Текст книги "Смерть за наследство"

– Я так понял, что в помощи нуждается ваша дочь. Присядьте, пожалуйста, и расскажите, в чем проблема: с самого начала и со всеми подробностями. Только прошу вас, будьте откровенны, не пытайтесь что-то смягчить. Чем больше я буду знать, тем правильнее смогу оценить ситуацию.

– Что уж тут смягчать, – горько усмехнулся Виктор Петрович и начал говорить.

Он рассказал про похищение внучки, про то, как они всю ночь обзванивали одноклассников и просто знакомых, к которым Леночка могла зайти, как бегали по улицам, как обходили подъезды, как обшаривали подвалы и чердаки, как Марина выглядела все хуже и хуже… даже про то, как все они явились к Лизе, упомянул, и про «ауру в клочья» зачем-то добавил.

– Так и сказала? – Розенбаум покачал головой. – Я, конечно, к этой публике отношусь с осторожностью… сколько она с вас взяла за визит?

– Нисколько. – Признаваться в том, что он расплатился с Лизой цветком, было по-прежнему неловко, и Виктор Петрович постарался принять как можно более равнодушный вид. – Попросила прислать ей из цветочного магазина розу.

– Темно-бордовую? – неожиданно расплылся в улыбке Розенбаум. – Вы у Решетовской были? – И тут же улыбка исчезла, доктор нахмурился и очень серьезно спросил: – Это она рекомендовала вам срочно найти психиатра?

– Да. А вы что, ее знаете?

– Не лично. Так, слухи доходили… Пожалуй, имеет смысл с вашим случаем не затягивать. Вы можете сейчас привезти дочь ко мне? Хотя, знаете, давайте поступим по-другому. Поедем сейчас к вам, и я посмотрю на нее в привычной для нее обстановке. Думаю, так будет лучше.

– Конечно. – Виктор Петрович вскочил с диванчика.

Едва они вошли в дом, навстречу бросился встрепанный, испуганный Андрей:

– Виктор Петрович, ну где же вы! Я вам звоню, звоню, а вы вне зоны…

Алейников достал из кармана телефон и едва не плюнул с досады:

– Опять разрядился! Точно, аккумулятор надо менять, невозможно же так – за шесть часов в ноль разряжается. А что ты меня искал?

– Так Мариночка же. – Андрей всхлипнул. – Она проснулась, я ей чайку согрел, а она… да вы сами посмотрите!

Виктор Петрович посмотрел на врача, тот кивнул и коротко спросил:

– Куда?

– Идем, – так же коротко ответил Алейников и пошел вперед. Он первым вошел в спальню и сразу сделал шаг в сторону, пропуская врача. Следом в комнату просочился Андрей.

– Видите? Она уже больше часа так…

Марина сидела на кровати, поджав под себя ноги и прижимая к груди голубого зайца.

– Дочка… – Голос Виктора Петровича дрогнул. – Дочка, ты как себя чувствуешь?

Марина, глядя сквозь него абсолютно пустым, ничего не выражающим взглядом, продолжала сидеть, еле заметно покачиваясь.

– Дайте-ка я… – шагнул вперед Розенбаум.

Звонок в дверь поздно вечером – это всегда не к добру. С визитами в такое время воспитанные люди не ходят, и соседка, даже если вдруг взялась на ночь глядя готовить, постесняется заглянуть за морковкой или луковкой. Лиза подошла к двери и осторожно заглянула в глазок. На ярко освещенной площадке стоял поникший Алейников, и от него так и веяло безысходностью. Лиза отперла дверь и шагнула назад, пропуская в узкий коридор позднего гостя.

Он неловко переступил с ноги на ногу:

– Простите, я, конечно, не вовремя, ну и вообще…

– Ничего, я понимаю, – сочувственно кивнула она. – Заходите. Посидим, чаю попьем…

Виктор Петрович неуверенно переступил порог.

– Проходите на кухню. Я сейчас ромашку заварю.

Алейников послушно двинулся за ней и устроился за столом, в уголке, старательно подобрав ноги, чтобы не мешать хозяйке. А Лиза легко порхала по кухне, доставая чашки, ополаскивая заварочный чайник кипятком, открывая баночки с сушеными травками…

– Я думал, у вас ромашковый чай в пакетиках. – Голос мужчины прозвучал даже для него самого непривычно, расслабленно-мягко.

