество. Допустим, что без штурмовщины и снижения качества объем производства составил бы не 65, а 50 %. И если бы с этой же напряженностью предприятия работали бы на протяжении всех трех декад, то на тех же мощностях, те же работники сразу увеличили бы объем производства в полтора раза. Что мешало? Негодное управление поставками, работа не на потребителя, а на выполнение плана в конце календарного периода. За годы радикальных рыночных реформ по рецептам неоконсерватизма-монетаризма, неритмичность производства уступила сильнейшей недогрузке производственных мощностей, в машиностроении до 15 – 30 %. Таким образом, за счет негодной организации труда количество достаточно производительно работающих работников нужно сократить в 1,5–2 раза. А оно уже было сокращено до 42 млн. человек (70-3-25). Но эта цифра нуждается в дальнейшем сокращении. Ведь большинство работников не имеет возможности развернуть свой трудовой потенциал, будучи повязано по рукам и ногам паутиной бюрократических инструкций, поэтому и не заинтересовано производительно трудиться в сложившихся условиях. Поэтому мы будем весьма либеральными, если численность по-настоящему работающих в нашем расчете уменьшим всего в два раза. В итоге получим около 21 млн. человек. Менее одной трети работников трудится действительно производительно! Это, конечно, условный расчет. В действительности у нас производительно трудится около 67 млн. человек (вычтем лишь излишних управленцев), но так, что каждый в среднем отдает в 3 раза меньше, чем мог бы. И все это на базе используемой техники.

А если внедрять новую? Вот здесь можно уже не в 3 раза повысить общественную производительность, а во много раз больше. Сколько создано энтузиастами научно-технических разработок, резко превосходящих уровень западной технологии! И почти все они не внедряются или внедряются крайне замедленно.

И если мы не используем таких резервов, то тому есть серьезная причина. Ведь мобилизация этих резервов предполагает освобождение творческой энергии работников от сковывающих ее пут бюрократизма.

Выдвижения на руководящиеся должности в хозяйстве действительно достойных и талантливых руководителей, замены коррупционного распределения потребительских благ на последовательное распределение по результатам труда. Но все это несовместимо с экономической бюрократией. Если работник будет получать блага по труду, то исчезнет почва для угодничества перед начальством, следовательно исчезнет социально-психологический фундамент коррумпированной бюрократической власти. Другое дело – когда блага не зарабатываются, а распределяются бюрократической прослойкой. Тут немедленно любой непокорный мгновенно лишится «куска хлеба». Поэтому бюрократия искусственно на протяжении многих лет сознательно сдерживала рост жизненного уровня народа в качестве базы для поддержания монополии своей власти. Кроме того, в здоровой экономике руководящим бюрократам придется уступать свои кресла действительным избранникам народа. Вот почему так трудны экономические преобразования. Ведь на их пути целый социальный слой коррумпированной бюрократии. Именно она – главное препятствие экономическому развитию. Именно она породила в нашей стране пятую колонну, которая перестроила отечественную экономику в соответствии с двойными стандартами неоконсерватизма-монетаризма.

Но преодолеть бюрократию невозможно лишь попытками экономических преобразований. Необходима демократизация общества. Но и она, чтобы быть демократией не только по форме, но и по содержанию, нуждается в нравственном, духовном преобразовании. В противном случае, коррумпированные группы, процветавшие за счет монополизации власти на основе ее бюрократизации, используя опыт закулисных, двуличных интриг в сочетании с накопленными связями, сумеют так «скрутить» многие трудовые коллективы, что возникнет ещё больший произвол самовластия. И жаловаться будет некому! Коррумпированные группы, прикрытые авторитетом общественности и демократизации, могут стать еще более неуязвимыми, чем если бы они маскировались авторитетом государства. Поэтому мы опять с еще одной стороны подходим к необходимости нравственного возрождения.

Глашатаев нравственности на страницах печати у нас немало. Не было недостатка в них и в прошлом. А дело не двигалось, нравственность и одухотворенность в плоть и кровь, в реальные дела не воплощались. В чем же дело?

Причина, думается, в односторонней связи нравственности и экономики. Часто считается, что она, помимо самоцели, еще и фактор оздоровления экономики. А вот о том, что экономика в свою очередь должна создавать материальный фундамент нравственности, генератором которой выступает сфера духовной деятельности, забывается.

