Текст книги "Химия Ее Величества"

М. Макгрегор обрел более четкие контуры – журналист назвал полное имя – Маркас Макгрегор. Именно его полиция подозревала в убийстве. При нем нашли самодельный нож наподобие мачете. Именно таким оружием зарубили бездомного.

«Любопытно, как он провез через границу мачете, – размышлял Ермилов, глядя на заметку на незнакомом нидерландском языке. – В багаж сдавал, что ли? Все равно странно».

Однако как ни искали «продолжение» Олег и Степан (просмотрели аж до конца года подшивку), ни слова о Макгрегоре. То ли главный редактор издания не счел эту тему интересной для читателей, то ли журналист охладел к теме, то ли его попросили сбавить обороты.

Стоило попытаться найти журналиста и переговорить с ним. Однако Ермилова сковывало незнание нидерландского языка. Задействовать Степана, значит, посвятить его в детали, а это исключено.

– На сегодня все? – догадался Степан, сникнув. – Хотите я вас отвезу на пляж? Сейчас довольно редкая возможность искупаться в Северном море. Жаркая погода стоит уже давно. Водичка градусов девятнадцать. Я позавчера купался. А на пирсе можно и перекусить. Там отличная картошечка фри и селедочка с луком.

– М-м, – воодушевился проголодавшийся Олег. – Поехали.

Схевенинген – курортный район Гааги на берегу Северного моря. Песчаный пляж, несмотря на рабочее время, был заполнен отдыхающими. Жидкое серебро накатывающих волн вызывало сонливость. Ермилов искупался, слегка продрог и, греясь на солнышке, засмотрелся на ажурный, похожий на вокзал гранд-отель «Amrath Kurhaus», стоящий прямо на берегу.

Зазвонил телефон, оставленный в кармане брюк. Дозвонившийся Вырубов попросил вернуться в посольство:

– Возможно, удастся организовать интересную встречу, о которой вы просили. Ну поговорим при встрече.

Подставив лицо солнцу, стоя в шлепающих по ногам освежающих волнах, Ермилов не хотел думать ни о каких болельщиках, боевиках, «Белых касках». Так бы и замер изваянием на берегу Северного моря, но разыгрался нешуточный аппетит. Степан тоже проголодался, и они переместились в небольшое кафе тут же, на берегу. И почти по-студенчески выпили старого женевера, напоминающего джин, и закусили селедкой с луком.

Олег переместился вместе с пластиковым стулом в тень от большого белого зонта и, поглядев на залитое солнцем море, пожалел, что нет рядом Наташки. Она, наплевав на возрастные условности, наверняка сейчас строила бы вместе с пятилетними местными пацанами песчаный замок. Ну и Люська (куда без нее) с удовольствием загорала и купалась бы и женевера хлопнула бы рюмашку за компанию…

* * *

В посольстве Вырубов уединился с Олегом в своем кабинете, отослав куда-то Степана.

– Мой знакомый из местной полиции Джаап де Йонг нашел среди своих связей подходящего человека в Утрехте. Мы поступим так: вы поедете в Утрехт со Степаном, а там уже отправитесь на встречу в одиночестве. Такие дела, как вы знаете, не терпят свидетелей. Возможно, за вами увяжутся местные контрразведчики, надо будет «хвост» скинуть. Я не могу рисковать своими наработками. Тут не так просто с кем-то законтачить. И не слишком много рычагов воздействия. О моральной стороне дела в Голландии и говорить не приходится – шантажировать «порочащими связями» практически бессмысленно, как и наркотиками или алкоголем. Здесь это в порядке вещей. А вот на пристрастии к марихуане – это другое дело. Говорят, не вызывает привыкания… – он хмыкнул. – Еще как вызывает. Так вот, мой приятель – «торчок». Сидит на легких наркотиках, и каждый евро для него особо ценен.

– Полицейский? – Олег присел на подоконник и поглядывал на красивую лужайку перед особняком посольства.

– Как я понял со слов де Йонга, его приятель Пим Баккер тоже любитель травки. У них сейчас в полиции проводится централизация, ну вроде как у нас. Ведется активная работа с населением. Де Йонг, покуривая травку в кофешопе, где мне пришлось с ним встречаться однажды, рассказывал, посмеиваясь, что он вынужден пить чай с пожилыми жителями его района, а еще встречаться с молодежью на безалкогольной вечеринке в рамках программы социализации полиции. Марихуану продают только по пять грамм в сутки. Покупают с паспортом. А де Йонг курит либо weed, либо hashish. На развес, ну и гашиш соответственно. Это уже для опытных пользователей, если можно так выразиться. Потяжелее наркотик. Ему хочется больше, он идет на уловки. Короче, деньги ему нужны. А принципы растворяются вместе с дымом марихуаны под потолком очередного кофешопа.

