Текст книги "Тёмные времена. Наследники Александра Невского"

Смоленские князья

Василий уехал из Переславля в тот же день и направился в свои владения, а Дмитрий и Андрей ждали почётных гостей на свадьбу. Должен был приехать сам великий князь Смоленский Глеб Ростиславович и великий князь Владимирский Ярослав Ярославович.

Первым приехал Ярослав Ярославович вместе с сыном Святославом. Княгиня Ксения на свадьбу не поехала, так как не решилась оставить маленькую дочку, а везти её посчитала небезопасным. Приехал с ними и отрок Даниил, младший из Александровичей.

Дядя и племянники обменялись положенными по такому случаю приветствиями. Все по-своему относились к этому браку. Конечно же великий князь Ярослав понимал, что рано или поздно сыновья его брата окончательно выйдут из повиновения, и в данном вопросе вёл определённую политику, специально давя на Дмитрия и усиливая Андрея, князя Городецкого.

Великий князь обнял и свою племянницу Евдокию.

– Ну ты, Дуся, и вовсе красавицей стала!

– Благодарю вас, князь-батюшка.

– А жених тебе по сердцу? Люб он тебе?

– Для меня выбор братьев моих превыше всего, – опустив глаза и изображая высшую меру покорности и подобающей ей скромности, сказала Евдокия Александровна.

В глубине души Евдокия конечно же хотела выйти замуж за настоящего князя, а не за княжича, который стоял далеко не первым в порядке наследования.

– Ну, если так, – весело сказал великий князь Ярослав, – будем ждать великого князя Смоленского Глеба Ростиславича, а после венчают вас, как и положено. А вы меня, князья, уж извините, но хочу я с дороги в баньке попариться.

Великий князь Ярослав Ярославович, попарившись в бане, пригласил к себе в комнату княжича Константина Ростиславовича Смоленского. Это была их первая встреча. На ней великий князь решил получше присмотреться к жениху, которого дети его брата выбрали своей сестре.

– Ну, княжич, – приветливо начал Ярослав Ярославович, – рад буду стать твоим родственником.

– Для меня, великий князь, это тоже большая честь. Вы старший из князей русских!

– Это весьма условно, княжич, – поддержал разговор Ярослав, – смоленский князь тоже именуется великим. А старшинство Владимира весьма условно. Но давай не об этом поговорим, а о насущном. Ты ведь понимаешь, что Дмитрий Александрович не просто так в сторону Смоленска взгляд направил.

– О чем вы говорите, великий князь?

– Я думал, Константин, что мы можем поговорить честно. Ты ведь понимаешь, что подобный брак – это союз двух княжеств.

– Понимаю, великий князь, и для Смоленска это честь.

– Да перестань ты раскланиваться, княжич. Я хочу тебе своё предложение сделать, а ты его обдумай. Предлагаю тебе в союзники не Переславль, а Владимир.

– Ты ведь понимаешь, великий князь, что у меня нет своего удела, чтобы союзы подобные заключать. Хочешь союз, поговори с братом моим Глебом Ростиславовичем, он точно тебе не откажет.

– Ты, княжич, мне на брата не указывай, а крепко подумай, на ком ты женишься, на сестре князя переславльского или на племяннице великого князя Владимирского и Тверского, да ещё и сестре князя Городецкого. Видишь, как всё сложно у нас.

– Ты мне предлагаешь выбрать между тобой и Дмитрием? В чем интерес твой, великий князь?

– А то ты сам не видишь, княжич. Дмитрий для меня угроза, а я угрозу эту терпеть не хочу и, как он усилиться пытается, смотреть не буду.

– С тобой я, великий князь.

После этого разговора прошло ещё несколько дней. Великий князь Смоленский Глеб Ростиславович приехал на свадьбу вместе с другим своим братом – Михаилом, князем Мстиславльским. Уже на следующий день великие князья сели за стол переговоров.

