Текст книги "Симфония убийства"

Эпилог

Через месяца три после решения суда Игнатьев подал рапорт о переводе его на другое место службы. Вот уже почти два года он исполнял должность начальника колонии, в которой отбывал срок осужденный Силов.

В зоне Виктор обнаружил выдающиеся способности к музыке. И предыдущий начальник, и Игнатьев не препятствовали такому событию – воспитание заключенных было видно невооруженным глазом. Силов замахнулся на оперную музыку. Но музыкантов, владевших инструментами, почти не было, а на одних гитарах (здесь были и виртуозы) исполнять Верди Виктору казалось неприличным, остановились на минусе. Но в его распоряжении был вор Щеглов, долговязый, смешной очкарик по кличке Щегол – тенор-самоучка, обладавший данными мировой звезды. Трудом, шуткой, угрозой Силов заставил Щегла учиться вокалу, и теперь, освобожденный от тяжелого физического труда, он выступал с концертами по колониям, имея репертуар, которому могут позавидовать действительные оперные певцы. Особо строгим правилом колониальная Россия не отличалась – Щегол пел Трубадура и сразу же «Опять от меня сбежала последняя электричка», чем приводил в неописуемый восторг полные залы ленинских комнат, кабинетов политучебы, актовые залы и даже плацы в больших колониях. На некоторые концерты приходили и вольнопоселенцы. Дождаться признанных вокалистов из свободной части отечества было верхом невозможного. Зато поющий зэк и его руководитель утоляли жажду уже совсем тонких душ, так что жажда настоящего искусства таяла и даже превратилась в свою противоположность – находились знатоки, которые уверяли, что Щегол поет лучше Паваротти. А то, что Сила просто гений, в этом не было сомнений ни у кого.

Игнатьев не вмешивался, не притирался к славе – он тихо служил своему пониманию предназначения человека. А наверху никакой разницы не находили – колония Игнатьева была передовой.

Сергей Иванович не пропускал ни одного концерта и с удовольствием разъезжал по колониям с гастролями двух маэстро. Он стоял в сторонке от общей массы любителей вокального искусства и думал о своем.

На одном из таких гастрольных концертов, уже в конце, на поклоне Щегла и Силы, к Игнатьеву подошел дежурный офицер и, перекрикивая аплодисменты, ор и топанье, прямо в ухо прогремел треснувшим от наслаждения голосом:

– А этот ваш Сила – молоток! Вот дает жару, вот подлец!

Коллега лыбился во все лицо и не понимал, почему это Сергей Иванович не разделяет этой радости.

К тому же случилась еще одна радость – в колонии появился аферист-контрабасист Богаев. Аферист он был слабый – всего на три года потянул, а вот музыкантом он был от Бога – и щипок и смычок в его руках были неподражаемы…

Сила и Бог (как-то непроизвольно контрабасисту Богаеву была назначена эта кличка, хотя Игнатьев вызывал авторитетных зэков и уговаривал их поменять ему прозвище) сидели за чифирем и болтали об искусстве – тут было чему поучиться Виктору, хотя и Бог отдавал себе отчет, что имеет дело с гением.

Разговор всегда оканчивался одним и тем же вопросом, сто раз уже обговоренным и решенным: что лучше, свобода в музыке и тюрьма для тела или наоборот? Сила склонялся к первому, Бог требовал свободы: и музыки, и тела! Щегол тоже присутствовал, но голоса не имел – чернуху он смешивал с молоком – берег свой дар!

В один из таких вечеров охранник прервал разговор трех маэстро и позвал Силова к начальнику. На столе Игнатьева лежала амнистия для Силова – из пяти лет он пробыл в колонии четыре: примерным поведением и вкладом в воспитание заключенных вышестоящим начальством решено было отпустить на волю Силу и пожелать ему счастливой жизни.

– Когда? – спросил Виктор.

– Утром машина отвезет тебя в райцентр. Там все скажут, помогут и так далее…

– Я не могу, не поеду, – твердо произнес Сила. Твердость уже выработалась в колонии, если он так сказал, так и будет. – Не поеду, у меня в субботу концерт…

Игнатьев не стал спорить. Позвонил в управление колониями и объяснил им всем там, тупым, что концерт отменить невозможно – пусть ждут. На том конце провода ржали, переговаривались – Сергея Ивановича это нисколько не смущало. Он терпеливо ждал резюме. Решили так, как сказал Сила – в воскресенье, так в воскресенье! Позвонят жене – пусть встретит.

Последний концерт прошел иначе обычного. Бог перед началом объявил, что Сила освобождается и… Дальше договорить не дали – стихали только на музыку. Как только Виктор замирал дирижерской палочкой – взрывались опять. Охранники плюнули на обязанности – топали и орали вместе с зеками…

В райцентре у входа Игнатьев подал руку Силе, пожал ее со всей мочи, Виктор поморщился даже:

– Спасибо, Виктор Викторович, спасибо. И прощай…

– Я вернусь. Заберу Людмилу и вернусь. Дети сами решат – Саня, конечно, поедет с о мной…

– Не вздумай, Виктор, не вздумай… дай им жить по-ихнему. Не тащи за собой, прошу тебя.

– Ладно, разберусь, – мужчины обнялись…

Начальник управления колониями выдал все документы, поздравил с освобождением, поблагодарил и заговорщицки добавил:

– Жена ждет, самолет ждет, Третья Парковая спит и видит… Счастливого пути, товарищ Силов…

Аэропорт встретил легким накрапывающим дождем. Людмилы среди встречающих не было. «Это и хорошо», – подумал Виктор и нанял такси до Южного кладбища. Он решил навестить Ковальчука, того, в красном шарфе, которого он никогда не видел… И которого засчитали Силову как первое убийство.

Спросив у работника, где место похороненных четыре года назад, побрел по тропинкам среди заросших травой, цементом и крестами могил.

Отыскав Ковальчука, он остановился. Сложив руки в карманы, он смотрел на могилу неизвестного – она была ухоженна больше всех, свежие цветы говорили о недавнем посещении. Виктор не знал, курил ли Ковальчук, но на всякий случай достал сигарету и нагнулся к цементной площадке с цветами.

Глухой шлепок ударил Силова, он уткнулся во влажную землю. Дождь перестал накрапывать, теперь он уже владел полными своими правами. Падая, Виктор обернулся, он хотел увидеть стреляющего – перед ним стоял совсем незнакомый мужчина.

Кровь, текущая изо рта, тут же смывалась дождем… Виктор лежал мертв.

Мужчина, перепрыгивая через могилы, побежал к противоположному выходу. Двадцать-тридцать прыжков – появился забор, калитка – на грунтовой дороге стояла машина…. Мужчина нырнул в автомобиль:

– Все, – машина тронулась и быстро затерялась среди таких же автомобилей, водители и пассажиры которых совсем не знали, чем им заниматься в воскресенье, когда идет дождь.

– Ты только куртку сними. И ботинки тоже… Там, в пакете, есть сменка, – раздался совсем не суровый голос водителя, а нежный – с милыми неправильностями. Женский голос – за рулем была Лиза…

2014–2019

Москва

Лысов Игорь Владимирович

+79154124970

[email protected]