Текст книги "Праздник подсолнухов"

16

– Нy вот что, – проводив взглядом Тасиро, Сонэ повернулся ко мне и направил на меня дуло пистолета, – пора бы и поговорить. В одном я с тобой согласен: он болван. Но теперь он ушел. Так что ты хотел у нас спросить? Что нас связывает с этим типом?

– Нет, это мне неинтересно. Думаю, ты связался с Тасиро, потому что его порекомендовал Сагимура. Болваны притягивают себе подобных.

Сонэ жестом остановил меня. Не отводя дула, он молча сунул левую руку в карман. При этом пистолет даже не дрогнул. Впечатляет, нечего сказать. Его рука вынырнула из кармана. Теперь в ней был зажат какой-то предмет. Нож. Привычным движением, как если бы это была зубная щетка, он ловко раскрыл зубами лезвие. На солнце сверкнула тонкая сталь. Сантиметров двадцать. Наверняка отлично режет, только думать об этом почему-то не хотелось.

– Зачем ты достал эту штуку?

– Для тебя. Будешь говорить гадости – в момент пошинкую. Предупреждаю, я люблю честность. А иначе… короче, ты понял. Запомни: вранья и ошибок я не прощаю. Еще раз спрашиваю: зачем ты его отослал?

Нож непринужденно зажат в левой руке. Лезвие бликует на солнце – рад бы не смотреть, но оно так и притягивает взгляд.

– Ты сказал Тасиро, что он ничего не теряет.

– И что?

– Уж не его ли репутацию ты имел в виду?

– Какую еще репутацию?

– Тасиро ведь влюблен в парня? В парня по имени Харада, не так ли?

– Ого, – почти прорычал Сонэ, в его голосе слышалось восхищение. – Откуда узнал?

– Интуиция подсказала.

Точнее, опыт. В джаз-клубах Канзас-Сити ко мне частенько приставали геи – их там было полно. Белые и черные, музыканты и посетители – «голубые» на любой вкус. Процент хороших людей среди них был ровно таким же, что и среди парней с обычной ориентацией. Именно тогда я научился моментально вычислять их по походке, взгляду, манерам. В разговоре с Харадой ко мне вернулось то былое ощущение.

– Интуиция тебя не подвела. – Губы Сонэ дернулись, обнажив желтые резцы. Очевидно, это была улыбка. – Тасиро не просто болван, он еще и грязный пидор. Не будь он денежным мешком, я бы и близко к нему не подошел. Хотя, может, и подошел бы. Пошинковать. Мне и воздухом-то одним с ним противно дышать.

То же самое я мог бы сказать и о себе в отношении Сонэ, однако бывают ситуации, когда следует проявлять сдержанность. Вот как сейчас, например.

– Я не считаю геев грязными. У людей могут быть специфические наклонности.

– Вот как у тебя, например, – выгнал Тасиро, чтобы толкнуть речь в поддержку пидоров.

– Я просто решил, что в его присутствии вам будет сложнее говорить.

В ответ раздался утробный звук, словно кто-то потер друг о друга сухие листья. Мне показалось или этот тип смеется?

– Ты удивительно заботлив.

– Тебе вряд ли было бы удобно говорить такие вещи в присутствии денежного мешка. Почему он поручил тебе припугнуть Нисину?

– В мире немало удивительного. А все из-за того, что связался с этим болваном. Мыслимое ли дело, меня, в мои-то годы, вздумали учить! Короче, голубки поссорились. Веришь? Нет? Харада бросил Тасиро и вернулся к Нисине. Этот сопляк крутит двумя старперами как хочет, причем один из них настоящий старый боров, которому за семьдесят. Мне, простому смертному, этого не понять.

Куда уж тогда мне до этого простого смертного, вовсе не являющегося простым? Однако я вновь оставил свое мнение при себе и заметил:

– Я слышал, Нисине стукнуло семьдесят шесть.

Снова утробный смех.

– Пора в отставку. Много я повидал извращенцев, но этот, пожалуй, любому сто очков вперед даст. Долгожитель чертов. Чем дольше живу, тем более странным мне кажется мир.