– Короче, разврат процветает, – заключил Ермилов. – Так я с де Йонгом встречусь или сразу с Баккером?

– С де Йонгом. Он подъедет в Утрехт. Туда добираться минут сорок. Встретитесь там у здания собора. Он самый большой во всей Голландии, не промахнетесь. С огромной готической башней. Если под башней пройти в арку, попадете на берег Аудеграхта. Сядете на прогулочный кораблик. Главное, как я уже говорил, провериться, чтобы за вами не наблюдали.

– А вы где будете?

– Здесь, – даже слегка удивился Вырубов. – Во-первых, у меня катастрофа со временем, а во-вторых, если я высунусь с вами в Утрехт, за нами точно будет «хвост». Оторваться гораздо сложнее. А так, вы едете на экскурсию, на ознакомительную экскурсию. Собираетесь работать в посольстве в консульском отделе, и вполне логично ваше любопытство к местным достопримечательностям.

– Это на случай ареста? – догадался Олег.

– Ну не дай Бог! – Вырубов суеверно постучал три раза по столу. – Джаапу я объяснил в общих чертах, что вы ищете фото М. Макгрегора, задержанного в Утрехте весной 1994 года. Я в большей степени рассчитываю, что он разживется фотографией в архиве полицейского участка, через работающего там Баккера. Во всяком случае, сам Джаап на это рассчитывает.

– Как с ним расплачиваться за услугу?

– Это наши с ним дела, – отмахнулся офицер безопасности. – Купите ему женевер, он любит jong – это молодой джин, большая, надо сказать, гадость – с лимонным или ежевичным привкусом.

– А с Баккером?

– То же самое. Ограничьтесь выпивкой. Об остальном я позабочусь позже сам.

– Условия контакта?

– Он будет ждать на причале, в клетчатой коричнево-белой рубашке с коротким рукавом и с синей бейсболкой в руках. Помятый такой тип с жеваным смуглым лицом. Английский он знает. Так что справитесь. Скажете: «Извините, вы не знаете, где можно сесть на экскурсионный кораблик? Я плохо знаю город». Он ответит: «Я и сам собираюсь прокатиться на кораблике, хотя и живу в Утрехте всю жизнь».

* * *

Джаап произнес в ответ парольную фразу в точности, как и обещал Вырубов. И физиономия у него была как печеное яблоко, и бейсболка в руках, и маленькие веселые глазки, как у хомяка.

Но Ермилова никак не отпускало напряжение. Он поставил велосипед около кирпичной стены дома, покрытой зеленым налетом от сырости вблизи канала. Здесь чуть обдувало ветерком, и Олег только сейчас почувствовал насколько вспотел. Гонки на велосипедах – это явно не его конек. А пришлось…

В центр проезд на автомобиле в Утрехте закрыт. Этот университетский городок скорее велосипедно-пешеходный, принадлежавший когда-то Римской империи и такой же древний, как она. Но Римская империя пала, а городок остался.

Уже от Гааги за ними увязалась синяя «БМВ». С полдороги ее сменило красное «Пежо». И оно вело их до пригорода Утрехта, затем снова появилась синяя «БМВ».

Ермилов не говорил о преследователях Степану, сам наблюдал за ними через боковое зеркало заднего вида. Он порадовался, что дальновидно изучил карту Утрехта и, когда подъехали к условной границе центра, попросил атташе:

– Степа, ты подожди тут. А мне надо пройтись. Зайди в кафе, посиди, не маячь в машине. Веди себя естественно, отдыхай. А я позвоню, когда буду на подходе.

У атташе хватило ума не задавать лишних вопросов.

Ермилов взял напрокат велосипед и несколько минут ехал восьмеркой, «весело рулем крутя», вспоминая, как на этом звере кататься.

