Текст книги "Симфония убийства"

Дирижер еще раз посмотрел в зеркало: вроде он – бритый, аккуратный, слегка пьяный…

– Больше так не шути, – погрозил пальцем Виктор отражению.

При виде Силова вахтер встрепенулся и даже испугался:

– А ваша женщина ушла давно… с мужиком каким-то.

– Это брат… Счастливо, – и пружина со всего размаху ударила дверью по зданию.

Виктор вышел. На углу театра стояли Лиза и Сергей.

– Вас только за пивом посылать, – пошутил Игнатьев. Лиза испуганно улыбалась в накинутом пиджаке Сергея Ивановича.

– Извините, звонки, звонки… Вы как поедете?

– Сейчас такси вызову и поеду, все нормально. А вы?

– А мы тут рядом совсем…

Сергей уже звонил по телефону:

– Муздрама со служебного входа… Ага… Сейчас приедут. Ну, рад был знакомству, спасибо за компанию.

– И вам спасибо…

С дороги свернул какой-то автомобиль и подъехал к театру. После звонка Сергея прошло не более минуты.

– Ну, я поехал…

Игнатьев повернулся к машине и твердо зашагал. Потом обернулся и проговорил:

– Маэстро, а не поможете дочери моей консультацией. Она музыкальную школу заканчивает и хочет в училище. Я бы с вами встретился и рассказал, что и как, а вы бы подсказали – есть ли смысл идти ей в искусство? Все-таки мы далеки от этого. Ну, заодно бы и на «ты» перешли – с меня коньяк за консультацию.

Силову очень хотелось еще раз увидеть Игнатьева, так что он с радостью согласился.

– Телефон мой вам нужен?

– Нет, спасибо, я у Ирины Николаевны возьму. Она знает?

– Знает, – рассмеялся Виктор, – до встречи.

– Пиджак! – вдруг вскрикнула Лиза и побежала к Сергею. Тот галантно поцеловал руку девушке, бросил пиджак на заднее сиденье и сам нырнул в машину. Тихо и мгновенно автомобиль исчез за поворотом.

– Не холодно? – спросил Виктор и обнял Лизу.

– Нет, уже нет.

Они шли по улице – Виктор, прижав к себе Лизу, имитировал фигуриста, который полукругами катался по льду. Лиза, семеня кедами, старалась проходить те же дуги… Так они шли почти до самого дома.

Глава четвертая

I

Утром Силов проснулся разбитым и растерянным. Всю ночь не мог заснуть – какие-то мужики сидели у него на кухне и горланили песни. Виктор вставал и шел их успокаивать. В темноте трудно было разобрать, кто это такие, а выключателя в кухне не оказалось. Силов щелкал зажигалкой и осматривал стены кухни – они были пусты и даже следов не было. Он стал вспоминать, как выглядел выключатель – белый, квадратный… Именно его и не было во всей кухне. Пока он с огнем бродил вдоль стены, мужики замолкали, но буквально минут через пять песни разгорались с еще большим рвением. Поняв, что вставать и искать в темноте бессмысленно, Силов из комнаты кричал певцам:

– Ну-ка, заткнитесь…

Те хихикали и действительно замолкали на время. Тогда он будил Лизу и просил разобраться, Лиза разбиралась и возвращалась в кровать.

– Завтра же я их всех перестреляю, – заявил он прижавшейся жене, – завтра. Сейчас просто нечем…

Наконец, когда уже стало светать, он провалился в сон. Единственное, что оставил в памяти, так это то, что в кухне говорили на непонятном языке. Поэтому, о чем была беседа и про что пели, он не помнит.

Когда Виктор проснулся, Лизы уже не было – ее салон открывался в десять утра. Силов включил телевизор и закурил прямо в постели, даже не выпив воды, по обыкновению. Он боялся войти на кухню. Телевизор включился на рекламе – море разнообразных цветов можно было купить в огромном открывшемся недавно магазине почти в центре города. Специалисты подберут букет на все случаи жизни. Приходите!

