Текст книги "Тёмные времена. Наследники Александра Невского"

Евдокия Александровна и Андрей Городецкий

Наступала осень, и вновь дороги раскисли. Княжна Евдокия Александровна вместе с супругом своим Константином Ростиславовичем следовала в Городец к своему брату Андрею. Официально ехала она туда потому, что ей необходимо было согласовать с ним некоторые вопросы, касающиеся её приданого. Андрей Городецкий должен был выделить ей несколько посёлков в своей земле или дать деньгами их цену. Таково было распоряжение по этому поводу покойного отца их, великого князя Александра Невского.

Андрей встречал свою сестру с почётом. Её супруга он обнял словно брата, и вместе с ними поехал в город. Городец при Андрее расцветал. Город разросся и окреп. Подлатаны и восстановлены были крепостные стены. На улицах было многолюдно. Народ радостными криками встречал своего князя.

– При тебе удел твой просто расцвёл, брат, – сказала Евдокия, – я думала, что Городец – это забытый Богом городок на окраине Руси, а ты из него хочешь жемчужину сделать.

Не могло от Евдокии укрыться, что и дружинники у Андрея вооружены превосходно, куда лучше, чем у Дмитрия.

Несколько дней Евдокия с братом ни о каких серьёзных делах разговоров не вела. Андрей с Константином, её супругом, отправились на охоту и задержались там почти на неделю. Зато, когда они вернулись, настало время перейти от слов к делу. Конечно же Евдокия проделала этот путь вовсе не для того, чтобы получить из рук своего брата несколько посёлков или средства за них.

Евдокия рассчитывала на куда большее, чем просто приданое. Её встреча с Андреем произошла на следующий день после возвращения с охоты.

Брат с сестрой остались наедине. Разговор начал Андрей Александрович. Парню было почти четырнадцать лет, но по поведению ему можно было дать все тридцать.

– Ну, дорогая сестрёнка, хочу спросить тебя откровенно, зачем ты сюда приехала? Ведь точно не для того, чтобы я тебе выдал компенсацию за твои посёлки.

– То есть земли ты мне не дашь?

– Нет, конечно. Я сам земли у бояр скупаю и раздавать их не могу. Княжество моё – не самое сильное на Руси. Только если всё оно под моей властью будет, то хоть чего-то будет стоить.

– Я уже заметила, что ты тут не сидишь сложа руки. Люди у тебя сытые и довольные. Город растёт. Хочу с тобой не об этом поговорить, братец.

Андрей насторожился. Евдокия под личиной скромности всегда скрывала огромные амбиции. В этом они были не просто брат и сестра. В амбициях они были словно две капли воды.

– Ну что ж, сестрёнка, давай поговорим. Как тебе муж?

– Человек неплохой, Андрюша. А кто выбрал мне его?

– Дима. Будь моя воля, я бы тебя в дальний монастырь сослал, сестрёнка.

– Как жестоко ты со мной поступить хотел, Андрюша. Скажи, а почему?

– Что ты хочешь, Дуся? Ты ведь не просто так сюда приехала?

Евдокия некоторое время помолчала, собираясь с мыслями. По поводу Андрея она никаких иллюзий не питала. Братец отстаивает только свои интересы. Но их интересы могут совпадать. Главным будет убедить его в этом.

– У меня новости из Литвы, братец, и весьма дурные. Шварн Даниилович был отравлен. К власти в Литве пришёл язычник Тройден.

– А меня это каким боком касается? Я далеко от Литвы. Мне на татар глядеть нужно. Вон баскак владимирский у меня тут поселился. Живёт, как боярин, и попробуй ему уважение не выскажи. Литва меня не заботит.

– Тебя она пока не заботит. А что скажешь, если я тебе сообщу, что Дмитрий, братец наш, ищет жену себе среди Даниловичей? Не ровен час, начнёт он борьбу за Литовский стол. К тому же, сказывают, дружит он с Довмонтом Псковским. Если Дмитрий Литву займёт, то и Владимир станет его. Любит народ его за храбрость.