В итоге он справился с техникой и покатил по улицам старого города, представляя не без ехидства, что преследователям придется тоже пересесть на двухколесный транспорт, не бежать же на своих двоих за велосипедом. Да и заметить легче велосипедиста, увязавшегося следом. Ермилов ехал, одновременно восстанавливая карту города в памяти и сетуя на местную дороговизну. Десять евро за прокат велосипеда и пятьдесят залог – это уже слишком. Но пришлось раскошеливаться, не слишком рассчитывая на возврат залога, вернее, на то, что удастся его забрать. Олег не знал, как сложатся сегодняшняя встреча и маршрут перемещений по городу. Пока ему предстояло оторваться от преследователей. Когда ему удалось уехать от одного, возник другой – они-то город знали прекрасно, но не ожидали таких же познаний в картографии от Олега, в итоге он финишировал в гордом одиночестве.

Джаап панибратски схватил Олега за локоть и потащил к небольшому кораблику, покачивающемуся на зеленоватой воде канала, шлепающему бортом о кранцы причала. Вездесущие туристы-китайцы уже заполнили палубу и почти все пластиковые сиденья заняли. Ермилов и де Йонг прошли на корму, цепляясь за разноцветные зонтики китайских дамочек в однотипных брючках и блузках наподобие детских распашонок.

По виду Джаапа было ясно, что он не намерен разговаривать на корабле и выжидает чего-то. Ермилов не стал форсировать события. Именно сейчас пришла в голову непрошеная мыслишка: «А что скажет Плотников по поводу нынешней самодеятельности?» В надежде все же заполучить фото шотландца Олег решил сообщить в Москву уже после встречи в Утрехте. И в конце концов, от Вырубова помощи, по большому счету, – ноль. Выпихнул из лодки – выплывешь, твое счастье, нет, говори, что поехал на экскурсию. И смех и грех.

– Мы долго будем кататься? – Олег чуть склонился к де Йонгу, ощутив исходивший от него чуть сладковатый запах марихуаны.

– Скоро будем на месте, – уверенно заявил полицейский.

Минут через десять лодка втянулась в ту часть старого канала, куда выходили в старину складские помещения торговцев под их же домами, стоящими выше складов на целый уровень, метра на три. Каналы в Утрехте копали ниже улиц, чтобы избежать подтопления.

– Пошли, – вдруг поднялся со своего места Джаап и двинулся к рулевой рубке. Так целенаправленно, что Олег еле поспевал за ним, испытывая легкое неприятное головокружение от покачивания кораблика на волнах, которые порождал сам кораблик, а они отражались от зеленоватых стен складов.

Неожиданно кораблик сбавил ход, китайцы загомонили взволнованно, а де Йонг сделал жест следовать за ним.

Пришлось сходить, хотя кораблик даже не пришвартовался, только притерся на малом ходу к стенке с кранцами. Вошли сразу в арку бывшего склада – последние годы стало модным делать квартиры в помещениях складов или кафе. Это на ходу рассказал де Йонг.

Сырость охватила их, запах гнили и плесени. «Что за удовольствие жить в таких условиях?» – Олег тронул стену, проходя мимо, на пальцах остались холодные даже в такой жаркий день капли. Камень под ногами перешел в ярко орнаментированный кафель с тюльпанами по центру каждой плитки. Ермилов был напряжен и невольно отмечал все детали обстановки и происходящего.

Они уткнулись в стеклянные раздвижные двери, какие устанавливают на балконах. Никаких замков, никаких опознавательных знаков – номера квартиры, дверного звонка. В глубокой тени горели голубоватые круглые светильники. По-видимому, это все же была квартира, но Олег засомневался, что это владения де Йонга или Пима Баккера. Он не исключал, что это полицейская конспиративная квартира. И значит, тут могут быть и записывающие устройства – видео и аудио. А ему не надо ни видео, ни аудио. Тревожно забилось сердце. Олег остановился.

– Мистер де Йонг, давайте на минутку переведем дух, и вы мне растолкуете, куда мы движемся и где ваш приятель?

– Баккер, что ли? Так за этой стекляшкой. Где ему еще быть? Сидит и вискарь небось посасывает. Если вы опасаетесь, напрасно. Это наша служебная квартира, мы обставили все как встречу с агентом. Нас тут никто не потревожит.

– А вы должны будете отчитаться об этой встрече? – намекнул Ермилов.

– Только на бумаге. Никаких записей не ведем. Наши агенты – народ нервный. Если только прижать хотим, перед дружками стукачом выставить, тогда видео снять можно. Не беспокойтесь. Мы с вашим другом давно общаемся, нет резона мне его подводить.

Де Йонг по-хозяйски потянул дверь вбок, и она с мягким шуршанием отъехала, выпустив изнутри запахи сигаретного дыма и перегара.

