Текст книги "Круг перемен"

Санкт-Петербург,
2017 год

Ну, вот и всё! Теперь свободна как птица, и можно лететь на Бали. Инне понравилось сравнение с птицей, и она посмотрела в окно на сгустки фиолетовых облаков, словно и впрямь собралась встать на подоконник и попытаться воспарить вверх.

Нагнетая в город мокрую серость, собирался дождь. Синоптики сулили непогоду на всю неделю, пока ветер не удосужится пригнать с юга стойкий антициклон с тёплым температурным фронтом. Хотя в квартире было тепло, Инна поёжилась. Там, в Индонезии, облака будут кипенным кружевом полоскаться в синеве океана с метёлками пальм на белом кварце песка.

Узнав о планах дочери на переезд, из Финляндии примчалась мама и сейчас сидела напротив с выражением отчаянной беспомощности. Все попытки уговорить, напугать, образумить оказались бесполезными. Инна осталась непреклонна и повторяла:

– Я уеду в любом случае!

– Но, Инна, подумай, ты на третьем курсе! Тебе осталось совсем чуть-чуть до диплома! Столько труда положено на учёбу!

– Ты забыла добавить: «и столько денег», – ядовито бросила Инна.

– Да, и денег! Они, кстати, не на деревьях растут!

– Я не просила платить за меня! Ты сама предложила, если помнишь. Мало того, настаивала, чтобы я пошла в этот проклятый институт. И я тебя послушалась. А теперь хочу жить своим умом и не тратить годы на бесполезную учёбу, только чтобы ты осталась довольна.

Инна демонстративно притащила из кладовки чемодан, поставила его посреди комнаты и стала нервно бросать туда бельё вперемешку с футболками. Разговор с мамой выматывал до слёз.

Протяжно вздохнув, мама сжала руки на коленях:

– Инна, я понимаю, что ты тяжело переживаешь потерю Олега. Поверь, мне тоже было трудно, когда не стало папы, но я не убежала на край света! Сама знаешь, с Йораном я познакомилась через несколько лет после… – Мама сделала паузу, во время которой вытерла сухие глаза и протяжно вздохнула.

– Мама! Ты ничегошеньки не понимаешь! – Инна яростно скомкала блузку и с размаху кинула её в чемодан. – Я уезжаю не из-за Олега. – Она захлебнулась воздухом. – Я была там. Мы с Олегом были.

– Где «там»? – Мамин голос упал до шёпота. – Инна, о чём ты говоришь? – Её взгляд наполнился тревогой.

– В метро, мама. – Инна внезапно потухла. – Мы с Олегом были в метро во время взрыва. В соседнем вагоне. – Она на миг закрыла лицо руками, а потом опустила, и они бессильно повисли как плети. – Мы чудом остались живы. У меня каждую ночь перед глазами лужи крови, развороченные двери, оторванные руки и ноги, мертвая старуха, которая загородила нам дорогу и тем спасла жизнь. Я не могу здесь больше, мама! Если я останусь, то просто сойду с ума. Мне каждую ночь снятся взрывы, а в каждом прохожем я вижу террориста-смертника и шарахаюсь в сторону.

– Инна! Девочка моя дорогая! Я же не знала! Прости, прости!

Мама вдруг оказалась рядом, обняла и стала целовать Инну в голову отрывистыми горячими поцелуями.

– Теперь я понимаю! Конечно, поезжай! Тебе надо прийти в себя, передохнуть. О деньгах не беспокойся, я каждый месяц буду присылать тебе на аренду жилья и питание. – Трясущимися руками мама поправляла Инне волосы, а они всё падали и падали на лоб, словно под порывами ветра.

Санкт-Петербург,
2019 год

С тех пор как Анфиса занялась фотографией, прошло два года. До сих пор помнится восторг, испытанный от первого снимка, выложенного в интернет, и полнейший шок от того, что снимок победил на конкурсе городских фотографов. Теперь электронный портфель распух от работ, а номер её телефона передают друг другу, как эстафетную палочку.