Я кивнул. С этим я готов был согласиться. К теме о старых извращенцах мне вспомнилась еще одна удивительная история. Ее рассказал мне в Канзасе Энди, в свою очередь услышавший о ней на конгрессе психиатров. Раньше мне приходилось слышать о «мужчине-унитазе», но в тот раз я впервые услышал о «мужчине-пепельнице». Один семидесятидвухлетний белый мужчина впадал в экстаз, когда молодой любовник тушил сигареты о его голый живот. Это вызывало у него небывалую для его возраста эрекцию. Причем эта привычка появилась у него уже после шестидесяти, и теперь его живот напоминал кратер действующего вулкана. Я корчился от смеха, слушая эту историю. Реальность порой сильно превосходит наше воображение.

Между тем Сонэ продолжал:

– Но самое любопытное, что, несмотря на то что Нисина уже давно живет с Харадой, раньше он, говорят, и женщинами не брезговал.

– Бисексуал?

– Навыдумывали умных словечек. Пидор, он и есть пидор. На случку тараканов и то приятнее смотреть.

– Из вашего рассказа я понял следующее: на протяжении длительного времени Харада встречается с Нисиной, но тут появляется Тасиро. Харада некоторое время изменяет с ним Нисине, но в итоге возвращается к Нисине. В припадке ревности Тасиро поручил тебе того припугнуть, легко ранив из пистолета.

– Ага. С души воротит от этой истории. Терплю только из-за этой картины, точнее, из-за сотен миллионов, которые она принесет. Но противно так, что сил нет.

– И все же этих троих должны связывать какие-то отношения, я не имею в виду интимные. Должна же была появиться какая-то почва для их сближения.

– Нисина сошелся с Харадой на почве черного нала, обычное дело в их среде. Потихоньку они стали вместе заниматься картинами. Это насколько я знаю. Вроде в те годы картины считались лучшим подарком для политиков. Потом пресса подняла хай: мол, налоги, то да се, и от этого бизнеса, кажется, пришлось отказаться. Но пока этого не случилось, парочка отлично зарабатывала на так называемой пасовке.

Мне и раньше приходилось слышать этот термин. Всем известно, что предметы искусства растут в цене. А теперь представим, что некий чиновник приобрел у некоего антиквара картину за миллион. Через некоторое время другой антиквар покупает ее же, но уже за десять миллионов, так как полотно за это время успело вырасти в цене. Со стороны не придерешься: рядовая честная сделка, однако на самом деле существует договоренность – это и называется «пасовка».

– То есть Нисина и Харада, двое мужчин с одинаковой сексуальной ориентацией, знакомятся друг с другом, но между ними ничего нет, так?

Сонэ оскалился, еще больше обнажив желтые зубы.

– А ты, я смотрю, любишь потрепаться. Между ними изначально и не могло ничего быть. Во всем виноват Харада. Старик Нисина, до того момента интересовавшийся только бабами, после встречи с Харадой сменил ориентацию. Это под старость-то, ты представляешь?! Вот как бывает: перед тем как сдохнуть, подался в извращенцы.

– И как начались их отношения с Нисиной?

– Нисине тогда было около семидесяти.

Около семидесяти. Значит, шесть или семь лет назад. Действительно поздновато для смены ориентации. Хотя, насколько я понял из рассказа Харады, Нисине подобные лихие виражи не впервой: когда он забросил живопись и занялся коммерцией, ему уже было за пятьдесят.

– Возможно, чувствуя дыхание смерти, начинаешь испытывать интерес к неизведанным сторонам мира, в котором прожил столько лет.

– Возможно. Если взглянуть на это с оптимизмом, то возможно, но мне это не кажется познанием мира. Никогда не смогу понять извращенца.

– И как они познакомились?

– Нисина его нашел. Говорят, он частенько подбирал ребят в галереях или еще где-нибудь.

– Хм, а ты неплохо осведомлен, – сказал я, – похоже, Тасиро тебе доверяет.

– Не неси чепухи. Болван, он и есть болван. Руку давай.

– Руку? А что ты с ней будешь делать?

– Шинковать, что же еще?

– Я еще не все спросил.

– Я же сказал, что люблю честность. Я выполнил свой долг, рассказал честно все, что знаю. Теперь самое время развлечься.

– Готов согласиться с тем, что ты честный человек. В каком-то очень узком смысле слова. Но какой смысл шинковать меня до того, как ты услышишь мой рассказ?

– Очень большой смысл. Резану разок, а потом буду слушать. Самый эффективный способ. Человек на редкость лживая скотина. Вроде и сам не хочет, а соврет, так уж он устроен. Так что пошинкую для профилактики. Самый хороший способ заставить говорить правду. Это даже к лучшему, что ты выгнал Тасиро, а то наш голубок при виде крови в обморок падает.

