Текст книги "Мертвый петух"

Меня впечатлил этот широкий жест. Я не способна на такую щедрость. Однако, вспомнив замечание Скарлетт насчет синих глаз Витольда, я пришла в ярость.

Китти взяла дорогую блузку, нисколько не ломаясь. Она обняла и поцеловала Скарлетт и принялась вертеться перед зеркалом. В конце концов их азарт заразил и меня. Скарлетт примеряла все новые вещи, шутливо отталкивая Китти от зеркала. Я вылезла из уютной постели, сняла теплый спортивный костюм и принялась наводить красоту. Перед мужчинами Китти предстала в темно-золотом, Скарлетт – в изумрудно-зеленом, а я в светло-голубом. Кроме того, на груди у меня красовалась брошка госпожи Ремер.

В ресторане Эрнст Шредер сидел напротив меня. Как завороженный, он смотрел на мою брошь, пока Китти с Витольдом наперебой рассказывали о том, как завершили прогулку без нас, слабаков.

– Откуда у тебя эта брошь? – спросил Эрнст, холодно оглядев меня.

Я не хотела рассказывать историю госпожи Ремер.

– Купила, – коротко ответила я. – Где?

– На антикварной ярмарке, – солгала я. Эрнст протянул руку:

– Можно взглянуть на нее поближе?

Я сняла тяжелое украшение и передала ему. Он внимательно осмотрел брошку.

– Странно… – сказал он наконец.

– Почему странно? – спросила я, начиная догадываться, в чем дело.

– Да нет, ничего, – ответил Эрнст. – У матери была точно такая же, с изображением Гермеса. Все совпадает до мельчайших деталей.

Витольд вмешался в наш разговор, взял брошь и стал ее рассматривать.

– Конец девятнадцатого века, – прикинул он. – Поколение наших дедушек и бабушек. А кому твоя мать оставила эту брошь?

– Украшение кто-то украл. Мать никак не могла с этим смириться. Она хотела завещать его своей первой внучке, ведь у меня нет сестер. Она досталась бы моей дочери. Но мать умерла до того, как родилась Аннетт, а брошь пропала еще раньше.

Тут принесли бэккаоффа. По комнате распространился пряный запах. Упрашивать никого не пришлось. Витольд настоял, чтобы я взяла себе несколько картофелин и отказалась от восхитительного густого винного соуса. Я съела несколько кусочков, стараясь не смотреть в сторону Эрнста и Китти, которые пытались поделить отвратительный свиной хвост.

Мы ели и пили, как и в последние два вечера. Все были в отличном настроении. Эрнста Шредера все время мучила жажда. Ел он за троих, но через два часа опьянел сильнее всех. Он болтал без умолку:

– Смотрю я на сегодняшнюю молодежь, особенно на нашего многообещающего отпрыска, и завидую самой черной завистью. Да у меня за всю мою жизнь не было столько женщин, сколько у него!

Скарлетт молча бросила на него взгляд скорпионши.

– В семнадцать лет у меня случилось первое любовное приключение, а потом долго ничего не было. По тем временам это считалось невероятно рано, – хвастливо сказал он. – Когда я смотрю на брошь Тиры, столько всего вспоминается!

– А ну рассказывай! – весело потребовал Витольд.

Скарлетт зашипела:

– Эрнст, ты заходишь слишком далеко!

– Эта история кажется совершенно невероятной, – невозмутимо продолжал Эрнст. – Школьником я был очень робким, в пятидесятые годы все школьники росли такими. Однажды, когда я возвращался домой из школы, со мной заговорила молодая женщина. Она искала какую-то улицу. Так совпало, что я жил именно на той улице, которая была ей нужна. Еще удивительнее оказался тот факт, что она направлялась к людям, жившим в подвальном этаже того самого дома, где наша семья снимала квартиру. Однако их не оказалось дома. Мои родители уехали на три дня. Я предложил незнакомке зайти к нам и написать своим знакомым записку.

Все обратились в слух.

– Роман, который сочинила жизнь, – пошутил Витольд.

– Дальше! – попросила Китти.

Скарлетт больше не пыталась толкать своего мужа под столом.

