Текст книги "В логове бера"

18

Пол вышел в коридор, остановился и тупо взглянул на пахучий бутерброд.

– Ты чего тут? – услышал он рядом голос Жени.

– Да так. Перекусить собрался, – ответил Пол, кладя бутерброд на поднос, который Женя держал в руках.

– Нашел время!

– Кто бы говорил. Тоже мне, любитель крабов. Так, поставь поднос, – Пол указал на небольшой столик возле дальней двери. – Тут, похоже, какое-то совещание. Думаю, можно попытаться послушать через чердак. Или через вентиляцию.

Пройдя по коридору, они увидели узкую металлическую лестницу, ведущую наверх. В конце лестницы виднелась небольшая, крашенная темной краской дверь. Вынув отмычки и повозившись где-то с минуту, Пол вскрыл замок, и они с Женей скользнули внутрь. Судя по всему, это был вход в технический этаж. У одной из стен помещения, в которое они попали, возвышался огромный электрический щит, неподалеку стояли стол и несколько стульев (видимо, чтобы работягам было куда сесть), а вперед шел узкий длинный коридор. Он, словно галерея, опоясывал пространство, расположенное над залом. Кое-где галерея прерывалась своего рода «перекрестками»: от нее отходило что-то вроде металлических трапов, перекинутых над потолком зала – для того, чтобы ремонтировать освещение, размещать микрофоны, устанавливать прожекторы и т. д. Улегшись на такой трап, Пол приподнял одну из потолочных панелей, взглянул вниз. Прямо под ними располагался большой конференц-зал, более чем на три четверти заполненный народом. Рядом опустился Женя, заглянул и удивленно присвистнул:

– Елки-моталки…

– Что такое? Ты кого-нибудь знаешь? – спросил Пол.

Женя уставился на него.

– Ты что, шутишь? Их у нас почти все в стране знают. По крайней мере большую часть.

– Важные люди?

– Еще бы! Ты вообще телевизор смотришь?

– Мало. В основном я смотрел фильмы…

– Тогда понятно. Ну, ничего. Ты спрашивай, а я по ходу дела отвечу.

Все дальнейшее происходило вперемешку с комментариями Жени. Часто они были излишне эмоциональными и субъективными, но характеризовали присутствующих довольно емко, и вскоре Пол уже неплохо ориентировался в российском политическом и бизнес-эстеблишменте.

Внизу происходил какой-то спор. Судя по всему, он продолжался уже не первый час, и по отрывочным репликам и обсуждаемым частностям Пол довольно продолжительное время не мог понять, о чем идет речь.

Наконец всеобщим вниманием завладел некто Мажордомский, бессменный председатель партии «Тоталитарных демократов», скандально известная личность, крикун, экстремист, лучший друг, по его собственному утверждению, русских, школьников, пенсионеров и юристов, умеющий извлекать выгоду абсолютно из всего и на протяжении вот уже пятнадцати лет своими дикими выходками веселящий страну.

– Я вообще против этой затеи! – заявил он, выйдя к импровизированной трибуне. – Кто это придумал? Бред собачий, однозначно! Такую ерунду могли родить только наши коммунисты. Причем в сожительстве со всем известными псевдореформаторами Французовым, Ауцвайсом и примкнувшей к ним Йокагери. Еще бы духа Колобка или курочки Рябы придумали вызвать! Дедка за репку, бабка за дедку… Ну что с них взять? Они ведь сказочники! Братья Гримм! Тарапунька и Штепсель!

– Мы к этому никакого отношения не имеем, – послышался голос из зала. Говорил какой-то курчавый, похожий на барашка, молодой человек. – Это провокация!

– Ладно, провокация! Все знают, кто тут главный провокатор. Ты первый поп Гапон и есть! – ответил в своей безапелляционной манере Мажордомский.

– Шут гороховый! – крикнул барашек с места и делано рассмеялся (судя по всему, с Мажордомским у них были старые счеты). Однако его никто не поддержал, кроме чуть ли не единственной в зале женщины: дама со странной фамилией Йокагери хрипло и одновременно как-то визгливо рассмеялась.

