Текст книги "Химия Ее Величества"

Здесь не будет обещания посадить в тюрьму на несколько лет, хоть и в довольно-таки комфортную голландскую. Тут, в условиях войны, люди пропадают без вести. Местных убивают бессчетно, иностранцам внимания поболее, но только потому, что труп можно продать родственникам.

Маркас живо представил себе отца, приезжающего в аэропорт получать цинковый ящик с останками сына. Заплачет ли сдержанный обычно отец?

Эти его размышления прервал Тарек очередным вопросом:

– Так будем разговаривать?

– А есть выбор? Если есть, развяжите меня и отвезите на базу. И забудем об этом недоразумении, – будь у Макгрегора развязаны руки, он бы их миролюбиво развел после этих слов. Но шотландец только изобразил подобие улыбки.

– Думаю, не стоит ничего забывать. Пока я не собираюсь вам вредить – ни вашему психическому, ни физическому здоровью. Но могу пересмотреть это решение. Так сказать, оставляю за собой такое право.

– Конечно, вы только прыснули мне в лицо какой-то дрянью и связали, а так никакого вреда…

– Вы крепкий молодой мужчина, – Тарек закурил. – А я старый дряхлый человек. Мне надо с вами поговорить, но добровольно вы вряд ли пошли бы на контакт.

– Ну не прибедняйтесь! У вас есть как минимум один напарник, обстрелявший мою машину и убивший Роули. Да, и кто-то привел в действие фугасы… Ладно, выкладывайте, что у вас ко мне?

– Не столько у меня, сколько у страны, чьи интересы я представляю. Имеется ряд серьезных обвинений и в противовес им – ряд предложений. Не хочется ходить вокруг да около. У меня есть все основания полагать, что вы человек опытный.

– Давайте начнем с обвинений, чтобы мне понимать, насколько велика вероятность, что я все же соглашусь на ваше предложение.

– Вы человек увлекающийся, азартный, – сказал Тарек, прикуривая новую сигарету от предыдущей. – Вот и футболом увлекались, одеваетесь до сих пор как болельщик «Рейнджерс» конца семидесятых. Это может стать подспорьем в нашей беседе и склонить чашу весов в нашу пользу. Мы, конечно, не одобряем убийства, но тот синюшный труп бомжа в Утрехте, который подкинули во время драки в 1994 году, – это же не ваших рук дело.

– Так-так, – понимающе произнес Маркас, чувствуя обреченность. Его не обрадовало воскресшее чувство, которое он давил в себе все эти годы. Вместе с тем он с замиранием подумал, что есть шанс избавиться от власти англичан и наставить им рога. У него сильно затекли плечи, онемели пальцы. – Это все, что у вас есть? Негусто.

– Ну что вы! Это лишь легкая увертюра.

– Развяжите меня. Я не стану сопротивляться. Просто руки очень онемели.

Тарек сомневался секунду и, продемонстрировав уверенность в себе, разрезал веревки.

– И что же у вас еще в кармане про запас? – Маркас разминал запястья, не пытаясь встать, чтобы не нервировать араба. К тому же он чувствовал слабость в ногах и легкое головокружение.

– Ну например, сегодня вы получили от ваших хозяев информацию о готовящейся бомбардировке базы игиловцев, спешно выехали туда. Все это зафиксировано спутником и с помощью беспилотников. Номер вашей машины, ваши с телохранителем доброжелательные лица. Как вы прибыли в расположение базы, разговаривали с командиром. После вашего отъезда тут же начались лихорадочные сборы и попытка бегства. Повторяю: попытка. Она не удалась, их разбомбили, когда вы отъехали на порядочное расстояние.

– Это была провокация?