Эрнст, этот великий донжуан, откровенно наслаждался нашим вниманием:

– Хотите верьте, а хотите нет, но я, совсем еще неопытный, при первой же встрече соблазнил ее, еще более неопытную!

– У меня нет слов! – воскликнул Витольд. – Хаким, если ты ничего не придумываешь, то такого ловеласа, как ты, свет еще не видывал!

Скарлетт ущипнула Витольда за руку:

– Я смотрю, ты им восхищаешься!

– А что было дальше? – поинтересовалась Китти.

– Моя возлюбленная была по меньшей мере на восемь лет старше меня. В те времена незамужняя женщина после двадцати пяти, вероятно, уже начинала мучиться из-за всевозможных комплексов и панического страха остаться одной. – Эрнст мило улыбнулся Китти, извиняясь за свои не слишком тактичные слова. – Короче говоря, мы страстно отдавались друг другу при каждом удобном случае. Я, по молодости, конечно, хотел жениться на ней. Что же касается брошки, то это я украл ее у матери и подарил предмету своих воздыханий в залог вечной любви.

– А что стало с той женщиной? – спросила Китти.

Эрнст рассматривал брошь с отсутствующим выражением.

– Не знаю. Она внезапно уехала, написала мне прощальное письмо, но адреса не оставила. Я, тогда еще молокосос, так и не узнал, куда она скрылась.

– Ты думаешь, это брошь твоей матери? – спросил Витольд.

– Нельзя с уверенностью сказать, хотя такие украшения наверняка существуют лишь в нескольких экземплярах.

Витольд снова взял брошь в руки. Вдруг в его глазах зажглись озорные искорки. Он посмотрел на Скарлетт:

– Угадай, что должно быть в кармане брюк у каждого мальчишки?

Она наморщила нос:

– Фу, гадость какая! Сейчас достанешь ящерицу или саламандру!

Витольд засмеялся:

– А вот и не угадала! Это швейцарский армейский нож!

В руке у него появился роскошный нож с красной ручкой.

– Тира, могу я воспользоваться самым маленьким и тонким лезвием, чтобы отделить заднюю стенку броши? Возможно, между золотой пластинкой и камнем спрятан локон, метка ювелира или какая-то надпись.

Я кивнула, и он принялся крайне осторожно отгибать зубчики золотой окантовки. Оказалось, что на внутренней стороне пластинки действительно была выгравирована монограмма: «Э.Ш.» Эрнст взволнованно заявил, что, возможно, это первые буквы имени и фамилии его бабушки по отцовской линии, Элизы Шредер.

– Значит, – сказал Эрнст, – моя бывшая возлюбленная либо мертва, и потомки пустили ее имущество с молотка, либо крайне бедна и продала украшение, чтобы выручить немного денег. Скарлетт насмешливо заметила:

– Ты смотришь на все через розовые очки! Может, брошка ей просто не понравилась, а воспоминания, связанные с этим украшением, были ей не так уж и дороги, как тебе хочется думать!

Мы продолжили еду: бэккаоффа еще не остыл.

– Сколько ты за нее заплатила? – спросил Эрнст, которого продолжала занимать эта тема.

Я пожала плечами:

– Не помню точно, но она была очень дорогая. Витольд интересовался старинными вещами.

– Такие украшения, как правило, стоят больших денег, только истинные ценители готовы раскошелиться и купить их. Думаю, в каком-нибудь антикварном магазинчике эта брошь стоила бы по меньшей мере три тысячи марок.

Эрнст сказал мне вполголоса:

– Я бы хотел купить эту брошь, но не буду на тебя давить. Обдумай все спокойно. Я согласен заплатить любую цену или подарить тебе любое украшение на выбор.

Так, значит, Эрнст Шредер был отцом единственной дочери госпожи Ремер! Невероятное совпадение! Интересно, а она на него похожа? Я один-единственный раз видела эту женщину, сводную сестру Аннетт и Олега. Ведь она была старше Китти!

С некоторым отвращением я посмотрела на Эрнста Шредера. Он испортил госпоже Ремер всю жизнь! Внезапно я вспомнила великодушный поступок Скарлетт, которая подарила Китти свою золотую бархатную блузку.