– Во! – обрадовался Мажордомский. – Посмотрите, никто вас не поддерживает! Горячо всеми нами любимая Мата Хари не в счет. Вы не умеете говорить с народом. Вас не любят! Да и фамилии у вас все какие-то иностранные – Французов, например. Вот скажите, почему вы Французов?

– Так захотелось, – огрызнулся барашек.

– Еще бы. Не Чукчанским же себя называть. Французов! Ишь ты, подишь ты! А на самом деле, небось, Рабинович или Фельдман. Ничего, скоро все вы далече окажетесь. Как эти ваши олигархи. Кто давным-давно в Лондоне, кто в Израиле, кто у своих хозяев в США… Дайте срок, мы до всех доберемся. И до этого вашего любителя футбола тоже…

– Не трожь любителя! Хоть теперь оставьте в покое! – раздался резкий, будто скрежет металла по стеклу, голос Йокагери. – Мало вам Лезуанского, который уже бог знает сколько времени в тюрьме сидит?

– И правильно сидит. Я б еще накинул, – отозвался Мажордомский. – Эх, жаль, не я приказы отдаю в этой стране! А то поехали бы вы, господа, не бизнес-классом в свои заграничные оффшоры, а товарным вагоном прямиком на Колыму…

Развить свою мысль лидер «тоталитарных демократов» не сумел, поскольку в зал вошли двое. Это были давешние знакомцы Пола – один абсолютно лысый, неуклюжий, похожий на гоблина, и другой – с бородавкой, тот, которого спутник называл Викентьичем.

– О, идут! – воскликнул Мажордомский. – Господа Жиганов и Колдобин собственной персоной! Или, пардон, товарищи. Как говорится, вспомнишь – они и явятся… Ну, что, братья-сказочники, Ойле и Лукойле? Кто до этой чуши додумался? Признавайтесь, я лично тому плюну в харю.

– До этого додумался народ! – отозвался Колдобин, усаживаясь на место. Жиганов даже не удостоил вопрошавшего взглядом.

Из задних рядов поднялся пожилой писатель-хулиган Мандаринов. Поблескивая очками и слегка потряхивая бородкой, которую отпустил после очередной отсидки (на этот раз за хранение оружия), он, слегка заикаясь, сказал:

– Я вообще не п-понимаю, о чем идет речь. Мои р-ребята тоже, – и он кивнул на трех крепких парней, сидящих рядом.

– Чего тут не понятного? – взорвался Мажордомский. – Вы галиматью-то эту читали?

– П-признаться, нет.

– А, понятно. Чукча – не читатель, чукча – писатель, – хихикнул Мажордомский. – Как же так? Не интересно что пишут друзья-коммунисты?

– В-во-первых, мы с-с вами не на «ты». А во-вторых, коммунисты мне не друзья, – от возмущения Мандаринов даже заикаться перестал.

– Ладно, не кипятитесь, дорогой товарищ. Я вам кратко изложу, так сказать, идею. В общем, поступило предложение Ильича оживить. Да-да, дедушку Ленина. Благо до сих пор лежит в мавзолее. Как вам такой поворот событий? Прямо триллер какой-то! «Мумия возвращается».

– Н-не знаю, как с Лениным, н-но в самой идее есть резон…

– Да ну?

– Людям нужны символы, идолы. К-кому было бы можно п-поклоняться… П-предлагаю Сталина.

– Сталина? Согласен! Этой стране нужен Сталин, я давно об этом говорю! – с жаром воскликнул Мажордомский, словно именно этого предложения только и ждал. – Но все же Сталин, я имею в виду самого Иосифа Виссарионовича, – это пройденный этап. Жизнь была другая, да и вообще все другое. Сталин даже компьютера ни разу не видел, ездил на допотопном «ЗИСе». К тому же он пожилой человек. Зачем зря беспокоить? Нам нужен Сталин сегодняшнего дня, Сталин современности! Зачем нам замшелый вождь народов и друг физкультурников? Дадим народу вождя всех менеджеров и друга интернета! И такой человек есть. Он стоит перед вами…

– Хватит паясничать, Мажордомский! – крикнул со своего места Викентьич. – Какой из тебя Сталин! Уйди с трибуны, иначе мы тебе поможем! Воскрешать будем Владимира Ильича Ленина, вождя всего мирового пролетариата. Для восстановления в обществе согласия и справедливости. Так решили первичные ячейки…

– Ле-ни-на! Ле-ни-на! – принялось скандировать несколько человек из заднего ряда, которыми дирижировал неутомимый революционер с внешностью булгаковского Шарикова Денис Януарьевич Фермопилов. – Крас-ный тер-рор! Крас-ный тер-рор!