– Разумеется. Кому, как не вам, знать, что такое провокация. Вы поднаторели изрядно в этом деле. Доказательств вашей деятельности в Сирии в составе организации у нас хватает. Мы отдадим вас сирийцам, пускай судят. Хотя по законам военного времени… Я бы не рассчитывал на снисхождение. Боюсь, вы не доедете в целости и сохранности до Дамаска. А если и доедете, то не доживете до суда. Местные тюрьмы не такие комфортные, как в Голландии. Здесь на Востоке все сложнее и проще одновременно.

– Мой приезд к боевикам мог совпасть с эвакуацией.

– У нас есть аудиозапись. Я заранее попросил одного человечка из того лагеря сделать запись в кабинете командира.

– Их же разбомбили…

– Так ведь он не дожидался бомбежки и не стал складывать вещички со всеми вместе. Удрал и передал флэшку с записью моим людям.

– Два варианта – Сирия или Россия, – вслух прикинул Макгрегор, понимая, что арабу в самом деле есть чем его прижать. «Как бы и в самом деле не поставили к стенке. Или повесят?» – Впрочем, что я? Спутник, беспилотники… Конечно, Россия. И в чем прок от меня, когда у вас задействованы такие силы и средства?

– Люди выполняют гораздо более тонкие и существенные вещи, чем даже самая суперсовременная техника. Ваш вопрос позволяет мне надеяться, что вы даете согласие работать на нас. Вы же не любите англичан, не так ли? – мягко спросил Тарек.

– Вас смущает мое быстрое согласие или я должен для вида поломаться, поистерить?

– Ни в коем случае! Это лишний раз убеждает меня, что мы имеем дело с человеком умным, практичным и в хорошем смысле слова циничным. Вы из клана Макгрегоров, славившихся своей авантюрной жилкой и так насоливших своим соотечественникам, что их, то есть вас, предали забвению на пару веков всего-навсего. Вы богаты, знатны. Вас не прельщают деньги. Интерес – вот ваш хлеб насущный. Так мы готовы его дать в избытке. Двойной агент – это гораздо больше адреналина, чем просто «химичить» на благо враждебной для вас Великобритании и ее величества под видом гуманитарной миссии.

– Не знаю, чем смогу быть полезен, ведь эту «химию», как вы изволили выразиться, вскорости свернут, а меня эвакуируют, возможно, через Израиль.

– Даже наверняка. Уже есть договоренности, – блеснул знаниями Тарек. – Но вы не забывайте, у англичан брексит. Это грозит принятием многих непопулистских законов и мер и воплощением их в жизнь. Надо же правительству хоть где-то проявить себя. Почему бы не во внешней политике? В маленькой победоносной войне с химическим оттенком. Перевести стрелки внимания собственных граждан на злобного теневого диктатора в лице России, которая «позволила» Асаду утаить часть химоружия, а он, безобразник, применяет его против собственного народа.

Макгрегор испытывал незначительное, но облегчение оттого, что разговор перешел от угроз в конструктивное русло.

– Что вы хотите от меня на данном этапе?

– Весь пласт информации, каким вы обладаете по работе организации. И необходимо сообщать нам о планирующихся акциях, все детали подготовки. Дата, время, место акции. Участники из приглашенных местных. Как вы с ними расплачиваетесь?

– Когда как. Взрослые чаще требуют доллары. Реже продуктами. С детьми – сладостями, хлебом. Ну или платим их родителям, когда покупаем этих живых кукол для съемок.

Тарек дернул плечом, но промолчал.

– Кстати, я не против гонораров, – Маркас протянул руку к сигаретам Тарека, лежащим на табурете между ними. – Можно? – закурив, он выжидающе поглядел на араба. – Как мы будем осуществлять связь?

– Что, Руэридх снял вас с довольствия? Будет гонорар, не сомневайтесь. Наличными – так в вашем случае проще и безопаснее.

Когда араб произнес имя отца, Маркас затаил дыхание. Сомнений не оставалось – он перед ними как на ладони.