– Искренне рад союзу с тобой, Глеб, – начал Ярослав Ярославович. – Ты не так давно великое княжество Смоленское получил, и, думаю, стоит нам с тобой не только в мире, но и в союзе жить.

– Мне брат рассказал о предложении твоём, чтобы в случае чего мы твою сторону держали, а не сторону твоего племянника. Неплохо придумано, что не Дмитрий Александрович сестру замуж выдаёт, а ты племянницу. К тому же, как я знаю, среди Александровичей тоже нет согласия. Только, думаю, мыслим мы хоть и одинаково и союз подобный всей Руси на благо пойдёт, но цели у нас всё же разные.

– О чем ты, великий князь?

– Ты, князь Владимирский, больше от Орды зависишь, мне же на Литву глядеть надо. Сейчас там очень неспокойно. Ненадолго, думается мне, там Даниловичи Галицкие. А кто после них придёт? Не усидят они там. Ты ведь сильно монгольским игом тяготишься? А сбросить его сможешь, только если племянники твои не самовластными князьями будут, а лишь наместниками твоими, которые только кормятся на твоей земле. У меня та же забота. Только братья мои ещё живы и на Смоленск виды имеют. Если мы с тобой договоримся, великий князь, то сможем земли наших родов в кулак собрать. Ты возьмёшь земли Ярославовичей, а я Ростиславовичей. Если мы окажем друг другу помощь, то ты от ига избавишься, а я Литвы бояться не буду.

– Ты ещё об одном не сказал, Глеб. Кто старшим из нас будет? Только полностью единая Русь сможет и против Орды, и против Литвы стоять.

– Проще сразу поделить Русь между нами, нежели на полях битвы решать эти вопросы. Ты, как я и говорил, земли Ярославовичей возьмёшь, а я Ростиславовичей. Мы будем равными.

– Хорошо, великий князь, будем пытаться сообща Русь собирать.

Константин Ростиславович и Андрей Городецкий

В это же время, когда великий князь Смоленский договаривался с великим князем Владимирским, князь Городецкий Андрей Александрович предложил жениху своей сестры прокатиться на лошадях.

Юный князь и уже взрослый княжич прокатились на лошадях по переславльской земле. Устав, они спешились. Андрей Городецкий неспешно начал разговор со своим будущим родственником.

– Послушай, княжич, и ты, и я в очереди на великое княжение.

– Брат мой помирать пока не собирается.

– Как и мой брат и два дяди. Не думай, я тебе постыдства предлагать не стану. Только хочу, чтобы и ты, и другие братья твои кое-что увидели. Не просто так великие князья уединились. Ни одному великому князю порядок наследования не по душе. На всем белом свете теперь сыновья наследуют отцу, а не братья. Я, честно говоря, тоже считаю, что так правильнее, но так уж получилось, что моему отцу наследовал брат, а ты только после братьев великим князем станешь. Готов поспорить, великие князья хотят порядок наследования изменить.

Мы, младшие братья, должны вместе не за латинское право наследования стоять, а за наше русское. Князь Владимир Святой был третьим сыном, а Владимир Мономах был сыном младшего сына. Оба они славно правили Русью. Не по порядку правителей выбирать надо, а по заслугам. Вот Дмитрий, хоть и брат мне, но посмотри. Он почти разорился, а я о своём княжении пекусь. Людей зря на смерть не посылаю. Кто из нас должен быть великим князем? Надо, чтобы великим князем становился наиболее достойный, а не старший в роду.

– Хорошие слова, Андрей, только силы у нас к этому приложить нет.

– Мы союз сейчас заключаем, а значит, силы наши растут. Я буду тебя поддерживать, а ты меня.

– Вот то-то и оно, Андрей. Ты сам говоришь, что править должны лучшие, потом про союз наш толкуешь. Поэтому и правим Русью каждый в своём направлении. Вот и поганые бьют нас из-за этого. Знаешь, что я думаю, князь? Нам лучше, чтобы был среди нас один князь и наследовал ему старший сын. Даже если он будет не очень умён, зато междоусобиц меньше станет. Не союзник я тебе в этом, Андрей. Я думал, что ты великого князя Ярослава во всем поддерживаешь. Не прав был.