Погода переменилась внезапно, и сумрачный Петербург сегодня нежился в лучах июльского солнца, словно торопился вобрать в свои каналы всю яркую синеву небес. Со стороны Лебяжьей канавки полыхал густой зеленью Летний сад, чьи деревья помнили и революцию, и блокаду, и перестройку, вбирая в себя тысячи людских взглядов. Потемневший от жары асфальт грел подошвы не хуже русской печки.

«Не очень-то приятно париться в кроссовках с корректирующей стелькой, когда остальные женщины щеголяют в босоножках и балетках», – подумала Анфиса у входа в ресторанчик на набережной Мойки. Немного помедлив, она вошла в полутёмное помещение, с удовольствием отмечая, что не опоздала, что её заказчик уже пришёл и ждёт у окна со стаканом коктейля лимонно-жёлтого цвета утонувшей канарейки.

При виде Анфисы он приподнялся с места и старомодно поклонился.

– Вы умеете быть точной.

– Стараюсь не подводить заказчика.

Он растянул губы в полуулыбке:

– Ценю.

Созваниваясь накануне, клиент представился Станиславом, без отчества. Станислав так Станислав. По голосу Анфиса решила, что он совсем молодой, но на вид Станиславу катило больше к пятидесяти. Очень крупный, медлительный, он походил бы на добродушного медведя-панду, если бы не пронизывающий взгляд спокойных серых глаз под набрякшими веками.

– Мне порекомендовал вас Пётр Васильевич. Он сказал, что вы лучшая. Это правда?

Анфиса пожала плечами:

– Не знаю. Петру Васильевичу виднее – он преподаватель, а я студентка.

– Пётр Васильевич – один из самых сильных преподавателей по фотоискусству, к которому совсем непросто попасть в ученики, – уточнил Станислав. – Да и вы уже не студентка, а настоящий мастер, если верить молве.

– Мне повезло, – коротко сказала Анфиса, не желая вдаваться в подробности.

Но клиент не отставал:

– Понимаю, что не самое этичное – обсуждать с вами другие заказы, но я слышал, что после ваших фотографий руины мыловаренного завода продали за один день. У вас лёгкая рука и умение показать перспективу здания. – Он протянул Анфисе меню: – Закажите себе что-нибудь. Завидую тем, кто может не отказывать себе во вкусностях.

Он переждал, пока Анфиса выбрала кофе глясе и эклер, и продолжил:

– Признаюсь, я восхищён вами. Девушка – и промышленный фотограф… Это нечто! Да ещё достигшая таких высот, что к ней заказчики выстраиваются в очередь.

– Ну, с очередью вы перебрали, – засмеялась Анфиса. – Бывает то густо, то пусто.

Она, конечно, немного лукавила, но подумала, что всегда лучше преуменьшить свои возможности, чтобы не спугнуть удачу. Удивительно, но с первых же дней её самостоятельной работы заказы посыпались как из рога изобилия. Сначала клиентов подкидывал директор Школы фотографического мастерства Пётр Васильевич, но очень скоро её работы перестали нуждаться в рекламе, потому что объекты мигом находили покупателей или инвесторов.

Станислав с хитрецой взглянул на неё из-под бровей:

– Простите за любопытство, но как долго вы занимаетесь фотографией?

– Два года, – отозвалась Анфиса. – Ровно с того момента, когда мне подарили фотокамеру.

– Два года – и такие успехи! Поразительно!

Анфиса посмотрела на часы в смартфоне:

– Станислав, давайте перейдём к делу. Что вы хотите мне предложить?

Клиент дождался официанта с заказанным Анфисой кофе и эклером и придвинул несколько сложенных листов в конверте:

– После того как мой компьютер обнулил систему, я перестал доверять электронной почте и предпочитаю дублировать данные на бумаге. Тут я написал координаты объекта и то, что мне о нём известно. Признаюсь честно, я купил его за бесценок и надеюсь при вашей помощи перепродать со значительной выгодой. Сами понимаете, реклама и портфолио должны быть на высоте. Позвоните мне, когда определитесь, и обговорим условия договора. Обещаю, что в обиде не останетесь, я честный коммерсант.