Тарек так построил разговор, что, не обладая полными данными о биографии и судьбе агента, он дал ему понять, что знает о нем все. Про Руэридха разузнал Теплов – резидент в Лондоне, обнаружив журнал, где на обложке Маркас с отцом. А из интервью извлек много полезного.

– Роули мертв. Мы преподнесем это англичанам как нападение бедуинов. Те, что не перекочевали от войны подальше, рьяно лупят игиловцев и тех, кто им помогает.

– Они же сунниты…

– У них были стычки с игиловцами, теперь они враги. Мы дадим вам нового телохранителя. Он и будет связным, – Тарек имел в виду Алима.

– Вероятнее всего, мне пришлют другого охранника из Англии. А меня еще, чего доброго, заподозрят в убийстве Роули.

– С чего? У вас был конфликт? – напрягся Тарек.

– Да не особо. Капали друг на друга в Центр. Он мне никуда не давал ездить, остерегал от любых встреч. А я не послушался, – Маркас грустно опустил глаза.

– Вот в таком ключе и оформите шифровку в Центр. Какой вы болван, не прислушивались к Роули, а он оказался прав и сложил лихую голову из-за вашей беспечности. Займитесь самобичеванием. И чем качественнее вы станете это делать, тем лучше. Напишите, что нашли временного охранника из числа бойцов организации.

– У нас сотрудники, а не бойцы.

– А когда помогают отражать натиск правительственных войск с оружием на стороне боевиков, они тоже всего лишь «сотрудники»? Будет вам, Маркас.

– Сдаюсь, – вскинул руки Макгрегор. – Надеюсь, ваша гремучая смесь, которой вы меня опрыскали, не сделает меня импотентом.

– Напротив, взбодрит, – отшутился Тарек. – Вам осталось подписать пару бумажек и составить собственноручно…

– Завещание?

– Ну это никогда не поздно. Я имел в виду биографию, – не выпуская из поля зрения шотландца, Тарек встал и взял со стола папку с чистой бумагой и подготовленным согласием на сотрудничество с российской разведкой.

– Также опишите детали вашей вербовки и всех, кто с вами контактировал с 1994 года из спецслужб. Внешность, имена, предположительный возраст. Поподробнее. Да и вот еще что, – добавил Тарек, когда Маркас подписал согласие и взялся составлять свою биографию. – Мой приятель, который будет вас охранять, профессионал. Не стоит с ним шутить. Он и в самом деле сохранит вам жизнь в случае опасности, но с легкостью и отнимет ее, если почувствует, что вы вознамерились нас надуть. Если вы решите сразу же по возвращении на базу «Белых касок» заявить о произошедшем, вместе с вашим согласием мы опубликуем все данные, о которых я говорил, связанные с деятельностью организации. За вами станут охотиться и сирийцы, и мы. А самое главное, вам не поверят ваши кураторы из МИ6, так как только что вы подписали согласие, датированное первым числом прошлого месяца.

Макгрегор усмехнулся. «Что я, собственно, ждал? – он поглядел на хитрого араба, напоминающего Саддама Хусейна. – Джентльменского отношения? Да и кто придумал это понятие «джентльмен»? Англичане. Чопорный и невозмутимый аристократ – это и обо мне. Только настоящие англичане-джентльмены расстреливали из пушек людей в Индии и создали первые концлагеря во время англо-бурской войны, еще до немцев, которым приписали это изобретение».

Маркас сел к столу и написал: «Маркас Руэридх Макгрегор, граф…»

Конец 2017 года, Чехия, г. Прага

Виктор Сергеевич Серов выбрался в Чехию уже не первый раз за этот год. По поручению МИ6 он находил бывших сотрудников органов госбезопасности ЧССР и старался выудить из них сведения, остававшиеся по сей день актуальными. Его работе способствовало то, что некоторых он знал еще по советским временам. Личные контакты ускоряли дело, а посещение стран Варшавского Договора позволяло передать накопленные за несколько месяцев сведения в Центр, в Россию.

