Текст книги "Праздник подсолнухов"

– Но вы, – продолжил я, – не сообщили Хараде о ее визите.

– Думаешь, в этом была необходимость? Ему нет нужды напоминать о таких вещах. Он не глупец. Разве на деле вышло иначе?

– Вроде нет, – ответил я. – Но вы, кажется, кое-что скрываете.

Его глаза сверкнули.

– Не люблю грубиянов.

Я молча смотрел на него. Надо же, точно знаю, что ему за семьдесят, но сейчас в это трудно поверить – так много силы и остроты в его осанке и голосе. Хотя и у него наверняка есть слабые места. Старик говорит, что Харада обо всем ему доложил, но, кажется, тот умолчал о моих сомнениях. Или он решил оставить это мне? Любовь между мужчинами – загадочная штука. И все же он реагировал как-то слишком эмоционально. Я повторил ему то, о чем говорил Хараде:

– Читая завещание Ришле, вы, кажется, испытали изумление при виде имени Эйко Акиямы. Ваша память поразительна! Я бы сказал, она выходит за пределы человеческих возможностей. Иначе как объяснить изумление при имени человека, с которым семь лет назад беседовал в течение десяти минут? Если только, конечно, все эти годы вы не общались с Эйко.

Он молча пристально смотрел на меня.

Я продолжил:

– Вообще-то сомнения у меня возникли гораздо раньше, и этот факт лишь косвенно их подтверждает.

– О чем ты?

– Мне известно, что начало художественному музею Китаути положила частная коллекция финансиста Сатаро Китаути, собранная им из любви к искусству. Музей был учрежден художественным фондом Китаути. Но лишь совсем недавно я случайно узнал, что музею выпала редкая удача: со временем он начал получать дотации от крупного финансового юридического лица под названием «фонд Киссё». Его название я увидел в буклете музея. Там же значилось ваше имя и должность – председатель фонда. В музее Китаути не более тридцати сотрудников. Учитывая их малое количество, вы наверняка лично знакомы с каждым. По чистой случайности моя бывшая жена была одной из них.

Старик громко шмыгнул носом:

– Видно, ты плохо представляешь себе структуру финансового юридического лица. Должность председателя – это всего лишь почетное звание. Вся работа лежит на председателе-распорядителе. Естественно, я не помню, как зовут каждого сотрудника, но, признаюсь честно, имя твоей жены я действительно знал раньше. Но только имя.

– Откуда?

– Тому было две причины. Во-первых, я узнал, что она вышла замуж за человека, чей талант глубоко поразил меня. А во-вторых, это я выхлопотал для нее место в музее. Хотя при этом мы ни разу не встречались.

– Выхлопотали место?! – (Похоже, он говорил искренне.) – Но я об этом ничего не знал. На каком основании она обратилась к вам с просьбой помочь ей устроиться на работу?

– Я получил просьбу не напрямую. За нее попросили.

– В музей действительно сложно пробиться, слишком узкий рынок, но она была не из тех, кто станет устраиваться благодаря связям.

– Тем не менее получилось именно так.

– Что значит «получилось»? Кто за нее просил?

– Этого я не могу сказать. Не имею возможности. Тебе не понять, но моя работа держится на сборе информации и ее огласке в соответствии со строгими правилами, одним из которых является конфиденциальность. Это основной принцип. Я и так, чтобы снять твои сомнения, ответил на твои вопросы, не утаив того факта, что знаю имя твоей жены. Возможно, для тебя это пустой звук, но вся моя деятельность строится на доверии.

Я положил палец на спусковой крючок и посмотрел на Нисину. Выражение его лица не изменилось. Я выжидал. Наконец отпустил палец и со вздохом положил пистолет на колени. Пугать этого старика оружием – пустая трата времени. Выстрел мог прозвучать в любую секунду, а он и не думал говорить. Пожалуй, в этом мало здравого смысла, но таковы уж его жизненные принципы. Вероятно, он ни разу от них не отступал. Может, он прав и я по сравнению с ним действительно дурак? Однако вслух я произнес совершенно иное:

– По мере старения и познания границ собственного таланта человеку свойственно отказываться от некоторых своих мечтаний. А теперь представим, что эти люди определяют для себя некий уровень. Даже самые тривиальные бытовые разговоры возносятся ими в степень крайне важных, неизбежно нагромождая вокруг стену несвободы. Иными словами, может статься, вы живете в вами же выстроенной клетке.