Квартира-студия – новомодное нынче изобретение либо для одиноких, либо для людей без комплексов, разве что туалет сообразили сделать отдельно. Впрочем, им есть куда стремиться…

В центре большой комнаты стоял круглый красный кожаный диван, на котором полулежал мужчина средних лет с пшеничными встрепанными волосами. В одной руке он держал стакан с виски, в другой сигарету.

– Джаап, ты вечно опаздываешь! Сегодня меня ждет Клазина. Она будет визжать на весь квартал, если я задержусь. Глаза выцарапает. Ты же знаешь, какая она ревнивая, – говорил он по-голландски.

Разумеется, Ермилов ничего не понял и занервничал. Но де Йонг тут же заговорил с Баккером по-английски:

– Слезь с дивана и плесни нам с господином своего пойла.

– Кстати, – спохватился Олег и достал из пакета бутылку женевера. Он поставил ее на белую барную стойку, айсбергом торчавшую посредине студии. Над ней висели вверх тормашками рюмки, отражая свет круглых желтых светильников, часто покрывающих потолок.

– Вы хотели узнать о том шотландце? – вдруг сразу, не мешкая, приступил к делу Баккер. Он сел на диване, поставив стакан на пол. Его близко посаженные синие глаза смотрели трезво и внимательно. – Я помню эту историю. Да. Не удивляйтесь. Она в самом деле не могла не запомниться.

– Чем же так запала в душу? – с усмешкой спросил его де Йонг.

– Думаю, он не убивал того бомжа. Труп подсунули. Он был не свежий, дня два уже как его зарезали. Это показало вскрытие. Но я бы вообще не хотел влезать в эту историю.

– Да мне всего-то и нужна его фотография. Шотландца ведь фотографировали, когда привезли в участок?

– Разумеется. Вот только все материалы дела тю-тю.

– В каком смысле? – Ермилов не совсем понял жаргон полицейского.

– Увели, забрали, изъяли – понимайте как хотите.

– Кто? – Олег испытал волнение, понимая, что теперь уже не просто напал на след, но и впереди замаячила фигура шотландца, то и дело вполне четко показываясь из тумана то одной частью тела, то другой. Ермилов нервно усмехнулся, подумав, что его сравнение не слишком удачное. То, что он ищейка – да, но видеть некоторые части тела Макгрегора он вовсе не жаждал.

– Думаю, что это тот же джентельмен, который ходил в участок, как к себе домой, и, как нежная мамка, навещал шотландца.

– На каком основании вы его пускали?

– Ха! – сказал Баккер. – Кто англичанам что-то запретит? Тем более он сказал, что из посольства. Обязаны пустить.

– Так он же англичанин, а не шотландец, – резонно заметил Олег.

Баккер махнул рукой с тем выражением лица, что Ермилов не стал уточнять, что он имел в виду.

– И что он делал, этот англичанин? Разговаривал с вашим руководством?

– Нет, только с болельщиком. И довольно подолгу. Этакий хлыщ. Весь из себя франт! С перстнем, как лорд какой-нибудь.

– С каким перстнем? – насторожился Олег.

– С белым камнем. Как огромный жемчуг, что ли. Наверняка педик, раз цацки нацепил. У нас их тут развелось немерено последнее время. Нет на них наших прадедов… То ли дело моя Клазина.

– Мистер Баккер, а вы можете описать его внешность? Англичанина, – у Олега возникло ощущение, что его собственный кадык провалился к нему в горло и застрял. Неужели?..

– Высокий, моложавый, да и не старый в самом деле. Со светлыми глазами, неприятными, надо сказать. Смазливенький, бабы таких любят. Руки такие крепкие, с длинными пальцами. Я почему их и запомнил – из-за перстня, он в глаза бросался.

«Моложавый? – удивленно подумал Олег. И тут же сообразил: – Был же 94-й год! Сейчас он постарше меня, ему уже около шестидесяти. Черт возьми! Это же Линли! Вездесущий Ричард Линли – разведчик из МИ6. Вот это поворот! И фото именно он забрал – это факт, так как обработал Макгрегора и тот стал агентом МИ6».

Уже попрощавшись с полицейскими и выйдя на поверхность из сырого подвала на солнечные улицы Утрехта, Олег продолжил размышлять в надежде различить сквозь дымку времени события более чем двадцатилетней давности.

Велосипед Ермилов брать не стал, догадываясь, что в Москве не получит материальное возмещение за эти оперативные траты, а получит очередной выговор за самодеятельность. Пришлось идти пешком до того места, куда смог бы подъехать Степан, чтобы его забрать.