– Нет, у меня ромашка настоящая, мама сама готовит. У нее специальная грядочка есть на огороде (то, что, собственно, весь мамин огород состоит из таких специальных грядочек, Лиза уточнять не стала), она там всякие растения полезные выращивает. Сама собирает, сама сушит.

– Ваша мама – деревенская знахарка? – Надо же, Виктор Петрович и не думал, что когда-нибудь еще сумеет улыбаться! А получилось совсем без труда.

– Не обижайте наш городишко! Райцентр – это не деревня. И мама не знахарка, она библиотекарь. Просто ей нравится возиться с лекарственными травами, она много о них читает, даже на курсы пару раз ездила. И лечением она не занимается, так, если попросит кто сбор от кашля…

– Так же как вы – не гадалка и не ясновидящая, – понимающе кивнул Виктор Петрович. – У нее тоже есть небольшие экстрасенсорные способности?

– Есть. – Лиза залила травы кипятком и присела за стол напротив него. – Есть, – повторила она уже без улыбки. – Мама чувствует, когда в организме что-то неправильно. Она не лечит, но она может подсказать, к какому врачу надо обратиться. – Лиза сделала короткую паузу и, так же серьезно, спросила: – Марина? Все так плохо?

– Даже хуже, чем я думал. Я нашел врача, привез, но… мы опоздали. Маришка… она ни на что не реагирует, совсем. Розенбаум – это врач, он сказал… он много всякого по-своему, по-медицински, наговорил, я и половины не понял. Главное, все плохо. Маришку забрали в клинику. Будут ей колоть всякие… в общем, лекарства. – Он сжал правую руку в кулак, приподнял ее, осмотрел внимательно и перевел на Лизу несчастный, больной взгляд. – И я ничего, понимаете, совсем ничего не могу сделать! Я не смог спасти свою внучку, – голос его упал почти до шепота, – и я не могу помочь своей дочери.

– Вы не Господь Бог. – Лиза сочувственно смотрела на него. – Вы сделали все, что могли, остальное не в вашей власти.

Она разлила чай по чашкам, придвинула одну Алейникову. Он посмотрел на стол, но сахарницы не обнаружил, а спросить постеснялся. Взял чашку, сделал сразу большой глоток и удивленно поднял брови:

– Сладкий!

– Там не только ромашка, – объяснила Лиза, – есть такая сладкая травка, стевия, мама ее тоже выращивает.

На самом деле Лиза заварила не только ромашку и стевию, она добавила еще кое-что. Конечно, Лидия Сергеевна и диагноз поставила бы более точно, и травы подобрала бы получше, но Лиза и сама видела, что сердце надо немного «подкормить» и стресс снять чем-то посильнее ромашки.

А Виктор Петрович, отхлебывая душистый напиток, теперь уже мелкими, чтобы растянуть удовольствие, глотками, решил, что необходимо объяснить свое появление здесь.

– Понимаете, когда Маришку увезли, мы, конечно, тоже с ней поехали. Но в клинику нас дальше приемного покоя не пустили. Ее оформили и сказали, что посещать можно, но недолго и в приемные часы. Я договорился с Розенбаумом, что он сам будет Маришку вести, он в этой больнице тоже работает.

– Розенбаум – это хорошо, – кивнула Лиза. – Я с ним не знакома, но слышала, что он очень хороший специалист и человек порядочный.

Алейников слабо улыбнулся:

– Он про вас тоже слышал. И тоже сказал… не помню что, но что-то приятное. И когда я ваши слова про ауру повторил, очень серьезно все воспринял. Даже не стал ждать, пока я Марину привезу, сам к нам поехал… – Он обреченно махнул рукой. – А потом, когда мы из клиники вышли… не знаю. Стою с ним на крыльце и понимаю, что не могу сейчас домой… Мне, честно говоря, зять не очень нравится. Вот вроде и не сделал мне ничего плохого человек, и дочка его любит, а все равно он мне поперек души. Вам ведь он тоже не понравился сразу, не зря же вы сказали, что неплохо бы за ним присмотреть, сыщика нанять.

