Текст книги "Химия Ее Величества"

Март 2018 года, г. Москва

Плотников бродил по своему кабинету, встревоженный сообщением Сливенко о попавших в засаду Ермилове с Горюновым. Смущало, что вместе с ними кроме офицера местного Мухабарата оказалась журналистка, знакомая Плотникову по делу старлея Петрова.

Минуты и часы тянулись невыносимо медленно. После сообщения дежурного Плотников вылез из постели на рассвете (за ним прислали машину) и по пустой Москве домчался до Лубянки. Теперь мерял шагами кабинет в ожидании звонка.

Он ругал на чем свет стоит и Ермилова, и особенно Горюнова, втайне надеясь, что сработает примета, как на экзамене, – надо ругать того, кто сдает экзамен, чтобы облегчить ему сдачу.

Олег и Петр сдавали сейчас самый главный экзамен, а результата может быть всего два – жизнь или смерть.

Когда зазвонил телефон закрытой связи типа «Корсар», Плотников нервно шагнул к приставному столику с телефонами.

– Что? – коротко бросил он в трубку.

Сливенко доложил, что они на базе, все живы. На двух «Рысях» их вывезли с места боя. Подоспели, когда уже опустели магазины их автоматов.

– Правда, Ермилов ранен, – неохотно признал Сливенко, раздосадованный, что вынужден докладывать руководителю Департамента о таком провале на подведомственной ему территории. – Ничего серьезного – легкая контузия и небольшой осколок под лопаткой. Его осматривает хирург. Олег Константинович просил вам передать кое-что. Дословно.

Сливенко зачитал по бумажке слова Линли о Кадровике, изложил догадки и выводы Олега насчет того, о ком идет речь.

– Необходимо доложить начальнику английского отдела Тимохину. Как сказал Олег Константинович, Тимохин поймет и примет меры. Он сказал: «Необходимо остановить Марину, предотвратить ее вылет в Англию к отцу».

– А он не помешался от контузии? Я могу с ним поговорить?

– Одну минутку, Петр Анатольевич. Сейчас узнаю. – После паузы голос Сливенко снова раздался в трубке: – Его сейчас оперируют. Осколок трогать не стали, но у него еще вывих. Ему вправляют.

– Вот я так и понял, – вздохнул Плотников, имея в виду, что у Ермилова вывих в мозгах, но обсуждать это со Сливенко не собирался. – Чего он вывихнул?

– Локоть. Как только сможет, Олег Константинович с вами свяжется.

Плотников потер с силой лицо ладонями, испытав облегчение, что все живы и одновременно досадуя. Без последствий все же не обошлось. Он взглянул на часы – вряд ли в шесть утра Тимохин на работе. Мешкал Петр Анатольевич недолго, через минуту он попросил дежурного связать его с начальником английского отдела. Плотников доверял Ермилову. Тот не стал бы передавать информацию через Сливенко, если бы не был так взволнован и смущен.

Услышав слово «кадровик», Тимохин не дал Плотникову договорить и пообещал тут же приехать. Прибыл он не один, а с сотрудником из разведки, курирующим работу Серова. Тот был взбешен, что сведения о Викторе Сергеевиче расползлись как утренний туман.

Удалось связать его с Ермиловым, который после наркоза и контузии еле говорил. Однако главное он сказал: «Необходимо предотвратить отъезд Марины Серовой в Лондон».

Потребовалось меньше часа, чтобы выяснить, где сейчас Марина Серова. В шесть сорок пять утра она вылетела в Лондон к отцу.

3 марта 2018 года, г. Лондон

Марину в аэропорту «Хитроу» никто не встретил. Впрочем, это ее нисколько не удивило. Отец человек занятой. Наверное, на важных переговорах. У нее есть свои ключи от дома. Марина даже не стала звонить – раз не смог, значит, и мобильный не возьмет.

Она поймала такси-кэб и подъехала к их дому в пригороде, не заметив слежки.

Отперев дверь, Марина зашла в узкий коридорчик. Прислушалась. Нет, в доме тихо. Раздавшийся телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. Отчего-то стало не по себе. Но она засмеялась – испуг просто от внезапности. Марина помнила, где в отцовском доме телефон – на столике у двери на кухню, но не сразу нашла аппарат, потому что сверху лежала вчерашняя газета.