– А мне-то что с того? – спросил Андрей сестру. – Эти споры Городца не касаются. У меня свои враги. А если Дмитрий хочет Литву получить, то Бог ему в помощь.

– Увидишь, брат и твой удел заполучить захочет.

– Не, Дуся, ты меня в войну или ссору с братом не втягивай. У меня своя голова на плечах. Ты лучше скажи прямо, что ты хочешь от меня?

– Хочу, чтобы ты потребовал от Дмитрия, чтобы он дал мне удел.

– Это по какому праву?!

– Ольга ведь княжила! И я хочу. Буду твоей союзницей. Если мы вместе потребуем, то он даст!

– Знаешь, Дуся, я тут с братом моим названым поговорил, с супругом твоим. Он удел не хочет. А ты желания свои поумерь. Детей рожай, а не на княжества заглядывайся. Если мы делить уделы и на дочек станем, то и вовсе Русь на деревни распадётся.

– Зря ты, Андрюша, меня всерьёз не воспринимаешь и слова мои мимо ушей пропускаешь. Дмитрий – вот главная для тебя опасность, а мы могли бы с тобой вместе объединить усилия.

– Только я князь, а ты княжна. И у меня сила, а у тебя зависть бессильная. Дай тебе волю, ты и вовсе Русь на куски разорвёшь. А её объединять надо. Нет, Дуся, я тебе не союзник, как супруг твой не союзник мне. Было время, я ему уже предлагал союз. Он отверг его. А если внутри твоей семьи нет согласия, то как мы с тобой договариваться будем?

Княжна Евдокия, полная злости и желания отомстить, покинула Городец и своего братика. Её амбиции были уничтожены этим браком. Ох, постарались братья! Может, и впрямь лучше в монастырь было пойти, нежели с таким мужем жить, которому совсем власть не нужна?

Сребролюбие Ядвиги

В Городище в Новгороде шумные праздники не умолкали. Наместник Юрий Андреевич словно совсем совесть потерял. Он только и думал что о праздниках и гуляниях. Скоморохи просто жили в палатах князя. Посадник Павша Ананьевич не раз приходил к Юрию и хотел держать с ним совет по поводу того, не стоит ли тысяцкого Кондрата, тело которого так и не было обнаружено и выкуп за кого так и не попросили, признать мёртвым. Это означало бы, что нужно выбрать нового тысяцкого.

Наместник Юрий под влиянием этой литовской распутницы совсем перестал быть похожим на человека. Всё время видели его во хмелю. Словно не князь православный, а язычник, князь творил срамные вещи. У Юрия и Ядвиги появилась целая компания развратников и пьянчуг, которые расточали имение князя на потехи.

– Ты княсььь… ыды и вáзьми своя… Боярььь не бойсьььь…

– А не боюсь я их. Я князь Суздальский и потомок самого Рюрика! Во мне кровь Святослава Неистового! Я им устрою сейчас!

– Вотьь… это ты как княсьььь говáрить… Нетьь не какьь княсьь, какьь кáрольь…

– А захочу, и вовсе Перуну кланяться буду! Возьму и капище открою. И тебя в жены возьму.

– Нетььь… Сначáль… стань кáролемььь… У боярыня… Никифóря… многа… сребра…

– Вот пойду и возьму с него серебро. Я иду в поход на него!! – смеясь, пьяным голосом закричал Юрий и вышел из комнаты на люди совсем голым, словно безумец, под лающий смех своей возлюбленной.

– Братья, – обратился князь к срамникам и развратникам, которые собрались в его тереме и предавались свальному греху, одетые, словно язычники, и раскрашенные, как птицы заморские, – ваш князь идёт в поход! Пошли со мной на боярина Никифора! Моя госпожа желает этого!

Паскудники встретили это радостным криком и начали натягивать на свои тела одежду.

– Принесём серебро нашему повелителю! – закричал один из поганцев. – Спасём душу боярина Никифора! Ведь их Бог велит им в бедности жить!