Реклама закончилась – зазвучала музыка-заставка местных новостей. Губернатор встретился с матерями-одиночками и предложил администрации города выделить каждой такой неполноценной семье по пять соток на строительство собственных домов. А разведенных отцов заставят платить за строительство жилья. Маршрутки ввели повышенный вечерний тариф – деньги пойдут на ремонт дорог. В департаменте здравоохранения перемены – назначен новый руководитель. На набережной возле взорванного ресторана «Чайка» сегодня пройдет траурный митинг и поминальный молебен о жертвах. Гандболистки выиграли важнейшую встречу, и теперь есть уверенный шанс со следующего сезона перебраться в высшую лигу…

Новости региона кончились, и магазин цветов снова напомнил о себе.

Силов трудно представлял себе, чем он будет заниматься полтора месяца отпуска – уехать и отдохнуть. Но как сказать Лизе, что он уезжает? И – куда? И почему без нее? С ней нельзя – она поймет, что у Виктора есть деньги, и непременно спросит – откуда. Если без нее, то это проще – к племянникам в Питер. Силов пару раз при Лизе мотался на недельку в Северную столицу – это не вызовет подозрений. Но в Питер не хотелось совсем. И Виктор растерялся… «Ладно, скажу – в Питер, а там видно будет», – Силов поднялся с кровати. На него смотрел маленький дирижер-статуэтка и вдохновенно слушал какую-то музыку…

На набережной собралось около трехсот человек. Вокруг стояли полицейские машины, кареты «Скорой помощи», несколько черных лакированных «Мерседесов» – начальство. Силов стоял в сторонке от основной массы людей – зачем он пришел сюда, непонятно. Что делать дома – тоже неизвестно.

Сквозь толпу протиснулся священник со служкой – тот нес атрибуты панихиды. Несколько приготовлений – священник запел-забормотал. Женщины тут же накрыли головы шарфиками и платками, мужчины сняли бейсболки.

Виктор пытался разобрать слова священника, но ничего не понимал – так, пару слов отрывались от общей массы мистической речи: их Силов слышал и знал значение. «Господи, прости… Подай, Господи…» и так далее.

Знакомое что-то мелькнуло среди голов, пришедших на панихиду, – рыжий, высокий, нервное лицо… Виктор вспомнил, что этот долговязый и есть тот, благодаря которому сегодня тут собралось триста, нет, уже больше, человек…

Рыжий смотрел на Силова, и когда они встретились взглядами, нервно кивнул Виктору. Стало неприятно… Нет, неприятно – это не то слово, совсем не то! Дрожь и ужас побежали по телу Силова, он отвернулся и вышел из толпы.

Пройдя несколько метров вдоль набережной, Виктор столкнулся с еще одним своим знакомым – красное в оспе лицо не смогло скрыть неожиданность встречи. Это был Николай. Он засуетился, несколько раз пытался незаметно взглянуть на дирижера, потом отвернулся, будто не заметил Силова.

Это было неудивительно – характер Николая позволял всего бояться, трусить и суетиться. Грузность фигуры и внутренняя суета не импонировали друг другу, но уж что поделать, таким получился рогоносец Николай – лох-педагог.

Виктор решил не подходить к красномордому, даже почти прошел мимо, как его окликнули:

– Маэстро!

Маэстро обернулся. Рядом с Николаем стоял вчерашний друг с театральной вечеринки – Игнатьев Сергей Иванович…

Инженер улыбался и шел прямо к Силову.

– Вот видите, встретились даже раньше, чем предполагали, – Игнатьев крепко и радостно пожал руку дирижера. Он был действительно рад Виктору…

– Как Лиза? Не замерзла вчера?

– Работает, – проговорил Силов и взглянул на Николая. Тот снова засуетился.

Сергей Иванович перехватил взгляд и просто, наивно спросил:

– Вы знакомы?

– Виделись… как-то… пили, – маэстро успокоился и с улыбкой произнес эти традиционные для нормальных мужчин слова. Он все понял: никакой это не инженер, этот Игнатьев! Может, и инженер, но Силов ему нужен совсем по другому поводу – Николай был тому приметой. Еще один несчастный мужик, чьи вопросы нужно решать посторонним. Виктор совсем успокоился и только внутренне удивлялся вчерашнему спектаклю Игнатьева. «Молодец, инженер, способный, – думал про себя уверенный дирижер, – ну, и мы с тобой поиграем…»

– Ну да, это женщины знакомятся иначе – вместе лежали, вместе стриглись, вместе стояли в очереди, – шутил Игнатьев. – У нас иначе, мужики…

Вроде успокоился и Николай. Скорее всего, на него подействовало мраморное спокойствие маэстро. Они подали руки – опять пот обклеил пальцы Виктора, который мгновенно спрятал руку в карман.