– И вы наняли? – спросила Лиза.

– На самом деле… сначала я подумал, что это будет слишком. Ну не нравится мне человек, это же не повод… и что Маришка скажет, когда узнает? Но вы ведь правы были насчет психиатра, так, может, и здесь имеет смысл прислушаться? В общем, завтра я этим займусь. Но все равно нехорошо получается. Он домой поехал, а я как представил себе, что сидим мы с ним, вроде родственники, но я детектива собираюсь нанять, чтобы «присматривать». Неловко. Я по городу пошатался, а потом подумал, что вы меня, наверное, не прогоните.

– Не прогоню, – кивнула Лиза. – А если хотите, даже ночевать могу оставить. В соседней квартире, в нашем офисе, диван есть, удобный.

– Нет, спасибо, это уже будет лишнее. Вы действительно… не знаю, я никогда ни во что подобное не верил, но у вас, похоже, и правда какие-то способности есть. Мне ведь совсем плохо было, правда. А вот посидел у вас, чайком вашим побаловался, и полегче стало. Скажите, Лиза… я с вами не очень хорошо говорил сегодня, вы не обиделись?

– Да Бог с вами, Виктор Петрович, какие обиды? Я же понимаю все. Это сейчас вы немного расслабились, а утром – как натянутая струна были. Все нормально, и ничего особенного вы мне не сказали, я от людей и не такое слышала. И кстати, спасибо вам большое за розу – прекрасный цветок.

– Это вам спасибо, Лиза. – Виктор Петрович поставил на стол пустую чашку. – Что ж, время позднее, мне, пожалуй, пора.

Лиза серьезно посмотрела на него и даже коснулась рукава кончиками пальцев:

– Вы уверены? Может, все-таки останетесь?

– Нет-нет, спасибо, я домой, – с уверенностью, которую вовсе не чувствовал, отказался Алейников. – Андрей, наверное, спит уже, а завтра я с утра хочу в клинику заглянуть…

– Подождите минуточку. – Лиза метнулась в комнату, повозилась там, не зажигая света, и вернулась с небольшой круглой подушечкой – улыбающимся солнышком, связанным из яркой пряжи. – Вот, возьмите для Марины. Я ее сама сделала.

– Спасибо. – Виктор Петрович взял подушку, посмотрел на нее и повторил севшим голосом: – Спасибо.

Утро вечера мудренее? Увы. Не мудренее. И не радостнее. Виктор Петрович открыл глаза и посмотрел на часы – половина седьмого. Повернул голову, и на душе слегка потеплело. Надо же, оказывается, он как прилег, держа в руке подушку-солнышко, так и не выпустил ее. Забавное такое солнышко, желто-красное, с синими глазками. И правый глаз чуть уже, чем левый, словно солнышко подмигивает. Виктор Петрович потянулся и снова посмотрел на часы. В принципе, можно еще полежать, но потом проснется Андрей, а встречаться с ним нет никакого желания. Лучше быстренько привести себя в порядок и куда-нибудь уйти. Уйти, не задерживаясь на завтрак. Да и не хочется завтракать. У него всегда так: когда дела плохи, аппетит пропадает. Помнится, когда Тоня умерла, он почти две недели есть не мог. Запихивал в себя какие-то куски, только ради Маришки – она очень расстраивалась, боялась за него. А сейчас… сейчас расстраиваться некому и уговаривать тоже. Не Андрей же будет переживать, что, кроме вчерашней чашки чая у Лизы, Виктор Петрович почти сутки ничего в рот не брал.

В коридоре, обуваясь, Алейников горько усмехнулся: вот ведь, как жизнь повернулась – даже побеспокоиться о нем некому. И уж совсем глупо вот так, потихоньку, сбегать из дома, лишь бы не встретиться с зятем. С человеком, который, в сущности, не сделал ему ничего плохого. Ну разве что женился на его дочери. Так разве это плохо? Маришка была с ним счастлива все пятнадцать лет. Ругались они, конечно, иногда, и жаловалась она – не отцу жаловалась, а матери, потихоньку. Но это естественно, не бывает такого, что люди всю жизнь под ручку ходят. У них с Тоней тоже всякое случалось, но хорошо ведь жили. И Тоня была счастлива. Это же видно, когда женщина жизнью довольна – у нее лицо светлое и взгляд ясный. Тоня такая была и Маришка тоже. Это сейчас дочка на сломанную куклу похожа, но это не Андрей виноват. Он для жены делает все, что может, все, что умеет… и как умеет.