На секунду кольнуло внутри у Юрия, когда он имя Господа услышал. Но не могло секундное чувство остановить разгула его страсти. Лишь только большой глоток мёда хмельного испил Юрий.

Весело и со смехом разряженные паскудники вышли на улицу и вскочили на коней. Немало и девок развратных вместе с ними пошло. Не стыдясь, они запрыгнули на коней, показывая всему люду постыдные места. Ядвига осталась ждать, когда к ней, словно к царице, приволокут ни в чем не повинного боярина Никифора.

Ядвига, когда Юрий уехал, вошла в комнату, где она развратничала с Юрием, и вскрикнула. За столом сидел человек в капюшоне.

– Привет, Ядвига, – сказал он на латыни, – неплохо стараешься.

– Как мои дети?

– Живы пока. Когда в Новгороде бунт вспыхнет? Наши воины уже выступили и идут к Пскову.

– Август, я делаю всё возможное! Но если Юрию давать больше дурманного настоя, то может и сердце его остановиться. Нельзя увеличивать дозу, к тому же он и так ведёт себя, словно его бес опутал.

– Придут послы из Пскова за помощью. Если князь их не примет, то посадник может сам их принять. Пусть Юрий выслушает их и помощь пообещает. Но войско должно выйти из Новгорода не раньше зимы, чтобы мы сумели взять Псков.

– Хорошо, Август. Больше не приходи сюда. Если нас увидят вместе, то у меня могут возникнуть проблемы.

– Прощай, Ядвига, и поторопись. А, и ещё кое-что. Михей не помер, как мы думали, а, словно змей, укрылся где-то.

В глазах Ядвиги сверкнул неподдельный ужас.

– Он убьёт меня! Он знает меня в лицо, знает, кто я такая!

– Конечно, знает. Твой фокус, который ты провернула с королём Миндовгом, был очень эффективным и принёс немало земель Ордену. Литва до сих пор не столь стабильна. Если ты и здесь развяжешь кровопролитие, то, я думаю, Его Святейшество простит все твои грехи. Старайся, Ядвига. Новгород должен погрязнуть в междоусобицах. И поспеши, пока в комнате своей не увидела Михея.

Невеста Дмитрия

Алексей Перо вернулся в Переславль только в конце осени. Ближник переславльского князя посетил двор короля Галицкого Льва и князя Волынского Василько, но там найти достойную невесту для своего князя не смог. После он обратил внимание на Луцк, где княжил сын короля Даниила Мстислав.

Посланника переславльского князя в Луцке приняли без особых почестей, но за стол пригласили. Место выделили достойное, но не самое близкое к князю. Что говорить, но связи между Рюриковичами рвались всё быстрее. Казалось, что Мстислав Даниилович уже не от родича предложение о браке собирается рассматривать, а от иностранного государя. Всё это произошло после того, как ослабла великокняжеская власть, а Русь попала в зависимость от татар.

Князю Мстиславу Данииловичу было чуть больше тридцати лет. У него было трое детей: сын Даниил и две дочери – Анна и Мария. Мстислав Даниилович Луцкий знал свой вес в мире и понимал, что он, конечно, не самый сильный князь на Галицкой Руси. Но и последним себя считать он не собирался.

После трапезы он позвал Алексея Перо поговорить наедине. При общении без посторонних Алексей сразу понял, что Мстислав Даниилович немало польщён таким вниманием к нему со стороны потомков Александра Невского, князя, которого даже в совсем другой части Руси и чтили, и помнили, и гордились родством с ним.

– Скажи мне, Алексей, – обратился Мстислав к посланнику переславльского князя, – а сколько лет сейчас Дмитрию?

Алексей Перо не знал, зачем спросил его князь Мстислав о возрасте переславльского князя, ведь не мог же он этого не знать! Но спустя секунду понял, что мог. Сильно порвались связи между княжествами. Уже и не знают, сколько лет кому.

– Князю моему девятнадцать лет исполняется.

– Возраст достойный, самое время жениться. А ты на кого глаз положил, на Анну или на Марию?