– Эрнст, я не хочу заключать с тобой никаких сделок, – заявила я, – а просто подарю тебе эту брошку, пусть ее носит твоя дочь.

Он не согласился. В его взгляде читалось возмущение, но в то же время и желание вернуть фамильную драгоценность.

– Тира, – сказал он, – я никогда не смогу принять подобный подарок. Перед Рождеством мы с тобой отправимся на большую антикварную ярмарку, и ты выберешь себе что-нибудь красивое. Надеюсь, ты понимаешь, что эта брошь мне очень дорога.

Остальные слушали вполуха, как мы торговались из-за брошки. Они обсуждали план действий на завтра. Китти заявила, что опять хочет бродить по лесам и полям. На сей раз с ней не согласился Витольд.

– Выбирайте: Кольмар или Страсбург, – предложил он. – Друзья, мы не можем целую неделю путешествовать по Эльзасу и не побывать ни в одном центре искусства и культуры!

– Ну хорошо, тогда поехали в Страсбург, – сказала Скарлетт. – Несколько лет назад я купила там совершенно потрясающие туфли. Думаю, я вспомню дорогу к тому магазинчику!

– Какая серость! – подпустил шпильку Витольд.

Именинница принялась восхищаться керамической жаровней, покрытой коричневой эмалью и разрисованной симпатичными белыми цветочками с зелеными листьями:

– В Страсбурге я куплю себе такую же, запишу рецепт бэккаоффа и ровно через год приглашу вас всех на памятный обед.

– Это было бы здорово, – весело сказал Эрнст. Витольд вслух продумывал экскурсию в собор, а затем – в Эльзасский музей и квартал «Маленькая Франция».

После вкусного ужина всех нас охватила лень. Китти широко зевала – это было неудивительно, ведь они с Витольдом с самого утра были на ногах.

– Надо решить, когда мы тронемся в путь, – сказал Витольд.

– Ах, Райнер, – заныла Скарлетт, – у нас же каникулы, зачем сейчас об этом говорить? После завтрака все и решим.

Не переставая зевать, Китти спросила:

– Ты разбудишь меня завтра пораньше, чтобы мы смогли прогуляться с утра?

– Конечно, – ответил Витольд. – Я постучу в дверь, как сегодня. Может быть, Тира тоже захочет пойти.

– Может быть, – ответила я.

Китти заявила, что она просто засыпает, и мы все поднялись наверх. Не успела я и глазом моргнуть, как она уже лежала в огромной двуспальной кровати, которую мне предстояло делить с ней этой ночью. Скарлетт заняла другую кровать. Китти растянулась под одеялом, прошептала «спокойной ночи» и заснула праведным сном настоящей путешественницы.

Глава 9

Памела Шредер облачилась в тренировочный костюм своего сына.

– Моя обычная пижама не годится для этого лагеря, – сказала она.

Я не совсем поняла, что она имела в виду. Памела ухмыльнулась:

– Чаще всего я сплю голая, – сказала она. Я была в шоке.

Не успела я лечь рядом с Китти, как та начала храпеть. Скарлетт выругалась и спросила:

– Какой ужас, она так всегда?

Я заверила ее, что две прошлые ночи Китти подобных фокусов не выкидывала и спала совершенно тихо.

– Переверни-ка ее, – приказала Скарлетт. – Это должно помочь.

Я так и сделала. Однако Китти тут же повернулась обратно на спину и захрапела снова.

Скарлетт стояла у окна. Внезапно она схватила свой рюкзак, сигареты и зажигалку и сказала, что выйдет покурить.

Я выглянула из окна в темный сад. Там уже тлела чья-то сигарета. Скарлетт пошла прямиком на этот огонек, и вскоре я увидела, как два светлячка поплыли к дальней скамейке.

Это мог быть только Витольд. Либо они хотели спокойно подымить, не навлекая на себя гнева некуряших соседей по комнате, либо между ними что-то было. Как бы я хотела слышать, о чем они говорят!

Через пять минут мое терпение иссякло. У меня под ухом равномерно храпела Китти, а там, на скамейке, сидели рядышком Витольд и эта рыжая ведьма. Я натянула куртку поверх спортивного костюма, надела носки и тапочки, а шею замотала шарфом. Осенний воздух не был очень холодным, но все же на дворе стояла ночь, и притом довольно сырая.