А детектива все равно надо нанять. Раз решил, надо довести дело до конца, чтобы не мучиться потом сомнениями. Уже в ботинках, Виктор Петрович вернулся в спальню, прихватил подушечку-солнце. Хм, а ведь он впервые, кажется, за последние дни проспал всю ночь, не просыпаясь. Солнышко помогло? Он поднес подушечку к лицу, зачем-то понюхал. Странно. Это же просто пряжа. Хорошо, не просто, а разноцветная пряжа хорошего качества. И синтепон, или чем такие подушки набивают… а она пахнет – пусть и слабо, но отчетливо – летним лугом, разнотравьем, как бывает, когда июльское солнце поднялось уже высоко и роса давно высохла… Может, Лиза все-таки немного приколдовывает? Нет, она не ведьма, конечно, наоборот… а что – наоборот? Добрая волшебница? Это уже совсем бред какой-то получается! Не будет же он, взрослый, уже почти старый человек, верить в какую-то ерунду вроде магии! Он пока еще из ума не выжил! Алейников почти сердито сунул подушечку в пакет и вышел из дома.

Вчера он снова не стал заезжать на участок, оставил машину за воротами. А что, улочка у них тихая, спокойная. В поселке все приличные люди живут – среди местных хулиганья не водится. Городской же шпане слишком далеко ехать, они и поближе себе развлечение найдут.

Виктор Петрович остановился возле машины, нашаривая в кармане ключ, и машинально ответил на приветствие Павла Николаевича, который на свежем воздухе методично делал упражнения какого-то особенного комплекса утренней зарядки. Мимо медленно проехала машина, и Торгашева, не поленившись открыть окно, тоже громко поздоровалась. На удивление голос ее прозвучал не привычно-визгливо, а почти нормально.

Горло перехватило, и Виктор Петрович, ограничившись молчаливым поклоном, торопливо нырнул за руль. Ну почему? Почему вокруг продолжается обыденная, простая жизнь, без трагедий и потрясений, словно ничего, совсем ничего не произошло? Леночки нет, Маришка в больнице, и страшно подумать, что с ней будет, а эти совершенно посторонние, не нужные ему люди остались? Ходят, разговаривают, занимаются своими обыденными делами… Нет, Виктор Петрович совсем не желал им зла, наверное, они неплохие люди, даже Торгашева, но почему у них все хорошо? Почему беда и горе обрушились именно на его дом? Почему жизнь так несправедлива? Неужели он хуже них и заслуживает того, что произошло? Нет, то, что случилось, – это именно несправедливость, слепая, злая и жестокая. Ведь если даже он, Виктор Петрович, и прогневил чем-то высшие силы, то его и надо было наказывать! Он, конечно, не ангел, и на его совести найдется немало черных пятен, но при чем здесь Маришка? И тем более Леночка?! Почему все так несправедливо?

Алейников тронулся с места, еще не решив, куда, собственно, направляется. В клинике приемные часы с восьми до десяти, а езды минут двадцать, не больше. Детективное агентство? Он, конечно, нашел вчера несколько телефонов в Интернете, но вряд ли они работают круглосуточно, тоже надо хотя бы до восьми подождать. Да и не очень хочется связываться с неизвестными людьми, дело все-таки деликатное, а детективные агентства разными бывают. И вот так, через Интернет, без рекомендаций надежных людей… рискованно. Может, у Ромки спросить, вдруг ему приходилось выпивать и в компании, где рассказывали про хорошее, достойное доверия агентство? Виктор Петрович потянулся за телефоном. Роман ответил сразу, впрочем, Александров всегда был ранней пташкой.

– Рома, я сегодня задержусь, заеду с утра в клинику к Марине.

– Не вопрос. А с чего ты вдруг у меня отпрашиваться решил?

– Я не отпрашиваюсь, тут другое дело. Понимаешь, я думаю насчет детективного агентства… – Виктор Петрович замялся. «Натравить» сыщиков на родного зятя по-прежнему казалось ему некрасивым, и говорить об этом было неловко.