Мария была старше. Ей уже исполнилось шестнадцать, а вот Анне было всего четырнадцать.

– Анна мне приглянулась, её за князя и сватаю.

Внешне Анна была куда привлекательнее своей сестры, которую природа красотой не наградила. Зато младшая сестра была явно более грубой, а вот Мария была куда более приветливой.

– Для брака Мария подходит больше, да и старше она. Но настаивать не буду, так как у меня к обеим дочерям сватаются. Значит, князь Дмитрий Александрович ищет союза с Данииловичами? Сразу скажу, воевать я сейчас ни с кем не намерен.

– Князь, – ответил Алексей Перо, – хоть я во все помыслы своего князя и не посвящён, но мыслит он, что если соединить два великих рода Данииловичей и Александровичей, то Русь от этого сильней станет. Хоть взоры наших государств и обращены в разные стороны: ваши на Запад, а наши на Восток, этот союз не даст Руси совсем распасться. Так как дети, рождённые в этом браке, будут и Галич любить, как родину матери, и Владимир, как родину отца.

– Ты красиво говоришь, Алексей, только это всё слова. Но смысл я понял. Дочери моей четырнадцать лет от роду, и выдать её замуж время подходящее. В приданое за неё дам десяток строевых коней да два воза рухляди, но взамен попрошу торговый договор, чтобы купцы мои без пошлин торговали в тех землях, где супруг и дети дочери моей княжить будут.

– Ну, раз так, то тогда и наши купцы должны в землях твоих торговать без пошлин.

– Добро, Алексей. Заключим вместе с книжниками грамоту и не нарушим её.

– Князь жениться зимой приедет. В грамоте также укажем, что вы не выдадите Анну замуж и не обещаете её никому другому до весны.

– Умный ты парень, Алексей. Скажи, а если я тебе жалованье платить стану, будешь за дочерью моей приглядывать, чтобы, в случае чего, обо всем мне сообщать? Ну, ты понимаешь, о чём я говорю.

Словно от змеи, отшатнулся от князя Мстислава Алексей.

– Не проси меня, князь, о подобных услугах. Княгиню я и так защищать буду до последней капли крови, а доносить не стану. Не проси. Ни за деньги, ни за что.

– Повезло, значит, твоему князю и Аннушке, что им такой, как ты, человек служит. Но подарок от меня всё же прими. Вот дарю тебе шелом золочёный. В таком, конечно, на битву жаль ехать, но рядом с князем покрасоваться подходит. В давние времена, ещё до разграбления Киева татарами, вся дружина великого князя Киевского, когда брани не было, в таких вот шеломах ходила. Теперь немного их на Руси осталось. Ещё хочу сказать, что хоть и не для битвы шелом сей предназначен, но удар выдержит не хуже обычного. Носи его, Алексей, и служи моей дочери и мужу её будущему.

– Век помнить вас, князь, буду! – сказал Алексей и с трепетом принял из рук князя шелом, который ему предназначался.

Подарок был действительно достоин князя. Такой шлем очень дорого стоил и раньше, когда ещё были на Руси мастера, умеющие подобные вещи создавать, а теперь и вовсе цена его была огромна.

Под Изборском

Воинство ландмейстера Тевтонского ордена в Ливонии Отто фон Роденштейна насчитывало более восемнадцати тысяч человек. Поскольку почти половина ратников имела тяжёлую броню, воинство двигалось очень медленно. Разумеется, воины шли не в доспехах, за исключением небольших отрядов конницы, которые ездили разъездами. Вместе с ратью тянулся огромный обоз с осадными орудиями и рыцарскими доспехами.

Дороги раскисли, и телеги, на которых везли всё необходимое, безостановочно ломались. Именно из-за этого воинство ландмейстера Отто двигалось очень медленно.

Однако некоторые отряды шли быстрее основных сил и должны были начать разорять округу, чтобы псковичи не смогли подготовиться к осаде. Под Изборском эти отряды оказались уже в середине осени. Немногочисленные, но отлично вооружённые и на прекрасных конях, они представляли немалую опасность. Велико же было их удивление, когда из Изборска в их сторону полетели стрелы.