Из середины зала поднялась долговязая фигура Марины Мицубисьевны Йокагери. Правнучка японского самурая, волею судеб в свое время подавшегося в коммунисты, была в бешенстве.

– Да вы тут все что, с ума посходили?! Что вы несете? – она решительно протискивалась к трибуне. Вид у дамы был настолько решительный, что видавший виды Мажордомский попятился и поспешно ретировался с трибуны.

– Вы что, офанарели? – начала свою речь мадам, сверля взглядом передние ряды. – Какой Ленин? Какой Сталин? Вы же образованные люди! Даже Фермопилов, говорят, несколько языков знает!

– Я знаю один язык! Тот, на котором говорит рабочий класс всего мира! – патетически выкрикнул российский Че Гевара.

– Выходит, врут, – пожала плечами Йокагери и продолжила: – Ну, от Мажордомского ожидать было нечего. Но вы, Святослав Викентьевич! Так жить больше нельзя! Везде бедность, в головах у людей мусор и сплошные суеверия. Мы темный народ, темная страна, мы отстали от всего прогрессивного человечества лет на триста! Всем нам надо учиться…

– Правильно, вот и Ленин говорил: учиться, учиться и учиться… – процитировал густым басом имеющий четыре класса образования Колдобин.

– Ну и что? – задал конкретный вопрос Викентьич.

Повисла пауза.

– В общем, мы предлагаем воскрешать Столыпина, – выдохнула Йокагери и сошла с трибуны.

– Кого?! – приглушенно тявкнул с места Мандаринов. – Может, лучше сразу убиенного царя Миколая с семейством? Я знаю одного режиссера, ему эта идея понравится.

– Невинно убиенных воскресить не грех, – заметил Французов.

– Вот проповедник выискался! – крикнул Мажордомский. – Комсомолец чертов! Подонок! Пустите, я ему по роже дам! – и он стал пробираться по рядам, держа курс на курчавую голову.

Французов тем временем привстал и, делая вид, что не боится противника, принялся по-боксерски разминаться, сыпля хуками и апперкотами направо и налево. На подступах друг к другу их остановили накаченные ребята Мандаринова.

– Не знаю, зачем нам все это… – пробормотал сидящий в президиуме Ауцвайс, глядя, как Мажордомский пытается с расстояния не менее десяти метров лягнуть Французова. – Эти политиканы всех уже утомили. Нам бы Форда или Рокфеллера для страны воскресить…

– Это еще зачем? – подозрительно покосился на него сидящий рядом фармакологический король Марганцалов. – На кой черт нам заезжие варяги? Только конкуренцию лишнюю разводить. Да и вряд ли станут ваши Рокфеллеры весь этот бардак финансировать… Посмотри на них. Красавцы! Давай, давай, наподдай ему!.. – и он заливисто захохотал, как на скачках…

– Ну, что скажешь? – спросил Пол у Жени, так как тот перестал смотреть вниз и уселся на трапе.

– Ничего. Точнее, ничего интересного. Мы на всю эту бодягу уже лет пятнадцать любуемся.

– И какие выводы?

– Опять что ли жизни собрался учить? Почему мы терпим и все такое?

– Нет, Женя. Я спрашиваю тебя о том, что ты видишь.

– Что вижу? Балаган вижу. Клоунов в цирке.

– Боюсь, что я тебя разочарую, Женя. Ты не видишь ни черта. Как это говорится по-русски? За деревьями леса не видеть.

– И чего же я такого «не видеть»? – разозлился Женя. – Просвети.

– Хорошо. Я тебя наведу на мысль, – Пол усмехнулся. – Ты сказал, клоуны в цирке. Да, именно клоуны!

– Кто бы сомневался.