– Да я и сам насчет этого уже думал, но это же надо быть уверенным… подожди, а ты откуда про утечки знаешь? Я же тебя не стал грузить, решил, что у тебя и так проблем хватает.

– Утечки? – Поскольку Алейников в банке отвечал и за хозяйственную часть, первым делом ему представился текущий унитаз. Но почему сразу во множественном числе? И какое отношение к неисправной сантехнике может иметь детективное агентство? – Ты о чем?

– О сливах коммерчески важной информации. Банк «РОСТ» уже три раза рушил нам выгодные сделки. И клиентов жирных они уводили не просто так, явно им кто-то из наших помогает, – четко и коротко обрисовал ситуацию Роман Михайлович.

– Черт! – Виктор Петрович даже кулаком по рулю стукнул с досады. – Нет, про это я ничего не знаю. Ромка, прости! Действительно, я в своих бедах закопался и работу совсем забросил. Все, сейчас еду в банк, ты мне все выкладки покажешь, и я сразу…

– Не дури, – перебил его Александров. – Во-первых, я еще дома. Во-вторых, ситуация неприятная, но я уже взял все под контроль, и никакой нужды бежать-кричать нет. Маринка сейчас, всяко, важнее. Так что спокойно загляни в клинику, пообщайся с врачами, а потом уже посидим с тобой и вместе подумаем… кстати, если это не по банковским делам, то зачем тебе детективы понадобились?

– Да это так, семейное…

– Зятька хочешь прощупать, – мгновенно сообразил Александров. – Хм. Не знаю. С банковскими проблемами вряд ли – кишка тонка. А насчет Лены… да ну, бред, он же ее отец все-таки. С другой стороны, почему бы и не проверить человечка? Профилактически. Заодно посмотришь, как ребята работают. Если произведут на тебя благоприятное впечатление, можно будет их к банковским проблемам подключить. Ты уже нашел кого?

– Вообще-то я у тебя хотел спросить, вдруг ты можешь кого посоветовать? Может, из той твоей омоновской компании? Доктора они подсказали правильно.

– Не, я уже спрашивал. Они с частными детективами не дружат. А ты попробуй у мента спросить, который дело ведет. Они-то с сыщиками на одной поляне пасутся – вдруг что и подскажет дельное.

– Ася Семеновна, дорогая, ну зачем вы этот цирк устроили! – упрекнула Лиза пожилую женщину, едва та переступила порог. – Я ведь не ясновидящая, что я могла им сказать?

– Только то, что поняла, не больше и не меньше. – Ася Семеновна свято исповедовала, что лучшая защита – это нападение. – Ты ведь что-то почувствовала?

Лиза сникла:

– Да лучше бы я ничего не почувствовала, честное слово! Так все было… горько.

А вот печаль собеседника всегда вызывала у Аси Семеновны самое искреннее участие. Она обняла Лизу за плечи и подвела к дивану:

– Садись. Я сейчас чай сделаю, и ты все подробно расскажешь.

Поскольку дело было не в личной Лизиной квартире, а в торгово-выставочном зале салона «Дамское рукоделие», Ася Семеновна имела полное право хозяйничать на кухне, но, разумеется, Лиза не позволила старшей подруге хлопотать одной. Впрочем, что там хлопот – чай заварить да чашки на стол поставить. Коробку зефира в шоколаде Ася Семеновна с собой принесла.

– Балуете вы Машку, – покачала головой Лиза, открывая коробку. Они обе понимали, что именно для Маши, обожавшей зефир, он и покупался. Лиза с Асей Семеновной по зефиринке возьмут, а остальное – законная добыча девочки.

– Я бабка гостевая, приходящая, – отмахнулась Ася Семеновна, – имею право. Это твоя матушка пусть ее в строгости держит или свекровь.

– Сколько мама ее видит? Она тоже побаловать торопится. А свекровь… мы с ней уже лет пять не встречались. Или семь?

– Или десять? Да и ладно, не напоминает она о себе, и слава богу. Проблем меньше. И не пытайся отвлечь меня посторонними разговорами. Рассказывай.