Олег возвращался вдоль канала – так хоть чуть было прохладнее. Ветерок охлаждал его разгоряченный лоб.

«Линли уже должен выйти в тираж, – с раздражением думал он. – В крайнем случае, остаётся на службе в качестве многоопытного консультанта. Он был связным у нашего предателя старлея Иванова в Болгарии в конце семидесятых, он вербовал Дедова и Серова, – Олег даже остановился. – Или вербовал Линли другой, а Линли выступал одно время в качестве куратора? А нет ли связи с тем, чем я занимаюсь теперь, и тем, что с меня потребовали объяснительную относительно Кадровика? Макгрегора вербовал также Линли. Да нет, прямой связи тут нет и быть не может, – успокоил себя Ермилов. – Просто этот черт Линли очень продуктивный товарищ. И удачливый. Жаль нельзя поделиться с Плотниковым соображениями насчет Кадровика Серова. Хотя для дела Макгрегора это ничего не дает. Нужно фото».

Ермилова не оставляло ощущение, что истории с Кадровиком и с шотландцем как-то незримо соединены – и дело не только в связующем звене «Линли» – их, если так можно выразиться, «молочной мамке» (окармливал и того и другого, и кстати, примерно в один и тот же период времени). В любом случае понять это можно, лишь добравшись до Макгрегора.

Степан весь извелся, ожидаючи. «Все глазоньки проглядел», – увидев взволнованного атташе, Олег вспомнил фразу из древнерусской литературы, которую штудировали с Наташкой.

Однако, несмотря на волнение, Степан купил для полковника сэндвич с ветчиной и сыром и крокеты с телятиной – типичный местный перекус. Олег вдруг понял, что и в самом деле проголодался.

Вернувшись в Гаагу, он решил проявить инициативу, не ту, которая наказуема, а боевую, контрразведывательную. Он подрядил Степана отыскать в адресном справочнике координаты журналиста, писавшего о Макгрегоре и обещавшего продолжение журналистского расследования – Гирда Хаанка. И атташе нашел. По счастью, жил Гирд в Гааге.

Из местного кафе Ермилов позвонил ему, убедившись сперва, что никто не притащился за ним в кафе и не станет проверять, куда звонил «дипломат».

– Мистер Хаанк, я ваш коллега из болгарской газеты «Болгарский экспресс», – Олег имел уже опыт и несколько лет назад изображал журналиста, военкора. – У меня задание от редакции. Мы делаем любопытное исследование о фанатском движении. Собираем во многих европейских странах факты – положительные эпизоды и отрицательные. После Голландии я еду в Великобританию и так далее… Вы не могли бы со мной встретиться? Я читал вашу статью 94-го года и хотел бы просить у вас разрешения использовать некоторые материалы. Извините, забыл представиться: Димитар Бойчев – обозреватель.

– Мистер Бойчев, да я в принципе не против, только это уже давно было. И есть некоторые обстоятельства…

– Ну пожалуйста, не отказывайте, мне не к кому обратиться. По этой проблематике я ничего больше не нашел.

– Почему же… у нас тема болельщиков востребована, футбол мы любим, – мялся Гирд. – Хорошо. Встретимся в кафе, – он назвал адрес. – Я подберу материалы. Но просьба – на меня при написании статьи не ссылаться и на издание, где я работаю, «Аглемейн дахблад», тоже.

– Без проблем, выполню все ваши пожелания. Только вот хорошо бы и фотографии с того матча, но не те, что вы уже публиковали, чтобы у меня не было проблем с авторскими правами.

Журналист Хаанк оказался румяным здоровяком, приветливым и охочим до пива, в футболке с надписью «Я люблю жизнь». Уж в этом, глядя на его цветущий вид, не оставалось сомнений. Ермилов заказал ему (за свой счет, разумеется) две кружки пива, светлого и темного, и Гирд их смешал в собственном желудке минут за пятнадцать, пока они общались. Ермилов было достал блокнот и ручку, вознамерившись записывать, но Хаанк выложил на барную стойку флэшку и щедро разрешил:

– Забирай и не заморачивайся. Это дела давнишние. Сейчас не актуально ни для меня, ни для газеты. А тогда мне даже пытались угрожать. Приходил какой-то тип, верткий такой голубоглазый проходимец, и пытался угрожать, хотел отобрать все наработки по Макгрегору. Но я умудренный жизнью. Спрятал у Марджи. Не впервой. И как показали дальнейшие события, я не зря суетился. Квартиру мою ограбили, забрали все материалы без разбора. А потом этот проходимец каким-то немыслимым образом повлиял на моего шефа, и тот уже велел мне отдать все материалы. Я сказал, что уничтожил их. Отвязались. А шотландец исчез. Мне мой источник из полиции сообщил: ни суда не было, ничего.