Китти не заметила, как я вышла из комнаты. Не включая света, я на ощупь спустилась по широкой лестнице и сквозь приоткрытую дверь выскользнула в сад. Я испытывала невероятный душевный подъем при мысли, что сейчас услышу, о чем говорят эти двое. Хотя, возможно, их разговор окажется ничего не значащей болтовней.

В саду я ориентировалась плохо и с трудом пробиралась между цветочными клумбами. Порядочно проплутав, то и дело останавливаясь, я наконец приблизилась к той самой скамейке, к которой так стремилась. О том, что она почти рядом, можно было только догадываться: ведь обе сигареты уже погасли. Если меня обнаружат, я провалюсь сквозь землю от стыда! Их разговор был едва слышен, нужно было подобраться поближе. Словно индеец, я опустилась на четвереньки и поползла к скамейке: кусты здесь были невысокими и не могли скрыть меня полностью.

Скарлетт ругала мужа:

– Терпеть не могу его хвастовства! Стоит ему вспомнить одну историю о своих любовных похождениях, как за ней тут же следует еще десять.

– Для меня стало настоящим откровением то, что он рассказал сегодня, – сказал Витольд. – Об этом он со мной никогда не говорил.

– Если, конечно, это правда, – фыркнула Скарлетт. – Все-таки неприятно слушать, как он в моем присутствии распространяется о своих романах и, что уж совсем отвратительно, жалуется, что этого больше не вернешь.

– Ну так плати ему той же монетой, – посоветовал Витольд. – Ты часто вспоминаешь Португалию?

Последовало молчание.

Наконец Памела Шредер спросила:

– А где ты подцепил эту грымзу?

– Кого ты имеешь в виду?

– Ну, эту Тиру. Что за идиотское имечко она себе придумала!

– В твоих словах слышится черная зависть! Еще бы, ведь теперь твое имя перестало быть самым экзотическим в нашей компании! Я познакомился с ней на деревенском празднике.

– Райнер, я не верю ни одному твоему слову! Такие чопорные старые девы не знакомятся с мужчинами на народных гуляньях.

– Она была там не одна. Разве Эрнст не рассказывал тебе об этом? Когда ты ездила в Америку, мы с ним решили немного развеяться и сходить на праздник освящения церкви, где и познакомились с Тирой и ее подругой.

– Ах да, с той самой, которую «упали» с башни?

– Точно. Беата была очень милой женщиной. А что в действительности произошло там, на башне, даже нашей хитроумной полиции никогда не выяснить.

– Слушай, Райнер, а ты ловко все устроил с походом по Эльзасу: здесь собрались одни твои поклонницы!

– Неужели и ты к ним относишься?

Скарлетт засмеялась и потребовала, чтобы Витольд дал ей прикурить. Это была уже вторая сигарета.

– Только что я слышала какой-то шорох, – вдруг сказала она к моему ужасу.

– Мыши, кошки, львы и тигры. И в довершение ко всему ревнивый Эрнст с большим охотничьим ножом, – пошутил Витольд.

– Ах, если бы он был способен на ревность! Кажется, ему абсолютно наплевать на то, чем я занимаюсь.

– Хочешь, проверим это еще раз? – предложил Витольд.

– Давно ждала, когда ты это предложишь, – ответила Скарлетт. – Для начала можешь немного меня согреть: тут, на улице, стало холодновато.

Мне показалось, что Витольд обнял ее: теперь их сигареты тлели совсем близко одна от другой. Я ощутила сильнейшее желание убить обоих на месте.

– Кстати, насчет твоей поклонницы, – снова начала Скарлетт, – неужели ты не замечаешь, что она из кожи вон лезет, чтобы завоевать твою благосклонность?

– Ну так что с того? Скажи, разве не об этом мечтает любая женщина? – дерзко спросил Витольд.

Похоже, Скарлетт ударила или ущипнула его, потому что он тут же вскрикнул:

– Аи! Ты что, с ума сошла?

– А милашка Китти тоже бегает за тобой на задних лапках. Скажи-ка, ты уже с ней спал?

– Господи, Скарлетт, наверное, ты слишком сильно меня любишь, иначе откуда взяться такой ревности?