– Да это же вы начали… – возмутилась было Лиза, но тут же прикусила язычок. С Асей Семеновной спорить неразумно, тем более по пустому поводу, тем более когда чувствуешь, что право на твоей стороне. Даже если ты будешь сто раз права, эта удивительная женщина в три минуты развеет всю твою уверенность и неоспоримо логично докажет, что все нелепости, неразумности и ошибки исходят именно от тебя. Причем явную вину собеседника добросердечная Ася Семеновна еще может и простить, а вот за собственные ошибки наказывает немедленно и неотвратимо.

– Правильно рассуждаешь, – одобрительно мурлыкнула Ася Семеновна и, отсалютовав Лизе чашечкой, сделала аккуратный глоток.

– А вы никогда свои способности не проверяли? Паранормальные, я имею в виду. Чтение мыслей?

– Глупости. – Предположение Лизы польстило Асе Семеновне, и она расцвела довольной улыбкой. – Я просто старая мудрая женщина, я умею смотреть по сторонам и делать выводы, – и уже серьезно повторила: – Рассказывай.

Лиза не стала возражать. В конце концов, никто не просил ее сохранить тайну, да и не было в этом деле ничего, что можно было бы посчитать тайной. А Ася Семеновна, при всех сложностях ее характера, действительно мудрая женщина, с такой и посоветоваться не грех. Следовать ее советам, конечно, не обязательно, у нее нестандартное чувство юмора и несколько экстравагантный взгляд на многие вещи, но хотя бы послушать, что она скажет… тем более было у Лизы неприятное чувство, что для нее история Леночки Соломиной еще не закончилась. Да что там – не закончилась! Она только начинается.

Лиза подробно рассказала про вчерашний визит всей семьи, и про Марину, и про повторное появление Алейникова, и про неожиданный визит полицейского, про его нелепые подозрения и еще более нелепые угрозы.

Ася Семеновна внимательно слушала, пила чай и молчала. Даже не пыталась комментировать, только кивала изредка, да и то скорее в подтверждение каких-то собственных мыслей, а не слов Лизы.

Наконец Лиза развела руками:

– Вот, собственно, и все.

Реакция Аси Семеновны оказалась неожиданной. Она помолчала еще с полминуты, потом взяла пустую чашку, осмотрела ее внимательно со всех сторон, небрежно поставила на стол и спросила:

– У тебя водка есть?

– А? Наверное… в смысле да, конечно, есть. Немного.

– Нам и не цистерна нужна, – проворчала Ася Семеновна. – Тащи.

Лиза послушно метнулась в свою квартиру. Вместе с бутылкой она поставила на стол и пару рюмочек, на что Ася Семеновна одобрительно кивнула. Наполнила рюмки, взяла одну, сказала мрачно:

– Я надеялась. Надеялась, что ты другое увидишь. А теперь… что уж теперь. Хорошая была девочка и с характером. Марина, та квашней уродилась, а Ленка в бабку пошла, в Тоню. У той стержень был железный – а как же, жена офицера. Да не штабного шаркуна, они с Витей всю жизнь по гарнизонам, так что Тоня умела и себя держать, и народ вокруг строить. И Ленка, как подрастать стала, все больше на Тоню походила. Никому спуску не давала. И вот ведь, Марина меня сторонилась всегда, а с Ленкой мы – нет, не дружили, конечно, какая дружба с ребенком? Но она ко мне тянулась. Выделяла. Лет через двадцать мы бы точно… эх. Царствие небесное и земля пухом.

Выпила одним духом и поставила рюмочку аккуратно, мягко и бесшумно.

Лиза тоже выпила. Зажмурилась на мгновение, укорила себя – надо было хоть хлеба прихватить. Не подумала, а теперь что? Не зефиром же водку закусывать.

– Может, я соображу чего-нибудь? – несмело предложила она. – Колбасы или сыра на закуску? Картошки поджарить?

– Ты что, пить собираешься? – удивилась Ася Семеновна.