– Продолжим традицию? – Сергей Иванович широко раскинул руки, пытаясь обнять обоих. – По пятьдесят?

Николай глупо кивнул. Силов улыбался:

– Сначала поем что-нибудь… даже кофе не пил сегодня.

– Не вопрос… Куда прикажете? Я не в городе живу, мало мест приличных знаю. – Игнатьев ждал ответа.

– Мне все равно – туда, где яичница с зеленью есть. Давайте в «Розмарин».

– Давайте, – согласился добродушный Сергей Иванович, – сейчас машину вызову. – Он набирал номер, ждать совсем не пришлось. – Набережная, «Баскин Роббинс»…

Все трое пошли к киоску, машина уже стояла у тротуара. Николай сел рядом с водителем, а Сергей Иванович и маэстро устроились на заднем сиденье.

II

Силов с удовольствием съел яичницу, обильно посыпанную вареной киноа и большим количеством зелени, орехов, жареных помидоров. В «Розмарине» была отличная кухня: вечерние блюда из жареных овощей и куриных фрикаделек – объедение. Сейчас не вечер, пили кофе, Виктор заказал еще и коньяк. Николай решил не пить совсем, а Сергей Иванович вместо кофе взял местного пива, долго упрашивая официантку принести пиво в кружке с ручкой, а не в женском бокале…

– Ну, как-то пить пиво из бог знает чего – некрасиво, – оправдался Игнатьев за свой диалог с официанткой.

Болтая о ерунде, разговор зашел о женщинах-женах. Говорил в основном Игнатьев:

– А если Лиза вам изменит, что будете делать?

– Убью насмерть, – легко ответил Силов и даже улыбнулся. Он понимал, к чему клонит инженер, но теперь Виктор стал умнее и хитрее – игра игрой, но ни на какие приключения его больше не сподвигнешь.

– Лизу?

– Лизу, конечно… – Силов видел, как суетился Николай и как не знал продолжения Игнатьев. Это его веселило. – А у вас проблемы, Сергей Иванович?

– Нет, бог миловал, проблем нет, – растерялся Игнатьев, – это я спросил любопытствуя. Лиза мне очень понравилась, как ваша жена, конечно… Очень прекрасный человек…

– Согласен.

– Так прямо бы и убили?

Виктор насторожился. Он совсем не понимал цели разговора, по лицу Николая было понятно, что и ему этот разговор не нравится.

– Я бы ее задушил… в объятиях. И простил. – Силову стало неприятно, и он поднялся. – Я должен идти, господа. Спасибо за компанию, – не пожимая рук, Виктор пошел к выходу.

– Маэстро, – вдогонку проговорил Игнатьев, – я позвоню вечерком по поводу дочки?

– Да, конечно, – Силов исчез за дверью «Розмарина». Он уже не видел, как оставшиеся двое мужчин сидели молча и грустно – Сергей Иванович отодвинул бокал с пивом, а Николай заглядывал в глаза Игнатьеву.

– На хера ты мне все это сочинил, Коля-Коля? – подперев подбородок двумя кулаками, спросил Сергей Иванович. – На себя наговорил, на парня этого! Ты ссышь, что ли?

Николай попытался улыбнуться, получилось плохо:

– Так вы налетели: колись… Я говорил, что сидел в ту ночь в ресторане – вы просили доказать, я и сказал, с кем был. А потом вы стали про наш разговор с ним спрашивать – я честно и сказал, что про жену говорил с этим мужиком. А вы уже не слушали меня – заказал и заказал, не отвертишься. Я хотел сказать, что все это блеф – вы же не слушали… Вот и получилось так.