– Ах ты, мерзавец! А еще изображаешь из себя безутешного вдовца! Кто-то у тебя есть, чутье меня никогда не подводит! Или, может, это была Беата?

– Почти угадала. Но, Скарлетт, дорогая моя, пора бы уже заметить, что я предпочитаю женщин в возрасте до тридцати лет!

Неожиданно ссору прервали ее всхлипывания. Эта мадам была неглупа: она ловко сыграла на стремлении Витольда утешать и поддерживать всех в трудную минуту. Он что-то тихонько зашептал и, как мне показалось, приласкал Скарлетт.

Я чувствовала себя так, как будто кто-то резал мое сердце на мелкие кусочки. У нее был симпатичный муж, двое детей, эффектная внешность, темперамент, деньги, друзья. Так почему же она хотела забрать себе этого человека, хотя знала, что он нужен нам с Китти?

Нежно и очень тихо она сказала:

– Наверное, в машине немного теплее.

Тут парочка удалилась – так же тихо, как я перед этим подползла к скамейке. Немного погодя я услышала, как Витольд завел машину. Видимо, какие-то представления о приличиях у них еще остались, и они не стали заниматься этим прямо на стоянке.

Прятаться дольше было бессмысленно. Дрожа от холода, я вернулась в дом и легла рядом с Китти, которая все так же спала праведным сном.

Время ожидания тянулось томительно. Прошло два часа. Теперь Китти храпела потише, и я то и дело проваливалась в сон, но вскоре просыпалась от страха, что проиграла битву за Райнера Витольда Энгштерна. И кому – не юной Вивиан и не Китти, которой я почти желала победы, а этой ведьме! В средние века ее бы просто сожгли на костре.

В конце концов я все-таки заснула, однако через какое-то время меня разбудил шум. Рядом ровно дышала Китти. Не иначе, как в свою кровать вернулась Скарлетт. Я зажгла ночник. Стрелки на часах показывали половину четвертого; вторая кровать была пуста. Не менее пусто было и в моем урчащем желудке, очень хотелось пить. Я снова выключила свет и проковыляла в ванную, чтобы глотнуть воды.

Ванные комнаты появились в этом доме недавно: для этой цели в просторных номерах отгородили один угол. Совершенно непонятно, как архитектору удалось уместить в этом миниатюрном помещении биде, которое поворачивалось вокруг своей оси, маленькую ванну, унитаз и умывальник, однако все санитарно-гигиенические требования были соблюдены.

За незапертой дверью горел свет. В ванне лежала Скарлетт. Я воззрилась на нее, точно на привидение. Она выглядела немного смущенной.

– Заходи, не стесняйся, – сказала она. – Я никогда не закрываюсь. Я так продрогла, что пришлось залезть в горячую ванну.

Я взяла стаканчик для чистки зубов и набрала туда воды.

– Ты так и не ложилась спать? – спросила я. Ее реакция была раздраженно-агрессивной:

– Если ты сама это знаешь, то зачем спрашиваешь?

Во мне все закипело:

– Может быть, я грымза и чопорная старая дева, но еще не окончательно выжила из ума! Мне отлично известно, с кем ты была!

Скарлетт нисколько не растерялась.

– Так, значит, ты подслушивала! – констатировала она. – И делала это потому, что сама его хочешь. Какая мерзость! Меня от тебя тошнит!

– Скарлетт – ну и идиотское имечко ты там себе придумала, – все, что делаешь ты, конечно же прилично и благородно! – парировала я.

– Я действительно не сделала ничего ужасного, – сказала она. – Но жеманные, обиженные судьбой старые девы, которые стремятся уличить в грехе всех и вся, да еще шпионят за окружающими, являются для меня воплощением низости!

Я просто кипела от ненависти. Хотелось ответить ей так же ехидно, но нужные слова никак не приходили на ум.

Скарлетт высунула из воды красивую маленькую ножку и с довольным видом принялась разглядывать свои ногти, покрытые красным лаком.

– А что случилось с Беатой? – спросила она. У меня перехватило дыхание:

– То есть?

– У нее что-то было с Райнером, – сказала эта тварь, – и ты от зависти столкнула ее с башни.