– Дело твоё, княжич. Только если сам о судьбе своей не позаботишься, то быть тебе не великим князем Смоленским, а, как брат мой старший Василий, боярином у младшего брата.

– Лучше уж боярином, чем кровью Русь залить. Доказывая свою особенность, ты предлагаешь после смерти каждого великого князя реки крови пускать.

Андрей и Константин спорили горячо и ярко. Андрей на секунду замолчал, чтобы собраться с мыслями, а затем продолжил:

– А сегодня что происходит? Идиоты повели под Раковор столько людей! И для чего? Чтобы кровью русской поля пропитать. Пока слабоумные, но старшие по роду будут править нами, так и будет кровь попусту литься.

– Вот видишь, князь, ты тоже говоришь, что кровь будет литься. В любом случае. Поехали к дому, а то к обеду не успеем. Завтра я стану тебе братом и этому рад, но союзником против Руси я тебе не буду.

– Посмотрим, княжич, не зарекаются раньше срока.

Евдокия и Константин Ростиславович

Венчались дочь Александра Невского и смоленский княжич со всей доступной торжественностью. Славный пир был устроен в тот день на радость переславцам. Много бочек с хмельными напитками выкатили дружинникам. Десятки скоморохов веселили люд. Многие попали и на пир княжеский. Великий князь Ярослав был за отца княжне Евдокии, а Глеб Ростиславович Смоленский – за отца своему младшему брату.

После праздничного пира княжна Евдокия Александровна и княжич Константин Ростиславович, как и положено, уединились. Оставшись наедине, они сели на застланную постель. До того как они стали супругами, они виделись несколько раз и даже два раза разговаривали. Конечно же сейчас они были абсолютно чужими друг другу людьми. Молодые не знали друг о друге ничего за исключением того, что пели и сказывали на каждом перекрёстке. Но это в основном было посвящено не им, а их родителям.

– Княжна Евдокия Александровна, – соблюдая все приличия, важно начал Константин Ростиславович, – какой прекрасный был пир.

Княжич понял, что сказал глупость, и покраснел. Просто он совершенно не знал, о чем можно ему говорить с Евдокией. Их союз был политическим договором, который неясно ещё было, как будет работать.

– Да, княжич Константин Ростиславович, пир был чудесным. Когда мы получим удел, то сможем тоже проводить подобные пиры на радость нам и простому народу.

– Зачем нам это? Пиры разоряют казну. И не получу я никогда собственного удела. Да и не лежит у меня сердце править. Слишком много беззакония совершить придётся. С детства хотел я служить простым ратником в дружине и кровь свою проливать за Отечество. Или же думал уйти в дальний монастырь и посвятить жизнь свою Господу.

От этих слов Евдокию аж передёрнуло. Как это не лежит душа править? Он что, и просить удела себе не намерен? Понятно, почему у него, брата великого князя Смоленского, даже захудалого удела не было.

– Княжич Константин Ростиславович, – соблюдая приличия, продолжила разговор Евдокия, – но ведь теперь мы стали одним целым и должны думать не только о себе, но и о наших будущих детях. Поэтому нам нужно всё же получить удел.

– Зачем он нам, княжна? Разве не сыты мы? Разве не хорошо нам сейчас? Если у нас появится удел, то мы должны будем вместо того, чтобы думать о себе, мысли свои только о нём и думать.

Евдокии от этих слов и вовсе захотелось заплакать. Ну и жениха братцы ей подобрали! Может, и вправду этот младший сын из рода Ростислава должен был посвятить себя служению Богу, а не брак заключать. Здесь, в миру, надо за каждый клочок земли бороться.

В комнате вновь повисла тишина. Казалось, им и говорить больше не о чем, ведь они оказались настолько разными, что и вообразить было невозможно.