– Только у клоунов есть еще другое название – «коверный». А все оттого, что они выступают на ковре и приковывают к себе внимание публики. В результате чего подковерная борьба становится не видна.

– Чего?

– Клоунов обычно выпускают в перерыве. А с какой целью?

– С какой? – тупо переспросил Женя.

– Все очень просто. Чтобы люди не видели перемены декораций. Представь, по сцене бегают клоуны, всем весело, а в это время весь интерьер потихоньку перестраивают. В первом акте была лужайка, залитая солнцем, а во втором – бац, мрачный каземат.

– Ты хочешь сказать, что в это самое время декорации меняются? – удивился Женя.

– Сам посмотри.

Женя заглянул в щель. Некоторое время он, сопя, всматривался в происходящее.

– Ничего не вижу, – признался он наконец.

– Это с непривычки, – объяснил Пол. – Взгляни сюда, теперь сюда, еще сюда…

Везде, куда показывал Пол, в зале сидели какие-то непонятные люди. Они ничем внешне не были примечательны, одно бросалось в глаза – они были совершенно безучастны к тому, что обсуждалось. Их фигуры не двигались и глаза, казалось, не мигали.

– Может, секьюрити? – предположил Женя, но Пол отрицательно покачал головой.

– Секьюрити были бы вне зала, и вообще – охраняли бы подступы. А теперь подумай, когда еще используются подобного рода люди?

– Ну, во время демонстраций, праздников.

– Молодец! Они используются тогда, когда надо контролировать толпу, или вообще кого бы то ни было. Но это, в свою очередь, предполагает наличие некого руководящего и направляющего центра. При этом, полностью контролируя ситуацию, он не поет и не пляшет вместе с толпой. Подчас он и песен этих не знает. У них свои песни.

– Или наоборот, песни для этого праздника они и написали. Но вовсе не с той целью, которую объявили всем, – добавил Женя задумчиво.

– Из тебя получится хороший ученик, – заметил Пол.

– А может, просто, как это ты тогда делал, просканировать их всех? Сразу узнаем, все, что можно.

– Самый простой путь – не всегда самый правильный, – ответил Пол, ловя себя на том, что не только говорит, но даже начинает жесты делать такие же, как учитель Маримото. – Дело в том, что если среди присутствующих окажется кто-нибудь из стоящих по ту сторону, он почувствует, как его сканируют. А это значит обнаружить себя. Посмотри вон туда.

– Куда?

– Вон там. Рядом с Ауцвайсом, по другую сторону от того, кого ты назвал Марганцаловым.

– Тип какой-то… Я его не знаю.

– Вот то-то и оно. Мой внутренний голос подсказывает, что все здесь не так просто.

– То есть, что это… режиссер?

– Скоро увидим…

19

Последние два часа следователь Бестужев по кличке Рюмин пребывал в дурном расположении духа. Если учитывать то, что и в нормальном своем состоянии опер не отличался приветливостью и склонностью к бесконфликтному общению, в сердитом состоянии сотрудники шарахались от него как черт от ладана.

А причина для дурного настроения у Рюмина была. Мало того, не какая-то виртуальная, а вполне конкретная, сидящая на стуле напротив. Это был человек лет сорока, с одутловатым лицом, красноречиво свидетельствующим не только о пристрастии его обладателя к горячительным напиткам, но и о том, что те сорок лет, которые он прожил на свете, были не слишком просты и безоблачны. Отчасти это подтверждали наколки на руках в виде перстней. Хотя, если разобраться, ничего необычного, эти стены видывали и не такое… Но была у мужчины одна особенность, которая никак не вязалась с окружающим интерьером. Ну просто ни коим образом. Дело в том, что мужчина был без штанов. Ну то есть натурально. Как говорится, в цветастых труселях на босу ногу.

– Ну что, Жила, правду говорить будем? Или будем молчать? Взяли вас с поличным… – начал опять свою нудную волынку Рюмин, хотя больше всего на свете ему хотелось встать и что есть силы треснуть задержанного по башке чем-нибудь тяжелым, чтобы он наконец перестал нести всякую чушь.