Он улыбнулся и медленно передал Сагимуре пистолет. Я взглянул на кисть Сагимуры, сжимавшую ствол. 'Похоже, он не очень привычно себя чувствует. А впрочем, чему тут удивляться? Вряд ли бывший клерк быстро привыкнет к оружию. Пожалуй, даже неплохо, что Япония в этом смысле находится в определенной изоляции.

Я снова перевел взгляд на Сонэ. Рукоятка ножа с самым естественным видом сжата в руке. Он зачем-то закатал рукав и, казалось, совсем перестал меня замечать. Его кожа выше локтя была белой и нежной. Внезапно он провел кончиком лезвия по внутренней стороне руки. Я молча наблюдал. Позади снова защелкал фалангами Хироси. Поглядывая на меня с едва заметной улыбкой, Сонэ вел ровную линию от локтя до запястья. Казалось, лезвие оставляет за собой ровную карандашную линию. В течение секунды ничего не происходило. Затем линия вдруг начала набухать красным, расширяться, и наконец с белой кожи Сонэ закапала кровь.

– Здорово режет, – восхищенно пробормотал Сонэ и высунул кончик языка.

Двигаясь словно самостоятельное существо, моллюскоподобный язык медленно слизывал сочащуюся кровь.

Снова щелканье пальцев. Я обернулся:

– Не давай ему руку, Хироси.

Сонэ улыбнулся:

– Достаточно будет твоей руки.

– Что я должен делать?

– Положи руку на стол, растопырь пальцы.

Я сделал, как он велел. Стеклянная столешница мгновенно запотела по форме ладони. Ко мне медленно приближалось острие лезвия. На мгновение вспыхнув на солнце, оно встало между указательным и средним пальцами, звякнув о стекло. Лезвие легко коснулось указательного пальца. Я увидел, как выступила кровь, но боли не почувствовал. Палец дрогнул, и лезвие еще глубже вошло в кожу.

Сонэ спросил:

– Ну как, страшно? – Язык у него заплетался словно у пьяного.

– Страшно. Тут кто хочешь испугается.

– Ты сам хотел этого.

– Не припомню, чтобы высказывал такое пожелание.

– Ну же, не упирайся. Я только пошинкую тебя один разок для начала.

В это мгновение я рассеянно подумал о том, что, возможно, упустил свой единственный шанс. Если он и был у меня, то только в те секунды, когда Сонэ передавал пистолет Сагимуре. Может, ничего и не вышло бы, однако попробовать стоило. Это конец. Достаточно одного взгляда на Сонэ, чтобы понять: его поведение абсолютно непредсказуемо. Внезапно мне вспомнились слова Мари. Ты ведь ни разу не пытался заглянуть в свое будущее, оценить перспективу.

Она права. Возможно, это расплата за мое легкомыслие. Я ведь могу и проиграть в этой игре. Слишком поздно я это понял.

– Постойте, – раздался из-за спины голос Хироси, – разве не я должен рассказывать?

Сонэ скользнул по нему взглядом:

– Тебя я потом пошинкую. Всему свое время. Подожди пока.

– Но я кое-что знаю.

Обернувшись от неожиданности, я переспросил:

– Кое-что знаешь?

– Да что ты там знаешь? – вмешался Сагимура. – Ты же вчера весь вечер молчал.

– Просто я забыл, а теперь вспомнил. Он ничего не знает. Я все расскажу. Да послушайте же!

– Ладно, – проворчал Сонэ, – понял. Расскажешь все по порядку после того, как я пошинкую ого парня, а мы послушаем.

– Но зачем вам его шинковать?

– Поверь, малыш, это самый правильный путь, посмотришь раз, как шинкуют другого, не будешь врать, когда до самого дойдет очередь. Правильно я говорю? Не переживай так сильно. Ну отрежу я ему один палец, и что с того?

Он говорил серьезно. Весь ужас состоял в том, что этот псих говорил вполне серьезно! Хироси примолк. Я смотрел на свою лежащую на столе левую кисть. Видимо, из-за того, что я дернулся, обернувшись, рана на пальце открылась, и из нее потекла кровь.

Стараясь не шевелиться, я поднял глаза:

– Но почему рука?