– Мудак ты, Коля-Коля… – Игнатьев положил на стол семьсот рублей, не прощаясь, вышел. Теперь и он не заметил, как потный насквозь Николай украдкой крестился и бормотал, еле шевеля губами. Ничего этого Силов не слышал…

Он не шел, он почти бежал и пока не понимал, куда… Выйдя из «Розмарина», Силов заметил, что у светофора стояли какие-то двое мужчин и следили за ним. Виктор постоял, пока не загорится зеленый, но не стал переходить улицу, пошел дальше. Оглянувшись, он увидел, как один из этих двоих перескочил переход и шел параллельно, второго он не увидел. Увидел! Второй шел ему навстречу! Виктор перескочил через кусты, что ограждали тротуар от скверика, и побежал в глубь парка. Там, в глубине, гулял старичок с биглем. К нему-то и бежал Силов, чтобы как-то отдохнуть и понять, как спрятаться от преследователей.

– Извините, мужчина, – запыхавшийся Виктор улыбался через силу, – можно проконсультироваться? У меня уже была собака, она умерла. Я прочитал про бигля – действительно много проблем?

Старичок откликнулся с радостью. Он был из тех, кому не с кем говорить в доме – одиночка:

– Пожалуйста, пожалуйста. Много не знаю, собака не моя, дочкина – оставили на два дня. Скажу так: не советую. У этой сучки четырнадцать побегов. Кошку увидит – все, извините, пиздец… я не ругаюсь – другого слова просто не найдете. Только поводок! Но гонять надо – иначе зажиреет! Но! Есть вариант! Найти друга с собакой большой. Тогда все в порядке – биглюха задолбает любую собаку, любую! Вот и набегалась! Если найдете товарища – советую. Дома просто прелесть – игрулька такая! Тапочки носит – различает, где левый, где правый. Не нарадоваться. Прекрасная собака – друг, честное слово… Так что берите, не пожалеете…

Старичок продолжал говорить, Силов смотрел искоса в сторону – двое, посовещавшись, решили просто-напросто подойти к Виктору и встать за спиной. Силов слышал на шее дыхание одного из них.

– Но… есть одно «но»! Не берите где попало, только из питомника, – старичка совсем не волновало появление мужчин, он продолжал говорить не останавливаясь.

Кто-то осторожно взял Виктора за локоть и сжал его так, что стало больно. Силов дернулся:

– Больно!

– Ничего подобного, – продолжал старичок, – не больно. Она кусает любя, больше прикусывает, и все…

«Ненормальный», – подумал Виктор и с недоверием посмотрел на старичка и на бигля. Собачонок валялся на траве – его совсем не интересовал этот диалог. Двое тоже делали вид, что они стоят за спиной совсем по другому поводу.

– Мне больно, – выговорил Силов, показывая глазами на тех, кто стоял у него за спиной.

– Это только кажется, у него еще и зубов тогда не было нормальных… Два месяца всего.

Тут Виктор не выдержал и побежал – быстро и без оглядки. И только возле дома он остановился – это его дом, тут он в безопасности. Он стоял, глядя на подъезд, и прислушивался к шагам за спиной. Тихо… Он обернулся – никого не было ни впереди, ни у углов дома. «Слабаки», – подумал Силов и открыл парадное.

III

Вечером Игнатьев позвонил Силову, они встретились. Виктор трусил, конечно. Он не понимал, зачем к нему привязался этот инженер. «Договориться со мной он не сможет, у него не получится. Я – игрок, но я понимаю, где начинается игра, а где ее надо заканчивать…»

– Слушай, маэстро, давай напрямую, – после рукопожатия и долгой паузы, во время которой мужчины шли по улице, Сергей Иванович заговорил. Ему нравилось называть Силова маэстро, не так часто такое имя Игнатьев мог запросто произнести со своими знакомыми. Да что там – нечасто! Никогда… – Я не инженер, – начал он издалека, – и к инженерству не имею никакого отношения.

– А кто же вы?

– Слушай, давай на «ты»?

– Давайте, – Силову было все равно.

– Понял, маэстро. Сейчас приведем все в порядок. Где тут у нас блиндажик? – Игнатьев огляделся и потащил Виктора к ближайшей скамейке. Достал из пиджака бутылку и два маленьких стальных стаканчика. – На бутылку не смотри, взял первую попавшуюся пустую, тут настоящий, родной, армянский. Мне привезли друзья три литра…

Неинженер налил до краев и протянул Силову, налил себе.

– Ну, теперь уж точно будем на «ты»… Давай… за встречу, за знакомство, за ситуацию.