Он долго смотрел на меня. Наконец его губы изогнулись в странной улыбке.

– Ты удивительный человек, Акияма.

– В чем же?

– Да много в чем. Например, ты ни разу не заговорил о Ван Гоге. Похоже, твое сознание всецело поглощено одной-единственной идеей.

– Какой?

– Местью, – ответил он, – у тебя в голове одна только месть. За что ты хочешь мстить, мне неясно. Да и неинтересно. Одно я знаю точно: смертоносным оружием, как правило, запасаются именно ради этой, пусть и полинявшей от времени цели. Я не прав?

Я молчал. Харада говорил о расследовании. Теперь этот старик твердит о мести. Что же все-таки – расследование или месть? А может, вообще что-то третье? Пока неясно.

Между тем он продолжил:

– Хочу спросить тебя кое о чем. В прошлом твоей жены наверняка было немало представителей противоположного пола. Почему бы тебе не поискать среди ее бывших коллег или людей из мира искусства? Зачем ты явился сюда и ворошишь прошлое? Вот чего я никак не возьму в толк.

– Простите, господин Нисина, но я знаю свою жену лучше, чем вы. У меня к вам было еще много вопросов, но теперь мне надоело. Какой смысл общаться со зверем в клетке. И все же один вопрос я задам. Это не имеет отношения к информации, которую вы обязаны сохранять в тайне. Я мог бы узнать это и завтра, сделав всего один звонок. Поверьте, доверие к вам не пострадает, если вы расскажете мне об этом сейчас.

– О чем ты?

– Даже я знаю, что фонд, как правило, имеет головную организацию. Что является такой организацией для фонда Киссё?

Нисина ненадолго задумался. Я не понимал, почему он медлит. Наконец он заговорил:

– Ты, вероятно, слышал о кондитерском производстве «Киссё». Сначала это был старинный магазинчик японских сластей с многолетней репутацией, который постепенно вырос в известную всей стране кондитерскую фабрику средних размеров. Это и есть головная организация.

Кажется, я где-то слышал это название. Но рекламного ролика точно не видел, я бы запомнил. И тут я все понял. Я не смог сдержать смех. Как же мне было смешно! Скоро я хохотал уже в голос.

Старик гневно произнес:

– Что тут смешного? Ну да, возможно, имидж кондитерской фабрики мало соответствует миру искусства. Но разве это так уж необычно?

Наконец мне удалось справиться с собой.

– Не в этом дело, просто я частенько потребляю продукты этой марки. Их пончики со взбитыми сливками из круглосуточного магазина весьма недурны. Мое любимое лакомство.

Я взглянул на часы. Начался новый день. Ноль пять. Удалось ли мне открыть новую карту? Не зная ответа на этот вопрос наверняка, я убрал пистолет в сумку для гольфа и поднялся.

Старик взглянул на меня:

– Уже уходишь?

– Времени мало. Меня ждут еще дела.

– Это имеет отношение к Хараде? Решил предпринять что-то в связи с Ван Гогом?

– Может, да, а может, и нет. Пока неясно.

Старик пытливо взглянул на меня:

– Ну что, встреча со мной оказалась полезной?

– Не знаю. Но оба моих предположения оказались неверными. Во-первых, то, что мне может пригодиться оружие. Это была ошибка. Сквозь прутья вашей клетки, похоже, и пуле не пролететь.

– А во-вторых?

– Я думал, что вы были давно и близко знакомы с Эйко. Кажется, я даже Хараде сказал нечто подобное. Но, похоже, вы не соврали. Я только сейчас понял, что вы имели в виду, говоря о сложности простых фактов.