В этих же странах он встречался с дочерью, приезжавшей из Москвы, когда ездил в Румынию и Болгарию. Он объяснял подобные встречи на нейтральной территории своим кураторам из МИ6 тем, что Марине так проще – меньше внимания со стороны российской контрразведки. На самом деле Серова тяготило внимание к дочери английских спецслужб во время ее приездов в Лондон.

В конце августа они встречались в Венгрии, там помянули Алексея. Сорок дней прошло – Виктор все еще не верил в смерть сына, хотя и предвидел ее.

Поддакивая кураторам, что это происки российских спецслужб, он тем не менее знал, что Алешка пил чрезмерно. Когда сын жил с женой поблизости от отца в Великобритании, Виктор заставил его пообследоваться, и врачи остерегли от выпивки – слишком в плохом состоянии печень. А еще этот его развод. И вроде бы расстались с женой довольно мирно, но внутренне Алексей, конечно, переживал. Вот от всего этого вместе и произошел словно взрыв, как гром среди ясного неба. И умер-то он на Родине, в Питере. Поехал отдохнуть, а там наверняка снова злоупотреблял.

Серова сначала заставили упросить родственников в России переправить тело сына в Лондон под предлогом похоронить его рядом с матерью. А затем распотрошили его в спецлаборатории, в поисках ядов русских спецслужб.

«Эх Алексей, Алексей, жил бы да жил», – думал Серов. Подняв воротник, пробирался по улочкам старой Праги к маленькому ресторанчику «U Medvidku», где договорился встретиться со связным. Он проверялся тщательно и вроде бы сосредоточился на этом процессе, но возвращался снова и снова мыслями к сыну. Еще и полгода не прошло после его смерти. «Я им всем жизнь поломал. На Родине я предатель, здесь – эмигрант».

Уже прошло семь лет с тех пор, как Серова, освободив из тюрьмы, в числе других предателей обменяли на разоблаченную ФБР группу российских нелегалов из США. Но только последние два года Виктор стал испытывать по отношению к себе какое-то особое напряженное внимание и со стороны куратора, и, по-видимому, английской контрразведки. Он не мог понять, чем это обусловлено. Вроде не предпринимал никаких необдуманных поступков. Все шло спокойно, размеренно.

Виктор выжидал, наблюдал несколько месяцев, полагая, что ошибся и нервы стали сдавать за долгие годы работы. Но подозрений стало еще больше.

Внеочередное прохождение полиграфа, внеочередная беседа с психологом… А центр успокаивал. Возможно, речь идет о новом задании для него или повышении, и англичане взвешивают все за и против. Насколько он готов, не изменился ли в последние годы, не колеблется ли, хочет ли все так же действовать во славу Великобритании и Ее Величества? В общем, Центр жадно поглощал полученную от Серова информацию, но особо не вникал в его опасения. Столько лет успешной работы, да что там могло измениться?

Однако Серова подозревали, он чувствовал это всеми фибрами души и начал бояться, чего раньше за собой не замечал. Он ограничил приезды Марины из страха, что ее могут использовать, если попытаются его разоблачить.

Связной ждал в ресторане. Сутулый, высокий мужчина в сером свитере толстой домашней вязки, в очках в круглой оправе и с книжкой Карела Чапека, лежащей на столе рядом с чашкой горячего шоколада. Он выглядел местным чудаком-интеллигентом. При взгляде на него туристы улыбались, но, кроме мимолетного взгляда, он внимания к себе не привлекал.

Серов сел напротив, заказав пустой чай. От всей нервотрепки последних месяцев у него обострился диабет, о котором Виктор почти забыл, подлечившись в Англии после тюрьмы в России, где ему пришлось сидеть для осуществления глубокого прикрытия, дабы снять даже малейшие подозрения МИ6.

А они возникли у SIS, когда был перехвачен неосмотрительный разговор Ермилова с Руденко. Ермилов в той беседе удивился, отчего проходившего по делу Дедова Кадровика (а ведь он даже не назвал его по имени) до сих пор не разрабатывают и не посадили.

Однако все сложилось так, как сложилось. И диабет – это не приговор. С помощью английской медицины можно жить и с более тяжелыми заболеваниями. А вместо сахара использовать заменители. Серов, как человек дисциплинированный, привык себе во многом отказывать ради большой цели.

Он помешивал ксилит ложечкой, поглядывал на Цдислава, дожидаясь, когда тот дочитает последнюю строчку.

– Я уже передавал, – негромко произнес Виктор, – что меня взяли в оборот. Откуда ноги растут у этих подозрений, мне непонятно. – Он взял книжку в руки, пролистал и незаметно вложил между страниц шифровку для Центра, где сообщал детали, в том числе и нынешней командировки в Чехию. С кем встречался, о чем говорили.

– Что тот следователь, который меня тогда заложил?

Связной не знал деталей, но ему велели передать Серову, что тот человек нигде ни словом больше о Викторе Сергеевиче не обмолвился, о чем собственноручно написал в объяснительной.

– Допустим. Но где-то течет. Я же не сумасшедший. Донесите до Центра о необходимости расследования в этом направлении и о том, что нужно принять меры в отношении меня.

– Вы подразумеваете эвакуацию?

– Во всяком случае, я ее не исключаю, – Серов вздохнул, и его полноватое апоплексическое лицо выражало лишь усталость.

Он с трудом себе представлял, как в ситуации, когда его держат под строгим контролем, удастся удрать. Он испытывал унылое чувство, что все зашло слишком далеко. А любая его попытка уехать лишь подтвердит их подозрения.

Январь 2018 года, г. Лондон

Из Чехии Серов вернулся с робкой надеждой, что все обойдется. В феврале ему надо будет ехать снова в Болгарию, тогда и очередная встреча со связным. И Центр к тому времени наконец раскачается и дозреет до какого-нибудь удобоваримого решения. И не из таких передряг вытаскивали своих разведчиков. Впрочем, Серов слишком хорошо знал и другие случаи, гораздо менее оптимистичные.

Надежды его не оправдались, когда однажды вечером позвонили в дверь его небольшого дома, купленного на деньги МИ6 в предместье Лондона. А на пороге стоял Джек – стародавний куратор Серова, его вербовщик. Они общались и на Кипре, и в Испании…

Виктор знал уже подлинное имя этого человека – Ричард Линли, но никак не ожидал его увидеть, бодрого, все еще моложавого, словно время над ним не властно. Серов ощутил себя старым и беспомощным, будто перед лицом самого дьявола. Он считал, что Линли уже давно осел где-нибудь на Багамах на собственной вилле и отошел от дел. Может, так оно и было. Тем паче его появление сулило… Да ничего хорошего оно не сулило.

Серов отодвинул ногой любопытствующего кота и пропустил Линли в узкий коридорчик, на английский манер оклеенный белыми в розовый цветочек обоями.

– Честно сказать, не ожидал тебя увидеть, Джек.

В небольшой гостиной с чуть закопченным камином Виктор указал на одно из двух кресел, обитое тканью тоже в дурацкий цветочек. Их покупала еще жена, Серову они не нравились, но он теперь не решался сменить мебель, словно тем самым предавал ее память.

– Не рад? – уточнил Линли, согласно кивнув, когда Серов приподнял бутылку виски с сервировочного столика: – Немного. У меня еще сегодня дела. А ты квелый какой-то. Я думал, ты счастлив. Что еще надо? Есть работа, уважение. Ты наконец в безопасности. Или тебе нравилось сидеть в русской тюрьме?

– Ну конечно! Я и вспоминать-то об этом не хочу. Прошло и будто не было вовсе, не со мной, – Серов провел рукой по лицу, пытаясь взбодрить себя. – С тобой лучше работалось. Конструктивнее, спокойнее. Разве должен куратор создавать нервную обстановку? Наоборот, необходимо поддерживать подопечного.

– Чего, не заладилось? Могу похлопотать. Только какой он тебе куратор? Ты же уже не на вражеской территории. Так, скорее консультант. Или что-то вроде.

– А твой визит по велению души?

– Приезжал в Лондон для обсуждения одной занимательной спецоперации. Потребовалась моя консультация. Я ведь всего-навсего консультант теперь.

Он потягивал виски, крутил перстень на пальце и выглядел как человек, который пришел на поминки к не очень важному для него приятелю, просто посчитал неудобным не прийти. Линли в самом деле посидел минут десять, допил виски, перебросился с Серовым парой ничего не значащих фраз из разряда: «А помнишь?» И удалился.

А Серов неожиданно для себя впал в панику. Лихорадочно побросал в сумку вещи, фотографии жены и детей, с жалостью взглянул на кота и поспешил к машине.

Была сырая, стылая ночь. На кустах перед домом висели холодные капли от вечернего дождя, они намочили брючины и ветровку, пока Виктор добрался до машины.

Он выехал на дорогу, фары встречной машины ослепили его. В тихом районе вечером обычно ездило мало машин, и появление встречной насторожило.

Серов и сам вряд ли смог бы объяснить, куда он устремился. Прорваться через границу? У него Шенгенская виза, может, удастся проскочить? Но он не исключал, что на границе на него поставили «сторожевики». «Если я сунусь, это утвердит их в принятом решении», – вспыхнула в мозгу мысль вместе с красным озлобленным глазом светофора на перекрестке.

– Утвердит? – вслух переспросил Серов сам себя, поглядев по сторонам и в зеркало заднего вида, – он оказался на перекрестке совершенно один. У него на машине GPS-трекер от угона, и следить за ним не представляет труда дистанционно.

Загорелся зеленый свет, а Серов все так же стоял на перекрестке. «Утвердит их в решении», – еще раз повторил он, осознавая то, в чем не хотел себе признаться. Появление Линли потому так и напугало Виктора, что продемонстрировало – решение принято. «Но в чем же я прокололся? Или мне просто второй раз не повезло и это случайность? Скорее всего, накопилось у них по мелочам, по крохам, по сумме признаков».

Только когда второй раз загорелся зеленый, Виктор развернулся на перекрестке и поехал домой. Серов понимал – ему не выбраться.

* * *

Линли приехал в Лондон действительно в качестве консультанта. Его успехи в вербовке русских могли помочь в той спецоперации, какую затеяли англичане. Они выбирали жертву. Ее надо было выбрать с умом, кого не слишком жалко, кого выработали как старую алмазную шахту и кто, возможно, работает на два фронта или хотя бы подозревается в двурушничестве.

По поводу Серова уже не раз звучали сигналы, звоночки. А теперь и Линли выдвинул именно кандидатуру Серова.

– Он потух, сдулся, – заявил Линли на совещании в большом кабинете, обитом старомодно деревянными панелями из мореного дуба, и с современным длинным столом со стеклянной столешницей, в которой отражались череда круглых матовых плафонов и расплывчатые лица высокопоставленных сотрудников МИ6. – И эта его потерянность сделает Серова малоэффективным. Он иссяк, – повторил Линли. – К тому же слова чеха. У него нет конкретных доказательств двойной игры Серова, но он уверен, что Кадровик никогда не был честен с нами.

– Чех просто выслуживается, – возразил один из сидящих за столом. Кроме его смутного отражения на столешнице отражалась его паркеровская ручка, которую он вертел в пальцах. – Он нам удобен для общения с прощелыгами из стран Варшавского Договора, такими, как этот чех.

– А история с прослушкой кипрской резидентуры и последующая отсидка в тюрьме? Это же классическое глубокое прикрытие, – не отступался Линли. – Нет, он не просто не полезен, господа, он опасен…