Текст книги "Карта мира"

– Че собрались-то? – спросил Полифем, подходя. Крестьяне тут же зашумели, а сплошная стена пьяных лиц распалась на отдельные физиономии с разными гримасами – улыбками, выражением задумчивости или мрачного уныния – словно и не было секунду назад этой одинаковости.

– Тоже мне Аники-воины, – насмешливо сказал батько. – Солнце на полдень, а вы дурней страдаете. Ну-ка, стройсь на маневры! Чтоб через минуту были на нашей учебной поляне, в лагере, под стенами замка… Нехай маркиз устрашится, видя ваши ужимки и прыжки…

– Ну ты, Полифем, задрал своими маневрами! – плюнул долговязый мужик. – Мы ж землепашцы вольные, а не бандиты какие…

– Вы потому-то и вольные, что я, бандит, вас у маркиза отвоевал, – ухмыльнулся Полифем. – Давай-давай, тож мне енерал выискался. Гнидарь велел тренировками заниматься, пока его не будет.

– Гнидарь, Гнидарь, – ворчал долговязый. – Чтой-то давно его не видать… Разве пропал совсем, покинул нас? Хотя он человек тово, идейный, за нас горой…

– Да уж, не нам чета, – согласился Полифем. – Оттого и должны мы его наказ выполнять. А не водку жрать! – повысил он голос. – Маркиз вам бочки с водкой подкатил – а вы ему и благодарны. Он вам этак каждый день будет спирту присылать, а вы, мытари, и рады – и он рад: как сопьетесь совсем, так и кентавров за вами пришлет.

Крестьяне стали стыдливо переминаться с ноги на ногу, пряча глаза.

– Ладно, батько, твоя взяла: ща допьем и на маневры.

ГЛАВА 9
Дуэль

Если Рональд старался проводить свои дни с пользой для кругозора, то обитатели замка, чуждые интеллектуальных исканий, откровенно томились.

Было прохладно; в воздухе носились летучие мыши, преследуя невидимых комаров. Лукас и капитан Александр, по обыкновению, сидели на бревне после трудового дня. Капитан вконец умаялся, раздраженный непонятливостью и неуклюжестью вверенных ему солдат, Лукас, проигравший в карты не одну сотню золотых талеров, нервно подергивал плечами. Неподалеку бродил без дела Шамиль, еще один сарацин, бывший в услужении у барона и оттого не опустившийся, а, напротив, набравшийся барской спеси.

– Эх, время какое! – вздыхал капитан Александр, глядя на горящие неподалеку огни костров, вокруг которых весело и непривычно сыто горланили крестьяне, захватившие нынче богатый фураж. – Хоть и мерзок мне мужичок, а все равно чувствую, что прав он нынче: совести у нас не было, изъездили крестьян вконец. И чувствую в этом движении некую радостную для сердца весну! – признался он. – Термидор, сущий термидор![18]18
  Термидор – один из месяцев французского революционного календаря


[Закрыть]

– Кому термидор, а кому вишни цветут, – сказал Лукас, засовывая за ухо розу. – Надо срывать цветы удовольствия и делать из них гербарий – чтобы в старости было что вспомнить! Пойдем, Шамиль, поищем, кого бы сразить своей статью и красой наповал!

Они поднялись с бревна и побрели по лагерю: барон шел, стуча каблуками, как на параде, хотя ноги ставил вкривь и вкось; Шамиль был как-то осторожен, понимая, что в случае неудачного сбора «гербария» им могут и по шее надавать.

Они прошли несколько палаток и увидели Роксану.

У Роксаны было обыкновение ночью гулять по лагерю. Было это для нее вполне безопасно: крестьяне ее знали и любили – ведь никто в замке, даже Агвилла, по собственному гуманистическому почину лечивший их детей от кори и холеры, не был к ним так добр. Подобрав длинные юбки, она переступала через бревна, подходила к мужичкам, одаривала их драхмою, целовала в щечку крестьянок и совала пряники подбежавшим ребятишкам.

Увидев Роксану, Лукас круто завернул и направился к ней; Шамиль поспешал следом.

Барон забежал навстречу Роксане и сделал довольно затяжной поклон, преловко перепрыгивая с ноги на ногу, как козлик. Роксана непроизвольно отскочила назад, затем нерешительным голосом поприветствовала Лукаса.