Если не сломать защитников, то разорить округу Пскова станет невозможным. К тому же эта небольшая деревянная крепость, построенная на подступах к городу, по сути, была первой линией обороны. Командовавший отрядом комтур Рихард не оценил угрозы, которую могли представлять защитники Изборска.

Его отряд спешился всего лишь на расстоянии полёта стрелы от крепости и стал готовиться к штурму. Впрочем, ливонцы едва ли считали кучку крестьян, которые, по их мнению, защищали Изборск, достойными внимания. Быстро подготовив некое подобие тарана, ливонцы, закрывшись щитами, двинулись под стены Изборска.

Боярин Пересвет и боярин Никодим смотрели со стен на ливонцев.

– Смело идут, явно не ждут нас здесь! – сказал Никодим. – Вот будет для них подарок столкнуться с нами!

– Не говори, боярин. Но это только передовой отряд. Его-то мы сдержим, это точно. Жарко станет, когда основные силы подойдут со стенобитными орудиями.

– Это верно, Пересвет Васильевич.

Ливонцы подошли к стенам, потеряв всего одного воина. Все остальные стрелы вонзились в щиты. К великому удивлению ливонцев, ворота были открыты. Обнажив мечи, они вбежали в город, но, оказавшись внутри крепости, горько пожалели о своей беспечности. Десятки стрел залпом ударили по ливонцам, которые быстро постарались создать некое подобие строя. Стрелы летели со всех сторон. И спереди, и сзади. Ливонцы стали пятиться к выходу и смогли даже достигнуть ворот.

Те, кто не пал от стрел, жестоко ошибались, думая, что смогут спастись за стенами. Стоило ливонцам выйти из крепости, как сверху на них полилась смола. Первые пали мёртвыми, а те, кому посчастливилось выбежать, были сражены стрелой, так как отступали не строем, а просто бежали.

Защитники Изборска провожали убегающих ливонцев смехом, но все понимали, что это была не битва, а только первая встреча с врагами.

Спустя неделю под Изборском появились уже не передовые отряды, а основная сила Ливонского ордена. Боярин Пересвет степенно выехал навстречу врагам.

– Кто ты такой? – закричали ему ливонцы.

– Я воевода Пересвет Васильевич. Командую силами Изборской крепости. Хочу говорить с ландмейстером Отто.

Отто фон Роденштейн выехал навстречу Пересвету в полном доспехе и смотрелся нелепо на фоне русского боярина, у которого и оружия-то не было.

– Зачем звал меня?

– Я псковский боярин, и война мне вовсе не по нутру. Мне торговые интересы блюсти надо, так что хочу договор с тобой заключить.

– Раньше думать надо было. Это ты моих людей под городом побил?

– Нет, не я, а боярин Никодим. Он со мной вместе воеводствует в крепости. Я же говорю, что готов к переговорам. Мне жизни людей моих дороги.

– Твои предложения, боярин?

– Я сдам тебе крепость, но смогу вывезти всё своё добро. На это уйдёт неделя.

– Нет. День, и ты сдаёшь крепость.

– Два, ландмейстер. Иначе мне нет смысла в подобном договоре. У меня под рукой три тысячи воинов, и многие из них готовы стоять насмерть.

Боярин Пересвет соврал. На самом деле в Изборске было всего тысяча плохо вооружённых ратников и три сотни ополчения. Если Орден сразу пошёл бы в атаку, то смял бы защитников за несколько часов.

Отто фон Роденштейн задумался. Конечно же он мог смести крепость, стоящую на его пути, но без потерь тогда обойтись было бы невозможно. Желание сохранить своих воинов для штурма самого Пскова было сильнее, и магистр продолжил переговоры:

– Хорошо, боярин, даю тебе два дня на то, чтобы ты вывез своё добро. Куда повезёшь?

– К вам в Ливонию. На Руси места мне не будет.

Ландмейстер презрительно засмеялся.