Сонэ усмехнулся:

– Традиция. Легко резать. Или ты хочешь, чтобы я тебе какое другое место пошинковал?

– Может, ухо?

– Ухо?

– Случается, гений отрезает себе ухо. Я не гений, но хотел бы подражать ему.

– Ах, ухо? Это как Ван Гог, что ли? Вот нос мне приходилось резать, помню, а ухо – нет.

Внезапно лезвие отодвинулось от моего пальца. Сонэ отстранился и пристально взглянул на меня, что-то бормоча под нос. Я перевел взгляд на Сагимуру. Без опоры пистолет немного подрагивал, но дуло по-прежнему было направлено в мою сторону. Его эта ситуация, кажется, тоже изрядно забавляла. Их с Сонэ явно объединяют общие интересы. Я посмотрел на простреленный рукав пиджака и снова взглянул на Сонэ. Его губы кривились в ухмылке. Раньше мне ни у кого не доводилось видеть такой улыбки. Он даже губы облизывал от удовольствия. В одном я готов был с ним согласиться: чем дольше живешь, тем более странным кажется этот мир. Я не знал, что в таком времяпрепровождении тоже можно находить удовольствие. Улыбка Сонэ была какой-то потусторонней, вовсе не из тех улыбок, что хочется видеть снова и снова. Сонэ опять что-то пробормотал под нос и поднялся.

Все так же с высунутым языком сделал шаг…

В этот момент окно распахнулось, и черная тень бесшумно скользнула в комнату. Сонэ обернулся и, тут же получив удар в область сонной артерии, стал медленно оседать на пол. Тонкий силуэт изящно скользнул дальше. Словно в замедленном кино, его ноги взмывали в воздух как в танце. Рука Сагимуры дернулась вверх, и пистолет со стуком упал на пол. Сагимура подался было вперед, но его опередил Хироси. Не успел я опомниться, как он уже сжимал пистолет в руке. На этот раз дуло было направлено на Сагимуру. Я успел только подняться на ноги, а вокруг уже все было кончено. Думаю, все действо заняло не более десяти секунд.

Харада даже не запыхался.

– Это был неправильный шаг с вашей стороны, господин Акияма. Вы ведь задумали отнять у него нож, верно? Такие безрассудные попытки со стороны дилетанта, как правило, заканчиваются печально.

– А вдруг у меня получилось бы?

Он улыбнулся:

– Не уверен. Дело могло окончиться трагедией. Понаблюдав за работой ваших двигательных нервов, могу сказать, что такой исход был наиболее вероятен.

– Тебе достаточно взглянуть на человека, чтобы сделать вывод о работе его двигательных нервов?!

– Но вам же достаточно взглянуть на мужчину, чтобы сделать вывод о его сексуальной ориентации?

– Вот как? Возможно, ты прав, – признал я, – и конец действительно мог бы оказаться трагичным.

Я бросил взгляд на распластавшегося на полу Сонэ. Кажется, он все еще был в отключке. Сагимура застыл с ошеломленным видом. Я снова взглянул на Хараду. Галстук с его шеи куда-то исчез.

– Значит, это твой прожженный галстук я принял за птичку за окном?

– Да. Вернее, то, что от него осталось благодаря вашим стараниям. Это окно просматривалось только с вашего места.

– Я должен тебя благодарить. Спасибо.

– Право, не стоит.

– Но почему ты влетел сюда? Почему захотел меня спасти?

– Эти люди обсуждали мою личную жизнь, мне это было крайне неприятно. К тому же мне надоели их шовинистские высказывания. Есть и еще кое-что: вы заступились за людей нетрадиционной ориентации. Редкий поступок для японца. Вот мне и захотелось защитить столь редкий, не страдающий предрассудками экземпляр.

– Чувствую себя прямо как красноногий ибис. Но ты тоже редкая пташка. Как я погляжу, ты имеешь не только нетрадиционную ориентацию, но и массу специфических талантов. Владеешь всеми боевыми искусствами.

– Это мое собственное изобретение. Смешал боевые искусства монастыря Шаолинь, тхеквондо, каратэ и другие направления, переиначив их на свой лад.

– Любишь разнообразие?

– Не привык зацикливаться на чем-то одном.