– Какая дивная ночь! – воскликнул барон. – Воздух течет, как оршад, нимфы поют в лесах, бледная Диана восходит над горизонтом! Самое время срывать цветы удовольствия!

Роксана вспыхнула, однако заботливый полумрак скрыл краску на ее щеках.

– Эол играет на нимфах, тьфу, на флейтах! Борей дует с востока, Зефир с запада! Лучезарный Гелиос дремлет за горизонтом! Ах, какой запах! – барон сунулся длинным носом в направлении руки девушки, которую она тотчас отдернула.

Шамиль, видя, что друг его не может выбраться из лабиринта высокопарных восклицаний на прямую стезю рационального торга, решил вмешаться.

– Мы знаем, что некоторые девицы вроде вас, пользуясь своим невинным видом, между тем не гнушаются оказывать господам офицерам известного рода услуги, – начал Шамиль. – Мне кажется, и вы из их числа.

– Я не понимаю, о чем вы, – отвечала Роксана.

– Не понимаете? А, по-моему, я ясно выражаюсь! – вспылил Шамиль. – Нам нужно от вас небольшое одолжение интимного характера. Vous comprenez?

– Господа, по-моему, вы оба сошли с ума! – воскликнула Роксана, еще пуще покраснев и делая шаг назад, чтобы в случае чего убежать.

– Да как вы смеете нас отвергать? Вашу показную невинность оставьте для простаков вроде сэра Рональда! – вскипел Шамиль и, ища поддержки, глянул на барона. И остолбенел – барон, синея и краснея одновременно, надувался, точно переспелая слива. «Не послать ли за санитарами?» – пронеслось в голове у Шамиля, но в этот самый момент барон открыл рот и со всем презрением, на какое был способен, выпалил:

– Рас-пут-ная девка!

Роксана попятилась от неожиданности. В этот самый момент по щеке барона хлестнула сильная рука – да так, что он чуть с ног не покатился.

– Вы подлец, сударь! – сказал Рональд. – Вызываю вас на дуэль – сейчас же.

– Завтра же! – крикнул Лукас, утирая кровь, брызнувшую у него из прыща. – Хорошо-с! Скрестим шпаги-с!

– Скрестим, – подтвердил Рональд.

– Нет-с, не шпаги! – возопил барон, потрясая указательным пальцем. – Пистолеты-с! Пистолеты-с решат нашу судьбу-с, да-да, боле ничего!

– Прекрасно, – отозвался Рональд. – Я пришлю к вам моего секунданта.

– Присылайте-с! Не побоюсь-с! Шамиль, за мною…

Оба исчезли с быстротой молнии.

Рональд подошел к всхлипывающей Роксане и, неожиданно для себя самого, взял ее лицо в свои руки.

– Не плачьте, – сказал он. – Все будет хорошо.

– Хорошо? – поразилась девушка. – Хорошо?! Впрочем, вы, наверное, правы. Все будет хорошо.

Они помолчали. Роксана мягко покачала головой и высвободила ее из рук Рональда; рыцарь засмущался и спрятал руки за спину.

– И не страшно вам в этом мерзком месте? – спросил он, вздохнув.

– Страшно, – призналась девушка. – Но ведь это мой дом, другого я не знаю.

– Вы не были в Риме? – удивился Рональд.

– Никогда. Я и от замка-то далеко не отъезжала. Меня воспитала леди Эльвира, она была добра, как мать. Это теперь все поменялось…

– А раньше маркиз был другим?

– Другим. То есть он всегда был странный, пожалуй, негодный человек. Но раньше он как-то стыдился своих черных дел, что ли. А теперь ничего не стыдится и ни о чем не жалеет. Выписал из соседнего поместья этого отвратительного Лукаса, набрал непонятно где чудовищ – химер, мантикор, василисков… Мне только кентавры симпатичны, я общаюсь с некоторыми из них. Вот такой стал маркиз – с тех пор как жена сбежала, а его самого попытался убить родной сын, Гнидарь. Гнидарь был мне братом.

– А где он сейчас? – поинтересовался Рональд (он уже задавал девушке этот вопрос, но вдруг на этот раз она про говорится?)