Узко ограниченный, заземленный подход к рынку приводит к тому, что сейчас чуть ли не от каждого начинают требовать жить на продаваемые в качестве товара продукты труда или услуги. К чему приводит такой подход можно увидеть: на примере преобразований высшей школы. Всем ясно, что сейчас основная проблема не в расширении образования, а в резком повышении его качества. Для этого нужно не только создавать современную материально-техническую базу высшей школы, но и резко высвободить время преподавателей на то, чтобы они могли интенсивно и постоянно повышать свой профессиональный уровень. Только на этой основе они могут быть способными обучать студентов на уровне современных требований. Казалось бы ясно и бесспорно. Но что происходит в последнее время? Аудиторная нагрузка на преподавателя растет. Делается это, в частности, так. Если в вузе за проверку письменной работы раньше начисляли 0,75 часа, то теперь 0,34. Если раньше допускалось в месяц записывать восемь часов консультации на преподавателя, то теперь только четыре. Это приводит к тому, что на одного преподавателя резко увеличивается объем аудиторной работы. Ведь на каждого преподавателя ее падает много больше, поскольку прежний объем работы ему теперь учитывается в уменьшенном виде. Такой подход позволяет сократить часть преподавателей, сэкономив на их зарплате. А оставшиеся? Мало того, многим будет не до эффективного труда после борьбы за выживание со своими коллегами. И раньше аудиторная нагрузка у них была в несколько раз выше, чем в других странах. А теперь стала еще больше. Это же прямое давление к деградации самих преподавателей, что неизбежно скажется на студентах. В итоге сэкономленные в масштабе государства «крохи» на оплате труда преподавателей (она и так низка) приведут к поистине колоссальным и невосполнимым потерям, поскольку будет окончательно подорвана духовная, нравственная и профессиональная основа высшей школы. Последняя в том числе и учителей готовит. По цепной реакции и средняя школа будет затронута этим же процессом. Кстати, и в средней школе нагрузку учителей нужно было бы сократить в несколько раз с тем, чтобы они значительно больше работали над собой, над своим идейным, культурным и профессиональным ростом. Иначе чему же они научат школьников?

Не лучше, чем с образованием, обстоит дело в науке. За последние 20 лет численность занятых в науке сократилась в РФ более чем в два раза. Инновационный бизнес и хозрасчет в науке? Но можно ли требовать инноваций на основе окупаемости и прибыльности в науке до тех пор, пока предприятия не начнут гоняться за научно-техническими новинками? Ведь практика показывает, что наоборот, чаще от этих новинок отказываются. Зачем же ставить телегу впереди лошади?

А возьмем литературу, искусство. Если не считать молодежных ансамблей, то свежим силам войти в эту сферу почти невозможно. Не то что не пускают. Просто все места уже заняты и прочно монополизированы теми, кто успел сделать себе имя и положение. А новых мест нет.

Таким образом, подрыв материальной базы образования, науки, литературы и искусства имеет следствием усиление тенденции к их деградации, что не может не распространяться на все общество в целом. Застой начался не в экономике. Он возник как вирус в сознании, а уж затем проник в экономику, прочно обосновавшись во всех сферах нашей жизни. Подлинно прогрессивные преобразования могут и должны начаться именно с идейного, духовного обновления – это единственно возможный выход из тупика. Только нужно подумать об ускоренном создании материальной базы дикого обновления. Без этого невозможно резко и быстро улучшить подготовку кадров. Ведь в конечном итоге судьбу дела решают не машины, а люди, потому что люди способны как создать самые лучшие машины, так и спустить под откос бесхозяйственности и богатства природы, и потенциал, созданный напряженным трудом прошлых поколений.

И последнее. Даже в средневековом феодальном Китае существовала система жестких экзаменов для кандидатов, претендующих на занятие постов всех уровней. Если бы у нас в сфере образования к каждому кандидату на руководящие кресла, включая самые высокие, лучшие и наиболее принципиальные научно-педагогические кадры предварительно устраивали соответствующие экзамены? Попадали бы тогда не то что на высокие, даже на низкие посты некомпетентные бюрократы? Конечно нет. Значит коррумпированной бюрократии нужна не действенная и эффективная система образования, а «фабрики-кухни» для выпечки дипломов. Может быть именно с этого и началось завязывание гордиева узла? Может быть поэтому, прикрываясь сначала перестройкой, а потом рыночными реформами и демократией, бюрократия хочет окончательно задушить науку и образование? Ведь не случайно, имея выдающиеся изобретения в своей стране, коррумпированная бюрократия начисто отворачивается от них, предпочитая закупать научно-технические «обноски» на Западе. Эти «подвиги» бюрократии пришли в настоящее из прошлого. Но если ее вовремя не остановить, то прошлое покажется всего лишь прелюдией к глубочайшему кризису. Короче, править и процветать коррумпированная бюрократия способна только ценою деградации всего общества, сначала духовно-нравственной, а затем и материальной. Или народ победит коррумпированную бюрократию, или она поглотит его как раковая опухоль. Третьего не дано.