Бали, 2019 год

Инна проснулась от треска электрической кофемолки в кухне на первом этаже. Наверняка нелёгкая опять подняла Дениса ни свет ни заря. И что ему не спится?

Денис – программист, работал дистанционно и мог лечь спать в пять утра или подняться в шесть и перебудить весь дом запахом свежесваренного кофе.

Сквозь полузакрытые жалюзи в комнату прорывался яркий солнечный луч. Золотистая полоса скользнула по плетёной тумбе для белья, перепрыгнула на угол широкой кровати с деревянными спинками, отразилась на светлом плиточном полу и нацелилась в зеркало на двери. Больше в комнате Инны мебели не было, да она и не заморачивалась с излишествами – есть необходимое, и ладно.

Инна заморгала, повернулась на бок и обнаружила, что рядом спит парень со спутанными тёмными волосами и одной дредой, унизанной деревянными бусинками. Она наморщила лоб, ощущая пульсирующую боль в висках. Кажется, вчера на пляжной вечеринке она крепко перебрала. И этот парень – откуда он взялся? Он спал полностью одетый, в цветастых шортах и чёрной футболке с принтом из белых черепов.

В недоумении она ткнула его кулаком в бок:

– Эй, ты кто? Как сюда попал?

Он тяжело заворочался и забормотал что-то неразборчивое на индонезийском языке «бахаса бали». Балиец, что ли? Час от часу не легче. Превозмогая дурноту, Инна дотащилась до лестницы и села на ступеньки, ещё не успевшие нагреться от полуденного зноя.

Первоначально её комната и комната дизайнера одежды морских свинок Марианны располагались на втором этаже небольшого особнячка с просторной террасой и личным садиком, буйно заполонённым тропической растительностью. Мальчики – Денис, Сергей и Вася – проживали на первом этаже. Где-то через пару месяцев жизни на Бали Марианна съехала жить к бойфренду-англичанину, отвратительному тощему типу со стылым взглядом параноика. Раскачиваясь из стороны в сторону, они часами курили кальян и вместо разговора обменивались сообщениями по телефону. Инна задыхалась от сладковатого кальянного духа, а поэтому обрадовалась отъезду Марианны, с облегчением пожелав ей «досвидули».

Следующим предателем оказался искусствовед Вася, который примерно после года островной жизни решил вернуться в Москву и искать работу по специальности. Вскоре в Марианнину комнату въехала крикливая и туповатая Жанна из Оренбурга, а Васино место пока пустовало. Сергей подался в сёрфингисты и целыми днями пропадал на пляже.

– Проснулась, Инка? – Из кухни выглянул Денис. – Покурить хочешь?

– Неа, лучше дай стакан воды, а то во рту дерёт.

– Понятно. – Денис позвякал посудой и протянул ей стакан с колой. – Освежись, а то ты вчера пришла никакая.

Она жадно отпила несколько глотков:

– Слушай, у меня там наверху какой-то парень. Он кто?

– Парень? – Денис выглядел озадаченным. – Ты вроде бы одна пришла. Ещё постоянно песни пела. – Закатив глаза, он воспроизвёл несколько звуков, больше похожих на мычание коровы.

– Ой, Денис, замолчи. Без тебя тошно. Лучше сходи и посмотри, что за чучело спит на моей кровати. – Она кашлянула, чтобы прочистить горло. – Ума не приложу, откуда он взялся. У него ещё дреда такая дурацкая, с бусинками.

– Дреда? Так это Пашка. Наверное, двери перепутал.

Инна нахмурилась:

– Давай поподробнее, кто такой Пашка и что он перепутал.