Я лишь усмехнулся. Похоже, я ничего не знаю об этом парне. Удивительно многогранная личность, не говоря уже о его ай-кью и других талантах. Я снова обвел взглядом комнату. Сагимура по-прежнему потрясенно молчал. Увидев, что в руках Хироси помимо пистолета теперь оказался еще и нож, я обратился к нему:

– Пистолет лучше отдай мне.

Он посмотрел на ствол:

– Тяжелый. На Гавайях я стрелял на экскурсии, но там был совсем другой пистолет.

– Когда я впервые взял в руки ствол тридцать восемь миллиметров, у меня было такое же ощущение.

Оставив у себя нож, он аккуратно вложил пистолет в мою ладонь. Раньше мне не приходилось держать в руках браунинг, ощущение мне понравилось. Я направил дуло на Сагимуру:

– Отвечай. Ты же слышал, что у меня двигательные нервы ни к черту. Буду целиться в какой-нибудь второстепенный орган, но промажу и попаду прямо в сердце.

Он громко сглотнул:

– Что отвечать?

– Откуда вы узнали об этом доме в Киото? И не надо заливать про фальшивые карточки. Откуда вы узнали о том, что Хироси мой родственник?

– С этого адреса на твой счет каждый месяц поступают деньги.

– Значит, это ваши люди заглянули в мою банковскую книжку?

– Да. У них с собой был портативный копир.

– А Тасиро пробил адрес через своих приятелей в дирекции банка, так?

– Так.

– Раз уж взялись делать обыск, надо было смотреть повнимательнее.

– У нас не было времени.

Так я и думал. На полу застонал Сонэ, и Хироси воскликнул:

– Скоро этот садист очухается! Надо что-то предпринять.

Харада спросил:

– У вас найдется скотч?

Хироси кивнул и вышел из комнаты. Я критически оглядел Сагимуру. Обычный мужчина средних лет, большую часть своей жизни гнувший спину за зарплату, – вряд ли он станет сопротивляться. Я поставил оружие на предохранитель и убрал в карман. На его лице отразилось облегчение. Что уж тогда говорить о Тасиро. Он явно не из тех, кто способен что-либо предпринять в одиночку.

Я перевел взгляд на Хараду:

– Ты говорил, что раньше сталкивался с Хироси. Теперь я вижу, что и он хорошо тебя помнит. Где вы познакомились?

– Семь с половиной лет назад на Акасаке он стал участником драки, повлекшей за собой смерть человека. Как вы знаете, это произошло в баре. Вы там тоже бывали.

Я недоуменно посмотрел на него:

– «Blue Heaven»? Неужели то самое казино?

Он кивнул:

– Тогда оно, конечно, называлось по-другому и представляло собой самый обычный бар. Я был там менеджером зала. Ваш шурин пришел к нам в заведение и от души «повеселился». Так мы и познакомились. Наши отношения нельзя было назвать дружескими.

Хироси тогда только что бросил университет и пустился во все тяжкие.

– То есть вы тогда находились во враждующих группировках?

– Не без этого. Уверен, что у вас еще остались вопросы, но, может быть, мы обсудим их без него? – Он кивнул на Сагимуру.

Тот выглядел напуганным. Похоже, несмотря на весь свой бандитский опыт, в душе он остался тем же чахлым клерком.

Вернулся Хироси с прочным скотчем на тканевой основе, и Харада, одобрительно кивнув, тут же начал обматывать им Сонэ. Тот, похоже, все еще был без сознания. Я молча наблюдал за ловкими движениями Харады. Он стянул с Сонэ носки и обмотал скотчем лодыжки. Запястья связал сзади, не пощадив даже руки, порезанной самим же Сонэ. Своими действиями он напоминал упаковочную машину с программным управлением. Сагимура даже не пытался сопротивляться, с обреченным видом вверив свое тело заботам Харады. Тот вытащил из их карманов все вещи – телефоны, бумажники и даже табачные принадлежности – и выложил их на столик, стоявший на безопасном расстоянии.

Через пару минут у стены лежали две спеленатые мумии.

К Сонэ понемногу начало возвращаться сознание. Приоткрыв веки, он заговорил, но голос был все еще хриплым:

– Знаете, что вам за это будет? Что вы собираетесь с нами делать?

Я взглянул на него:

– Шинковать, конечно.

Харада бесстрастно добавил:

– И вы даже не представляете, какое место, учитывая то, как вы себя вели.