– Н-нет. Просто я подумала… в смысле не подумала…

– Брось, – перебила ее Ася Семеновна. – Слушай меня. Значит так, пункт первый: на Витю не обижайся, он мужик хороший. Меня, правда, недолюбливает, да Бог ему судья. Надо же понимать, всю жизнь в армии, привык, что все четко: мое дело приказать, твое – доложить об исполнении. Копать от забора до обеда, в военное время вода может кипеть и при девяноста градусах, культурно-развлекательный марш-бросок – не скажу, что все это про него, но близко. Знаешь, кадровым офицерам, им по уставу особые тараканы в голове положены, те, которые строем ходят. И в экстрасенсов он не верит от слова «совсем». Если кто-то про особые способности хотя бы заикается, значит, это жулик. Витя хороший человек, просто очень прямолинейный. Не надо на него обижаться.

– Я не обижаюсь. Мне его жалко.

– И жалеть его тоже не надо. Он не любит тех, кто его жалеет, не доверяет им.

– А как же к нему относиться?

– Спокойно и снисходительно. К мужикам вообще надо относиться снисходительно, так проще. Теперь пункт второй: Марина. Ну, там все ясно – хорошая девочка, умненькая, исполнительная, прекрасная дочь, жена и мать, но абсолютно не самостоятельная. Витя человек строгих правил, Тоня тоже девочку в руках крепко держала, вот и выросла такая… одно слово – квашня. Пункт третий: Андрей. Ну, тут не знаю. Витя его недолюбливает, да и Тоня не особенно жаловала, а у Марины любовь. Да такая, что она впервые в жизни решилась родителям перечить. Мне он тоже не понравился, но что-то конкретное сказать – этого нет. Ни в чем дурном замечен не был, образование хорошее, работа, зарплата – ну, тут, по совести, Витя постарался, пристроил зятька на должность. Но и Андрей, как я поняла, его не подвел, старательный паренек, ничего не скажешь. И все в дом, все в семью. Пятнадцать лет женаты, а он все Марине в глаза заглядывает да по ручке гладит. В общем, и хочешь о человеке гадость сказать, а нечего. Может, поэтому у меня к Андрею сердце и не лежит – всех нас Господь из праха сотворил, так что не верю я в людей без недостатков. И видишь, права оказалась – гниловатое нутро у Андрея. Полицию зачем-то на тебя натравил. По глупости? Или вину какую за собой знает? Ты что-то почувствовала?

– Как сказать? Не очень много. Странный он и, вы правы, не очень приятный. И насчет дочери: Марина все глаза выплакала, Виктор Петрович высох от горя, а этот Андрей… он тоже переживает, конечно, но как-то так, между делом. Понимаете, у Виктора Петровича и Марины, у них беда, и они ни о чем другом думать не могут. Андрей другой. У него это выглядит примерно так: много проблем, разных, а тут еще дочь пропала – как же это все неприятно и не вовремя! Я сначала даже подумала, что он девочке не родной отец, а отчим.

– Родной, родной, не сомневайся. Просто вот такой хреновый папаша.

– Ася Семеновна, а зачем мы все это обсуждаем? Ну, то есть вы, наверное, понятно, вы эту семью давно знаете и люди вам не чужие… а я тут при чем? Что я могу сделать? Да и вы, извините, тоже?

– Так это, моя дорогая, и есть пункт четвертый. Что мы с тобой можем в этой ситуации сделать?

Лиза не сразу нашлась, что ответить. Молча хлопала глазами и пыталась выловить среди мельтешащих в голове мыслей хотя бы одну, более или менее дельную. Действительно, а что они могут сделать? Точнее, что может сделать именно она, Лиза? Ася Семеновна пусть сама за себя отвечает, у нее и отношения другие, и мысли, и чувства – что она может придумать, только ей ведомо. Хотя, скорее всего, ничего. А она, Лиза? Да то же самое ничего, только размером еще меньше. И наконец, выплеснулось возмущенное:

– Я не ясновидящая!

– Я в курсе, – безмятежно откликнулась старшая подруга. – Но ты умна, наблюдательна, терпелива. И кое-какие экстрасенсорные способности у тебя все-таки есть. Так что наливай еще чайку и будем думать.