– Этого никто не знает, – поспешно ответила Роксана. – Ладно, я пойду в замок, пожалуй.

– До свидания, – сказал Рональд.

– До свидания, – Роксана сделала несколько шагов в сторону, затем остановилась:

– Вы завтра будете драться из-за меня?

– Верно.

– Спасибо вам, – улыбнулась девушка.

И убежала.

Молодой рыцарь зашагал по той же самой дороге в тот же самый замок, злясь на себя, что не догадался предложить себя Роксане в провожатые.

Роса покрывала листья, воздух был на удивление морозным. Секунданты проверяли пистолеты, считали шаги, дуэлянты, молча, сосредоточенно, расхаживали друг против друга.

– Ну-с, господа, становитесь. Вы, сэр Лукас, вон туда, а вы, сэр Рональд, вот сюда. Пистолеты заряжайте сами, ибо и это – часть стрелкового искусства, – тоном школьного учителя произнес Агвилла. Шамиль ехидно хмыкнул.

Рональд зарядил свой пистолет мигом, Лукас долго возился, отсыпая порох из рожка, затем, сквозь узкое отверстие пытаясь отправить его на полку. Каждое движение занимало у него несколько минут. Держа пистолет в левой руке, а правой примеривая к отверстию полки воронку, скрученную тут же из бумаги, Лукас окинул присутствующих молодцеватым взглядом и – о чудо – вдруг начал читать стихи, подмигивая противнику и явно желая вывести его из себя:

 
– Вот пистолеты уж блеснули,
гремит о шомпол молоток,
в граненый ствол уходят пули,
и щелкнул в первый раз курок.
 

Вот по-о-о-рох струйкой сероватой, – тянул Лукас, хитро прищуриваясь:

 
– На полку сыплется, зубчатый,
Надежно ввинченный кремень,
 

ВЗВЕДЕН! – вдруг взвизгнул по-котячьи барон, срывая голос. Все вмиг поняли, что он страшно переживает относительно исхода дуэли и уже не держит себя в руках.

– Не угодно ли начать? – сухо спросил Рональд.

– Угодно, угодно, еще как угодно, – бормотал Лукас, но руки его ходуном ходили. Барон явно нервничал, он сыпал порох уже не на полку, а на землю.

– Подстрелю, как индейку! – вдруг крикнул он и спешно, не дожидаясь сигнала секундантов, поднял пистолет и пальнул в Рональда.

Рыцарь устоял на месте – а затем его организм принялся тестировать себя. Все это заняло доли секунды – и быстрее, чем Рональду успел скосить глаза вниз, он понял, что невредим.

– Начинайте! – крикнул его секундант, и Рональд не стал терять времени. Его рука совершила отработанное годами тренировок движение, ствол пистолета чихнул – и Рональд даже пулю увидел, из него вырвавшуюся.

Выстрел. Дым. Лукас падает, хватая ртом воздух. Два санитара тотчас уложили барона на носилки и понесли прочь.

– Куда, куда попал? – причитал барон. – Ради всего святого, куда?

– Эх, барин, сказал бы я вам, да неприлично как-то, – засмеялся санитар. – В самое яблочко он вам попал, куда уж точней…

– Отстрелил? – загробным голосом спросил барон, поднимаясь на носилках.

– Отстрелил, – мрачно кивнул санитар.

Барон без сил свалился на дерюгу и лишился чувств.

ГЛАВА 10
Лес волшебных зерцал

– Всех прошу вниз, на лужайку перед замком! Общий сбор, общий сбор! Чрезвычайное происшествие!

Рональд приоткрыл глаза и увидел… физиономию барона, заглядывавшую в двери.

– Сэр Рональд, вас это тоже касается! – визгливо про возгласил барон, и рыцарь почувствовал страшную брезгливость: пара дней прошла с их дуэли, а Лукас, потерпевший невосполнимый ущерб, уже не только разговаривал с ним, но и старался заискивать. Брезгливость касалась, разумеется, всего рода человеческого, в своем поведении руководствующегося извечным уважением к насилию.

Выглядел барон, прямо сказать, неважно. Даже усы его уже не стояли торчком, а змеились вниз по щекам.

– Сейчас, сейчас, – Рональд стал спешно одеваться.