Выпили. Коньяк был шикарен. Лучше, чем в Доме актера, хотя там была фишка – подавать настоящий напиток по божеской цене.

– Ну, на «ты» теперь?

– На «ты»… звать как?

– Тут я не врал… Сергей Иванович Игнатьев, – он полез в карман пиджака и вытащил красное удостоверение: Игнатьев был начальником управления МВД области… Полковник… Это увидел Виктор на фотографии – три звезды на двух полосах…

– Следователь…

– Сыщик, – поправил Игнатьев.

– Сыщики кончились в семнадцатом…

– Не дашь в романтику поиграть! Ну, да – следователь… – раздраженно и вынужденно согласился полковник Игнатьев. – Ты ведь тоже не маэстро, а дирижер…

– Я как раз маэстро, тут все точно.

– Так, отставить, – проговорил самому себе Игнатьев, – а композитор кто или худрук?

– Композитор – маэстро. А худрук – худрук…

– Понятно. Ошибка вышла – не дочитал, – полковник улыбнулся и сделал это просто и дружелюбно. «Он хороший человек», – подумал Виктор и тоже улыбнулся в ответ. –  Значит, на «ты», маэстро?

– На «ты», сыщик…

Полковник налил еще по стаканчику – выпили без слов…

– Я сейчас дело веду об убийстве – ты там всплыл, я проверять стал, так положено. А сейчас хочу извиниться, что ли… Подозрения сняты, а ведь мог бы загреметь лет на пятнадцать.

– За что это?

– А за убийство. Со всеми отягчающими – за зверское убийство.

– Не загремел бы… Если не убивать – не загремишь.

– Это ты кому говоришь? – Игнатьев даже не удивился, он просто ошалел от такой пресной и наивной мысли Силова.

– А с чего это вы решили, что я мог убить?

Полковник оживился:

– Вот именно, вот тут я и засомневался. Стал проверять – не похож ты на убийцу. Ты – артист, у ваших кишка тонка пойти на мокрое дело. А когда Николай показал на тебя, тогда я думал, что нашел цепочку. Тоже – мужик, с молодой женой. Как-то склеивалось. А теперь вижу, ошибка вышла. Я и у вашей директрисы справки навел осторожно. Ты для нее – талантливый алкаш… В общем, извини, маэстро. Перестарался и обделался – честно говорю.

– Ну, я пошел? – Виктор дорого бы дал, чтобы отказаться от этой встречи. Она унесла его туда, в ту ночь, когда он лежал на полу в кухне посреди денег и ничего не мог с собой поделать… Ему было нехорошо, противно и одиноко среди двух стаканчиков, скамейки, коньяка и полковника…

– Хочешь, иди, – расстроился Игнатьев. – Я думал, ты оценишь…

– Оценил, наливай, – Силов говорил не от себя, а от кого-то, кто сидел в нем и зачем-то брякнул о выпивке…

– Уважуха, – налил поспешно полковник. – Ты со Званцевым в каких отношениях?

Виктор молчал. Опустив голову, он просто смотрел под ноги. Кеды, которые так любил Силов (эту любовь привила ему Лиза), контрастировали с черными, форменными туфлями рядом сидящего. Резиновая подошва, кожзам – где только такие продают… «Выдают, наверное, больше негде взять, – думал Силов. – Званцев, Званцев», – вдруг промелькнуло в голове…

– Я не знаю такого человека.

– Как не знаешь, пил с ним и не знаешь, Виктор Викторович, – рассмеялся Игнатьев. – Николай-учитель.

– Николай? Он – Званцев?

– Ты и фамилии его не знаешь? Ну, вы, богема, даете! Пьешь с человеком и даже не знаешь с кем…

– У меня нет досье ни на кого, и никто на меня не работает, – огрызнулся Силов.

– Так, отставить, – в очередной раз повторил полковник. Эти слова-паразиты еще с курсантской скамьи оказались частью мыслей и извилин Игнатьева. Как вмятина на лбу и затылке от долгого ношения фуражки. – Так, отставить, не кипишись… Спрашиваю как друг, как у тебя с Николаем, уважаешь-не-уважаешь?

– Нет у меня к нему никаких отношений. Я сегодня утром второй раз его видел, и все. А зачем ты выспрашиваешь о нем?