В общем, радоваться было нечему. Алейников и не рассчитывал на хорошие новости, но надеялся услышать хоть что-нибудь обнадеживающее. Розенбаум же на все вопросы только руками развел – слишком мало времени прошло. Он намекнул, что и видеться сейчас с Мариной не самая лучшая идея, что дочь по-прежнему никого не узнает и в контакт ни с кем не вступает, так что пользы от встречи никакой, а вред, не для Марины, а для самого Виктора Петровича весьма ощутимый. Пациенты клиники, как правило, мало на что реагируют, а для родных такие встречи довольно тяжелы. Разумеется, Виктор Петрович настоял и в первую же минуту понял, что врач был совершенно прав. Марина смотрела на него безразлично, никак не реагируя ни на слова, ни на попытку обнять. Уклониться не пыталась, но и ничего похожего на ответное движение тоже не было. Она немного оживилась, когда отец достал из пакета подушку – перехватила голубого зайца, с которым, похоже, не расставалась ни на секунду, в левую руку, а правой прижала к груди вязаное солнышко. И снова ушла в себя. Смотреть на это было тяжело, и Алейников ушел.

Некоторое время он снова бесцельно кружил по городу, потом повернул к отделению полиции, надеясь, что хоть в чем-то ему сегодня повезет и следователь Котов сейчас на месте.

Котов был на месте и был явно раздражен. Он раскладывал листы протоколов на обширной поверхности письменного стола, как будто особенно сложный пасьянс, и тихо ругался сквозь зубы, потому что пасьянс этот никак не сходился. Виктора Петровича он встретил недружелюбно:

– Ну что вас понесло к этой гадалке? Вы же взрослый человек, неужели всерьез рассчитывали, что она вам скажет что-то полезное?

– К гадалке? – Виктор Петрович моргнул. – Ах, к Лизе. Да она и не гадалка вовсе, так, небольшие экстрасенсорные способности. Но как вы узнали?

– А как вы думаете?

– Ну, вряд ли ваше ведомство следит за Лизой, я вам ничего не говорил, значит, или Марина, или Андрей… Но зачем Андрею было сообщать об этом вам?

– Ваш зять уверен, что эта дама имеет самое непосредственное отношение к похищению. Он утверждает, что она очень испугалась, как только взяла в руки фотографию девочки.

– Дебил. Она не испугалась, ей стало плохо. Знаете, я тоже во все эти штучки не особенно верю, но на нее в тот момент действительно словно накатило. Лиза сказала мне, что Леночка… Леночки уже нет в живых. Я ей поверил.

– Поверили, значит. Что ж, аферистам часто удается вызвать немотивированное доверие у своих жертв.

– Послушайте, Олег Юрьевич, я ведь не мальчишка. И в людях немного разбираюсь. Что касается Лизы – аферисты от своих, как вы выражаетесь, жертв хотят что-то получить. А ей от меня ничего не надо. Впрочем, это беспредметный разговор. Ни Лиза, ни ее дела меня совершенно не волнуют, я вообще не собирался с вами о ней разговаривать. Но о Леночке вам сказать нечего?

Котов промолчал.

– Я просто не знаю, что делать, – неожиданно признался Виктор Петрович. – Понимаете, я всегда сам был хозяином своей жизни. А теперь – словно меня ветром несет, а сделать ничего не могу… и дочь в очень плохом состоянии. Вчера пришлось к психиатру… в общем, сейчас она в клинике, и пока ничего обнадеживающего врач не говорит. Время нужно…

Котов вежливо покивал, но на комментарии не расщедрился. А Виктор Петрович кашлянул неловко и продолжил:

– Но я, собственно, не об этом. Я хотел попросить у вас совета… видите ли, у нас в банке возникли некоторые проблемы – мелкие, полицию дергать нет смысла, но не особенно приятные и требующие решения. Причем, по возможности, деликатного. Там еще и личные мотивы немного… И руководство – мы с Александровым, совладельцы, решили, что будет разумно привлечь специалистов.

– Вы имеете в виду частного детектива?

– Да, только такого, чтобы доверять можно было. Но у нас в городе этих агентств детективных больше десятка, а наобум действовать в таких делах, сами понимаете, нельзя. Вы можете кого-нибудь посоветовать? Таких, чтобы и надежные люди были, и законопослушные, и вообще… может, кто-то, кого вы лично знаете?

– Хм. Стоимость работы имеет значение?

– Не особенно. То есть платить просто потому, что у меня есть такая возможность, я, конечно, не собираюсь, но качественно сделанная работа должна быть и оплачена соответствующе.