– Думаешь, откупился? – с пониманием спросил Ермилов, пряча флэшку в карман.

– Учитывая появление того типа, думаю, задействовал связи. Макгрегор – он же из какого-то именитого рода или клана. Я не слишком разбираюсь в их дворянских титулах. Но помогали ему активно, и дело тут не только в деньгах.

В посольстве Олег устремился в секретную часть и открыл флэшку на компьютере, не имеющем выхода на просторы интернета. Он сразу стал отсматривать фотографии – их тут оказалось предостаточно. Ермилов испытал некоторое разочарование. Придется показывать Евкоеву их все.

Правда, на одной из фотографий был болельщик, похожий по описанию на шотландца.

Ермилов отправил полученные материалы в Москву диппочтой, не исключая, что после его ухода от слежки в Утрехте (хоть и деликатного, не должного вызвать подозрения) на границе его могут притормозить и, наплевав на конвенции (а последнее время они для европейцев и американцев все больше становятся пустыми условностями), обыскать. Пускай потом русские шлют ноты и возмущаются сколько угодно, а дело-то будет сделано.

Олег сообщил шифрограммой Плотникову, не детализируя, что отправил фотоматериалы вализой и сам вылетает первым же рейсом.

* * *

Евкоев опознал Макгрегора без промедления и сомнений.

– Вот этот Джимми, – указал он на длинноволосого, запечатленного кричащим в мегафон что-то, стоящего среди толпы. – Только тут он моложе намного.

Рашид с подозрением и уважением поглядел на полковника Ермилова.

– Может, он ваш человек на самом деле? – спросил Евкоев. – Как вы раздобыли его фотографию?

Олег промолчал, а сам подумал: «Хотел бы я, чтобы он был нашим человеком, будучи агентом МИ6. Вот Линли «обрадовался» бы».

Ермилов рассказал Плотникову о том, что Линли буквально преследует его, то и дело сводит их судьба то очно, то заочно, и это удивительно.

– Разве так бывает? – риторически спросил Олег.

– Вы примерно ровесники, работаете в русле противодействия друг другу. Что тут, в общем, удивительного? Я думаю, с твоей персоной у него связаны не менее волнительные и неприятные впечатления, – привычно, как он умел, разложил по полочкам Петр Анатольевич. – Но ты мне зубы не заговаривай! Твои действия в Голландии бессистемны, бессмысленны и просто банально рискованны, – Плотников потряс перед носом Олега его же рапортом. – Если бы не результат… Между прочим, когда ты уехал, я тоже подсел на тему о твоем болельщике и добавил, так сказать, лыко в строку. Вычитал, что был такой футболист шотландской сборной – Джимми Мюррей. Он в 1958 году забил первый гол за сборную на их первом чемпионате мира. Думаю, наш Макгрегор в честь него псевдонимчик взял. Ладно, домыслы в сторону. Теперь по делу. Надо бы обработать Горюнова. С его-то связями на месте бывшей службы ему не составит большого труда заполучить шотландца. Горюнов, кстати, успешно реализовался по тому абреку, который тебя едва не укокошил. Так что Петр Дмитрич теперь твой должник.

Ермилову не нравилась перспектива упрашивать Горюнова о помощи, но глодало любопытство, как он «реализовался» и нельзя ли с его реализации поиметь галочку и для их Департамента. Все-таки Ермилов причастен к успешному задержанию Хамеда.

Горюнов сам охотно откликнулся и наведался в дом-два. Поразглядывал добытую фотографию Макгрегора и заключил:

– А ты упертый тип, Ермилов.

– Ты выражаешься, как моя жена, – усмехнулся Олег. – Кого ты там прищучил в мое отсутствие?

– Подручных Хамеда. Двоих в сельской местности уничтожили под Владикавказом, одного в самом городе. Есть у меня человек в Сирии. Любопытный дядька. Жаль, нельзя вас познакомить. Хотя… – Петр мечтательно заложил руки за голову, откинулся на спинку стула, словно лежал на шезлонге и пялился на безоблачное небо. – Давай свою фотку и описание Макгрегора.

– А официальный запрос в СВР?

– Можешь и официальный. Так даже лучше, но и я лично кое-кого попрошу.