– У меня чутье… Он замешан в этом деле, в убийстве Ковальчука, в ту ночь, когда вы пили в Доме актера…

– Да, мы пили, можно проверить…

– Проверил уже – пили… Он лично не убивал – это понятно. Он и показал на тебя, что, мол, ты, договорившись с ним, убил. А как убил, подробности он не знает…

– Я не убивал! – закричал Силов. – Я не убивал!

– Маэстро, стоять! Никто тебя не обвиняет. Я же сказал, что проверка показала – ты ни при чем! А Николай при чем, это я тебе как психолог говорю… Многое сходится.

Виктор смотрел на Игнатьева в упор – он не знал, что говорить, как себя вести… Взять себя в руки ему удалось, он успокоился и решил просто сидеть и отвечать на вопросы… Правда, его беспокоила мысль, как можно было найти в этом городе Николая и даже точно найти? Вот это действительно загадка для Силова, он сморщил лоб и хмыкнул:

– А с чего вы взяли, что он убил?

– Не он, конечно…

– Ну, я имел в виду, от него, что ли?

– Вычислили, маэстро…

– Вычислили?

Полковник наконец-то расстегнул пиджак, налил по стаканчику и откинулся на спинку скамейки:

– Рассказываю, Силов… – Игнатьев не торопился с ответом, осматривая Виктора победно-профессиональным аспектом. – Ты пока ноты изучал, мы корпели над психологией преступников и других тяготеющих к уголовке лиц… Вычислили легко – ты знаешь, что он был половым гигантом, нет? Этот, убитый? Да, Владимир Ковальчук пожил хорошо и сладко, за что и поплатился – такой авантюрист с пушистым членом… такой… Когда Ковальчука хоронили, несколько сотрудников наших переписали всех женщин от двадцати пяти до сорока, пришедших проводить своего друга в последний путь. Из них только три штучки подходили под версию – убил ревнивый муж. Другой версии не было и быть не могло. Прочесали этих трех девиц – вышли на Светлану Званцеву. История простая – домашние скандалы, неуютность внутренняя, повышенная сексуальность женщины видна невооруженным биноклем… Прочесали телефон ее – там фотки разные… Дальше – дело техники, маэстро, тут тебе детали ни к чему…

Полковник смотрел на Виктора, желая получить реакцию восхищения. Даже налил еще по половинке стаканчика. Надо сказать, что он и раньше так делал, имея в виду свой стаканчик. Полковник был честный, порядочный, но все-таки полковник полиции – тут профессиональные навыки в любом случае давали о себе знать. Давали знать правильно – Силов хмелел… Все чаще и чаще он опускал голову, рассматривая обувь, иногда вскидывал взгляд за спину, словно искал кого-то – все это Игнатьев раскалывал как орехи щелкунчиком – поведение в стрессе бывает и похлеще.

– Непросто вам, – промямлил маэстро в конце концов…

– Не просто, в этом мире все простое уже закончилось лет сто назад… А на мне еще и чайка висит.

– Какая чайка? – безучастно спросил Виктор.

– Ну, ресторан «Чайка», который теракнули недавно…

– Тоже Николай?

– В смысле? – Игнатьев рассмеялся, как обычно – широко и дружелюбно. – Это висяк, хрен разгадаешь… Ясно, что Рому тронули. Есть за что – а кто сделал: ищи-свищи… Это висяк.

Полковник даже не расстроился, он просто констатировал факт, который во всем МВД признали как объективное обстоятельство. Такие дела не раскрываются…

– Я в Питер хочу поехать, – ни с того ни с сего брякнул Силов.

– Прямо сейчас, что ли? – не понял полковник.

– Хочу сейчас, а поеду завтра…

– Везет богеме – отпуск в летнее время… – пожалуй, самое искреннее, что мог сказать Игнатьев в этот вечер, он выразил в этой фразе.

– Сергей Иванович, я пойду… Тут народу до фига, и все смотрят на нас, – маэстро как-то по-собачьи смотрел на полковника.

– Народу? – удивился Сергей Иванович.