Перед замком собрались все обитатели замка и деревни. Мужики шумели, двигаясь всей толпой, словно громадный бурый медведь почесывался. Маркиз потирал виски и бледное чело.

– Что случилось? – спросил Рональд у Агвиллы.

– Труп в лесу нашли. Какая-то крестьянка. Убийство.

В центр круга, образуемого стоящими, вышел Лукас.

– Я шел по лесу, гонимый судьбою, – начал он. – И вдруг – о Марс и Венера! – вижу: под ногами моими набросан дерн, точно клад в землю зарывали. Я нагнулся – смотрю: из земли торчат пальцы…

Толпа ахнула.

– Да-да, судари мои, пальцы-с! – вскричал барон, довольный произведенным эффектом, – Я принял это, так сказать, последнее рукопожатие несчастной женщины, так и не сорвавшей, должно быть, в своей жизни цветов удовольствия. Кто-то удушил ее, бедняжку, удушил, когда она гуляла по ночным садам, одна, совсем одна… Стыд и позор злодеям! Прощай, невинное и безымянное дитя, прощай навеки – и если – ах! – есть в свете место, именуемое раем, то в сияющем чертоге, там, мы воссядем с тобою – и все будем в тельняшках…

После этой пространной речи он сел, глубоко взволнованный и покрасневший.

Рональд стоял, как статуя, не в силах пошевельнуться. Ие-гуда посмотрел на него строго и одновременно ободряюще.

– Знаем мы, кто это сделал, – мрачно сказал долговязый крестьянин, сын старосты. – То ведьмы. В лесу они обитают, едрить их душу.

Толпа загудела площадной бранью.

– Я знаю, где находится их избушка! – крикнул маркиз. – Я выследил их!

Мужики недоверчиво хмыкали, косясь на их бывшего сеньора.

– Я был несправедлив к вам… – произнес маркиз. – Я был жесток и неправеден. Но всему под солнцем свое время – теперь я прошу у вас прощения!

Он пал на колени. Между юбкой и ботфортами удивленная толпа увидела кусочек красных фильдеперсовых чулок.

– Да ты что, барин! – махнул рукою сын старосты. – Не звиняйся, мы перед тобою тожа крепко виноваты, непочтительны были…

Толпа согласно замычала.

– Простим друг друга! – воскликнул сэр Альфонс. – И я, и вы – мы все желаем избавить мир от страшных порождений зла! Каюсь, я сам баловался созданием разного рода монстров, но тех тварей, что не дают покоя всей округе, создал не я. Они явились по попущению сатаны, как о том справедливо говорит Святая церковь. Мы избавим от них мир и будем жить в счастье и благоденствии.

Толпа радостно загудела.

– Блин, ну дурачье, – зарычал Полифем. – Вы что, не видите, что он вас же под монастырь и подведет? Неделю назад вы не с ним, что ли, воевали?

Но голос его потонул в вопле толпы:

– Даешь! Ведьм – в печку! Землю – мертвецам! Воду – рыбакам и рыбкам! Жратву – крестьянам!

– Я сам поведу вас, я, дерзкий гонфалоньер страсти! – восклицал маркиз.

– Дерзкий гон… – что? – полюбопытствовал Иегуда.

– Гонфальоньер – это знаменосец, итальянское словцо, – пояснил маркиз. – За мною, мои верные крестьяне!

Рональд окинул толпу взглядом и удивился: а где же мертвецы? Видимо, пока живые собирались тут и произносили бессмысленные речи, у них были дела поважней.

Маркиз вскочил в седло и пустил коня вскачь, толпа побежала за ним. Солнышко светило ярко, маркиз явно получал от дивного весеннего дня несказанное удовольствие. Под ногами коней шелестели стебли трав, свежий ветерок шевелил густые кудри сэра Альфонса. На скаку он достал из-за спины охотничье ружье и указал на маленькие фигурки, снующие по краю поля.

– А вот Гензель и Гретель, должно быть, ищут свою пряничную избушку.

Двое подростков-крестьян кинулись врассыпную, но маркиз преловко подстрелил их из пищали. Из глаз его текли слезы.

– Что он делает, этот подонок? – сквозь зубы прошипел Иегуда.