– А тебе такой смертный грех, как зависть, незнаком? – осведомилась Евдокия, которая испытала большое разочарование по отношению к своему супругу. Ей всю жизнь снилась великокняжеская власть, к которой она готова была привести своего мужа. Нередко, думая о муже, видела она в его образе седого старца короля или даже иноверца татарина, но не этого совершенно не амбициозного княжича.

– Знаком, княжна, – ответил Константин, – а ты зачем спросила об этом?

– А затем, что ты гордыню свою возвеличиваешь. Мне с тобой в аду гореть не хочется!

– С чего взяла ты, что я гордыню свою тешу?

– Да с того, что от креста своего отказываешься добровольно, думая, что ты этим дело благое делаешь. Ты просто боишься, что у тебя не получится, и поэтому не стремишься даже малого удела получить.

По всей видимости, Евдокия попала в самую точку. Княжич опустил глаза и долго молчал.

– Мы должны вместе молиться!

– Да, княжич, чтобы Бог вразумил нас, как удел получить.

– Нет, не об этом! А о том, чтобы Он смирил гордыню мою.

Княжна Евдокия горько заплакала. Она готова была быть верной супругой даже седому старцу, но этот с виду привлекательный человек, который стал ей мужем, совсем не походил даже на образ, который долгими часами выдумывала она для себя.

– Красавица моя, что ты плачешь? Обидел я тебя чем-то?

Евдокия, даже когда плакала, не теряла рассудка. С детства княжна привыкла достигать своего и никогда не останавливалась, на какие бы преграды ни наткнулась.

– Плачу о душе твоей, милый мой супруг! В гордыне своей ты не хочешь узреть креста своего, того, что по праву крови на тебя Господь наш возложил. Ты должен бороться за власть и не имеешь никакого права уйти от долга своего!

Княжич Константин ничего не сказал своей супруге, но Евдокия поняла, что она нашла к нему ключик. Княжич задумался и поставил под вопрос свои принципы, а значит, скоро может и мнение своё изменить.

Довмонт

К псковскому князю Довмонту прибыл воин из дозора. Ратника ввели в палаты князя. Весть, которую он принёс, не могла не заинтересовать Довмонта.

Ратник склонился перед князем и встал на одно колено. Видно было, что скакал он весьма поспешно, а значит, и новость была крайне важной.

– Князь, – обратился он к Довмонту, – меня зовут Никола, а прислал меня Константин Глыба, воевода твой, что дозорных людей по землям рассылает. Мы заехали на земли, нам не принадлежащие, так как узнали от скоморохов, что там остановился крупный отряд ливонцев. Скоморохи сказывали, их там не менее нескольких тысяч. Мы с товарищами проскакали туда, и вот что мы увидели. Ливонцев и вправду там было примерно две тысячи, и это только ратных людей, а помимо них ещё и невооружённых примерно столько же. Они там решили основать город, а это всего в нескольких вёрстах от границы.

– Накормите его и дайте отдохнуть, – распорядился Довмонт. – Спасибо, Никола, что проявили бдительность.

Довмонт, отпустив гонца, приказал собрать бояр. Торговые люди Пскова не очень спешили на зов своего князя. Тогда князь Довмонт распорядился, чтобы ударили в вечевой колокол.

Псковский люд поспешно стекался на площадь. Спешили туда и бояре, которые не хотели пропустить вече. Князь собрал народ. Князь, который, несмотря на то, что по рождению не русский, на поле боя доказал свою любовь к Отечеству.

– Вольные люди Пскова! – обратился Довмонт к вече, – не могу я добиться, чтобы бояре являлись по первому моему зову, так как у них много дел торговых и прочих. Поэтому я позвал вас, так как не терпит это дело. Латиняне строят прямо на границе с нами укрепление. Ежели промедлим, то вскоре ливонцы будут у нас прямо под сердцем сидеть. Оттуда они смогут в любой момент под стенами нашими оказываться!