– Да. Именно простые факты, как правило, имеют наиболее сложную структуру. Хотя в последнее время мне стало казаться, что истина, возможно, стремится в более простом направлении.

– Например?

– Например, известно ли тебе, какие материи движут человеком?

– Нет, неизвестно.

– Насколько я знаю, их три. Деньги, власть и красота.

– Вот как? Наконец-то наша беседа приобретает конкретику.

– Где ты увидел конкретику?

– Я о вашей страсти к «Подсолнухам» Ван Гога. Точнее, о причине этой страсти. «Подсолнухи» полностью соответствуют двум из трех названных вами материй. Что до третьей, то почетное звание первооткрывателя дает определенную власть. Повергнутый в одной сфере может укрепиться за счет другой.

У самой двери я обернулся:

– Кстати, думаю, есть и еще одна.

– «Еще одна» – что?

– Еще одна материя, движущая человеком. Еще одна материя.

– И что же это за материя?

– Нет нужды рассказывать вам о ней. Бессмысленно. Вам этого не понять. Эта материя распространяется лишь на отдельных людей. В нашу эпоху их осталось мало.

Когда я уже взялся за ручку двери, то услышал вдогонку:

– Ты спросил все, что хотел. Позволь и мне напоследок задать тебе один вопрос.

– Какой?

– У тебя был талант. Почему ты оставил живопись в таком молодом возрасте?

– Наверно, потому, что был талантливее вас. Во всяком случае, я раньше вас понял, что не являюсь гением. Я имел талант понять это.

Ответа не последовало. Когда я прикрывал за собой дверь, мне показалось, что я оставляю за столом дряхлого старика.

22

Перед моим домом стояла машина. Малолитражка с номером, начинающимся на «ВА». Автомобиль из проката. Я бросил взгляд на окошко напротив. Юный курьер с видом скучающего аристократа лениво взирал на окружающий мир, опершись на подоконник.

Наши взгляды встретились, и, прежде чем я успел открыть рот, он с улыбкой произнес:

– Если ты об этом, то благодарить надо не меня. Обо всем позаботилась принцесса.

– Принцесса?

Дверца автомобиля открылась, выпустив стройный силуэт в черном, который тут же заговорил колючим голосом:

– И зачем, скажи, пожалуйста, тебе в это время суток потребовался автомобиль?

– Минуточку. Ты здесь откуда?

Тут вмешался курьер:

– Дело в том, что принцесса находилась в моей комнате и слышала весь наш разговор. Когда ты ушел, она связалась с прокатом и уладила вопрос за три минуты. Машину доставили почти мгновенно. Мне оставалось только наблюдать со стороны. Похоже, в вопросах житейской мудрости мне до нее далеко. Конец века – на сцену выходят принцессы новой формации.

– Вот оно как? – проворчал я и повернулся к Мари. – Что же привело тебя сюда снова?

– Любопытство. – Она уперла руки в боки. – Захотелось взглянуть, как поживает бессердечный мерзавец и трус. Приезжаю вечером, а тут такое. Что тут происходит, в конце-то концов? Сато мне уже много чего сообщил. А как прошла твоя поездка в Киото? Хотя бы в благодарность за автомобиль ты можешь рассказать? Что ты обо всем этом думаешь, приятель?

– Я же просил не называть меня приятелем, – вздохнул я. – Прости, но сейчас нет времени. Позже я обо всем тебе доложу. Напишу сотню отчетов. Может, наконец дашь мне ключи?

– Ключи?! Ты все-таки собираешься сесть за руль? И куда, интересно знать, ты собрался без прав?

– Туда, куда пешком не дойти.

В ответ она тоном, не терпящим возражений, скомандовала:

– Тогда марш на пассажирское сиденье!

– Сожалею, но вынужден отказаться. Дело в том, что путь мой лежит в слишком скучное место. Отнюдь не для влюбленной парочки.

– Это я и сама поняла. Такси не берешь, да еще содержимое твоей сумки…

– Откуда тебе известно, что у меня в сумке?

