Текст книги "Сочинения. Том I. Трактат «Личность и проступки». Пьесы. Статьи о театре"

Смысл проблемы

Одновременно с размышлениями о suppositum мы решительно вторглись в анализ субъекта действия. Этот анализ мы собираемся продолжить, чтобы словно обнажить по возможности самые глубинные корни динамизма человека, в особенности – причинности, ибо она является ключом к пониманию соотношения «личность—поступок». Человек как субъект действия и человек как действие субъекта – вот два взаимосоотносимых объекта нашего исследования, каждый из которых должен постоянно познаваться и познавательно углубляться с помощью другого.

Может показаться, что, отождествляя личность с suppositum (разумеется, с учетом аналогии пропорциональности), мы при рассмотрении субъекта действия слишком большое значение придаем природе. Однако личность, а вместе с ней и suppositum, понимаются нами не только в качестве метафизического субъекта существования и динамизма человека, но еще и как феноменологический, в известной мере, синтез причинности и субъектности. В связи с этим природа тоже по своему значению должна заключать в себе некую двойственность, которую мы в свою очередь и намерены здесь осветить.

Определение субъекта (основы) действия через природу

Само слово natura [«природа»] выводится, как известно, из латинского глагола nascor – «рождаться», из которого происходят natus – «рожденный» и naturus – «должен уродиться» . «Природа» (дословно) означает также еще и все, что рождается или заключено в самом факте появления на свет как следствии этого. Отсюда польскими аналогами прилагательного «природный» («натуральный») являются прилагательные «врожденный» [wrodzony] и «прирожденный» [przyrodzony]. «Природа» как существительное обладает множеством значений (28). Известно, например, что этим словом обозначается вся природа – как живая, так и мертвая, – ив этом втором случае мы оказываемся словно за пределами этимологии этого слова, которая говорит о «рождении», что относится только к живым существам: «мертвая природа» в какой-то мере – парадокс.

Кроме того, «природа», употребляемая с соответствующим определением, имеет и более узкое значение. Так, например, мы говорим о человеческой природе, о природе животной или растительной, говорим даже о природе конкретного человека («у него такая природа»). Употребляемое во всех этих выражениях существительное «природа» призвано указывать на основное свойство определяемого субъекта, то есть на то, что мы передаем существительным «сущность» [istota]. В некоторых случаях эти два существительных могут почти взаимозаменяться, как, например, «природа животного – сущность животного», хотя между ними всегда сохраняется определенный лексический hiatus[34]34
  Разрыв (лат.).


[Закрыть]: на одно мы указываем посредством «сущности», на другое – посредством «природы».

«Природа» не обозначает реального, конкретного субъекта существования и действия, не отождествляется с suppositum. В ее обозначении субъект может быть лишь понятием отвлеченным (in abs-tracto). Так, например, говоря о человеческой природе, мы указываем лишь на то, что реально существует в конкретном человеке как suppositum, а вне его реальным существованием не обладает. И тем не менее мы можем, как бы абстрагируя природу от каждого человека, в котором она реально пребывает, понять эту природу как отвлеченное бытие, но соотносимое со всеми людьми. Человеческая природа таким образом непосредственно указывает на то, что свойственно всем людям в силу того, что они люди, а опосредованно указывает на тех, кто является носителем этих свойств, то есть на тех же людей. Здесь «природа» более всего по своему значению приближается к «сущности», ибо указывает на то, что свойственно человеку как человеку: на то, что является сущностно человеческим, благодаря чему человек – это именно человек, а не кто-то или что-то иное.

Определение способа действия через природу

По своему значению «природа», согласно ее этимологии, относится еще к одной сфере. Ей доступна не только сфера субъекта действия (как это отчасти уже было прояснено), но и сфера способа действия. Проблему специфического способа действия, которое присуще самой природе, мы пока отложим, а сейчас остановимся лишь на ее направленности на действие и шире – на динамизм. До некоторой степени на это дословно указывает и значение причастной формы: природа – это то, что должно родиться, что заключено в самом факте рождения как его возможном результате. Факт рождения уже сам по себе является чем-то динамическим, как и зарождение динамизма, свойственного тому субъекту, который рождается. Зарождение – то же, что и возникновение [zaistnienie], в нем как бы содержится первичная и основная активизация через esse, через существование, из чего вытекает и весь вторичный динамизм operari.

Следовательно, там, где речь идет о человеке, из зарождения проистекает весь тот синтез действия и делания, который мы изучаем с самого начала данного раздела. Находится ли природа у основ всего этого синтеза? В таком случае она была бы или идентична suppositum «человек», или тесно с ним интегрирована. А может, природа указывает лишь на определенную сферу динамизма человека, на конкретный вид актуализации? Но тогда не всё целиком действие, а только некий способ действия можно было бы приписать природе и из нее вывести.