– Начальник, гадом буду, не при делах я! Да, признаю, взяли мамзель на гоп-стоп. Мы ж не шантрапа трамвайная, мы в профессии почитай лет двадцать…

– Слушай, Жила, какая у тебя феня замшелая. Выражался бы современно. Телку решили поприжать. А то – «мамзель», «гоп-стоп». Пижон ты дешевый. Вон, и исподнее носишь – срамота одна, все в цветочкек… Ты, сволочь, правду мне говори! – не выдержал и заорал опер. – А не басни про графа Дракулу и вампиров!

На крик в кабинет всунулась голова кого-то из сотрудников, но увидев Рюмина, тут же юркнула обратно.

– Короче, Жила, мне нужны ответы всего на два вопроса. Первый: за что вы замочили двоих и еще девять человек нашпиговали свинцом. И второй: где брали оружие.

– Какое оружие, начальник? Какое «замочили»? Ты что, начальник, убийство на нас повесить хочешь?

– А вот это оружие, – сказал Рюмин, вытащив на свет божий два полиэтиленовых пакета с короткоствольными автоматами внутри. – Что, узнаешь? Думал, в помойку выкинешь, мы не найдем?

Жила вскочил.

– А ну, на место! – прикрикнул опер. Жила рухнул на стул и в отчаянии схватился за голову. Через пару секунд снова взглянул на Рюмина.

– Слушай, начальник. Объясняю же – не мы это были. Нас самих чуть под аркой не завалили!

– Кто? Граф Дракула с сыночком?

– Ну не знаю я! Может, не Дракула, может, не с сыночком! Ну прикинь сам, начальник, если бы мы замочили кого-то, так на фига мы бегали бы без штанов рядом? Я ж не придурок из «белых столбов»… и не маньяк Чикатило… В нас самих эти два упыря стреляли!

– Значит, благородные вампиры с автоматами спасали мамзель, которую вы грабили? Причем сразу после того, как неподалеку покрошили пятнадцать человек в мелкий винегрет?! Жила, ты меня за кого, за полного придурка держишь? Думаешь, я поверю в эту ахинею? Говори лучше, откуда оружие и кто заказчик! Иначе паровозом пойдешь, а приятель твой соучастником.

– Начальник, падлой буду, все, что рассказал – чистая правда! Поверь, начальник, смысла мне врать нет… За свои дела отвечать не отказываюсь, а за оружие и прочую заказуху срок тянуть не согласен!

В ответ на сигнал в комнату вошел конвоир.

– Увести арестованного.

– Ошибку делаешь начальник, – продолжал торопливо бубнить Жила. – Не на того ставишь, говорю же, мы тут ни при чем… Какого-нибудь фрайера развести – еще куда ни шло, а оружие там, заказуха всякая…

Последние фразы донеслись уже из-за двери.

Рюмин тяжело вздохнул и открыл сейф. Достал бутылку коньяка, плеснул в стакан, залпом выпил.

Интуиция да и все обстоятельства дела подсказывали, что уголовник Жила и его подельник тут совершенно не при чем. И рассказывал он, похоже, правду. Хотя правда эта была какая-то странная. Говоря всерьез, вообще черт знает что, а не правда. Если верить имеющимся фактам, то получается, что каких-то два отморозка, один постарше, а другой совсем юнец, наряженные в вампиров, вначале устроили стрельбу из автоматов в районе, потом, наткнувшись на Жилу и его приятеля, которые грабили какую-то девчонку, напугали их стрельбой из автоматов до чертиков и пустили без штанов бегать по улицам. Если это наемные киллеры, то какое-то странное поведение у них. Ну, вампирский маскарад еще можно как-то объяснить – эффект неожиданности и все такое. Но ни один профессионал не стал бы ввязываться в глупую историю с двумя грабителями и какой-то девицей. Кто тогда эти деятели? Залетные гастролеры? Или просто обкурившиеся торчки? И были ли они вообще? С опросом пострадавших тоже какая-то ерунда. Все говорят разное. Указывают, что перестрелка случилась у кабака. Мол, подъехали на машине, начали шмалять из автоматов по толпе, потом скрылись. Удивительно то, что осмотр места происшествия не дал ровным счетом ничего. Пусто. Ни стреляных гильз, ни следов протекторов… Про машину тоже какие-то противоречивые сведения. Номера никто не помнит. То ли синяя, то ли зеленая, то ли вообще красная. К половине пострадавших опера не пустили: оказалось, раненые – шишки какие-то… О причинах стрельбы тоже было невозможно сказать ничего определенного. Все как один говорили, что нападавшие, скорее всего, были психи, или просто хулиганы, находящиеся под действием наркотиков. Едва Рюмин попробовал надавить на пару пострадавших, как буквально через пять минут ему на телефон и его непосредственному начальству сверху посыпались звонки с грозными окриками. Одним из позвонивших, конечно же, был Борис Натанович Кац, бывший стажер, а теперь их куратор. «Не упустил возможность, тварь», – со злостью думал Рюмин. Каждый раз, сталкиваясь с «Натанычем», глядя на его длинноносую, высокомерную физиономию всезнайки, вынужденно выслушивая его пустые, назидательные речи, Рюмин страстно желал если не дать в морду гаду, то хотя бы от души послать по матери.