Она укоризненно покачала головой:

– Какой же ты все-таки растяпа! Вот и выдал себя с головой, признался, что не состоишь в гольф-клубе. У тебя там явно что-то не то. Ты забыл, как рассказывал, что не занимаешься спортом?

До меня дошла вся бессмысленность нашего спора. Даже если я возьму такси и отпущу его, немного не доезжая до цели пути, водитель может что-то заподозрить. Слишком уж неподходящий район для ночной прогулки с сумкой для гольфа – я помню те места, не раз ездил туда в детстве на велосипеде. А если поеду за рулем без прав, то это до первого патруля.

– Хорошо, – решился я, – только пообещай мне одну вещь. Когда я попрошу остановить и выйду из машины, ты тут же вернешься сюда и забудешь ночную поездку. Только при этом условии я доверю тебе сесть за руль.

Она с удивлением на меня посмотрела:

– Ты еще смеешь выставлять условия, получив машину с водителем?! Не ожидала от тебя такой наглости. – Затем, немного подумав, она чему-то улыбнулась. – Ну ладно, разок можно и потерпеть приказы жалкого мальчишки. Только сначала ответь на один вопрос.

– Какой?

– Что у тебя в сумке?

– Бита, – ответил я, – мне предстоят краткие переговоры. Мой партнер настоящий джентльмен, но в округе могут оказаться байкеры, вот и прихватил ее на всякий пожарный. Говорю же тебе: я трус, драться не умею.

– Ясно, – последовал лаконичный ответ, – времени мало, верно? Садись скорее. Но в машине расскажешь мне все в подробностях!

– Непременно, – ответил я, понимая, что вряд ли у нас будет время для подробного разговора.

Ночь с субботы на воскресенье. Минут за пятнадцать точно доберемся.

Я открыл пассажирскую дверцу. Вслед донесся голос курьера:

– Отлично смотритесь, ребята.

Я задумался было, как бы поостроумнее ответить, но тут же махнул рукой и нырнул в машину.

Пристегнув ремень, она спросила, куда ехать. Услышав, что маршрут лежит через мост Цукудабаси на Харуми-дори, а там до конца, к причалу, она заметила:

– Там ведь одни склады. С кем и о чем ты собираешься вести переговоры в таком месте?

К счастью, пока я раздумывал над ответом, мы остановились на красный свет на перекрестке у круглосуточного магазина. Очень кстати. Мне как раз нужно было сюда заскочить.

– Подождешь минутку? Хочу кое-что купить.

– Купить?!

– Возможно, мне потребуется перекусить.

– Опять пончики?

– Меня давно восхищало в тебе одно качество. Хочешь узнать какое?

– Какое?

– Ты страшно догадлива.

В ярком свете торгового зала я долго разглядывал пончики. Выбрал те, что со взбитыми сливками, и отнес на кассу две штуки. По дороге к машине я надорвал упаковку и засунул в рот первый пончик. Устраиваясь на сиденье, предложил второй пончик Мари:

– Будешь?

Она зло буркнула, что, конечно же, не собирается есть эту гадость. Тогда я сунул пакет с оставщимся пончиком в карман пиджака. Затем снова мысленно вернулся к разговору с Нисиной. Только сейчас мне удалось сформулировать мысль, все это время подспудно не дававшую мне покоя. Мари, жаждавшая услышать подробности, отчего-то молча гнала машину. Мы уже подъезжали к мосту Цукудабаси, когда она пробормотала:

– Что ты собираешься делать с оружием?

Я резко повернулся к ней. Взгляд ее был направлен на дорогу. Фары грузовика на мгновение выхватили из темноты ее жесткий профиль, и он тут же снова потонул во тьме. Ну конечно же! Она обыскала мою сумку, пока я был в магазине. Я только вздохнул:

– Нарушение неприкосновенности частной жизни граждан?

– А ты что же, думал, кто-то поверит в твое жалкое вранье про биту? Ты не расслышал вопрос? Что ты собираешься делать?

– Честно говоря, и сам толком не знаю.