– Пап, это ты? – спросила она в трубку по-русски.

Но в ответ услышала английскую речь и знакомый голос Джеральда. Отец как-то ей представлял его как своего коллегу.

– Марина, здравствуйте, это Джеральд. Вы меня помните? Виктор попросил вам позвонить. Он не успел в аэропорт и сейчас на совещании. А меня делегировал вас подвезти в отель, где проходит совещание. Освободится, и в ресторане отеля хотел с вами пообедать. А потом совещание продолжится до самого вечера. Вы как? Готовы сразу с дороги ехать?

– В общем, да, – растерялась от его напора Марина.

– Отлично. Я буду у вас минут через двадцать.

Она села к нему в машину, и, пока они ехали по дождливым английским улицам, ее радостное настроение от предвкушения встречи с отцом неожиданно сменилось удушающей тоской. Джеральд рассказывал что-то веселое, но у нее создалось ощущение, что ее хотят заболтать, заморочить ей голову, а уже случилось что-то нехорошее.

В отцовский дом она уже больше не вернулась…

* * *

Олег гулял по полю, направляясь к небольшому лесному озеру с Мартином. Низкие тучи, предгрозовое небо. С метелок травы сыплется пыльца, как в замедленной съемке. Взгляд фокусируется на всем, это наподобие стоп-кадров – большой кузнечик, сантиметров шесть, еле шевелит усиками…

Ермилов проснулся все в том же модуле в Хмеймиме. Он вынужденно продолжал торчать тут из-за контузии. Врач запретил ему перелет в Москву на целую неделю. Единственное, что Олег сделал вопреки запретам, слетал на вертолете с Горюновым и Меркуловой в Эш-Шайрат на разбитый американцами военный сирийский аэродром.

Пустынная местность, разбитые ангары и остовы сгоревшей техники, тишина и стрекот цикад под уже распалявшимся весенним солнцем, видимо, и породили этот сон о прогулках с Мартином.

Олегу очень хотелось домой, хотя по совету Горюнова он не торопился.

«Начальство надо выдержать, как хорошее вино, – поучал Петр. – Нагорит нам обоим. Но задачу мы выполнили, а шероховатости забудутся. Нужно дать руководству время одуматься и понять, какие мы бесценные кадры».

Ермилов дотягивался до повязки на спине кончиками пальцев, проверяя, не промокла ли его «шероховатость». Горюнову-то есть что забывать… А у Олега осколок вытаскивать не стали, опасаясь задеть нерв. Он теперь будет звенеть, проходя рамку металлодетектора.

– Я вот теперь твой должник, – ворчал он на Горюнова. – Меркулова в красках распишет, как ты меня героически вытаскивал из огня. Создаст шедевр журналистики, нечто вроде: «Полковник Г. вытащил полковника Е. из-под огня игиловцев». Она нас, наверное, выдаст за военных советников…

– Полковник Г. звучит ругательно, – смеялся Петр.

Он играл с Олесей в карты от нечего делать, а она развлекала их рассказами из своей журналистской практики. Как, например, ее однажды не пускали на объект, где она хотела разнюхать и разведать, взять каверзное интервью, а она, разозлившись, думала было пролезть под забором, но в последнее мгновение одумалась, не из-за страха быть побитой охраной, а просто представила, как в юбке и с сумкой станет это делать на глазах жителей близлежащего дома, а еще, не дай бог, застрянет…

Олег посмеивался, вполуха слушая ее журналистские байки, а сам то и дело уходил в штаб базы узнавать последние неутешительные для него новости. Марину он упустил. И операция Линли и его коллег продолжала разворачиваться с неумолимостью и бычьим английским упрямством, несмотря на абсурд и отсутствие логики…

Когда Ермилов уже вернулся в Москву, получив, как обычно, выговор от Плотникова за небрежение к собственной жизни, он и там каждый день следил за новостями.

Через короткое время вышел на телевизионный экран репортаж Меркуловой, довольно резкий. В него вошли и выжимки из интервью курда, которые читали за кадром. Показали и разбомбленный аэродром, куда Олеся, разумеется, напросилась вместе со своими оператором и фотографом. Проехалась она и по «Белым каскам», раздала всем игиловским и джебхатаннусровским сестрам по серьгам, похвалив наших военспецов, летчиков и всех, кто борется с терроризмом. Олег, посмотрев этот репортаж, воспринял похвалы и на свой счет.

