Текст книги "Круг перемен"

Санкт-Петербург,
2019 год

Анфиса ушла по делам, и из звуков в квартире осталось лишь негромкое бормотание телевизора на стене в гостиной. Инна не вникала в смысл сообщений, а прошла в кухню и распахнула окно. В лицо ударил осенний петербургский ветер, совсем иной, чем на Бали. Наполнив лёгкие, он электрическим током пробежал по жилам, заставляя сердце учащённо забиться.

Мимо по трассе шёл поток разноцветных автомобилей. Инна подумала, что завтра надо выгнать из паркинга свою машину. Слава Богу, она не смогла её продать, потому что машина оформлена на маму. А как злилась тогда, как продумывала слова, которыми забросает маму при встрече!

За серой пеленой облаков солнечный диск светил тусклым фонариком на дне колодца. Как хорошо, когда солнце не палит с утра до ночи! Инна улыбнулась. Она не предполагала, что так сильно стосковалась по Родине. Здесь, дома, не думалось о том, что у неё нет профессии, что квартиранты съедут лишь через два месяца, а пока придётся жить у Анфисы, что с деньгами совсем туго. Пускай!

Глубоко вздохнув, она внезапно поняла, что чувствует какую-то необыкновенную внутреннюю свободу, словно судьба распахнула перед ней дверь и легонько подтолкнула в спину: «Ступай вперёд и не оглядывайся, вокруг всё твоё!»

Осень за порогом выманивала на улицу и приглашала медленно, не спеша пройтись поздороваться с городом, узнавая его, словно в первый раз. Около станции метро в груди шевельнулся прежний страх перед терактом. Она немного постояла перед входом, не решаясь сделать первый шаг. С обеих сторон её обтекала толпа пассажиров. Взгляд остановился на бабушке с пластиковым мешочком краснобоких яблок. Купить, что ли?

– Хорошие, свои. Только с дачи привезла. Урожай в этот год богатый, – упредила её бабушка. – Чистые витамины. Пятьдесят рублей килограмм.

Инна протянула ей деньги. Яблоки нежно пахли северным солнцем. Хотя пакет в сумке оттянул руку, приятно думалось, что вечером они с Анфисой усядутся на диван, возьмут по яблоку и беспечно поболтают ни о чём, как две давние подружки. Мысль о спокойном вечере переломила нерешительность и застарелый страх перед метро.

Инна двинулась вслед за потоком людей, но около турникета остановилась как вкопанная. Глубоко спрятанные воспоминания вытолкнули на поверхность запах крови, крики, суету, стекленеющие глаза старухи, из-за которой они с Олегом не сели в один вагон с террористом.

– Девушка, вы задерживаете движение, – строго сказал ей полный пожилой мужчина. Взглянув в её лицо, он осёкся: – Дочка, тебе плохо? Надо помочь?

– Нет, спасибо, всё нормально, я справлюсь.

Она почувствовала, что лоб покрылся капельками пота и пересохло во рту. Надо дышать… глубоко и ровно. Сосчитать до десяти и попытаться описать какой-нибудь предмет, вон хоть то жёлтое пальто на девушке впереди.

Прежде чем ступить на эскалатор, Инна несколько раз повторила в уме, что нельзя позволить страху управлять собой, иначе он раздуется до размеров бегемота. Казалось, что воздух вокруг спрессовался и стал плотным, как желе. Она стала смотреть на людей, что плыли вверх на противоположном эскалаторе: кто-то смеялся, кто-то сосредоточенно смотрел вверх, несколько человек смотрели в телефоны.

Всеобщее спокойствие постепенно вовлекало в орбиту обыкновенности, и она подумала, что теперь осталось последнее испытание – вагоном электрички, откуда надо обязательно выйти победительницей. И всё-таки не хватило мужества доехать до станции «Технологический институт», куда после взрыва пришла искорёженная электричка. Ну да не беда, в следующий раз; главное, сделан первый шаг к преодолению, а он, как известно, самый трудный.

Она вышла на станции «Владимирская» и медленно пошла по Загородному проспекту. Чувство, обрушившееся в душу, не имело названия, потому что сейчас она всем телом, всей кожей ощущала свою связь с этой мостовой, с домами, небом над городом, с прямой стрелой Гороховой улицы, заканчивающейся шпилем Адмиралтейства.

Несколько часов она бездумно бродила по улицам, заворачивая в первые попавшиеся переулки, и долго сидела на скамейке в каком-то микроскопическом скверике между двух мрачных брандмауэров. Подсевший к ней парень протянул пачку сигарет:

– Закуришь?

– Бросила.

Он тряхнул лохматой головой:

– Молодец, а я всё никак не соберусь распрощаться с вредной привычкой. Иной раз с вечера пообещаю себе начать новую жизнь, а утром гляну в окно: уныло, серо, надо на работу тащиться, и рука сама сигарету в зубы вставляет. – Он протяжно вздохнул: – Тянет навсегда уехать в тёплые края и жить спокойно. Как думаешь?

– Я уже уезжала.

– Да что ты! – Он оживился. – И где была?

– На Бали. Дауншифтерила.