Народ загалдел, давая понять, что это очень не любо и что не хотят они ливонцев под сердцем иметь.

– Люди Пскова! У меня тысяча ратников, если мы соберём ещё тысячу и посадим их на коней, то я уничтожу врагов. Идти мне на ливонцев?

– Иди, князь-батюшка! Гони латинян с земель наших!

Радостно кричали псковские жители, а кто-то и вовсе хотел сам пойти с князем на латинян. Однако бояре недовольно смотрели на князя, так как выходил он из их подчинения. После вече к Довмонту подошёл Пересвет Васильевич, тот, у кого литовец останавливался, когда только прибыл в Псков.

– Ты круто берёшь, князь, – степенно обратился он к Довмонту, – такие вопросы сначала с боярами решать надо, а уж потом на вече людей собирать.

– Так я дозваться вас не мог. Вы люди торговые, а мне ратные интересы блюсти надо. Если латиняне построят там крепость, то мы всегда под ударом будем. Каждый день, который мы будем здесь в Пскове просто сидеть, они будут стены строить, а после выкурить их оттуда дорого стоить нам будет.

– Ты, конечно, в своём праве, князь. Но только помни, что мы, бояре псковские, как позвали тебя на княжение, так и указать на выход можем.

– Не вы меня князем сделали, а люд Пскова, ему служить и буду. А тебе, боярин, скажу, чтобы ты и другим передал, что только искренне любя земли свои, можно достичь на них процветания. Коли появятся здесь латиняне, то и торговля, и промыслы из рук ваших к ним уйдут.

– Не серчай, князь. Я на твоей стороне, – не стал спорить и угрожать Пересвет Васильевич, – а чтобы впредь не было подобного, мы выберем из людей именитых пять человек, которые всегда будут по зову твоему приходить, и будем меняться. Так ты и наши интересы блюсти будешь, и свои ратные.

– Добро, боярин! Выбирайте. Мне сейчас людей в поход вести надо. Как вернусь, если сподобит Господь, то и скажете, кого выбрали, а нет, так лихом не поминайте.

Боярин Пересвет конечно же понимал, что много уже власти у князя. И с каждой победой будет становиться всё больше и больше, а значит, скоро он и вовсе мнение их перестанет слушать.

Под покровом ночи

Под покровом ночи встретились возле леса два человека. Оба были неприметными и выглядели, как типичные странники, которые ездят по землям и предлагают свои умения. Но они были не странниками, а очень даже важными господами. Только знали про это немногие.

– Господин, мы так и не нашли никаких его следов. Этого скомороха не видели ни в одном из городов Руси. Он словно сквозь землю провалился. Голуби принесли мне вести только о том, что видели его последний раз в Новгороде перед пожаром.

– Ясное дело, что он не простой скоморох, и найти его нелегко будет, но без него мы не сможем обвинить великого князя в поджоге и поссорить с новгородцами.

– Господин Август, может, попробуем надавить на Михея через семью? Например, через жену.

– Ни в коем случае. Наш хозяин не одобрит подобное. Мы должны выловить его, а не заставить совсем скрыться. Михей-медопей – не простой скоморох. В прошлом он ратник и друг Ярослава. Об этом нас предупреждал наш хозяин.

– Послушайте, Август, он же ещё отрок безусый. В случае чего, мы легко проведём его.

– Не знаю, своим ли умом он мыслит, но про пожар он узнал без нашей помощи. Ты когда-нибудь разговаривал с этим простым отроком? Нет. А я разговаривал. Говорю тебе, он видит всё насквозь. Когда его ум станет умом взрослого мужа, то увидишь, он кровью зальёт всю округу.

– Август, это случится очень нескоро! Наш настоящий хозяин, тот, что сидит в Риме, увидишь, закрепит на Руси свою власть. И я не думаю, что этот князёк будет представлять для нас опасность. Какой он в очереди на великое княжение? Третий или четвёртый. Это если его старшего брата считать. Просто этот цветок не успеет распуститься, и всё. Господин, что передать в Рим?