Силов не ответил. Он встал и молча протянул руку. Встал и Игнатьев. Молча, по-мужски, случилось рукопожатие. Виктор сел, помолчал, потом встал и пошел прочь. Уже по пути полковник прятал в пиджаке коньяк…

IV

Люди – идиоты или… идиоты! Неужели все это – долбаные единство и борьба? На хрена ели яблоко?! Ну, вот за каким-таким… им это яблоко, с голодухи, что ли? Нет, конечно, любой бы съел – познание же добра и зла. Но люди – идиоты. Познали добро и познали зло – по отдельности. А добро и зло вместе не познали. А это возможно ли вообще для человека? Ну, конечно, возможно, возможно. Вот Господь смотрел на это ничто, на этот хаос и понял, что делать – взял и разъял этот хаос на фиг… И появился свет, и появилась тьма – это же ясно. А между ними – жизнь! Нам же еще в шестом классе показывали этот фокус-покус сотворения мира: училка брала два шарика на палочках, заряженных по-разному, и приближала друг к другу… Бац – искра проскочила! Бац – еще одна! Пока шарики не разрядились… Искра – это и есть жизнь! Что тут непонятного?!

Даже эти отсталые даосы и тибетцы признают – энергия! Правит миром – энергия! А Бог сидит там где-то и держит в кулаках эту тьму и свет, чтобы не ближе и не дальше – а так, чтоб искра была! Чтобы жизнь была! Ему и пот-то вытереть некому, и руки заняты, а мы к Нему все со своими сраными вопросами: «За что, Господи?» да «Подай, Господи». Вот и подают все кому не лень… А у Него и времени нет, и возможности нет, чтобы подать нам, идиотам…

Правильно этот Маркс сказал, молодец мужик – лучше и не скажешь, – весь смысл промысла и самой жизни в этом промысле описал в одном предложении – единство и борьба противоположностей! Гений, блин… Значит, прочувствовал, прорюхал эту истину – нюх у него нужный, чуйка правильная!

А мы давай яблоки жрать, хотя нас предупреждали, что гармонии не увидим уже больше. А только: отдельно – добро и отдельно – зло. Грех ведь в том, что теперь не видим единства, а видим, что вот это – хорошо, а вот это – плохо. А чтоб жизнь продолжалась, надо, чтобы и «хорошо» увеличивалось, и чтобы «плохо» не растворялось совсем!

Вот и служат каждый своему мамоне! Вот и беда! Вот и беда!

И собираются люди где-то посерединке, где полный ноль. И орут оттуда свои просьбы, а жизнь-то в этом месте и провисает! Не удержать ей такое количество нулей! Коленом поддать да растрясти их всех равномерно… Соберутся опять!

Верните гармонию, блин! Не хочу я это яблоко, хочу гармонию! Я – твой, Господи! Я пройду до края света и тут же пойду обратно – до тьмы. Как челнок, как челнок буду сновать и бегать от света ко тьме! Чтобы, как Ты – гармонию удерживать!

V

Так бывает: когда невыносимая жара скапливается в одном месте, она не уходит постепенно и полузаметно. Где-то наверху собирается вся влага, которая могла бы омывать город в течение месяца-двух, но, испаряясь по пути вниз, возвращается в атмосферный холод и ждет своего часа. И этот час наступил около пяти утра – тихое серое небо раскрылось, и потекла вода. Сначала спокойно и неторопливо дождь орошал засохшую твердь, давая каждой капле успеть просочиться в землю, асфальт, вниз, к корням… Но постепенно игра природы усиливала свои фантастические возможности, и вот уже вода стала покрывать тонким слоем улицы. Насытив землю, она расширяла свои владения, превращая все вокруг в грязную Венецию. Город был плоским, воде некуда было сливаться, она застывала коричневым морем, пожирая все маленькие островки, превращаясь в океан. Так бывает: город воспринимает это как стихийное бедствие и поэтому не готовится заранее. Подземные канализационные трубы, скорее всего, уже давно сгнили, стоки засорились человеческим мусором и листвой, люди знали – надо просто ждать. Три-четыре дня, и все вернется – жара, пыль, засуха… А пока потоп показывал свою мощь и пугал форс-мажорной непреодолимостью удивленное городское начальство, которое выступало по телевидению, называло причины, искало виновных и, как и все жители, спокойно терпело насилие неба. И город, и его начальство знали – надо прожить-выдержать всего несколько дней, а пока народ возмущается, начальство оправдывается, и в его телевизионных обещаниях появляется видимость борьбы и заботы…

Силов проснулся от шума дождя. Открыв балкон, он смотрел на стену воды в рассветном воздухе – пахло мокрой пылью, и в комнату просачивался приятный холодок…

Понедельник… Лиза валялась в постели, выставив из-под одеяла ногу. Все-таки она – гаджет! Мудрый, чистый, порядочный – гаджет. Таких женщин в России – дальше Силов не знал – единицы. Конечно, есть вероятность, что в каждом городе можно найти подобную Лизу. Но подобную ли? Обеспеченную работой, красотой, умом, сдержанностью – нет, не во всяком городе такое существует.