Снова красный. Притормозив, она резко взглянула на меня. Просто сидела и молча рассматривала. В тусклом свете приборной панели я вновь разглядел в ее глазах знакомый свет и залюбовался их диковатым блеском.

– Я не обманываю тебя. Я действительно не знаю. Сам пока не представляю, что там произойдет.

Она сунула руку в свою сумку и, вытащив какой-то предмет, уставилась на него. На ее ладони лежал мобильный телефон.

– Куда ты собираешься звонить?

– Сто десять.

Она уже собралась нажать кнопку вызова, но я выдернул у нее телефон. Я схватил ее за тоненькое запястье, она попыталась сопротивляться, выкрикнув:

– Что ты делаешь?

– Зеленый. За рулем опасно говорить по мобильному телефону.

Сзади посигналили, и ей пришлось жать на газ. Она разочарованно проворчала:

– В полицию можно позвонить и из автомата.

– Полагаться на высшие силы – не в моих правилах. Может, как крайняя мера это приемлемо, но в данном случае хотелось бы этого избежать. Спроси потом у нашего юного друга-курьера. Думаю, он того же мнения.

– Ты собираешься совершить убийство. Или сам можешь быть убит. И все из-за чего?

– Ну, не знаю.

В ответ она прошипела:

– Из-за бывшей жены.

– Честно говоря, этого я тоже толком не знаю. Есть же еще Ван Гог.

– Ван Гог?

– У меня нет времени для подробного рассказа, но речь идет о тех самых «Подсолнухах». Возможно, мне удастся их забрать. Может, причина в этом, а может, и нет. Я действительно сам толком не знаю, но сейчас мне кажется, что я участвую в игре, в которой на кон поставлено кое-что еще. Какое-то неясное ощущение, расплывчатый образ. Если приедет полиция, этот образ исчезнет. Можешь отпустить меня без шума?

– То есть ты предлагаешь мне притвориться водителем, который знать ничего не знает, только баранку крутит?

Именно.

Она молчала. Я искоса взглянул на нее. Она закусила губу.

С обеих сторон улицы мимо нас пролетали полуночные кварталы. Даже в этот час попадались редкие машины, по большей части такси. Наконец оживленная улица с множеством огней осталась позади. Мы проехали станцию метро «Тоёсу». С тех пор, когда я приезжал сюда на велосипеде, вокруг многое изменилось. В моем детстве здесь были сплошные поля. Мы подъехали к светофору, над головой тянулся громадный виадук. В обе стороны раскинулся широкий проспект. Здесь поток машин распадался направо и налево, одни мы проехали прямо и оказались на причале. Впереди тянулась такая же освещенная широкая улица. Интересно, это все еще Харуми-дори или уже нет? Не поймешь. Вокруг почти не было машин. Наверное, в будний полдень здесь все по-другому. Сейчас навстречу нам попался лишь один грузовик. Когда он исчез из виду, мы оказались посреди совершенно безлюдной улицы.

Завидев впереди большой склад, я сказал:

– Здесь.

В ответ я услышал спокойный голос:

– Не хочешь осмотреться? В таком уединенном месте произвести разведку можно только на машине.

– Произвести разведку?

– Я имею в виду разведку местности. Разве прежде, чем делать первую ставку, не следует изучить правила игры и разведать окружающую обстановку?

Я молчал. Она была права. Пока я размышлял, Мари на медленной скорости двигалась вперед. В конце улицы, на Т-образном перекрестке, она повернула направо. Дорога здесь, хоть и оставалась по-прежнему широкой, была совсем темной. Свет фонарей стал более тусклым, расстояние между фонарями увеличилось. Вокруг все было в точности как описывал Харада. Одни только старые склады. Ни одной живой души. Снова тупик. Наверно, здесь заканчивается причал. Поворот есть только направо, в сторону центра. Она вопросительно взглянула на меня.