– Предавайте огню все, что увидите! – кричал маркиз. Они уже домчались до опушки леса, где стоял приземистый домик, тот самый, где некогда Рональд и Иегуда оборонялись от ведьм. Двери были наглухо закрыты, но внутри слышались явственные звуки шагов.

– Именем короля, Деда Мороза и всех святых: откройте! – оглушительно возгласил маркиз.

Из окна избушки, словно помои, выплеснули дымящуюся воду из грязной кастрюли. На поверку вода оказалась расплавленным свинцом, и крестьяне заревели дикими голосами. Маркиз едва успел отскочить.

Из окна показалась мерзкая старушечья физиономия. Старуха смеялась, разевая рот так широко, что видна была не только нижняя вставная челюсть, но едва ли не желудок. Ведьма высунула из окна руку и выстрелила из дамского пистолета. Сын старосты, оказавшийся ближе всех, рухнул как подкошенный, хватаясь за живот. Крестьяне ревели от злости, носились вокруг дома кругами и в бессильной злобе били камнями стекла, а ведьмы швыряли им на головы мешки с гвоздями и подушечки, утыканные иголками.

Мужики кинулись к двери и стали отдирать ее, впиваясь в дерево грязными ногтями; в этот момент что-то ухнуло и дверь сама прянула им навстречу – с такой скоростью и силой, что все они повалились навзничь.

– Окружай! Окружай! – кричал маркиз.

Крестьяне побежали вокруг дома, пытаясь охватить его со всех сторон. В этот момент из трубы на крыше вылетела страшная птица – голова и туловище у нее были женскими. Иегуда едва успел вскинуть пищаль и выстрелить, но птица преловко увернулась и, испражняясь на головы всей толпе, полетела в лес. Следом за ней вырвались две другие и улетели туда же.

Маркиз, наблюдавшей за этой сценой с несколько ошеломленным лицом, встрепенулся и крикнул:

– Мы освободим землю от этих тварей! Они ушли от нас, но мы найдем их – любой ценой!

И он ворвался в дом. Темноту помещения разорвала оранжевая вспышка, и маркиз вылетел наружу.

Он был ранен; по виску его струилась кровь. Маркиз зашатался и упал на руки вовремя подбежавшему Агвилле, который тут же стал смазывать его голову лекарствами.

– М-да, дурень он все-таки, – произнес сквозь зубы Иегуда. – Я-то думал, он всю эту кашу и заварил… Ошибся. Даже барон на рожон не полез, уж насколько безмозглая скотина, а этот – полез…

Слепец не скупился на грубые слова – расстроился, видно, что ровно ничегошеньки в этой нелепой истории не понимает.

Рональд, не обращая внимания на слова монаха, последовал примеру маркиза. В комнате царил хаос разрушения – у дальней стены висели единственные уцелевшие при взрыве вещи, напоминавшие украшения из мрамора. Рональд подошел поближе и увидел, что это… женские ноги и руки, аккуратно, без капельки крови, отсоединенные от тела. Мысль о страшном злодействе поразила его ум – и тут он сообразил: рядом с этими частями человеческого тела висели большие птичьи крылья, стояли мощные когтистые лапы.

Это были запчасти: при их помощи ведьмы могли то становиться людьми, то превращаться в птиц.

Крестьяне за его спиной опасливо входили в дом, держа наготове ножи и топоры. Граф ретировался, отошел подальше и, найдя ближайшие кусты, исчез в них. Некоторое время кусты сотрясали тяжкие стоны и площадная брань.

Ведьмы сбежали; ворвавшимися в дом крестьянами были разорваны два мерзкого вида карлика, плавивших в тигеле камина свинец, да изнасилована плававшая в корыте русалка (об этом Рональд узнал слишком поздно и оттого, что вступиться за женщину, пусть и столь необычную, не успел, расстроился вконец). При штурме дома погибло две дюжины крестьян, да и маркиз, чуть было не попрощавшийся с жизнью, был в тяжелом состоянии свезен в лазарет.