– Пашка – наш новый жилец вместо Васи. Сёрфингист из Томска. Его Серёга вчера вечером привел, когда ты на пляжной вечеринке тусила, – терпеливо объяснил Денис. – Кстати, ты помнишь, что завтра срок платы за квартиру?

– Помню. – Инна запустила пятерню в волосы и крепко дёрнула. – Я что-нибудь придумаю.

– Ну-ну. – Денис забрал у неё пустой стакан из-под колы и вернулся в кухню. – Ты не задумывалась, почему в последнее время у тебя постоянные проблемы с деньгами? – Он быстро взглянул на неё через плечо и занялся туркой с кофе.

– Не твоё дело.

– Понятно, что не моё, но мы ведь вроде бы друзья? Разве не так?

– Вот и не лезь в мою жизнь, раз друзья.

Денис был прав во всём, но Инна предпочитала не думать о том, куда испаряются финансы, которые присылала мама, и как жить дальше. Главное, что каждый день она может видеть его – Лёньку, быстроногого, загорелого и смешливого. Лёнька появился на Бали недавно и сразу же заполонил собой всё пространство души и тела. Лёнька бурлил завихрительными идеями, что требовало денег, денег и ещё раз денег. Но что значат деньги, если рядом с ним пустая жизнь приобретала смысл и радость?

Инна внезапно поймала себя на мысли, что с момента переезда на Бали совершенно не вспоминала об Олеге. Он словно исчез, растворился в мерном шуме прибоя бирюзовой волны и ярком ковре из бугенвиллий, оплетавших стену их особнячка.

Россия, бывшие друзья, Олег и даже мама остались далеко позади, и память услужливо возвела между ними звуконепроницаемую стеклянную стену. Зато отчётливо помнилось, как вышла из самолёта в балийском аэропорту и голову закружил манящий запах цветов и фруктов. Сергей взял её за руку:

– Добро пожаловать в рай.

Она с благодарностью вцепилась в него, чтобы не упасть с трапа от полноты чувств.

Район, где они поселились, назывался Чангу. Он представлял собой небольшой райцентр без тротуаров и общественного транспорта, заполонённый стрёкотом многочисленных скутеров. На Бали без скутера никуда. По сторонам узких улочек лепились многочисленные кафе, лавки и лавчонки. Поражало обилие святилищ экзотических богов и богинь, смотревших на мир раскосыми пустыми глазами. Около каждого изваяния обязательно стояла жертвенная ваза с фруктами, цветами и сладостями. Инне это показалось необыкновенно трогательным. На обочине дороги стоял старик в саронге[7]7
  Саронг – традиционная мужская и женская одежда ряда народов Юго-Восточной Азии и Океании. Представляет собой полосу цветной хлопчатобумажной ткани, которая обёртывается вокруг пояса (или середины груди – у женщин) и прикрывает нижнюю часть тела до щиколоток, наподобие длинной юбки. Распространён в Бангладеш, Камбодже, Малайзии, Мьянме (лонджи), Индии, Индонезии, Полинезии.


[Закрыть]и держал в руках плетёную корзину с кокосами.

– Это знаменитый местный колдун, – кивнул на старика Денис. Он сидел рядом с Сергеем. – К нему со всего мира приезжают за предсказаниями. Я тоже в прошлом году был, когда присматривал место для переезда. Правда, я толком не понял, что мне напророчили. Переводчица трещала как тараторка что-то про долгую жизнь, богатство и трёх жён в придачу. Ну какое богатство, если постоянно жениться и разводиться? Обдерут как липку. – Денис хихикнул. – Если только не убивать своих жён.

Инне показалось, что колдун взглянул на неё особенно пристально, и она поёжилась. Денис заметил это и рассмеялся:

– Не бойся, здешние колдуны никогда не говорят туристам плохих вещей. Они просто часть туристических достопримечательностей, понимаешь? Бизнес, и ничего больше. Бали – остров богов, колдунов и драконов. Глянь туда, – он показал на землю, где прямо под воротами дома стояла тарелка с какими-то булочками, – это подношение богам перед дорогой. Колдунов здесь пруд пруди, и без работы они не сидят. Так что не обращай внимания и живи в своё удовольствие.