– Не здесь, – проворчал я, и она развернулась, чтобы вернуться по той же дороге. Как только мы миновали недавний т-образный перекресток, я увидел нужное здание. Через дорогу, на самом краю причала, стоял склад, выкрашенный в радостный желтый цвет. Ярким пятном выделяясь на фоне темного ряда складских зданий, он тем не менее мало чем от них отличался. Над небольшой пристройкой, похожей на административное здание, горел фонарь. Я взглянул на часы. Ноль сорок. Похоже, ни «Подсолнухи», ни Тасиро пока не прибыли. Мы проехали желтый склад, дорога закончилась. Я попросил повернуть налево, Мари молча подчинилась.

Когда мы оказались в начале причала, почти на Харуми-дори, я коротко сказал:

– Я выйду здесь.

Она аккуратно затормозила у тротуара.

– Спасибо, – сказал я, – теперь поезжай обратно.

Не двигаясь с места, она сосредоточенно смотрела перед собой. Кажется, о чем-то размышляла. Затем медленно повернулась ко мне:

– Не знаю, что тут произойдет, но кое в чем я раскаиваюсь. Я должна признаться тебе в одной вещи. Вообще-то следовало рассказать раньше…

– Ты о тех пометках, которые ты по-французски написала в сборнике писем Ван Гога?

Она опешила. Приоткрыв рот, Мари ошарашенно смотрела на меня и наконец спросила резко осипшим голосом:

– Так ты знал?

Я кивнул:

– Почерк действительно был очень похож на почерк Эйко. Но те, кто связан с миром живописи, знают одну важную вещь. Когда я был старшеклассником, во многих музеях еще висели таблички с предупреждением: «Запрещается использовать фотоаппараты и перьевые ручки». Дело в том, что в те годы посетители, делая пометки, могли нечаянно тряхнуть такой ручкой и забрызгать чернилами экспонаты. Теперь это в прошлом. Именно поэтому Эйко на работе всегда пользовалась шариковой ручкой или карандашом, но дома она неизменно использовала перьевую ручку и никогда не изменяла этой привычке. Старомодной привычке. А твои пометки были сделаны шариковой ручкой.

В ответ она едва слышно прошелестела:

– Вот как?

Я взялся за ручку дверцы:

– Ты обещала. Уезжай. Ты ведь обещала вернуться на Гиндзу.

Однако она по-прежнему смотрела на меня:

– Не хочешь спросить, кто мне приказал?

– Я догадываюсь. Тебя напрямую попросил об этом Нисина?

Снова тихий голос в ответ:

– Откуда ты знаешь?

– He так много найдется людей, которые знали, как писала Эйко латинскими буквами. Харада не сталкивался с Эйко по работе. Значит, больше некому. Ты ведь бывала у Нисины в офисе. Ты сама говорила, что слышала, как они говорили о торговле картинами. Не думаю, что многие вхожи в его кабинет. Я только что оттуда, и его офис произвел на меня именно такое впечатление. Думаю, это он велел тебе потренироваться в подделке почерка Эйко, пообещав, что Харада заплатит миллион в качестве выходного пособия. Ведь так тебе сказал Нисина?

– Да, все так, – тихим прозрачным голосом ответила она, – менеджер сказал, что это выходное пособие. Думаю, он искренне в это верил.

Мне вспомнилась наша встреча с Нисиной. Держа палец на спусковом крючке и глядя ему в глаза, я решил опустить этот вопрос, хотя он напрашивался в первую очередь. Ответ наверняка остался бы с внешней стороны клетки, которую старик для себя построил.

Мои мысли прервал ее голос:

– Тебе не кажется, что вознаграждение в миллион иен – это заманчиво?

– Кажется. Но ты, помнится, однажды запросто проиграла фишки на десять миллионов.

– Это не деньги, – возразила она, – я уже говорила. Помнишь, я рассказывала тебе, как школьницей выиграла в лотерею миллион иен. К фишкам на десять миллионов можно относиться только как к игрушке. А вот миллион иен – это нечто вполне осязаемое. Только руку протяни – и вот она, самая крупная сумма, которую мне доводилось держать в руках. И всего-то нужно вписать в книгу слова на французском. Ради этого можно и постараться. Такую малость можно простить, тебе не кажется? – Она улыбнулась. – Ну, я поехала. – Ее голосу вернулась обычная уверенность, пожалуй даже решимость. – У тебя ко мне больше нет вопросов?