Он сел на кровать и приоткрыл одеяло – гаджет не шелохнулся, он был всецело отдан сну. Взяв маленькую ножку, Виктор рассматривал ступню – линии и перекрестки… Отложив тридцать шестой размер, Силов поднялся и порылся в комоде – толстый фломастер был как никогда кстати. Вернувшись к Лизе, Виктор написал на испещренной тонкими линиями ступне – «Люблю. Твой С.». Осторожно положив ногу на кровать, Виктор встал. Лиза не пошевелилась… Редко-редко можно заметить в Силове зачатки сентиментальности, но дождь и утренняя сигарета вдруг представили мир как уютное и прекрасное мгновение в непреходящем скитании человеческой души в поисках умиротворенности. И действительно, есть минуты в жизни каждого человека, когда жизнь ему кажется гармонией, спокойствием и чем-то по-настоящему достойным. Мало кому удается сохранить в себе это чувство – ощущение покоя тает, теряется, и возвращается уродливая, выжимающая соки действительность…

Действительность вернулась к Силову воспоминанием о Званцеве… «Урод и ссыкун, – пронеслось внутри Виктора. Сейчас он ненавидел Николая всем своим существом, которое испугалось не меньше краснолицего потного рогоносца. – Ты будешь наказан, парень!»

Николай не выходил из головы – а если дознаются? В том, что дознаются, Виктор не сомневался – разговор с Игнатьевым только подтвердил его уверенность.

Что-то дернулось в Силове, он вздрогнул. Что такое? В чем дело? В голове отчетливо, но молниеносно и спонтанно мелькали какие-то предметы – Виктор понял, что вместе с фломастером в ящике комода лежала какая-то рундучная утварь, которая теперь появлялась перед глазами Силова и исчезала. Мозг отказывался понимать причину, а сознание выбрасывало перед ним карандаши, тетрадки, бинокль, фонарик, отвертку, платок, нож…

Нож! Виктор рванул к комоду – так и есть! Большой охотничий нож, купленный сто лет назад по уже неизвестному поводу, лежал перед ним в ящике и требовал к себе внимания…

Педагогический институт находился в самом центре города – вся сельская молодежь это ценила, лелеяла больше всего: ведь рядом, совсем рядом, в пяти шагах, была настоящая жизнь. Стоящий во дворике и глубине улицы педагогический институт еще в революционное советское время занял здание губернского собрания. Находясь в самом центре города, этот уголок утопал в тишине. Небольшой сквер отделял буйство жизни от будущих ушинских и сухомлинских. Красивый забор-решетка пропадал в кустах сирени, сквозь которые то тут, то там виднелся сам дом с колоннами. За зданием было несколько хозяйственных построек, спортивная площадка и потом уже овраг – безобразным порядком торчали деревья, институтская свалка, ручеек, превратившийся в сточную канаву, а сейчас – просто в глиняный сель, таща на себе обломки деревьев и городской мусор.

Найти Званцева труда не составило: на доске во дворике института висело внятное расписание – через полчаса Николай должен быть на паре у второго курса.

Силов вышел на улицу, закурил – он ждал Николая… Как и положено настоящему преподавателю, Николай появился загодя. Увидев Виктора, он опешил, покраснел и остановился – тот стоял у забора и знаками манил Николая к себе. Званцев подошел.

– Пойдем поговорим, – Силов был спокоен и холоден. Николай плелся за ним – они вышли к оврагу. Изгородь металлическая и живая уже кончилась, начались дикие и брошенные растения… Когда-то лавочка для уединения, а сейчас полусгнившая доска на чугунных массивных ножках стала приютом для двух мужчин.