Основы противопоставления: природа—личность

Представляется, что к такому пониманию природы привела бы нас феноменологическая редукция. Под этой редукцией мы понимаем такую операцию, которая способствует наиболее полному и вместе с тем наиболее сущностному уяснению данного смысла. Если человек для нас – своеобразная динамическая совокупность, то за момент наиболее полного и сущностного проявления в нем «природы» можно ошибочно принять не тот, когда «человек действует», но именно тот, когда «(нечто) делается в человеке», то есть не поступка, а активации (как мы назвали это выше), момент не причинности, но субъектности.

Почему так происходит? Да потому, что в понятие природы входит тот динамизм, который является непосредственным и исключительным следствием самого зарождения, динамизм врожденный или же прирожденный, имманентный в данном субъекте действия и как бы свыше означенный его свойствами.

Природа указывает на динамизм субъекта, на ту активность, которая вся целиком заключена в динамической готовности этого субъекта. Эта активность дана тому субъекту свыше и, можно сказать, в известной мере целиком содержится в его субъектной динамической структуре. Такая деятельность не нуждается в причинности в том смысле, в каком она происходит в каждом поступке, в структуре «человек действует» – в виде определенного приоритета, трансценденции действующего субъекта, действующего «я» относительно самого активизированного субъекта.

В такой трактовке природа выступает не в качестве основы всего присущего человеку динамизма, но в качестве некоего строго определенного момента этого динамизма. Природа проявляет себя исключительно в активациях субъекта «человек», тогда как поступок проявляет того же человека как личность. В поступке содержится причинность, и причинность выделяет конкретное «я» как сознающую себя причину действия. Вот это и есть личность.

Понимаемая в подобном смысле личность в человеке отличается от его природы и даже ей в известной мере противостоит. Это разграничение, как и противопоставление, следуют, как мы видим, за тем первым разграничением, которое дано в опыте, то есть за разграничением и противопоставлением переживаний и структур «человек действует» – «(нечто) делается в человеке». Такое разграничение переживаний и структур подразделяет и человека на два мира: мир личности и мир его природы.

Выдвигая на первый план определенные моменты опыта, мы можем не уловить и не признать в человеке перехода от природы к личности, не заметить их интеграции. Но в таком случае личность и природа указывали бы почти исключительно на определенный способ действия (modus), а вместе с тем и на определенный вид свойственного человеку динамизма, но почти совершенно не обозначили бы субъекта этого динамизма и действия, не указывали бы на этот субъект.

Моменты, говорящие в пользу интеграции природы в личность

За этим стоит своего рода вынесение аспектов опыта за пределы всего его выражения. Тот совокупный опыт, который в то же время является простым и основополагающим пониманием человека как во вненаучной, так и в научной сферах (но прежде всего в философии), говорит в пользу единства и тождества субъекта «человек». С этим же сопряжен синтез действия и делания, который происходит в человеке; синтез поступков и активаций; синтез причинности и субъектности на основе одного и того же suppositum. Вместе с тем исчезает почва для противопоставления в человеке личности и природы и возникает необходимость для их интеграции.

От моментов (или аспектов) опыта мы должны перейти к его цельности, а от моментов (или аспектов) человека как субъекта опыта – к цельному пониманию человека.

(В ходе действительного познавания ни такого перехода, ни направления нет – там всегда моменты и аспекты существуют прежде всего в их познавательной цельности. И тем не менее здесь мы должны учитывать и такой переход, и такое направление с целью определенной основательности познания. Речь здесь идет и о том, что феноменология и метафизика в одном и том же объекте друг друга исчерпывают, а феноменологическая и метафизическая редукции взаимно не пересекаются.)

Причинность личности и причинение природы

Каким образом совершается интеграция природы в личности? Это отмечено уже в предыдущем анализе тех отношений, которые возникают между внутренне дифференцированным динамизмом человека и suppositum. На основе suppositum различия и противопоставления между действием и деланием, между причинностью, присущей действию, и субъектностью, присущей деланию, которое происходит в человеке, перед лицом очевидного единства и тождества человека отступают. Он – тот, кто действует. И хотя тогда, когда лишь «нечто» в нем делается, а он – этот личностный «кто-то» – не действует, тем не менее весь динамизм «активаций» принадлежит ему точно так же, как и динамизм поступка. Он (этот личностный «кто-то») уже находится у истоков активаций, которые в нем делаются, как и у истоков поступков, которые он совершает в качестве их виновника.