Наши развернули широкое информационное противодействие – представитель Минобороны России выступал неоднократно, называя время и место готовящейся химической провокации «Белыми касками», которых поторапливают и понукают с Запада.

Но все это происходило на фоне «использования химоружия в Европе русскими боевиками из спецслужб» и тонуло в потоке дезинформации. Оправдание для провокации и последовавшего затем акта агрессии, авиаудара по обескровленной Сирии, было липовое, шаткое, колосс на глиняных ногах, но оно жило какое-то время, пока не рухнуло, похоронив шумную историю с Серовым и «Белыми касками» в облаке пыли. Хотя, как догадывался Ермилов, и то и другое будут еще не раз откапывать, отряхивать от пыли и являть миру.

Маркас прислал имена участников видеосъемки, оперативники-контрразведчики на месте в Думе отыскали этих людей, и появились дискредитирующие «белокасочников» интервью, вскрывающие их грязную кухню. Однако слишком большие деньги вложил Запад в проект «Белые каски», чтобы отказаться от того, чтобы их еще и еще раз задействовать.

* * *

…Ричард Линли в это же время отчитывался перед руководством, все в том же зале с зеркальной дымчатой столешницей, где отражались люди, наделенные большой властью.

Он испытывал раздражение в этом шикарном зале. Кабинет Ричарду в его очередной приезд в Лондон выделяли в офисе. Там было пустовато, безлико. Линли досадовал, что не имеет уже прежний вес в разведывательном сообществе. Консультант, ветеран – как быстро списывают в тираж. А он еще на многое способен.

По плану, одним из составителей которого Линли являлся, все шло более-менее гладко. Но вопросы оставались.

– Каким образом русским стали известны место и время готовящейся операции? – спросил сидевший во главе стола. – Если ранее вы подозревали Серова, то сейчас он вряд ли может отправлять шифровки.

Раздались смешки за столом, вызвавшие бешенство у тщеславного Линли. Но он умел держать себя в руках.

– Серов не владел информацией по Ближнему Востоку. Он работал по другим направлениям. Очевидно, что у русских есть иные источники. Мы будем над этим работать. В конце концов, не настолько широкий круг посвященных в суть этой операции.

– Кроме того, – продолжил предъявлять претензии председатель, – сообщения о своих планах русские ни с того ни с сего стали задерживать на несколько часов. То есть формально они соблюдают договоренности, но у нас уже нет возможности для маневра. Нет смысла давать эту информацию нашему человеку в «Белых касках». Он не успеет и подвергнется неоправданному риску. И с этим разберись, Ричард…

Однако меньше всех остальных Линли подозревал завербованного им в 1994 году Макгрегора.

Как русские могли бы добраться до шотландца? Он никогда не ездил в Россию, не работал с русскими в Шотландии… А уж то, что за всей этой историей с Маркасом и его перевербовкой стоит небезызвестный ему Ермилов, Ричард тем более не догадывался. Высокомерие англичан не позволяло им заметить очевидное – признать, что в Сирии российские спецслужбы их переигрывают.

* * *

…И все-таки разоблачение «Белых касок» удалось. Восторженные отзывы об их деятельности сошли на нет.

Одно дело – вбросы, дезинформация и совсем другое – ведение разведки под флагом гуманитарной организации, содействие террористам, участие в боевых действиях на стороне игиловцев и «Джебхат ан-Нусры».

Объявили козырь – химоружие, и, несмотря на то, что все играют уже в другую игру и козыри сменились, англичане все еще используют старые козыри, уже недейственные, пытаясь ими побить аргументы России, Ирана и Сирии.

Ермилова очень тревожила мысль о судьбе Серова и его дочери. Макгрегор запоздало вспомнил и передал через Тарека, что тогда Линли еще сказал, при встрече в Сирии, о Кадровике: «Таких, как он, надо использовать. Использовать, а потом выбрасывать…»

Так вот их «использовали», по словам Линли, как иллюстрацию беспринципности русских, защищающих «химического» Асада и применяющих боевую химию для отравления своего предателя в Лондоне.

Потеря агента – вот что вызывало особую досаду Ермилова. Однако Серов знал, на какой риск шел много лет назад, нарочно подставляясь под вербовку. Он и так очень долго водил за нос МИ6…