Тем не менее непроницаемый взгляд колдуна запал в копилку мнения о Бали. Впрочем, Инна вскоре совершенно забыла о нём, поглощённая новизной впечатлений.

Через неделю, изучая своё отражение в зеркале, она нашла, что из взгляда исчезла затравленность, а губы помимо воли сами складываются в улыбку. Настоящее изумляло и восхищало, не оставляя времени на думы о прошлом.

Денис на кухне налил себе чашку кофе и вышел в садик, сев под пальму. Инна вяло вспомнила, что сегодня среда, а значит, придёт садовник косить траву и подстригать кусты. Если не следить за участком хотя бы неделю, то к дому придётся прорубаться с мачете в руках. Садовнику платили сто долларов в месяц. Инна так и не привыкла к индонезийским рупиям, автоматически пересчитывая всё в доллары или рубли. Короткая мысль о деньгах заставила её вздохнуть.

– Эй, есть кто живой?! – услышала она и вздрогнула.

Почёсывая грудь, из её комнаты выполз лохматый парень с дредой.

– Привет! Ты кто?

Инна упруго поднялась со ступенек:

– Я Инна, а ты, надо полагать, Пашка.

– Ага. – Парень подслеповато уставился в одну точку. – Тут кофе пахнет. Я бы не отказался от чашечки.

Инна посторонилась:

– Твоё место внизу. Имей в виду – ещё раз перепутаешь комнаты, окачу тебя водой.

– Ой, ой, испугала. – Парень нагло оттопырил нижнюю губу и улыбнулся. – Лучше расскажи, где у вас можно пожрать.

– Сам найдёшь. – Инна развернулась и пошла в свою комнату. Как же всё надоело! Всё, всё, всё, кроме Лёньки.

Село Загоруево, 1903 год

Рыжий малец, посланный батюшкой в провожатые, провёл Куделина по извилистой улице и молча указал пальцем на убогую избёнку на берегу реки. Из подслеповатого слюдяного оконца на Куделина взглянула неприкрытая бедность, и он сразу обрадовался. Бедность хозяев упрощала его задачу.

Куделин дал мальцу пару грошиков за труды, и тот исчез с быстротой ветра. «Наверняка рванул в лавку за пряниками или калёными орехами, угощать девок», – со смешком подумал Куделин, вспоминая собственное босоногое детство в рабочей слободе при заводе господ Строгановых.

Удивительно, как быстро молва разносится по селу. Ветром её, что ли, раздувает?

Не успел Куделин подойти к невзрачному домику со слюдяным окошком, как позади него образовалась толпа любопытных мальчишек. У плетня застыли несколько баб с коромыслами и пустыми вёдрами, поодаль перешёптывалась стайка простоволосых девушек, кто босиком, кто в лаптях.

Уже смеркалось, но темнота ещё не поглотила остатки дня, поэтому он смог разглядеть чисто выметенный двор, старую бочку под застрехой и пёструю кошку, при приближении людей прыснувшую в дровяник.

Сделав вид, что не замечает посторонних, Куделин пересёк двор и стукнул в дверь.

– Хозяева, есть кто дома? Здесь живут Беловодовы?

Навстречу выскочила женщина в чёрном вдовьем платке – молодая ли, старая, не разобрать.

– Мы, барин, Беловодовы.

Её глаза смотрели тревожно и вопрошающе.

Куделин нагнул голову:

– А Матвей Беловодов здесь кто?

Женщина сжалась в комок:

– Сын мой, Матвейка.

Приглашения в дом не последовало.

– Можно войти? – спросил Куделин.

Она молча посторонилась, пропуская его в избу с низким потолком. Куделин перекрестился на красный угол:

– Мир дому сему.