Опыт человека в известной мере достигает своей кульминации в опыте собственного «я». Это «я» и есть виновник поступка. Когда человек действует, это «я» переживает свою причинность в действии. Когда же в человеке «нечто» делается, «я» не переживает причинности и не является виновником, однако переживает внутренне тождественное тому, что в нем делается, но одновременно и зависимость от всего того, что в нем делается, исключительно от себя. То, что делается в виде разнородных «активаций», принадлежит «моему я», более того, вытекает из него как из единственного своего основания или причины, хотя «я» здесь и не переживает своего причинения, своей причинной ангажированности так же, как в поступке.

Но если бы кто-нибудь захотел объяснить эти делания и эти активации иными причинами, находящимися за пределами моего личного «я», непременно бы натолкнулся на резкий отпор опыта. Опыт человека в той его кульминационной точке, которой является опыт моего личного «я», заставляет нас решительно встать на позицию, принадлежащую всему тому, что делается в человеке, в самом этом «я» как динамическом субъекте. За этой принадлежностью скрывается еще и причинная зависимость: хоть в активациях и поступках она неодинакова, но, несмотря на это, доступна опыту и реальна. Если бы кто-нибудь поставил под сомнение эту принадлежность, а также причинную зависимость, непременно вошел бы в противоречие с опытом своего личного «я», его единства и динамического тождества не только со всем тем, что человек делает, но и со всем тем, что в нем делается.

Таким образом, мы уже выходим на путь интеграции, даже если сохраняем принципиальное различие между природой и личностью. Даже если «природу» отождествить только с моментом активаций (в противоположность тому моменту поступков, который проявляет в человеке личность), то все равно этот первоначальный момент никогда не окажется за пределами единства и тождества собственного «я».

Опыт единства и тождества собственного «я» объективно первичнее, но вместе с тем и фундаментальнее, чем опытное разграничение на действие и делание, на причинность и непричинность того же «я». Опыт единства и тождества проникает в этот опыт, создавая тем самым опытную основу интеграции природы в личность – suppositum. Природа в таком понимании по-прежнему не обозначает ничего, кроме личности динамического вида как своей производной.

Интеграция не упраздняет различий в способе активизации suppositum, а только пресекает возможность понимания личности и природы как двух отдельных субъектов действия. При таком подходе природа интегрирована в одного-единственного suppositum «человек», который является личностью, но и указывает на другие причинения этого suppositum. Личностно ли такое причинение? Личностное причинение заключено в переживании причинности конкретного «я» тогда и только тогда, когда «человек действует».

Когда же, напротив, что-то «делается в человеке», в этом случае переживания причинности нет, а с ним нет и причинения, свойственного личности. Тем не менее причину этого вида активизации субъектного «я» мы должны искать не за пределами этого «я», но в нем самом. Этой причиной как раз и была бы природа.

Природа, интегрированная в единство suppositum «человек», имела бы в таком случае иную (по сравнению с личностью) основу для причинения этого субъекта.

Придерживаясь подобной точки зрения, мы, возможно, продолжаем углублять феноменологическое обособление природы в личности.

Первичность существования по отношению к действию

Между тем метафизическая редукция нацелена на полную интеграцию природы в личность. При этом понятие природы как своеобразного момента активизации субъекта остается в стороне, но зато на первый план выдвигается понятие природы как основополагающего свойства действующего субъекта (в нашем случае субъекта «человек»). В метафизическом понимании природа – до некоторой степени то же, что и сущность, следовательно, природа в человеке – то же, что и всё «человеческое» [cczłowieczeństwo] (29). Однако это «человеческое» не статично, а динамично: «человеческое» в качестве основы свойственного человеку динамизма. Здесь-то и таится принципиальное отличие от того (скорее, феноменологического) понимания природы, о котором мы говорили выше. В метафизическом значении природа равнозначна сущности какого-либо бытия, понимаемого в качестве реальной основы всего динамизма того же бытия.

Самое первое и простейшее понимание тех отношений, которые возникают между действием и действующим бытием, выражается в уже приводившемся высказывании «operari sequitur esse». Вдумаемся в его смысл. Прежде всего в нем очевидна его экзистенциальная суть, согласно которой говорится: «Чтобы действовать, сначала надо существовать». Говорится также и о том, что как таковое действие отличается от как такового существования, с ним не отождествляется и не является его лишь однородным продолжением, своего рода продлением.

Две совокупности («человек существует» и «человек действует») реально между собой различаются, хотя человек существующий и человек действующий – это один и тот же человек. Когда человек действует, тогда и это его действие также как-то и существует. Существование действия зависит от существования человека: именно в этом заключен принципиальный момент причинности и причинения. Существование действия соподчиняется с существованием человека и одновременно подчиняет его себе, хотя то и другое происходит случайно – как accidens[35]35
  Привходящее (лат.).


[Закрыть].