– Вообще-то есть один. Я его уже задал однажды, но так! и не получил ответа. О том посетителе, что пришел к тебе на работу и сказал, что ты похожа на Эйко. По твоим словам, это был ничем не примечательный мужчина средних лет. Можешь его вспомнить?

Судя по выражению на ее лице, она силилась припомнить что-то очень далекое. Глядя на ее профиль, я почему-то подумал о том, что лица всех без исключения людей, листающих в памяти прошлые события, всегда выглядят одинаково.

Она в задумчивости покачала головой:

– И все же это был ничем не примечательный мужчина средних лет. Разве что очень веселый и громогласный. Думаю, твой ровесник. Или почти ровесник. Хотя вряд ли это поможет.

Подумав, я сказал:

– Может и помочь. В любом случае спасибо. А теперь уезжай.

– Спасибо?! Ты сказал «спасибо»?!

– Ну сказал… А что тут такого?

– Я соврала тебе, обманула, а ты говоришь «спасибо»?!

– Да, за то, что стала моим проводником.

– Привезла тебя сюда?

Я искренне рассмеялся:

– Да нет же. В течение последних семи лет мои воспоминания окутывал плотный туман. Моим проводником в этой дымке забытья стала ты. Не знаю, чем это кончится. И все же никто, кроме тебя, не справился бы с этой задачей. Спасибо.

Она долго молчала и потом сказала тихо:

– Знаешь что? Я тебе скажу одну вещь, а ты верь: кроме этих пометок, я ни в чем тебе не соврала. Ни в едином слове тебе не соврала.

– Верю.

– Спасибо, – ответила она.

Подхватив пиджак и закинув на плечо сумку для гольфа, я вышел из машины. Мари молчала. Повернувшись спиной, я зашагал по дороге. Вскоре я услышал, как сзади взревела, срываясь с места, машина.

Я вернулся к морю. Еще по дороге сюда из машины я приметил одно местечко. Прямо напротив склада стояли два торговых автомата, но они были слишком ярко освещены. Чуть поодаль раскинулся пустырь с невысокой полуразрушенной каменной оградой, обращенной к дороге. Склад находился как раз по диагонали от ограждения и хорошо просматривался. Я спокойно добрался до цели, никого не встретив по дороге.

Я внимательно оглядел желтое здание склада. Цвет его стен навевал ассоциации с «желтым домом» – колонией для художников, которую мечтал создать в Арле Ван Гог. Тем более что, если верить Хараде, эти стены скрывают самые разные шедевры. Однако изысканный логотип «Тамаи файненс» не оставлял никаких иллюзий.

Неизвестно, что задумал Харада, каков его план. Из оружия у него наверняка только пистолет Сонэ и нож. И еще одно не оставляет сомнений: на место он прибыл раньше меня и дожидается где-то здесь, на причале. Попасть сюда можно только с Харуми-дори. Не знаю, где он прячется, да и он наверняка не знает, где я. А может, он и не догадывается, что я тоже здесь. От моего укрытия до склада приличное расстояние по диагонали. Ярдов шестьдесят. Пятьдесят с лишним метров. При стрельбе из люгера с такого расстояния можно даже не учитывать ветер, но для обычного пистолета слишком далеко. К тому же есть опасность быть замеченным, пока перебегаешь дорогу.

Было зябко. В холодном ветре чувствовался едва уловимый запах соли. Натягивая свой продырявленный пиджак, я ощутил в кармане что-то тяжелое. Я и забыл. У меня оставался изъятый у Мари мобильный телефон и пончик. Я надорвал упаковку и откусил тесто. При взгляде на телефон меня посетила неожиданная мысль. Надежды, конечно, мало, но попробовать стоит. Я понажимал кнопки, прислушался, но мои ожидания не оправдались. Да я и не думал, что услышу ответ. Все дело заняло буквально пару секунд. Есть пончик расхотелось. Я сунул его обратно в пакет и взглянул на часы. Час десять. Думаю, они появятся здесь между двумя и тремя часами ночи. Остается лишь надеяться, что расчет Харады окажется верным. Пожалуй, у меня есть немного времени.