И чего они все так забегали? И чего засуетились? Короче, было все очень и очень подозрительно. Попахивало наскоро сляпанным сговором. Но в чем его суть? Что скрывается за всеми этими нагромождениями?

Похоже было, что перестрелка произошла в совершенно другом месте. В этом Рюмин был практически уверен. Было неясно одно – на кой черт всем этим людям так тщательно скрывать факты. На первый взгляд, ничего общего между ними нет. Один – артист средней руки, другой – зам председателя правления банка, третий – чиновник городского управления…

Рюмин потряс головой. Дело это нравилось ему все меньше. То, что ничего хорошего из расследования не выйдет, Рюмин чувствовал что называется кожей.

Плеснув из бутылки, снова выпил коньяка.

В кабинет постучали.

– Да! – крикнул опер, быстро убрав стакан и бутылку.

Дверь открылась, и на пороге показался младший опер Севостьянов. Хоть в отделе без году неделя, но парень толковый, это Рюмин сразу заметил, хотя и не подал вида. Избалуется еще. Лучше пусть попотеет, больше опыта наберется.

– Василий Андреевич, смотрите, нашли, – сообщил Севостьянов, внося какой-то сверток и кладя его на стол.

– Что это?

– Сумка и портмоне. Сумка женская. Нашли неподалеку от арки. Сумка, похоже, принадлежит пострадавшей. А вот портмоне…

Рюмин тем временем извлек из пакета вещдоки. Сумка была вполне обычная, женская. Внутри нее, как и у любой женщины, царил хаос из каких-то заколок, флаконов, футлярчиков помады и прочей дребедени.

– Документы были? – деловито осведомился Рюмин.

– Да, были. На имя Валентины Петровны Белецкой. Пробили адрес. Только что звонили, уже везут сюда.

– Оперативно.

– Стараемся.

– А второй кто?

Рюмин открыл потрмоне и обалдело вытаращил глаза.

– Иностранец?

– Ага, – кивнул Севостьянов. – Пол Тейлор, гражданин Великобритании, прибыл в Россию аккурат перед Новым годом, остановился в «Президент-отеле».

– Гражданин Великобритании… – растерянно пробормотал Рюмин. – Только этого не хватало. А какого черта он здесь делает, удалось узнать?

– В миграционной службе сказали, что вроде как родственников своих ищет.

– Кого?

– Родственников. Бабушку или дядю какого-то, я так и не понял.

– Ладно, молодец. Свободен. Девицу как привезут – сразу ко мне.

Оставшись один, Рюмин впал в глубокую задумчивость.

Иностранец еще тут откуда-то возник… Вообще абракадабра получается. Шпионские страсти – с выстрелами, погонями, переодеваниями… Только Джеймса Бонда хренова тут не хватало. Хотя… Ну и замечательно. Пусть шпионами ФСБ занимается. С удовольствием это дело с себя спихну. Геморроя и так хватает.

Успокоив себя таким образом, Рюмин заметно повеселел и даже хлопнул на радостях еще одну порцию коньячку.

– Привезли пострадавшую! – сообщил, всунув голову в кабинет, Севостьянов.

– Ну давай, веди, – буркнул Рюмин, сразу же заметно погрустнев.