Однако наше фундаментальное высказывание «operari sequitur esse» позволяет нам не только понять и определить эти соотношения в порядке существования. Оно позволяет нам еще обнаружить и установить связь, которая возникает между действием и действующим субъектом (в данном случае субъектом «человек») в порядке сущности. На это прежде всего указывает слово sequitur. Это слово утверждает, что между действием и действователем возникает своеобразная сплоченность, которую не понять и не выразить иначе, как именно через природу. А природа – не что иное как основание сущностной сплоченности между тем, кто действует (или же тем, что действует, если действующим не является человек) и его действием. Более широко и точнее: природа является основой сущностной сплоченности между субъектом динамизма и всем динамизмом этого же субъекта. Определение «весь» тут важно, потому что с его помощью можно терминологически отделить значения: природы как некоего лишь момента и в то же время как одного только способа (modus) активизации субъекта.

Личностное существование в основании динамической сплоченности человека

Эта сплоченность – факт опытный. Если речь идет о человеке как о субъекте динамизма, то сплоченность в равной мере объемлет как его действие, так и то, что в нем делается: каждый из поступков и каждая из активаций. В этой сплоченности находятся как причинность, переживаемая со стороны конкретного «я» в поступке, так и сама субъектность того же «я» в условиях активаций – где нет переживания причинности.

Сплоченность возникает всегда и везде, если какое-либо operari следует (sequitur) из человеческого esse. Основу этой сплоченности составляет человеческая природа или человеческое начало, которое объемлет весь динамизм человека и которое динамически формирует этот динамизм как динамизм человеческий (или людской).

Опыт сплоченности человека со всем его динамизмом, равно как с действием, так и с тем, что в нем делается, позволяет нам понять, на чем основана интеграция природы в личности. Интеграция не может быть основана на одной лишь индивидуализации [ujednostkowienie] природы личности, как можно было бы думать, если судорожно цепляться за слова Боэция в его определении: «Persona est rationalis naturae individua substantia». Личность – это не только «индивидуально человеческое». Нет, это свойственный именно людям (как единственным существам во всем доступном мире) способ индивидуализированного бытования. Этот тип бытования проистекает из того, что индивидуальное существование, присущее человеческому, является существованием личностным. Первая и основная активизация какого-либо бытия исходит из существования, из esse.

Активизация посредством личностного esse должна находиться у истоков интеграции человеческого посредством личности. В любом случае, охватывая опытную сплоченность всего людского operari с тем же esse, мы не находим никаких помех к тому, чтобы принять томистское толкование этой сплоченности. Человеческая природа в основе своей представляет собой самую тесную сплоченность между субъектом «человек» (так или иначе активизированным изнутри) и той или иной активизацией того же субъекта. Природа – как основа такой динамической сплоченности – существует, очевидно, в субъекте реально. Сам же этот субъект является личностью, ибо его бытие (esse) личностно. С этой точки зрения всякий вид активизации этого субъекта, всякие operari (будь то действие, делание или активация), поскольку они реально связаны с человеческим началом, с природой, реально же и являются личностными.

Интеграция человеческой природы – человеческого, в личность и через личность влечет за собой интеграцию и всего свойственного человеку динамизма в человеческой личности³¹.

Реальное существование человеческой природы в личности

Вместе с тем, однако, такая интеграция возможна лишь в человеке – и то, если принять во внимание его природу, его человеческое начало. Человеческое начало, природа людей обладают свойствами, которые позволяют конкретному человеку быть личностью, то есть жить и действовать как личность. Даже больше, не позволяют ему жить и действовать иначе. Более конкретно мы определим эти свойства позднее, а сейчас удовлетворимся общим на них указанием. И все же достаточно хорошо видно, что интеграция природы посредством личности в человеке не только предполагает саму природу, человеческое начало, но одновременно черпает из него свою реальное строение. А потому никакая другая природа реально (так сказать, индивидуально) не живет как личность – это свойство исключительно человеческое.

Представление о личности как suppositum (но в то же время и как живом, постоянно развивающемся синтезе присущего человеку динамизма, синтезе поступков и активаций, а вместе с ними – причинности и субъектности) познавательно обогатилось благодаря введенному нами понятию начал [pierwiastek] природы, начал человеческого. Одновременно с этим подтверждением человеческого (людского) признака стало целостным и понимание соотношений «личность—поступок». То, что «делать» и «делаться» относятся к людскому, человеческому, исходит из природы личности, из человеческой сущности. Ведь и сама личность является «людской» (или «человеческой»), ее поступок – также. Свойственная поступку причинность человеческого «я», которая обнаруживает для нас трансценденцию личности, не отрывает, однако, этой личности от природы. Она лишь указывает на особые свойства этой же природы, на силы, которые на уровне личности определяют бытование и действие человека.