Губы Сонэ по-прежнему странно кривились. Он улыбался. Смелый мужик, с принципами. Однако вряд ли он мог бы возглавить клан якудза или любой другой коллектив. Если бы он надумал устроиться на работу, в графе «хобби» в резюме ему, вероятно, стоило бы написать «нанесение увечий».

Молча протянув Хироси руку, я почувствовал на ладони тяжесть металла. С ножом в руке я приблизился к Сонэ. Поднес к его лицу сверкающую на солнце сталь:

– Похоже, и правда неплохо режет.

Он снова ухмыльнулся:

– Не попробуешь – не узнаешь.

– Что ж, воспользуюсь твоим предложением.

Взяв в руки скотч, я отхватил несколько сантиметров. Сонэ с изумлением взирал на меня. Хорошенько заклеив ему рот, я сказал:

– Надоела твоя улыбка.

Услышать его ответ я уже не мог. Я обратился к Хироси:

– Тасиро, вероятно, все еще гуляет по особняку. Не знаешь, где он может быть?

– Найду.

В ответ на его вопросительный взгляд Харада промолвил:

– Его тоже лучше нейтрализовать. Меня немного беспокоят те парни в Нагое. Я сделал звонок в полицию Айти[57]57
  Айти – префектура, столицей которой является город Нагоя.


[Закрыть] и сообщил, что прямо на дороге за вокзалом валяются несколько тел, – вероятно, очередная разборка между токийской группировкой и местными бандитами. Полиция наверняка направит запрос в токийское полицейское управление, но эти ротозеи-копы могут не найти достаточных причин, чтобы задержать тех парней.

– Зато тебя ротозеем никак не назовешь. Тебе не откажешь ни в интеллекте, ни в физической подготовке.

Мы все вместе вышли из комнаты, и Харада заговорил с улыбкой в голосе:

– Господин Акияма, я был не прав, когда просил вас предоставить информацию.

– О чем это ты?

– Вы потрясающе блефовали.

Я остановился и взглянул на него. На губах его играла изящная улыбка.

– Ваш рассказ о письмах, оставленных в отеле, и это предложение намекнуть, где находится картина, – вы ведь блефовали. Я восхищен. Вам удалось полностью переломить ситуацию, заставив их делиться информацией с вами. Они абсолютно не разбираются в людях. Теперь мне ясно, что вы совершенно не представляете, где находится картина. Признаюсь, для меня это полная неожиданность.

Тут он был прав. Я понятия не имел, где картина, и откровенно блефовал в той сделке. Наверное, мой блеф был чистым безумием. Из-за него я едва не лишился пальца.

– Значит, ты догадался? – Я покачал головой. – Ты, пожалуй, мог бы обыграть меня в покер. Кстати, за мной должок.

Мы увидели, как Хироси направляется вверх по лестнице.

– Думаешь, Тасиро на втором этаже?

– Папик еще вчера облюбовал там одно местечко. Если интуиция меня не подводит, он должен был торчать там все это время.

– Что за местечко?

– Большая гостиная на втором этаже.

– Но почему именно там?

– Потому что там его любимые игрушки.

– Любимые игрушки? Это еще что такое?

– Неужели не догадываешься?

Харада улыбнулся, я взглянул на него и спросил:

– Ты, кажется, тоже в курсе? Кстати, в поезде ты упоминал свою поездку в Киото. Когда ты был здесь последний раз?

– В январе. Именно тогда мы начали действовать, или, выражаясь вашим языком, рыть носом землю. У нас состоялся откровенный разговор с вашим шурином. Однако в тот раз он, естественно, ничего не рассказал нам о фактах, которые припомнил, когда вас собрались «пошинковать».

Хироси отодвинул раздвижную перегородку.

Сидевший посреди комнаты Тасиро обернулся и даже, кажется, попытался что-то сказать, но я не слышал его, ошеломленно застыв на пороге.

Я был потрясен. Во время своих визитов мы с Эйко всегда останавливались в этой гостиной. Просторная комната в японском стиле имела площадь не меньше двадцати дзё. Никакой мебели, только татами на полу. Хорошо помню, как неуютно я чувствовал себя здесь вначале. Однако сейчас гостиная выглядела иначе. Все-таки живопись очень преображает стены. Мы искали картину голландского художника девятнадцатого века, но сейчас перед нами предстали совсем другие полотна, до боли знакомые. Их было шесть, все сотого размера. То были картины, написанные мной во время учебы.