Я схватила электрические щипцы для волос, которыми Скарлетт пользовалась вечером. Они были включены в розетку. С быстротой молнии я сунула их в наполненную до краев ванну.

Произошло короткое замыкание, и лампа на зеркале потухла. К счастью, верхний свет продолжал гореть. Скарлетт потеряла сознание. Или она была мертва?

Сохраняя полное присутствие духа, я заперла дверь. Хотелось надеяться, что Китти не проснулась от нашего разговора, впрочем, не очень громкого. Что мне теперь делать?

Я вытащила вилку из розетки и вынула щипцы из ванны. Осмотрев обнаженное тело, я попыталась нащупать пульс, но никак не могла понять, бьется ли сердце. Мне все казалось, что она жива, скоро очнется и выдаст меня, расскажет всем не только о том, что я хотела ее убить, но и что я виновата в смерти Беаты,

Я засучила рукава, чтобы не замочить их, села на край ванны и медленно опустила ее голову под воду. Ванна была слишком мала, и теперь из нее торчали ноги Скарлетт. Глядя на часы, я держала ее голову в таком положении добрых пятнадцать минут. Скарлетт не шевелилась. Ее зеленые глаза сверлили меня неподвижным взглядом из-за рыжих прядей, похожих на слипшиеся водоросли. Тело, покрытое веснушками, казалось мягким и бесформенным, словно губка. Она была мертва.

Тщательно вытерев руки гостиничным полотенцем, я завернула в него щипцы Скарлетт и прильнула ухом к двери, пытаясь по доносящимся из комнаты звукам определить, не проснулась ли Китти. Все было тихо. С осторожностью повернув ключ в замке, я как можно тише открыла дверь. Китти спала все так же крепко, как несколько часов назад. Я выскользнула из ванной и закрыла дверь. В руке у меня были щипцы, завернутые в полотенце. На ощупь я пробралась к чемодану, спрятала влажный сверток в своей одежде и бесшумно подобралась к кровати, стараясь ничего не задеть, – я почти плыла по воздуху. Китти сделала попытку перевернуться на другой бок, пробормотав при этом: «Райнер».

Я лежала рядом с ней и думала, что теперь опять заболею. На этот раз труп найдут в непосредственной близости от меня. Одно из полотенец намокло, а ведь Скарлетт лежала в ванне и еще не успела им воспользоваться. Второе полотенце вообще исчезло – чем не повод для подозрений? Вдруг кто-нибудь видел меня ночью в саду? Может, Эрнсту пришло в голову шпионить за женой? Остаются ли на теле следы от электрошока? Мне было известно, что сильные удары тока приводят к тяжелым ожогам. Но я внимательно осмотрела тело Скарлетт и не нашла ничего особенного. Впрочем, я не была ни врачом, ни полицейским. Ни в коем случае нельзя встать первой и обнаружить труп. Наверняка Витольд опять вскочит с утра пораньше и придет будить Китти. Она побежит в ванную, и я проснусь от ее ужасного крика.

Постепенно рассветало. Я лежала в кровати и ждала прихода Витольда и крика Китти, но часы показывали уже восемь, а вокруг все было тихо.

Минуты тянулись бесконечно долго, а я все размышляла над тем, насколько мне вообще нужен Витольд. Ради него я стольким пожертвовала, поставила на карту свободу, престиж и привычный жизненный уклад. Теперь, если вдруг произойдет чудо и окажется, что он меня любит и хочет делить со мной стол и постель, деньги, отпуск, друзей и привычки, буду ли я этому рада? Все это казалось крайне сомнительным: по большому счету, он был мне совершенно чужим человеком. В отчаянии я снова и снова задавала себе один и тот же вопрос: ради чего я отправила на тот свет трех женщин? Первую – в какой-то мере по недоразумению, тут уж мне не в чем было себя упрекнуть. Убийство Беаты – более дурной поступок, и к тому же оно оказалось совершенно излишним. Лучше об этом не думать. Но мысль о том, что сегодня я утопила в ванне настоящую ведьму, приносила мне некое удовлетворение. В отличие от остальных эта женщина оскорбила меня до глубины души.