Новые Убиты провоняли гарью – ведьм жгли в столь больших количествах, что микроскопические частицы пепла оседали на бревенчатых стенах хибар, забивались в нос и рот. Да и в замок запашок долетал: сорок три женщины, одиноко жившие в раскиданных по лесу избушках и общавшиеся между собой при помощи системы волшебных зеркал, позволявших видеть собеседниц и их мысли, воплощенные в различные образы, были доставлены в деревню и без суда и следствия переведены в разряд покойников. Возрастом они заметно разнились: самой молодой было тринадцать, самой старой – шестьдесят; внятно объяснить, отчего они живут в такой глуши и не общаются с другими людьми, женщины не смогли; валили вину на чудесные зеркала, которые они находили в одиноких избушках. В домах ведьм нашли портреты одного и того же заморского принца, кажется, Северуса или что-то в этом роде, нечистоплотного брюнета преклонных лет. Как выяснилось, они поголовно были в него влюблены – что донельзя разозлило крестьян: нет чтобы нормального мужика выбрать!

Рональд чувствовал, что с сожжением ведьм уходит в прошлое некая таинственная эпоха; однако сделать ничего не мог. Портить отношения маркиза с деревней было нельзя; максимум, что он себе позволил, это лично посетить все избушки и осмотреть чудесные зеркала. Удивлению его не было границ! Это были двойники того диковинного зерцала, что он видел в Башне Играющих! Избушки были соединены многочисленными проводами, по которым, видимо, бежал ток; однако, когда он вошел, зеркала дружно погасли, словно испугались. И больше не загорались вновь уже никогда.

Здесь была какая-то тайна; он спросил об этом Агвиллу.

– Говорят, жители монастыря Св. Ингеборги экспериментировали со старыми законами физики, – пояснил Агвилла. – Слышал я, будто это они понастроили в лесу избушки – с какой целью, не знаю; доносилось до меня, будто и самый ток, сиречь электричество, они открыли вновь.

– Не может быть! – воскликнул Рональд. – В таком случае завтра я убью двух зайцев – расспрошу монахов насчет короля Эбернгарда и постараюсь выудить у них секреты их экспериментов.

ГЛАВА 11
Возрожденные чудеса науки

Ворота замка Сквайра были сплошь во вмятинах от ядер, насколько граф мог судить, свежих. Что тут за война была, он не слыхал, но еще одно подтверждение, что миром тут и не пахло, увидел в поведении стражей ворот, схватившихся за свои пищали и только потом спросивших, кто к ним пожаловал.

– Мы гости вашего соседа, Рональд и Иегуда Картезианец.

– А, ясно. Простите нас великодушно, господа, время тут такое неспокойное, что мы подумали, уж не мертвецы ли к нам пожаловали.

Юноша внутренне оскорбился: неужели его можно принять за мертвеца! Ладно еще Иегуду в его черном дорожном плаще и ермолке.

– Друзья мои, дорогие друзья! – Сквайр выбежал навстречу и обнял обоих. – Роксана мне уже сообщила о вашем визите. Не судите строго моих верных слуг – наш замок уже целый месяц осаждают мертвецы. Правда, являются они только поздним вечером – но мне рассказывали, что по Убитам они бродят и днем, нисколько не стыдясь своего внешнего вида.

«Вот те на! – подумал Рональд. – Вот тебе и невинные создания!»

– А отчего мне маркиз ничего не рассказывал об этом? Он не знает?

– Знает, все прекрасно знает – только у него теперь новая политика. Он пытается заставить себя поверить в то, что мертвецы – такие же люди, как и мы с вами. Он очень последователен, старина Бракксгаузентрупп, пунктуален и честен – уж если договорился о мире с мужичьем и их потусторонними приятелями, так будет уверять себя, что это гуманно и в полном соответствии с мировой гармонией… Роксана рассказывала, что он запирается в комнате и целыми днями бормочет: «Такие же люди, такие же люди, такие же, как мы… тьфу, дохляки проклятые!»

– Иегуда хихикнул.

– Пойдемте в сад! В дом не приглашаю, ибо его вконец изгадили гарпии, – уныло произнес Сквайр. – Летают и испражняются прямо в блюда и кувшины.

И он заплакал старческими слезами.

– Не горюйте, – сказал Рональд. – Лучше расскажите все поподробнее.

– А что тут рассказывать? – вздохнул Сквайр. – Я же просил войска у Арьеса, просил! Но он молвил только «Всему свое время», туманно и расплывчато, по своему обыкновению. А я как в воду глядел: приехал домой, а мертвецы уже мой родовой замок осаждают. Мало им отобранных деревень…

– Странно: мне мертвецы показались вполне миролюбивыми существами, – произнес рыцарь.