– Скажите, что мы смогли начать игру с двумя князьями и, возможно, скоро сорвём плоды нашего труда. Новгородская земля, как спелое яблочко, упадёт в руки Его Святейшества.

– Его Святейшество предупреждает вас, чтобы вы не сделали ошибок, которые произошли с Даниилом Галицким. Князья из рода Рюрика, рождённые и воспитанные в православии, не должны становиться правителями. Их можно использовать только друг против друга.

Ночь позволила этим всадникам разъехаться, и никто не узнал бы об их разговоре, если бы не один очень интересный момент, который случился буквально через несколько минут.

Август, отъехав подальше от места, где он встречался со своим агентом, спешился и стал готовиться к ночлегу. Словно из воздуха перед ним возник неизвестный ему человек.

– Кто ты такой? – приветливо спросил его Август. – Подходи к костру и погрейся. Ночью всегда зябко.

– Спасибо, Август. Только я не греться сюда пришёл, а предостеречь тебя кое от чего.

Август тут же вскочил и обнажил меч.

– Кто ты такой? Ты следил за мной?

– Нет, это ты ищешь меня. Так давай поговорим.

– Ты Медопей?

– Ну, можно и так сказать. Что ты хочешь?

Август немного успокоился. Если Михей не убил его сразу, значит, он не имеет подобных намерений, к тому же они служат вместе одному господину. Или, точнее сказать, великий князь – один из тех, кому они служат.

– Мы вместе служим одному князю и могли бы объединить наши усилия. Мне всегда приятно иметь дело с профессионалом.

Михей внимательно смотрел на Августа, отмечал про себя, что этот человек только с виду кажется таким слабым. Кисти Августа привыкли к оружию, а одежда не стесняла движений. Обувь его была на мягкой подошве. Оружия на виду Август не держал.

– Ты не этого хочешь, Август. Ты сам сказал, что я профессионал, так что давай сразу перейдём к делу.

– Князь, которому мы служим, лютый зверь! Ты, Михей, знаешь это. Что это за человек, который приказал сжечь собственный город!

На лице Михея не дрогнул ни один мускул, словно всё, о чем говорил этот человек, не имело к правде ни малейшего отношения.

– Я служу тому, кто несёт мир и свет Господа на земли. Если ты станешь служить ему вместе со мной, то он даст тебе вдвое больше, чем всё, что дал тебе князь. Что ты хочешь?

– Я хочу, чтобы Русь не досталась таким, как ты!

Сказав это, Медопей обнажил кинжал. Правда, Август тоже оказался не промах, и в его руках тоже заблестело оружие.

– Ты, Медопей, знаешь, что тебе со мной не справиться!

– Как и тебе со мной! Убьёшь меня, и моя тайна навсегда умрёт вместе со мной!

– А почему ты думаешь, что мне нужен именно ты? Сойдёт любой, кто решится рассказать о злодеяниях великого князя. Для этого нужны деньги.

– Но меня знают по всей Руси и видели перед пожаром в Новгороде. Скажи, почему мне не убить тебя, если ты не сможешь убить меня?

– Если умру я, то умрёт и великий князь. Он станет ненужным. Не я, так другой кто-то покончит с ним. Русь либо примет латинскую веру, либо исчезнет. Мне жаль, Михей, но такие, как ты, только ускоряют её исчезновение.

– Август, мы расстанемся, но помни, что я слежу за тобой, и не ты здесь ставишь сети, а на тебя их ставят. Привет тебе от Андрюши. Он сказал, что до поры ты делаешь всё верно.

Сказав это, Михей растворился во тьме. Август бессильно повалился на траву. Ну и русские. Как вообще здесь можно хоть чего-то понять. Он уже не раз работал при дворах западных герцогов и королей под разными личинами, но только здесь он понял, что ничего не знает о своём ремесле.