На следующий день к вечеру из Изборска в сторону ливонцев выехали первые телеги. С одной из телег спрыгнул мужичок лет сорока, поклонился ливонскому воину и скинул шкуру с телеги, явив всем тела мёртвых воинов.

Ливонец схватил мужичка за шиворот и уже обнажил меч, но тот продолжал что-то кричать. Ливонец решил подождать лишать жизни этого человека и отвёл его к ландмейстеру.

– Вот, привёз нам целую телегу разлагающихся тел, – сказал ливонец ландмейстеру.

– Это боярин Пересвет Васильевич передаёт вам убиенных братьев ваших, чтобы вы похоронили их, как подобает воинам. Он отбил их у боярина Никодима, когда тот хотел их скормить псам.

– Где это в Изборске столько псов? – спросил ландмейстер, который вовсе не был доволен подарком Пересвета. – Или ты так жителей зовёшь?

– Боярин Пересвет велел кланяться.

– А где оружие павших воинов?

– Так его Пересвет завтра повезёт на своих подводах в Ливонию продавать. Часть того, что подороже, и вовсе хочет припрятать, чтобы вы не отобрали. Это я вам по секрету говорю.

– Как тебя, пёс, зовут?

– Колькой Твердославовичем. Но можно просто Бобром Выдровичем.

– Скажи, что завтра боярин твой вновь со мной встретиться должен. Вот тебе серебряная монета. Будешь доносить мне на своего боярина. Если службу сослужишь – озолочу.

– Слушаюсь! А как мне вас звать?

– Зови господином.

На следующий день Пересвет Васильевич выехал вновь на встречу с ландмейстером Тевтонского ордена в Ливонии Отто фон Роденштейном.

– Приветствую тебя, ландмейстер. Я послал тебе тела твоих воинов, убитых нечестивцами. Ты похоронил их?

– Спасибо, боярин. Но где оружие павших воинов и кони?

– Коней я продал в Новгород, а оружие поеду продавать в Ливонию, – нагло смотря прямо в глаза магистру, сказал Пересвет, – по поводу боевой добычи мы не договаривались.

– А почему подводы твои так и не поехали вчера?

– Так ведь я на них трупы тебе возил. Сегодня отмоют их, и повезу добро своё. Ещё два дня потребуется.

– Нет, вези сегодня.

– А как? Подводы от вони отмывают.

– Оружие павших воинов отдашь мне.

– За сколько?

– Ты, боярин, не забывай, с кем говоришь. За мной огромное воинство. Если будешь дерзить, то я просто сровняю крепость с землёй.

– Я не хотел вас обидеть. Просто мне, как человеку торговому, известна цена всего. Ладно. Завтра подводы с оружием направлю. Только тогда ещё два дня мира.

– Твоя взяла, боярин.

На следующий день случилось недоразумение. Подводы с оружием, которые прислал боярин Пересвет, были нагружены навозом, а на самом дне трудяги, которые разгружали навоз прямо посреди лагеря ливонцев, доставали пробитые и изрубленные кольчуги. По одной на подводе.

На следующий день ландмейстер Тевтонского ордена в Ливонии Отто фон Роденштейн вновь встретился с боярином Пересветом.

– Ты что делаешь, пёс бородатый? – едва увидев степенного боярина, закричал Отто. – Ты должен был привезти мне оружие павших воинов, а привёз навоз.

– Так ведь тайком действовал, – невозмутимо ответил Пересвет, – под покровом ночи подводы грузили. Среди защитников не нашлось ни одного идиота, чтобы навоз весь переворошить для проверки. Вот и свёз тебе то, что ценности для меня не представляет.

Ландмейстер был просто вне себя от ярости.

– Немедленно пришли ко мне людей, чтобы убрали всё! Где нормальное оружие и броня?

– Я его продаю.

– Что значит продаёшь, морда бесстыжая?

– Ну, я человек торговый, наживаться на торговле – это моя натура. Да не мелочись ты, ландмейстер. Навоз завтра уберём.

– И опять тебе два дня потребуется, чтобы вывезти своё имущество.