– Все они миролюбивыми кажутся, вся эта нечисть – ведьмы, гарпии, мертвецы, – махнул рукой Сквайр. – По словам – царь Давид, а по делам – Авессалом ядовит.

Они уселись за стол, монашек подал им вино и сыр.

– Вся надежда только на вас, – сказал подошедший к ним инок с суровым лицом подлинного аскета. – Наши познания в военном деле слабы. Меня зовут брат Кристоф, некогда я был настоятелем монастыря Св.Ингеборги – только где он сейчас, этот монастырь?

– Одно слово: монастырь – приди и стырь, – грустно кивнул Кверкус.

– Правда, у нас есть чудо-оружие, о котором они и не подозревают, – загадочно произнес монах. – Но управлять им даже я не решился бы. Тут нужен человек вполне отважный и сведущий в тактике и стратегии.

– Что это за чудо-оружие? – заинтересовался Иегуда.

– Увидите, увидите… Это, конечно, слабое подражание тем чудесам, которые творил король Эбернгард – и все же.

– Вот что нам и нужно выяснить, – проскрипел Иегуда. – Какие чудеса, когда и с какой целью творил здесь король Эбернгард. Не бойтесь, мы не из Святой Инквизиции. Арьес поручил нам отыскать короля любой ценой и вернуть его в Рим.

– Сущая правда, – подтвердил Сквайр.

– О, король здесь целых пять лет прожил. Он явился в наш монастырь инкогнито и сообщил, что он пророк, несущий радостную весть о том, что небо даровало прощение сему миру и что град Божий будет построен на земле при помощи электричества, таинства жидкого света, текущего по проводам. Он попросил у меня сорок братьев, чтобы проверить его слова, посадил одного из них крутить педали динамо-машины (вы, наверное, читали о ней в древних книгах), а остальных поставил молиться о даровании света. К динамо-машине была прикручена лампочка. Монах вертел ногами с утра до вечера, а братья молились; братья молились, а он вертел. Так шли недели. Братья: Те deum, laudatur! – а он – вжж, вжж… Прошел месяц, и в четвертую стражу ночи лампочка вспыхнула ослепительным пламенем, а король громким голосом возгласил: «Се, прощен народ мой; ныне отпущены грехи его!». Мы обнимали друг друга и плакали. Король сказал, что отныне земля преобразится, и на ней не будет больше тьмы – свет будет гореть и днем, и ночью. Он давал нам точные указания – и мы сооружали мастерские, а затем – фабрики и заводы, где электричество двигало причудливые механизмы; мы создавали рукотворные чудеса и старались перещеголять своим волшебством друг друга. Наш монастырь сиял красными, синими и зелеными огнями все ночи напролет – мы построили железную дорогу в замок сэра Кверкуса и подвозили сюда наше вино и продукты. Король открывал нам новые планы переустройства земли – как вдруг случилась странная вещь.

По его мысли, мы должны были постепенно знакомить с благами науки всех живущих в стране. Из наших монахов он набрал апостолов, дал каждому по карманному фонарику с батарейками и направил в разные стороны света, дабы мы обошли все монастыри и свидетельствовали о чудесах. Прошел месяц, но никто из братьев не вернулся и не доложил о результатах. Как выяснилось впоследствии, часть из них свои фонарики продала, прельстившись златом, часть пропила, а самые верные из апостолов были попросту разорваны толпой, заподозрившей их в колдовстве.

Затем потеряла с нами связь чудесная сеть волшебных зеркал, созданная нами в лесу. Для активной пропаганды научных изобретений король собрал несчастных и одиноких крестьянок, поселил их в избушки со всеми удобствами и дал возможность общаться друг с другом посредством обмена отражениями, а также собственными мыслями, напечатанными их руками (пришлось ради этого их еще и писать обучать).

Выяснилось, что крестьянки эти, прикоснувшись к диву науки, не возвысились в помыслах своих, но, напротив, опустились до животного уровня. Они вовсе перестали работать, есть и спать – их пальцы отбивали дробь по клавиатурам, а по проводам текла во все стороны их бессмысленная болтовня. Возможно, они уже и не были мыслящими существами: их разговоры все более напоминали лепет обезьяньих детенышей, играющих между собой. Все попытки вырвать их из этого состояния оказались тщетными.