Китти пошевелилась. Пришлось тут же изобразить крепкий сон. По колебаниям матраца я поняла, что она села, спустила ноги с кровати – наверное, смотрела на часы. Я знала, что сейчас половина девятого. Она издала тихий возглас удивления, потянулась и прошлепала босыми ногами в ванную.

Крика, которого я ждала, так и не последовало. Вместо этого она позвала меня решительно, по-учительски – так, как раньше никогда ни с кем из нас не разговаривала:

– Тира, быстро сюда!

Команда была произнесена таким громким и пронзительным голосом, что мне волей-неволей пришлось подчиниться. Мертвенно-бледная, терзаемая приступами тошноты, я поплелась к месту совершенного мною преступления. Окошко в ванной запотело. Китти удерживала голову Скарлетт над водой.

– Давай! – приказала она. – Держи ее под правую руку! Нужно перекинуть через край ванны, чтобы из легких вышла вода.

Вместе нам удалось повернуть обмякшее тело и перегнуть его через край. На пол вылилось огромное количество теплой воды.

– Быстро зови мужчин! Я смогу удержать ее в таком положении одна, – продолжала распоряжаться Китти.

Я подбежала к соседнему номеру и без стука распахнула дверь. Витольд брился перед умывальником. Эрнст еще не проснулся.

– Скорее! Произошло ужасное несчастье! – закричала я.

Вопреки ожиданиям истерика охватила меня, а не Китти. Витольд бросил помазок, стер пену полотенцем и как был, полуодетый, ринулся в нашу комнату, я помчалась за ним. Эрнст Шредер тоже проснулся и пытался сообразить, что происходит. В ванной Китти скомандовала:

– Эрнст поможет мне перетащить ее на кровать, и я сразу начну делать искусственное дыхание. Райнер, вызови «Скорую помощь»!

Тут в дверях появился заспанный Эрнст, который еще нетвердо стоял на ногах. Увиденное настолько шокировало его, что он споткнулся и упал. Китти отправила Витольда вниз звонить по телефону, потому что он один хорошо говорил по-французски. Мы с Китти подхватили тело и перенесли его на кровать. Эрнст Шредер встал и принялся нам помогать.

Китти прикрыла труп одеялом и уверенно принялась за искусственное дыхание. Эрнст держал Скарлетт за руку и все повторял:

– Она жива.

Действительно, вода в ванной еще не остыла, поэтому и тело не казалось окоченевшим.

Витольд стрелой взлетел вверх по лестнице и сменил Китти. Скарлетт выглядела просто ужасно. К счастью, мне не нужно было лишний раз на нее смотреть. Я прекрасно знала, что все лихорадочные попытки спасти ее были напрасными.

На удивление скоро послышалась сирена «скорой помощи». В комнату вбежал врач и двое работников Красного Креста с носилками, кислородным прибором, капельницей и чемоданчиком. После нескольких безуспешных попыток добиться положительного результата врач приказал отнести мертвую в карету «скорой помощи». Ее мгновенно положили на носилки, пристегнули ремнями и, опять-таки поразительно быстро, доставили в машину. Врач захлопнул перед нами двери и начал проводить реанимацию.

Мы молча стояли перед закрытыми дверями. Нам не было видно, что происходит внутри, но всем казалось, что вот-вот взвоет сирена и машина повезет ее в больницу. Лишь я знала, что этого не произойдет – по той простой причине, что оживить Скарлетт уже невозможно. В то же время меня бросало в дрожь при мысли о том, что попытки воскрешения могут оказаться удачными.

Через четверть часа из машины вышел врач. Его лицо выражало крайнюю серьезность, и нетрудно было догадаться, что он собирался нам сообщить. Он спросил по-французски, с кем из нас можно поговорить.

Витольд объяснил ему, что Эрнст Шредер является мужем пострадавшей, но, к сожалению, почти не говорит по-французски. Все же врач повернулся к Эрнсту и сказал по-немецки, с трудом подбирая слова:

– Мне очень жаль, но ничего сделать нельзя.

Затем он снова обратился к Витольду, попросив того ответить на пару вопросов.