– Да, ландмейстер. Два дня. Ну и день, чтобы крепость сдать.

– Ты что, издеваешься надо мной, пёс?

– Нет. Просто у нас, людей торговых, дела именно так ведутся.

Наутро из крепости пришли три мужика, которые до поздней ночи грузили навоз и отвезли его чуть в сторону от ливонского лагеря. Зато разгружать его пришло целых двадцать мужиков.

– У русских никогда ничего не организовано, – презрительно бросил Отто, указывая на мужиков.

Наутро он уже, словно по традиции, встретился с Пересветом. Этот степенный боярин просто бесил его. В этот раз Пересвет был во хмелю и едва сидел на коне.

– Прости, магистр! Виноват!

– В чем вина твоя, пёс пьяный?

– Эти нечестивцы, которых я послал навоз вывезти из стана твоего, вывалили его как раз на том месте, где я распорядился похоронить твоих павших воинов. Это не тех, что я тебе прислал на подводах, а тех, которых сразу похоронили, так как они ценности для выкупа не представляли.

– Ты что, хотел мне моих мёртвых воинов продавать?

– Хотел, магистр!

– А что пьяный?

– Так Иванов день.

На следующее утро Пересвет Васильевич и Никодим Андреевич сидели за столом и попивали квас.

– Что думаешь, Пересвет, скоро у ливонцев терпение кончится?

– Не знаю. Они люди тактичные и к нам как к свиньям глупым относятся. Может, это и сыграет нам на руку.

– А думаешь, оружие нормальное отдавать ливонцам? Ну то, что в битве взяли.

– Да ну брось ты. Пусть лучше наши ратники его наденут. У нас и так почти все биться голыми руками будут.

Бояре на секунду задумались. Каждый день, что они выигрывали у ливонцев, мог стать для них последним. В это время в комнату, где находились бояре, вошёл воин со стены.

– Бояре, ливонцы строятся для штурма.

– Ну, вот и пришло наше время, боярин Никодим. Прости меня, что тогда в Пскове разорил тебя. Обиду не держи – дело торговое.

– А я и не держу, Пересвет Васильевич. Ты прости меня, что я тебя на смерть с собой потащил.

– Зато какая это смерть! Славная! За Русь!

Бояре поспешно надели кольчуги и вышли на стены. Вся мощь Ордена разом ударила по ним. Десятки специальных машин швырнули камни в стены Изборска, и бревна, сделанные из многовековых деревьев, сломались. Со всех сторон к Изборску побежали воины Ордена с лестницами. Атаковали и ворота мощным тараном. Казалось, сила эта должна мигом смести защитников. Но русские люди отважно стояли, и каждый метр давался ливонцам немалой кровью.

Пересвет Васильевич, понимая, что свою жизнь ему спасти не удастся, руководил обороной стен. Новые и новые волны ливонцев лезли на стены. Окружённый пятью противниками, Пересвет, не желая плена ливонского, принял смерть, порубив при этом не меньше трёх врагов.

Никодим Андреевич держал оборону в проломе, а после того, как ливонцы взяли стены, стал с боем пятиться в глубь города. У него уже было едва ли четыре сотни ратников, но и они, не сдаваясь, рубились с врагом.

– Сдавайтесь! – закричал один из предводителей ливонцев. – За храбрость и крещение по нашему обряду получите жизнь.

– Поджигайте крепость, – закричал Никодим Андреевич, – пусть латиняне, если хотят взять нас живыми, немного дымом подышат!

Город запылал. Ветер быстро превратил крепость в огромный костёр, из которого бросились бежать и ливонцы, и русские. Ландмейстер Тевтонского ордена в Ливонии Отто фон Роденштейн был в ужасе, когда увидел, что его люди бегут из горящего города, а их преследует горстка ополченцев. Конечно же эти люди ничего не решали, и Изборск пал, но в эти секунды ландмейстер позавидовал русским князьям, чьи люди за Отечество без страха готовы были отдать свою жизнь. О том, как они его дурили, выигрывая время, ландмейстер предпочитал не вспоминать.