Если бы не горящая лучина в железном светце[8]8
  Светец – приспособление для укрепления горящей лучины. Происхождение некоего инструмента для укрепления горящей лучины или факела теряется в веках, но светец является одним из хрестоматийных символов крестьянского быта.


[Закрыть], в комнате было бы совсем темно. Пахло засушенными травами и ладаном. У печи раздался шорох, словно зашуршали мыши. Но вместо мышей рядом с женщиной оказался белоголовый подпасок. Куделин признал мальчишку, что гнал стадо вместе с пастухом. В полосе света и тени он казался совсем худеньким – одни косточки. Переместившись боком, отрок встал так, чтобы закрыть собой мать. Она положила руки на его плечи и прижала к себе. Тишину в избе разбивало потрескивание остывающих угольков в печи да поскрипывание распахнутой ставни.

– Важное дело у меня к вам, хозяева, – первым начал Куделин. – И разговор будет долгим. – Не ожидая разрешения, он присел на лавку и посмотрел на мать с сыном, застывших посреди избы.

– Не поеду. Никуда не поеду, – упрямо сказал Матвейка, когда Куделин обстоятельно разъяснил, что он, Матвей Степанович Беловодов, является единственным родственником Марфе Афиногеновне Беловодовой, купчихе первой гильдии, что доподлинно подтверждается метрическими записями в церковной книге.

Набычившись, он взглянул на мать и дёрнул её за подол.

– Правда, маманя, нам с тобой и вдвоём хорошо? А в городе поди знай что будет. Да и неровня мы купцам. Лучше уж в своей избе останемся. Глядишь, перезимуем как-нибудь. Правда, маманя? Ведь правда? Скажи хоть словечко.

– Мы поедем, – подала голос Лукерья и посмотрела на горящий огонёк лучины. – Только если козёнку с собой разрешишь взять.

– Козёнку? – Куделин был озадачен. – Зачем козёнку?

– Ну как же, – удивилась его непонятливости Лукерья. – Хорошая козёнка, удойная.

По кувшину молока в день даёт. Что ж её теперь, на мясо пустить?

– Н-н-да… – протянул Куделин, подыскивая в уме решение задачки. С козёнками ему не приходилось сталкиваться. И вдруг его осенило: – Лукерья, скажи, есть ли поблизости какая-нибудь бедная семья с детьми?

– Как не бывать? Знамо дело. Взять хоть Марью-солдатку. Ейный мужик прошлой зимой ушёл на промысел в город, да так и не вернулся. А у неё трое мальцов. Правда, старшой уже в женихах – скоро четырнадцать сравняется.

– Беднее нас бабка Наташкина, – буркнул Матвейка и отвернулся, показывая, что недоволен ходом разговора.

– И точно! Сомиха беднее нас. У неё все перемерли, и они с внучкой вдвоём остались. Только я, барин, не пойму, к чему ты клонишь.

Куделин достал бумажник и выложил на стол банкноту в двадцать пять рублей.

– Вот, возьми за козёнку. Я её у тебя выкупаю. А чтоб животину в дороге не мучить, отведи её к Сомихе и подари.

Лукерья покосилась на деньги и спрятала руки за спину.

– Я таких деньжищ отродясь не видывала. Не возьму, барин, шибко много даёшь. Твоих денег на корову хватит, а не на козу.

– Сама же говоришь, коза молодая, удойная. Да потом ещё козлят принесёт, – поторговался Куделин. – А на эти деньги вы с Матвеем приоденетесь. – Он чуть подумал и привёл главный аргумент: – Парнишка-то твой небось всю свою одёжку перерос. – Напряжённое молчание Куделин счёл знаком согласия и подбил итог: – Собирайтесь, отводите козу, а завтра чуть свет двинемся в путь. Да много вещей не набирайте. – Хотел было добавить, что их тряпьё слова доброго не стоит, но в последний момент опомнился и объяснил наказ по-другому: – Налегке поедем, а там уж как Бог сулит.