Присев в тени каменной ограды, я достал из сумки люгер. Положил ствол на ограду – получился упор для стрельбы сидя. Вероятность точного попадания из такого положения намного выше, чем из положения стоя. К тому же у меня есть оптический прицел. Я прицелился в него в направлении Т-образного перекрестка. По моей прикидке, до центра перекрестка было ярдов сто пятьдесят. Шесть лет назад я бы с уверенностью попал с такого расстояния даже в визитную карточку, но за прошедшие годы, вероятно, подрастерял мастерство.

Я сосредоточенно ждал. Время шло. Внезапно тишину разорвал резкий звук. Я понял, где его источник, только после того, как сердце пропустило один удар и забилось снова. Это звонил в кармане мобильный телефон.

Поднеся его к уху, я услышал голос Харады:

– Слышал, вы отняли у девушки телефон, господин Акияма.

– Мало ли кто что болтает, а ты повторяешь. Просто позаимствовал на время. О моих перемещениях тебе сообщил юный курьер?

– Да. К тому же ему, кажется, известно и мое местонахождение. Вернувшись на Гиндзу, девушка попросила его передать мне послание. Именно за этим я и звоню.

– Что за послание?

– «Прошу вас по возможности защитить жалкого мальчишку» – такова ее просьба, и я решил передать вам ее слова.

– Думаю, послание адресовано тебе.

В его голосе засквозила усмешка:

– Несмотря на мою нетрадиционную ориентацию, я, похоже, куда лучше вас разбираюсь в женской психологии. Кроме того, у меня есть вопрос.

– Какой?

– Вы планируете совместную со мной операцию? Или будете действовать самостоятельно?

– Пока не знаю, но мешать тебе я точно не собираюсь. Тогда и у меня к тебе вопрос.

– Какой?

– Что ты нашел в этом старике Нисине?

– Объект любви не обязан быть безупречным. Например, сейчас я испытываю к вам определенное чувство близости, но без намека на сексуальность. Думаю, в человеческих взаимоотношениях существуют непостижимые оттенки.

– Ты рассуждаешь так, словно анализируешь постороннего человека. У Нисины могут быть от тебя секреты?

– Естественно, – ответил он и тут же другим тоном добавил: – Только что через мост проехало такси. Кто бы это мог быть?

Я оглядел темный квартал. Затем прошептал в трубку:

– Кажется, я догадываюсь, чем закончится игра. На этом прощаюсь. Больше перезваниваться не будем.

– Игра?!

– Да.

Я выключил мобильный телефон. Из нашего разговора я понял, где находится Харада. Он притаился в припаркованном автомобиле на въезде с Харуми-дори на причал. С той точки все въезды и выезды на причал и с причала видны как на ладони. Видимо, вернувшись в город на поезде, он тоже взял напрокат машину.

Я снова взглянул в оптический прицел. Не прибор ночного видения, конечно, но качество отличное. Картинка светлая и яркость хорошая. Я ощутил давно забытое чувство. Казалось, кровь на мгновение застыла в жилах, а затем с шипением потекла дальше. Холодное черное пламя лизнуло кровеносные сосуды и медленно побежало по ним. «Ритм и умение концентрироваться», – услышал голос из далекого американского захолустья.

Не знаю, как долго я ждал в таком положении.

В прицеле мелькнула тень.

Я поднял голову. На перекрестке затормозило такси, из него вышел человек. Когда машина уехала, мужчина остался стоять, оглядываясь по сторонам.

Я распрямился над каменной оградой, по-прежнему сжимая в руках пистолет. Человек, похоже, узнал меня. Пересек темную дорогу и стал приближаться. Вот и еще одна карта открыта. Подволакивая ногу, ко мне направлялся Иноуэ.