Все мы выбежали кто в чем. На мне был спортивный костюм, на Китти – пижама, на Витольде – только пижамные штаны, а Эрнст накинул купальный халат. Мы вернулись в дом. Китти сбегала наверх и принесла Витольду джемпер. Вслед за ней я поднялась в нашу комнату, достала из чемодана мокрое гостиничное полотенце и бросила его в угол ванной. Затем завернула щипцы в грязное белье и надежно спрятала их на дне чемодана. После этого я быстро оделась и вышла к остальным. В коридоре я отыскала распределительный щиток, обмотала руку носовым платком и утопила выскочивший во время короткого замыкания предохранитель.

Врач поинтересовался, страдала ли Памела сердечными или другими хроническими заболеваниями, принимала ли какие-нибудь лекарства. К моему удивлению, Эрнст заявил, что у его жены был врожденный порок сердца, который, однако, не требовал лечения. И все-таки она старалась избегать физических нагрузок, например, утомительных прогулок. В целом же она была практически здорова, лишь иногда испытывала легкое недомогание.

Врач записывал, а Витольд переводил с немецкого на французский и наоборот. В заключение доктор сказал, что причину смерти с точностью установить невозможно, потому что при жизни покойница не была его пациенткой. Он не может выдать нам свидетельство о смерти, так как в подобных случаях полагается производить вскрытие и подключать к расследованию полицию.

Прежде чем попрощаться, он спросил, не сделать ли Эрнсту инъекцию успокоительного. Витольд объяснил, что мсье сам является аптекарем и имеет под рукой все необходимые медикаменты.

При слове «аптекарь» французский врач удивленно поднял брови и критически осмотрел Эрнста. Когда он уехал, было уже почти десять. Санитары вынесли тело из машины «скорой помощи», в которой нельзя было перевозить умерших, и положили его в маленькой комнатке на первом этаже, откуда его вскоре должны были забрать. Эрнст вошел к покойнице и сел рядом с ней. Казалось, он окаменел от горя.

Хозяйка гостиницы была в полном смятении, но в то же время сочувствовала нам и держала себя крайне предупредительно. К счастью, остальные постояльцы с утра отправились в какую-то поездку, и ужасное происшествие удалось скрыть. Она по-матерински нас опекала: распорядилась, чтобы первым делом мы что-нибудь на себя накинули, а затем выпили крепкого чая. Ей уже позвонили из полиции я попросили не прикасаться ни к чему в ванной.

Мы с Китти приняли душ в другом помещении. Витольд был уже готов. Он взял со стола чашку с кофе и отнес ее своему другу. Китти и я тоже выпили кофе и даже съели по сухому рогалику.

Совесть у Витольда явно была нечиста. Конечно же, он понятия не имел о том, знал ли кто-нибудь из нас о его ночных похождениях. Безуспешно стараясь скрыть волнение, он держался преувеличенно деловито, постоянно бегал от стола, за которым завтракали мы, женщины, на кухню к хозяйке, а затем – в тихую комнатку, где Эрнст укрылся ото всех, чтобы побыть рядом с покойной женой.

– Я виню себя в том, что произошло, – сказала Китти нам с Витольдом. – Как назло, именно этой ночью я спала как убитая и не проснулась бы, даже если бы меня вынесли из комнаты вместе с кроватью. Вообще-то если бы Тира или я услышали, как Скарлетт поздно ночью набирает воду в ванну, то еще успели бы ей помочь.

– Возможно, у нее случился сердечный приступ, от которого она потеряла сознание и утонула, – предположил Витольд. – Это могло произойти без единого звука. Китти, ты не должна чувствовать себя в ответе за нее. Преступное бездействие не в твоем духе. Все-таки ты сразу сообразила, что к чему, и действовала предельно четко.

Это утешило Китти. В свою очередь, она похвалила нашу фантастически быструю реакцию. Как ужасно, что все усилия оказались напрасными!

– Бедный Эрнст! – вздохнула она. – Как-то он себя чувствует?

Витольд сказал, что в скором времени попытается убедить его покинуть ту комнату.

Относительно Китти Витольд, по всей видимости, успокоился. Однако для него все еще оставалось тайной, были ли у нас с Эрнстом какие-либо догадки насчет его рандеву. Чтобы он успокоился, я при нем сказала Китти, что спала крепко и без сновидений, измученная желудочными резями в предыдущую ночь.