Самый же большой удар репутации короля-чудотворца нанес взрыв, приключившийся на одном из химических заводов, расположенных в монастыре. После этой катастрофы вся трава в округе сделалась черной, а крестьянки, что были на сносях, родили по поросенку. Местные мужики грозились разобраться с королем по-свойски.

Многие иноки отошли от научных методов познания и прилепились к ереси; иные шли к новому папе Каликсту с челобитными и просили его положить конец пыткам, которые, по их мнению, король творил над землей. Каликст против короля выступить не пожелал – ведь самый удобный, с его точки зрения, король – король отсутствующий, но умы простых прихожан это смутило настолько сильно, что они стали толпами идти в наши места и вступать в основанное маркизом Бракксгаузентруппом общество «Радость через силу». Маркиз исповедовал учение практически языческое – он хотел вернуть на землю Золотой век, а для этого, по его словам, нужно было уничтожить людей, разобрав их на – его любимое словцо – «запчасти» – и из них создать прежние расы Древних, некогда населявших землю. Прихожане восхитились его словами – и стали нам пакостить: пускали под откос наши поезда, ломали машины. Ретивые фанатики кидались в турбины наших самолетов, надеясь попасть в рай посредством мученической смерти, испражнялись в плавильные котлы наших заводов, портя качество стали, съедали обмотки наших генераторов, заблевывали микросхемы, вызывая в них короткие замыкания… Некий брат Зоровавель прославился тем, что проглотил пятьсот электрических лампочек – после чего, как вы сами понимаете, умер, как ни странно, с улыбкой на устах. Король страдал и скорбел душою, но бороться с фанатиками запрещал – он уважал свободу выбора и говорил, что люди должны прийти в объятия Науки добровольно.

Вскоре весь наш Наукоград лежал в руинах, став прибежищем гадам и диким зверям. Начались еще и набеги разбойников, грабивших и маркиза, и сэра Кверкуса, и наш монастырь. Эбернгард взирал на гибель дела всей своей жизни с печалью. Когда удалой казак располосовал своим палашом наш последний генератор, он стал собираться в дальнюю дорогу.

«Прощайте!» – сказал он. – «Я пытался дать вам свет разума, тот естественный свет, о котором писал Картезий.

Ныне же вижу, что не принес ничего, кроме зла. У меня есть новая мысль, как сделать людей счастливее, а подал мне ее старик-нищий, что сидит у ворот вашего монастыря». И с этой загадочной фразой он нас покинул, и мы его больше не видели. Зато уж чертовщина в его отсутствие началась еще большая, и крестьяне вспоминали эпоху Наукограда как баснословные, счастливые времена… Особенно когда сравнивали короля и злодея-маркиза…

– Ну и что, что злодей? Зато полон идей! – возразил сэр Кверкус и нервно захихикал.

– Итак? – спросил брат Кристоф, поднимая бровь. – Вы поможете нам в обороне замка? – Мертвецы приходят каждую субботу, в одно и то же время – точны, как часы. А сегодня, как изволите видеть, суббота.

– Действительно, суббота – согласился Рональд. – Что ж, будем только рады вам помочь – однако что могут сделать два человека против толпы мертвецов?

– Заметано, – брат Кристоф радостно вскочил. – Тогда, сэр, позвольте показать вам нашу мастерскую.

Он едва ли не вприпрыжку помчался по двору. Рональд оставил Иегуду и Сквайра за столом, а сам поспешил за монахом, который то и дело вспоминал, что бежит не сам по себе, а показывает дорогу гостю, и делал сотню шагов назад.

Во дворе трудились монахи, на паперти низенькой Церкви просили подаяния нищие.

– Подай, барин, копеечку-от, – канючил старик со слезящимися глазами. – Отнимут ее у меня, конечно, детки, хулиганы наши-то – а все равно приятно: не зря здесь сижу с протянутой рукой, а чрез меня экономика совершается.

И заплакал. Рональд подал ему золотую монету, старик запричитал и попытался поцеловать носок его обуви, но рыцарь поспешно отошел. Однако старик не унимался – Догнал его: