Текст книги "Химия Ее Величества"

В гостинице и вещи собирать не пришлось, Ермилов просто достал так и не разобранную сумку из шкафа, бросил ее на кровать, прилег сам на несколько минут и провалился в сон.

Его разбудил Горюнов, сперва побарабанивший бодро в дверь, а затем, не дождавшись разрешения, ввалившийся в номер с пакетом с лепешками.

– Э, да ты скис, полковник, – он заметил мятую со сна физиономию Ермилова с рубчиком на щеке от подушки. Обратил внимание и на промокшую от крови повязку на плече Олега: – Тебе бы врачу показаться. Может, зашить надо?

– Есть новости? – проигнорировал заботу Ермилов, садясь на кровати.

– Уваров поносил меня всяко разно минут десять, но в итоге сообщил, что получит санкцию у начальства на передачу Главку всех электронных носителей Хамеда. Я тебе доложу, как будут новости по содержимому симок. Придется отрабатывать все его связи – работы непочатый край. Зоров «обрадуется». У нас и так хватает командировок, а теперь будет еще больше. Поселимся здесь, как дома, – он обвел взглядом гостиничный номер. – Перед дорожкой не хочешь хряпнуть коньячку, снять стресс?

Горюнов, не получив решительный отпор на сие коварное предложение, сбегал в свой номер и притащил бутылку. Разлил по стаканам коньяк, а Олег пожертвовал одну лепешку на закуску. Когда уговорили полбутылки и пол-лепешки, Петр снова достал из кармана браслет из монеток и стал им позвякивать, перебирая, как четки.

– Чей браслетик? Зазнобы? – Ермилов спросил, но тут же понял, что прозвучало пошловато.

– Она собой закрыла меня от пуль. Ее нет в живых, – без раздражения, спокойно ответил Петр, глядя на браслет. – Нет, предваряя следующий вопрос, это не мать Мансура.

– А где мать Мансура? Ты с ней видишься? – Олег догадался, что речь идет о сыне Горюнова, родившемся от курдянки.

Ермилов переступал границу дозволенного, но все же почувствовал, что Петр не пошлет его подальше за любопытство.

– Только во сне. И эти сны не слишком приятные. Ее убили митовцы, инсценировав это как бандитское нападение. Забили до смерти битами и сбросили в Босфор. Она мне снится такой… ну когда ее вытащили из воды через несколько дней. Хотя не я ее вытаскивал и не я хоронил…

Он помолчал, зажав сигарету губами, но не прикуривая.

– Знаешь, наши погибшие друзья приходят отчего-то, когда нам слишком плохо. Обступают со всех сторон… Начинаешь думать, если бы они были живы, может, все сложилось бы иначе. И от этих мыслей еще хуже…

* * *

В допросной все так же пахло табаком. Монотонный дождь с утра посбивал остававшийся липовый цвет, а пчелы, наверное, спрятались там, где сухо. Сидят себе на своих сотах, заполненных медом, и наслаждаются жизнью.

Ермилов ждал, когда приведут Евкоева, не слишком рассчитывая на то, что тот растает, увидев свою фотографию на фоне Табки, в игиловской черной повязке на лбу с шахадой – символом веры ислама, написанной белыми арабскими буквами. Вдобавок запись допроса Каитова и показания Багрика Чориева. Более того, Горюнов дожал Хамеда, и тот начал давать показания. Оказалось, что именно он организовал выезд Евкоева сначала в Турцию, а затем и в Сирию.

Миронову Олег не предложил участвовать в этой беседе. Тут лучше с глазу на глаз. Он же будет предлагать Рашиду сделку.

Евкоев, увидев в допросной вместо привычной физиономии Миронова другого человека, даже шагнул было обратно в коридор, однако сзади его непреклонно подпирал конвойный.

Рашид все же вспомнил Ермилова, присутствовавшего на паре допросов недели две назад, и кивнул неуверенно, вроде бы поздоровавшись, а может, обреченно согласившись со своими мысленными предположениями, что появление фээсбэшника, который в прошлый раз даже не удосужился представиться, ни к чему хорошему не приведет.

– Добрый день, Рашид Асланович, – бодро поприветствовал Ермилов, излучая оптимизм. – Думаю, что настало время поговорить всерьез. – Он выложил на стол фотографию перед подследственным.

Рашид, не притрагиваясь к фото, скосил на него глаза.

– Фотошоп, – пожал он плечами.

– Вот прочтите заключение экспертизы о том, что это не монтаж, – Олег подготовился к такому повороту.

Евкоев и не думал читать. Он молча ждал продолжения. Но Ермилов решил действовать поэтапно, добиваясь ответов по каждому пункту.

– Ваше участие в незаконном вооруженном формировании на территории Сирии неопровержимо. Стоит ли запираться?

– Эта фотография ни о чем не говорит.

– Фотография не говорит, но зато заговорил ваш двоюродный брат Багрик Чориев. Вот стенограмма с записи показаний Чориева. Прошу ознакомиться.

Усмехнувшись с ненавистью, Евкоев на этот раз не отверг предложение и с брезгливой гримасой прочел.

– Как вы понимаете, – Олег заметил, что Рашид закончил читать, – эти детали придумать не представляется возможным, тем паче они подтверждаются нашими сведениями о структурных подразделениях ИГИЛ и об их учебных военных лагерях.

– А если он сам связан с ИГИЛ? – предсказуемо попытался перевести стрелки Евкоев.

– Возможно. Однако его показания в точности повторил Джумал Каитов относительно вас, более того, именно он сделал эту фотографию под Табкой. Вы ведь знаете Каитова? Вот и его показания. Нет смысла отрицать ваше знакомство еще до поездки в Сирию. Этому есть десяток свидетелей.

Ермилов оценил выражение лица Евкоева, читающего показания Каитова. Олег напомнил сейчас сам себе кондитера. Люська, когда пекла пирог, тонкой деревянной палочкой протыкала тесто, потом ощупывала палочку. Если та была сухой, значит, тесто пропеклось. Вот и Ермилов взглядом, словно деревянной палочкой, проверял, допекся ли его «пирог».

У Олега оставались в загашнике показания Хамеда в качестве контрольного выстрела.

– И что означает вся эта демонстрация? Я, кажется, тут не за красивые глазки нахожусь. И депортировали меня, опираясь на факты.

Ермилов опешил от наглости Рашида:

– Вы же не признавали очевидное до этой минуты.

– Ну вот, признаю. Не для протокола. Я так понимаю, вы хотите не моего чистосердечного признания, тем более имея на руках все эти бумажки, – он приподнял за краешек лист с показаниями Каитова, – оно вам ни к чему.

– Чистосердечное никогда не бывает лишним. Не понимаю вас, вы же умный человек, признание скостит срок.

– Смотря как и в чем признаваться. Скажешь «а» и придется весь алфавит проговорить.

– Опасаетесь, что откровенность принесет пожизненный срок, а не смягчение приговора? – догадался Олег. Сам факт участия в НВФ, по-видимому, не самый жареный факт в биографии Евкоева.

– Вы-то чего добиваетесь от меня? Признания ради признания? Или есть корыстный интерес?

– Можно и так сформулировать. – Ермилов убрал в портфель фотографию и стенограммы допросов. – Если вы сможете просветить меня по одному вопросу про некоего англичанина, мы будем ходатайствовать в суде о смягчении приговора. Вы же хотите увидеть родителей, сестру?

– Я их увижу…

– В этой жизни, – уточнил Ермилов, – а не в загробной.

– А если поконкретнее, – попросил Рашид, и его лицо неуловимо преобразилось.

Тяжелое выражение, которое преобладало на протяжении первых двух допросов, когда его лицезрел Ермилов, сменилось циничным, рассудочным. Это лишний раз убедило Олега, что он имеет дело не с рядовым бойцом.

Ермилов пожалел, что нет сейчас рядом Горюнова. Петр видел в ИГИЛ разных типов и умел их довольно ловко квалифицировать.

– Вы хотите понять, что является предметом торга? – уточнил Олег. Снова решил действовать поэтапно, не торопясь выкладывать все сразу.

– Англичанин? – переспросил Евкоев. Он явно опасался, что расспросы будут лежать в другой плоскости.

Что-то было у него за душой – черное, как флаги ИГИЛ, мутное, как их обещания правоверной жизни в халифате, о чем он боялся рассказывать здесь, перед фээсбэшником.

Олег ждал, когда Евкоев догадается, о ком идет речь, или перестанет прикидываться, что не понимает. Или там было так много англичан?

– Вы не могли бы уточнить?

– Вы сопровождали его по военному учебному лагерю «Шейх Сулейман» под Хаританом.

– Допустим. Припоминаю. И что вы о нем хотите узнать?

– Все. Приметы, с какой целью приезжал к игиловцам, о чем говорил, в качестве кого вы были при нем.

– А взамен?

– Смягчение приговора. В суде сторона обвинения не будет настаивать на предельно большом сроке. По минимуму. Участие в НВФ, без отягчающих.

– Что вам этот англичанин?

Ермилов промолчал, ощущая заинтересованность Рашида в озвученном предложении.

– Мне надо подумать, – твердо сказал Рашид.

Олег смерил его оценивающим взглядом. Евкоев вознамерился прикинуть варианты. Не прогадает ли он, согласившись? Вероятно, пересмотрит свое отношение к англичанину. Раз тот представляет такой интерес для ФСБ, может, и стоит гораздо дороже. А что наиболее вероятно, Евкоев знает или предполагает, с кем имел дело в лице англичанина, и, прежде чем откровенничать с Ермиловым, попытается прощупать, обладает ли теми же знаниями собеседник из компетентных органов или только догадывается.

– Я и так потерял достаточно времени, – Ермилов встал. – Десять минут на раздумья. Конвойный! – позвал он. – Побудьте с подследственным. Я выйду минут на десять.

Олег нашел в коридоре окно с широким подоконником и решил перекусить, благо запасся бутербродом.

Этот перекус на подоконнике напомнил ему годы после института, когда он почти ежедневно проводил по многу часов в следственных изоляторах Москвы и мог пообедать только так, всухомятку, между допросами.

Люська заворачивала в бумажку бутерброды как примерная жена. До тех пор пока не вернулась в адвокатуру.

Сейчас ее могло встревожить только что-то из ряда вон выходящее. Как, например, недавнее ранение Ермилова, которое он наивно пытался скрыть от ее всевидящего ока. Она сразу учуяла, что у него температура, когда он прилетел из Владикавказа с лепешками, распространяя вокруг себя аромат коньяка.

Короткова потрогала его лоб. От ее рук пахло черной смородиной. Люська в его отсутствие ездила с Наташкой на дачу, собирали урожай.

Олег списал подъем температуры на простуду, но Короткова обнаружила недостачу рубашек (он выбросил ту, окровавленную, с порванным рукавом). Подозрения ее усилились.

– Ермилов, признавайся, что ты спроворил? – это была самая мягкая формулировка в допросе, который она ему профессионально учинила.

Когда он все же осмелился показать рану на плече, Люська напустилась на него всерьез, и прежние нападки оказались легкой разминкой. Затем она начала звонить своей подруге Инессе в Склиф.

Эта Инесса, дама почти двухметрового роста, с легкой растительностью на верхней губе, имела явные гормональные проблемы и громовой голос.

Когда она впервые пришла к Ермиловым в гости, Олег потерял дар речи и поздоровался лишь после того, как Люська его как следует ущипнула.

Инесса была еще обладательницей мужа – футбольного болельщика. Он беспрерывно говорил о футболе и… снова о футболе.

В юности Олег увлекался этим видом спорта, играл в студенческой команде голкипером, но в последние годы большой теннис полностью взял верх. И он не разделял восторженных речей Инессиного супруга об «Интере» и «Ювентусе».

– Я лучше в свою поликлинику завтра зайду, – Ермилов попробовал оказать сопротивление. Его не радовала перспектива попасть в крепкие хирургические руки Инессы.

– Инесса дежурит сегодня, – Люська уже успела до нее дозвониться. – А во-вторых, в твоей поликлинике ты только в очереди просидишь, да к тому же тебе в карточку понапишут бог знает чего и спихнут тебя потом, Ермилов, раньше времени на пенсию. А я еще не теряю надежды, что стану женой генерала.

Инесса зашила ему рану на плече и обещала прийти в гости в ближайшее время. Ермилов начал лихорадочно прикидывать, не выпадает ли у него дежурство на этот день и что предпринять, чтобы выпало.

А тут вдруг вчера появился оперативник из Управления по борьбе с терроризмом, по поручению Горюнова, и передал Ермилову ту самую долгожданную фотографию, иллюстрирующую приключения Евкоева в Сирии…

– Олег Константиныч, – конвойный выглянул в коридор, – он вас зовет.

– Я вам расскажу, – сказал Рашид, едва Олег вошел в допросную. – Но у меня есть условие в дополнение к вашему обещанию о смягчении срока. Я не буду больше ничего рассказывать следователю Миронову. И мне не станут вменять в связи с этим отказ от сотрудничества со следствием.

Свой срок Евкоев все равно получит. Годом больше или меньше – особой роли не играет. Олег кивнул, соглашаясь с условием.

– Ну, – Рашид вглядывался в лицо Ермилова, силясь понять, нет ли тут подвоха, – тогда спрашивайте.

– Он приезжал неоднократно? Как его зовут?

– Джимми. Приезжал к нам в лагерь раза три или четыре.

– Как он выглядит?

– Патлатый, черноволосый, долговязый, руки длинные, как у орангутанга, и ходит он как орангутанг, вперевалочку. Ботинки высокие. Не простые берцы, а еще выше, с тяжелыми носками. Нож на боку в кожаных ножнах, здоровенный, напоминающий… – Рашид пощелкал пальцами, припоминая, – как в Африке, в джунглях…

– Мачете, – подсказал Олег.

– Вот-вот. Глаза такие… – Рашид задумался, подбирая слова, – серые, злые и умные. Загнанные какие-то, что ли. Словно он занимается не тем, чем хочет. Из-под палки.

– А какие-то особые приметы? Шрамы, родинки…

– Татуировка на спине, – Евкоев смутился под удивленным взглядом Олега. – Он попал в песчаную бурю по дороге и хотел принять душ. А когда вышел, то футболку не сразу надел, ну я и увидел.

– Почему вам поручили его сопровождать?

Вот тут возникла первая заминка. Евкоев, очевидно, не хотел говорить истинную причину.

– Я хорошо знаю английский. А в тот момент некому было ему переводить.

– Он не знает арабского? – заинтересовался Олег.

– Нет. Причем английский его довольно странный. Я-то язык учил в спецшколе…

Олег поглядел на Евкоева заинтересованно. Ермилов и сам окончил английскую спецшколу и не мог себе представить, что, получив хорошее образование, захотел бы все бросить и уехать воевать в чужую страну за призрачную идею и за такие же призрачные гроши. Нет, Евкоев, очевидно, не идейный террорист. Хотел возвыситься любыми путями. И общение с важным англичанином одна из ступеней к этому возвышению.

– А в чем странность? Это кокни, может быть?

– Нет. Он, правда, слова тоже коверкал и растягивал. Вместо person[9]9
  Person (англ.) – человек.


[Закрыть] говорил body. Я не сразу и понял о чем речь.

– Ну это, возможно, жаргон? – Олег вспомнил еще одного человека, который говорил про объект разработки «тело». Плотников любит это словечко.

– Еще было slainte вместо thanks[10]10
  Thanks (англ.) – спасибо.


[Закрыть]. Или aye вместо yes.

– Вы не могли бы записать транскрипцию этих слов? – Олег подвинул Евкоеву листок бумаги. – Он приезжал один?

– Нет. С каким-то англичанином, а другой раз с арабом. Тот был сам по себе, я имею в виду араба. Возился с мотором, чистил от песка, наши ему помогали. Второй англичанин – громила, блондин с лошадиным лицом. Его, кажется, звали Тим.

– А их машина… Что за марка? – Ермилов потихоньку подбирался к главному.

– Пикап «Тойота» темно-синяя.

– Номер не помните?

– Нет, – вдруг стал лаконичен Евкоев.

– Вооружение в кузове было? – не глядя на Рашида, спросил Олег, записывая ответ в блокнот.

– Крупнокалиберный пулемет.

– И больше никаких особых примет?

– У кого?

– У машины, Евкоев, у машины! Я свое обещание могу и забрать, ведь вы хитрите и недоговариваете.

– А вы меня проверяете, что ли? Если вы и без того знаете какие-то детали, зачем выпытываете, говорите прямо.

– Если я стану вам сам все рассказывать, то не смогу уличить вас во лжи.

– Так это и есть ваша задача? – взвился Евкоев.

– Успокойтесь! Я не посулил бы вам смягчение приговора, если бы планировал выведать что-то вас компрометирующее. Я хочу от вас откровенности только в том, что касается англичанина. Так что там с машиной?

– Эмблема «Белых касок». Вы это хотели услышать?

Ермилов кивнул удовлетворенно и спросил:

– Считаете, эта машина попала к нему не случайно?

– Мне это и в голову не приходило. Нет-нет, его это была машина. Мне так и сказали, что он представитель «Белых касок».

– А что за татуировка у него на спине?

– Чудная, если честно. Цветная. Во всю спину физиономия мужика с ярко-синим носом.

– Алкоголик?

Евкоев хмыкнул, оценив юмор.

– У Джимми был с собой виски, и он выпивал охотно, игнорируя мои предупреждения. Нашли бы у него алкоголь наши, не стали бы церемониться.

– Как вам объяснили, кто он?

– Вы шутите? Кто стал бы передо мной отчитываться? Я – мелкая сошка. Сказали, что из «Белых касок», и все.

«Или хочешь таковой казаться», – подумал Ермилов.

– Может, вы смогли понять из бесед с ним самим, какой он пост занимает в организации? С его помощником – тем, вторым англичанином? Может, слышали обрывок разговора?

– Я не хотел, чтобы мне отрезали уши, – поежился Евкоев. – Там это запросто. Я отводил его в штаб и обратно. Сопровождал в столовую.

– Вы сами сказали, что некому было переводить с английского, тогда возникает вопрос, – Олег постучал карандашом по листку с транскрипцией английских слов. – Вполне закономерный вопрос. Кто ему переводил в штабе, когда вы оставляли его наедине с руководством лагеря?

– Они сами переводили. Но считали ниже своего достоинства таскаться с англичанином по лагерю, по жаре и в пыли с головы до ног. У них-то в штабе кондишн.

– Они ему не доверяли? Приставили вас за ним шпионить? – высказал предположение Ермилов. – Не так ли? Поэтому вы с ним ездили и в другие лагеря. И в места дислокации боевых отрядов ИГИЛ.

– Вы слишком осведомлены о моих передвижениях в Сирии. Любопытно, кто вас информировал?

– Надеетесь передать весточку туда из тюрьмы, чтобы ущучить этого самого информатора? Не тратьте силы и средства. Его там уже нет, – соврал Ермилов, чтобы вывести из-под удара агента. – И все-таки основная цель приездов англичанина… В чем она заключалась?

– Не знаю, – Евкоев опустил голову, упершись локтями в колени и рассматривая бежево-желтый линолеум.

– Ну зачем «белокасочнику» эти визиты к игиловцам? Ведь «Белые каски» позиционируют себя гуманистами. Чем можно мотивировать их общение с террористами?

– А если они не считают ИГИЛ или «Джебхат ан-Нусру» террористами? – намекнул Рашид с полуулыбкой, нахальной такой, снисходительной.

«Джимми, Тим – это похоже на псевдонимы, такие же, как получают бойцы в ИГИЛ, – Ахмад, Абдалла…» – размышлял Ермилов, прикидывая, что он еще сможет выдавить из Евкоева.

– Ну о чем-то он с вами разговаривал? Не молчал же все время?

Снова последовала заминка, не оставшаяся без внимания Олега.

– Ничего он не говорил. Он воспринимал меня как обслугу, мусор. Англичане никого не считают за людей.

Евкоев выдал удобное в данной ситуации клише, с которым большинство согласились бы, но не Ермилов. У Олега это высказывание вызвало еще большие подозрения относительно общения Рашида с англичанином.

Подозрения настолько крепко засели в сознании Олега, что он решился их доложить Плотникову наряду с деталями допроса Евкоева.

– Да, негусто, – Петр Анатольевич уже собирался домой и даже взял в руки портфель и зонтик, но, послушав Олега, стоя в дверях, вернулся к столу и щелкнул кнопкой на настольной лампе. – Ну допустим, его завербовал англичанин. Давай порассуждаем. Что ему от этого и что нам от этого?

– По-моему, очевидно, – самоуверенно заявил Ермилов, вызвав улыбку у шефа. – Англичанин мог преследовать вполне понятную цель – заполучить среди игиловцев своего осведомителя. Тот владеет английским. И явно Евкоев сам набивался ему в помощнички. Я понял этого типа. Он как муха тумбу. Ее еще называют людоед. Она откладывает личинки, а те попадают сквозь тонкий прокол под кожу и питаются тканями человека.

– Тьфу на тебя с твоими мухами! – Плотников отличался брезгливостью и, если ел в столовой, то вытирал вилку или ложку салфеткой.

– Это я к тому, что Евкоев везде «откладывает свои личинки», паразитирует на чьих-то слабостях, демонстрирует религиозность, а сам беспринципен абсолютно. Вернее, есть у него один принцип – получать выгоду из всего.

– Не любишь ты его, – погрозил пальцем Плотников. – Отставим лирику в сторону. Так что нам от этого?

– Переквалифицируем. Пойдет по другой статье. Получит по полной.

– А как же твое обещание? – почти ласково улыбнулся Петр Анатольевич. – Рашидик ждет и надеется.

– Когда выяснится, что он занимался шпионажем в пользу МИ6…

– Если он изменник, то не нашей Родины, ИГИЛ предавал. Хотя хорошо бы посадить его надолго… – Плотников забрал у Олега показания Евкоева. – Это мы, конечно, сообщим нашим в Сирии. Но только вряд ли англичанин ни с того ни с сего заявится, скажем, на базу в Хмеймим. Он ведь по норам прячется, на территории, подконтрольной боевикам. Не высовывается. А может, уже подался на Туманный Альбион. Или, скажем, в Афганистан. Вот если бы у нас была его фамилия и подлинное имя. Джимми – это само собой туфта. Собачье прозвище. А что мы еще имеем, кроме умных серых глаз? Синий пикап с эмблемой «Белых касок», но это не факт, что он продолжает на нем ездить. И сколько у них именно синих машин? Не на всех, возможно, установлены крупнокалиберные пулеметы. Это вообще не вписывается в их гуманистическое амплуа.

– Найти их со спутника, – пожал плечами Олег. – Точечный удар – и нет пикапа.

– Какой ты, однако, кровожадный. Зачем сразу удар. Отследить. Направить людей. Взять его и вывезти к нам на базу.

– Звучит заманчиво. Тогда зачем нам его фамилия?

– Твоя задача установить этого типа, – вдруг посуровел Плотников. – Занимайся. Спутники, группы спецназа – это все, конечно, современно, хорошо, но есть старые надежные методы работы военной контрразведки. Их и будем придерживаться. Если понадобится сориентировать агентов СВР на Ближнем Востоке, то надо их не подставлять приблизительными приметами англичанина. Действовать придется наверняка, – Петр Анатольевич выключил настольную лампу и поднялся из-за стола. – Все, по домам… А забыл совсем! Да уйду я сегодня или нет? – спросил он риторически. Вернулся к столу, снова включил лампу, наклонился к сейфу и забренчал ключами. – На вот, передали для тебя от Теплова. Ничего нового там нет. Разве что… Фатих активно спонсирует британскую партию тори. Его жена пожертвовала им с 2009 года почти миллион фунтов стерлингов.

– Это что, такая форма коррупции? Типа благотворительности? – Олег пробежал глазами документ. В самом деле – ничего нового. Зря только Теплова напряг.

– Отчего же! У них все законно, – Плотников бросил взгляд на окно, покрытое бисером дождя, и снова взял зонт, который до этого бросил на диван. – Они жертвуют на нужды партии, а тех, кто больше остальных платит, соблаговолят приглашать на ужин аж с премьер-министром. Им дают статус «посол бизнеса». Это купленная возможность общаться с членами правительства наедине и с высокопоставленными чиновниками за границей.

– Как пишет Теплов, – генерал вышел в приемную, подталкивая Ермилова, – у компании Фатиха больше тридцати офисов по миру, и большинство их в Африке и на Ближнем Востоке.

– Готовятся делить шкуру неубитого медведя? Нефть и газ?

Перед тем как идти к Плотникову, по дороге из «Лефортово» Олег забежал в тату-салон, чтобы узнать, насколько популярна такая татуировка – рожа с синим носом и что она символизирует.

Может, по привычке до всего докапываться Ермилов надеялся прикупить какую-нибудь книжонку про наколки (наверняка их продают в подобных салонах).

Но книг там не было, а только скучала девица в пирсинге и сплошь в татуировках и в черных латексных перчатках.

«Пыточная какая-то, – подумал Ермилов с оторопью. – Если б моя Наташка так себя разукрасила, на месте бы пришиб».

Увидев представительного Ермилова в строгом темно-синем костюме и при галстуке, мастерица-татуировщица фыркнула, но взяла себя в руки. Поскольку сесть в ее кабинете со стенами, увешанными фото с выполненными работами, кроме как в кресло, похожее на зубоврачебное, было некуда, Олег примостился на краешек.

– Что вы хотели набить? – насмешливо спросила девица.

– Пока только примериваюсь. Хотел у вас узнать. Часто ваши клиенты делают наколки лица?

– На лице? – не поняла девушка. – Я бы вам не советовала…

– Да нет. Я имел в виду изображение лица, скажем, на спине. Хотел просто у вас проконсультироваться. Есть ведь типовые татуировки, которые модно делать? Допустим, мужское лицо с синим носом.

– Вы из полиции? – догадалась она.

Олег кивнул, не собираясь показывать фээсбэшное удостоверение. «Догадалась» – и молодец.

Девушка облегченно выдохнула:

– А я и удивилась. Думаю, может, вы байкер, они вот тоже в деловых костюмах, а снимут рубашку, так весь торс забит от запястий до шеи. Так что там с синим носом? То есть обычное мужское лицо, но с окрашенным в синий цвет носом? Нет, не видела такого никогда, хотя насмотрелась. Могу предположить только, что хозяин татуировки – художник.

– Почему? – опешил Олег.

– Ну синий нос – абстракционизм. Может, он страдал алкоголизмом, завязал, а чтобы не забываться, оставил зарубку на память в виде этой рожи. Или наркоман, и это воплощение его галлюцинации. Хотя все это не противоречит тому, что он художник.

У девушки на щеке был металлический шарик пирсинга, который она то и дело теребила языком с внутренней стороны щеки. Шарик приподнимался и опускался, так что Олега продирал мороз по коже.

– А если не художник…

– Все равно, – девушка посмотрела на широкие плечи Ермилова, профессионально примериваясь. – Вот вам бы я набила кого-нибудь вроде майора Пронина или профиль Шерлока Холмса. Не пугайтесь так! Я же ничего не делаю… И все-таки непонятно. Какой нормальный человек будет рисовать лицо с синим носом? Разве что мастер ошибся, неудачно нарисовал, а чтобы исправить, залил его синей краской. Не знаю.

Рядом с ней на столике лежал огромный альбом с фотографиями, она начала его листать, проглядывая татуировки.

– Это ведь у мужчины такая татуировка?

Ермилов кивнул:

– Верно. Во всю спину. А что вас смущает?

– Похоже, он нетрадиционной ориентации, – она хихикнула. – Ну сами посудите, обычно кого набивают на теле. Любимую женщину, жену, дочь или мать.

– Отца, брата, – подсказал Олег.

– Крайне редко, – помотала головой девушка. – Женщины набивают портреты мужчин. Это да. Хотя, бывает, что набивают своих кумиров – певцов и артистов. Тогда это без скидки на возраст и пол.

* * *

У Олега выскочило из головы о намечавшихся на вечер гостях. Он-то собирался сесть за обеденный стол, покрытый уютной клетчатой оранжево-белой клеенкой, и заняться привычной работой – из ничего сделать нечто. Систематизировать крохи «откровений» Евкоева, постараться отыскать в допросе слабые места и, возможно, передопросить Рашида, сделав подход под другим углом.

Но за кухонным столом уже восседала Инесса в белой блузке с жабо, напоминая надводную часть айсберга, и рядом притулился ее кругленький муж Митя, словно небольшой китенок. Вместо струй воды он выпускал из себя фейерверком различные занимательные факты из истории футбола или информацию о недавно прошедших матчах.

Он полагал, что любой мужчина должен быть в курсе этих баталий. Ермилов придерживался другого мнения на сей счет и предпочитал поговорить о рыбалке или о теннисе. Ну на худой конец, обсудить обстановку на политической арене лишь ради поддержания беседы. Он старался не занимать никакую определенную позицию и, как правило, покладисто соглашался во всем с собеседником, чем быстро сбивал у того желание подискутировать про коммунистов, демократов и либералов. В глубине души Олег считал, что ничего этого не существует в природе в чистом виде. Все идеи мироустройства – миф, теоретические выкладки, неприменимые к реальной жизни. Есть только страна, люди, ее населяющие, интересы государства, а все остальное от лукавого.

Когда Ермилов увидел гостей, вспомнил, что обещал Людмиле прийти пораньше, заметил укор в ее взгляде, то понял, как безнадежно испорчен дождливый вечер. В такую погоду хорошо думается в тишине, в круге света от источающего слабое пыльное тепло абажура…

– Ну это было еще в 1958 году. Ты не поверишь, – Митя все время хватал за руку севшего рядом и пытавшегося поужинать Олега. Тот уже третий раз не мог донести вилку с котлетой до рта. – Инкина мать тогда работала в Склифе, она и зашивала этого нападающего. Представляешь, играли тренировочный матч-двусторонку на стадионе, а на соседней площадке легкоатлеты тренировались. И копье вонзилось в спину футболиста, прилетев от соседей. Он еще бегал несколько секунд, как та курица с отрубленной головой. Потом спохватился, мешает же бегать, – Митя сам рассмеялся над рассказанной байкой.

Ермилов попытался сосредоточиться на котлете и мыслях об англичанине.

«Ну да, есть зацепка с языковыми особенностями его речи. Надо сходить в МГИМО завтра, получить консультацию лингвиста. Определиться с районом Великобритании, где так говорят. Вдруг он вообще австралиец? Было бы чудом установить подлинное имя этого типа. Это практически нереально, если он кадровый разведчик. Утешает лишь то, что разведчики избегают делать наколки. В самом крайнем случае, когда этого требует работа нелегала. И даже тогда вряд ли они пойдут на такие кардинальные преобразования своего тела. Сейчас есть возможность сделать временные татуировки. Этого достаточно для поддержания легенды, к примеру, байкера, наркодилера, крутого парня…»

Сквозь плотную завесу мыслей Ермилова прорвалась фраза Дмитрия, зацепившая слух Олега и вырвавшая его из задумчивости.

– «Синие носы»… – произнес Митя и уже тараторил о чем-то другом.

Теперь за руку его схватил Олег:

– Митя, постой, какие такие носы?

– Что? А так это же болельщики «Рейнджерс», но я не о них.

– А ты о них. Что символизируют эти носы?

Люська оглянулась на мужчин, услышав изменение тональности голоса Ермилова. Она сама обсуждала с Инессой, что в этом году из-за погоды совершенно ничего не растет на огороде, да из-за работы и некогда заниматься садом. Ее настороженность оправдалась: Олег слишком насел на Митю.

– Ермилов, ты бы чайник поставил, – влезла она в разговор.

Но, обычно покладистый, Олег отмахнулся:

– Погоди, Людмила. Тут серьезное дело.

– Про синие носы? – брызнула скепсисом Люська, но больше не приставала.

– Так, Митя, выкладывай все, что знаешь! Какие «Рейнджерс»? Американцы, что ли?

– Ха! Неужели ты не знаешь? Это Глазго «Рейнджерс». Шотландская команда.

– В таком сочетании звучит знакомо. – Олег уже прикидывал с удовлетворением, что странности в английском теперь находят свое объяснение. Надо будет завтра все же убедиться в правильности этой догадки.

– «Селтик» и «Рейнджерс» – две самые крутые шотландские команды. И у каждого клуба есть свои армии болельщиков. Причем делятся они по социальному принципу. Парни из Глазго – это работяги. По «Селтику» фанатеют мальчики-мажоры.