– Здорово! – Парень посмотрел на неё с горячим интересом. – Завидую тебе.

– Нечему завидовать. – Инна встала и засунула озябшие руки в карманы. – Иногда стоит уехать, чтобы захотеть вернуться.

Первые фонари напомнили, что пора домой. Послав сообщение Анфисе, чтоб та не беспокоилась, Инна направилась в метро и на этот раз спустилась вниз без испуга, доверху наполненная впечатлениями от прогулки по городу.

Она ехала в троллейбусе, когда взгляд зацепился за объявление на мониторе под потолком: «Горэлектротранс приглашает на обучение профессии водителя. На период обучения учащие обеспечиваются…» Инна встала и подошла к передней двери, чтобы посмотреть, кто ведёт их машину. За рулём сидела миловидная девушка в серой куртке. Её небрежно заколотые волосы лежали на плечах пышной золотистой волной, в маленьком аккуратном ушке поблескивала стильная серебряная серёжка. На остановке девушка повернула голову, встретилась глазами с Инной и улыбнулась ей заговорщицки, как своей.

«А ведь я хорошо вожу машину, – подумала Инна. – Почему нет? – Она достала телефон сфотографировать адрес учебного комбината в объявлении. – Пойду!» И путь, который она себе проложила, вдруг стал коротким и ясным.

* * *

– Ну вот, теперь ты здесь законная хозяйка, с подтверждением подписью и печатью. Мы, юристы, законы чтим. – Максим легко подхватил Анфису на руки и перенёс через порог. Обняв его за шею, Анфиса зажмурилась. Мир кружился перед глазами разноцветными всполохами чувств и красок. Она точно знала, что даже за порогом жизни будет помнить дождливый ноябрьский день, торопливый поцелуй на лестничной площадке и восторженный топот Понтуса по ламинату, когда Максим бережно поставил её на пол в прихожей.

По обоюдному решению гости и свидетели на регистрации брака отсутствовали: родители Максима уехали в санаторий в Белоруссию, Инна на учёбе в комбинате Горэлектротранса, свою маму Анфиса поставила в известность, но объяснила, что в загс идут только вдвоём. Ради первого семейного торжества Максим взял на работе отгул, и после выдачи свидетельства о браке новобрачные сразу поехали домой.

– Только у меня в холодильнике пустыня Сахара, – встревоженно предупредил Максим. – У меня на работе цейтнот, поэтому я не успел заехать в магазин, и из продуктов в наличии имеется лишь собачий корм.

Анфиса погладила шелковистую башку Понтуса, которую он усиленно подсовывал ей под руку:

– Зверюшку мы точно объедать не станем. У тебя есть картошка? Я пойду почищу.

– Нет! Никакой картошки, – запротестовал Максим, – сейчас я закажу доставку из ресторана. Ты что хочешь – шашлык или китайскую кухню?

– И шашлык, и китайскую кухню, но оставляю выбор за тобой.

Анфиса прошла в комнату с минимумом необходимой мебели и полным отсутствием того, что называют уютом. Пожалуй, похвастаться комфортом мог лишь Понтус – обладатель шикарной собачьей подстилки и пары сверкающих мисок на сдвоенной подставке.

– Мы купим новую мебель какую захочешь, – не отрываясь от телефона, сказал Максим. – В ближайший выходной поедем и купим. Не возражаешь, если оставим письменный стол? Я за ним ещё в школе уроки делал.

Анфиса улыбнулась:

– Мой стол был копией твоего. Тоже с двумя ящиками и поцарапанной крышкой. А ещё я приклеила к обратной стороне столешницы спичечный коробок, чтобы хранить там секретные записки. Только записок мне никто не писал.

Она подошла к столу. На закрытой крышке ноутбука лежала открытка с Августовским явлением. Анфиса столько раз рассматривала её, что помнила в мельчайших подробностях, начиная от белых одежд Богородицы и заканчивая обмотками на ногах у солдат. Этой открытке больше ста лет, и она побывала на войне, в руках Матвея Степановича – прадеда Максима. Поразительная связь времен казалась нереальным вымыслом, если бы не была правдой. Анфиса оглянулась на прихожую, откуда доносился голос Максима. Он заказывал шашлыки и попутно приказывал Понтусу уйти на место и не настырничать.

От открытки мысли потянулись к Софье Германовне на Бали и деревянной церкви около городка Успенска, построенной Марфой Афиногеновной, куда Вера Беловодова принесла икону с открытки. Анфиса вдруг сообразила, что теперь она и сама уже пару часов как Беловодова.

Она запрокинула руки за голову и несколько раз покружилась по комнате. «Беловодова! Я Беловодова, жена Максима!» Взгляд снова остановился на открытке, и Анфиса потянула к себе рюкзак, где лежала открытка, подаренная Софьей Германовной. Две открытки лежали одна над другой, соединяя воедино всех тех, кто хранил их вопреки всему, кто верил, ждал и надеялся, кто плакал и смеялся. Круг замкнулся – круг перемен судеб и событий, навечно связанных воедино.

Максим подошёл, обнял её за спину и негромко произнёс то, о чём она в эту минуту подумала:

– И всё-таки Бог есть!