Текст книги "Злейший друг"

Глава 16

Что сказал тогда, осенью, отец Андрей, выслушав рассказ об Ольге?

– Это несчастье… Как сложно порой складываются и как раскалываются судьбы людские… Надо же, какой способ выдумал – будто погиб! Пришло ведь такое в голову… И вроде с благими, высокими целями… Господу послужить… Знаете, Ксения, это очень тяжкий вопрос – как и почему вдруг разумное и доброе, не успев стать вечным, перерождается в свою полную противоположность. Вопрос об относительности благих наших намерений и деяний… И вечная опасность фарисейства. Апостол Павел говорил, что он не творит добра, которого хочет, зато все время творит зло, которое ненавидит. Когда-то фарисейство не имело никакого негативного смысла. Наоборот, считалось нравственно высоким и чистым, почти вершиной в религии иудеев. Но выше и нельзя было подняться на основе окаменевших законов Ветхого Завета. Фарисеи – это ведь религиозные наставники еврейства.

– И против этого высокого и чистого фарисейства, как вы говорите, восстал Христос? – фыркнула Ксения и столкнулась глазами с батюшкой. – Разлюби твою… ой, простите, отец Андрей.

Отец Андрей хитровато улыбнулся в бороду.

– Да, представьте себе, восстал. И тогда столкнулись два Завета, две правды, два закона – старый и новый. Здесь еще налицо парадокс евангельской морали, его сразу трудно осмыслить. В Евангелии мытари и грешники – выше фарисеев, нечистые выше чистых, не исполнившие закон выше его исполнивших, последние выше первых, погибающие выше спасенных… Помните притчу о мытаре и фарисее? Мытарь – примерно то же самое, что полицай в Великую Отечественную. Человек, перебежавший к врагу и собирающий для оккупантов со своих соотечественников дань. Пример человеческого падения. Так почему же мытарь прощен? Этот парадокс часто объясняют так: грешник смиренен, фарисей горд, а христианство – религия смирения. Но это объяснение неполно. Неожиданно выяснилось, что исполнение закона не спасает. Да, закон появился в результате греха, но он не в силах вывести человека из того мира, в который он попал, сорвав плод с древа познания добра и зла. Фарисейство потому и осуждается в Евангелии, что не нуждается в Спасителе и спасении, как нуждаются мытари и грешники. Фарисейство – это отрицание искупления и искупителя. Согласно этике закона, человек становится хорошим, потому что исполняет закон. В действительности человек делает добрые дела, потому что он хорош. Вера в то, что внешние средства спасут, – настоящее обрядоверие, почитание буквы, а не духа. Ох, эти ритуалы и требования! – Отец Андрей поморщился. – Эти предписания: с какой ноги вставать, какой рукой держать святую воду, как есть просфору… Разве это главное? Суть в том, меняется человек или нет. И не надо заковываться в форму, потому что она тебя задушит, если она не твоя естественная. Я слышал об одном послушнике, «порадовавшем» настоятеля тем, что научился класть по триста поклонов подряд. Настоятель иронически справился: «Ну и что? Разве ты от этого стал лучше? Ты нелепое дело брось – триста поклонов! Над душой трудись!» А как вы думаете, в какую эпоху мы живем?

– Капитализма, – выпалила Ксения. Батюшка расхохотался.

– Сейчас все только об этом! Невоспитанные мысли. А я о другом. Мы с вами живем не в эпоху атеизма и не в эпоху христианства, а во времена новой волны язычества. Да-да, не удивляйтесь. Именно оно снова предлагает нам, истосковавшимся без Бога, самые простые, даже примитивные методы завоевания власти в духовной сфере. Власти, порабощающей личность, ведь оккультизм – уход от личной ответственности. Православие обладает глубиной и сложностью, отличается от других конфессий традицией нелегкого, творческого и таинственного становления личности. А в оккультных книгах все пересыпано обещаниями о мировой гармонии, познании тайн Вселенной, обретении счастья… Настоящая идиллия. Только когда вы прочитываете подобную книгу от и до, убеждаетесь, что она на редкость пуста и туманна. А тайна осталась тайной.

Тайна… Сияющие на солнце купола лавры… Торговцы на площади… Сашка…

«Ты не умеешь любить…» А что вообще она умеет делать?

И это смирение… Почему она должна подчиняться? И кому? Для чего?

– А вы и не должны, – спокойно сказал отец Андрей. – Бытует представление, что смирение – это разрешение кому-то затоптать себя в грязь. Вовсе нет. Смирение – это, прежде всего, реализм. Насмешливое, критическое отношение к себе. И смиренным человек может стать лишь тогда, когда свободен, покорность воле Божьей – всегда осмысленная, добровольная, основанная на умении различать добро и зло. Без этого умения нельзя достичь высшей нравственной ступени – любви, без рассудительности трудно пробудить совесть. Понятия «совесть» и «сознание» близки по этимологии. «Совесть» значит «советоваться с самим собой», или «со» и «весть» – совместная весть, или «соведать», то есть «сознавать» – «сознание». Святитель Григорий Богослов напоминал нам, что низко думать о себе нельзя, ты – Христова тварь, Христово дыхание. А священномученик Ириней Лионский сказал так: «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом».

Ксения слушала и старалась осмыслить и запомнить хоть что-нибудь. Получалось плохо. Правильно насмехался отец над отличной актерской памятью…

Их первый разговор… В лицо бросалась дорожная пыль, забивая глаза и ноздри, мешая идти. Отец Андрей ее словно не замечал.

Пыль… дорога… маленький городок… и человек рядом… к которому Ксения давно так рвалась… и вот приехала… но зачем?… есть ли в этом смысл?., и какой?., и где он скрыт?…

Как изменилась жизнь человеческая после грехопадения… труд, болезни, страдания… Но несчастья и беды идут не от людей: все кресты от Господа, как беспредельно милостивого, так и беспредельно премудрого. Так утверждал отец Андрей.

– Милостивого? И посылающего нам страдания? – не выдержала Ксения. – И за что нам такое? Если Он милостив…

Отец Андрей опять глянул весело, въедливо:

– Да как за что? За нашу греховность. И посылаются они как средство излечения от того вреда, который приносит грех душе нашей. Вот, например, рожающая женщина. Ее муки и боль… Но они принимаются как положенные, как оправданные ради рождения ребенка. Точно так же рождение истины. Оно не может произойти без боли. У людей, к несчастью, весьма неопределенны и расплывчаты представления и о зле и о добре, а потому под лозунгом любви и терпимости нередко культивируются гомосексуализм, педофилия и вообще любая безнравственность. Поверить, что Бог на твоей стороне, легче, чем вообще понять, на чьей стороне Он на самом деле. Католики отрекли протестантов от истинной церкви, а те, когда противостояли католикам, шли на них, говоря, вероятно, вполне искренне: «С нами Бог!» И Лютер благословлял именем Божьим, как священник, войну с католиками. И еще фактик, о котором не все знают. На знаменах Гитлера вокруг свастики была надпись: «Gott mit uns!» – «С нами Бог!» Без комментариев… Иисус, обращаясь к ученикам, говорит, что наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу. Простоту и безусловность веры хранят люди, живущие с образом Христа в душе и воспитывавшиеся на протяжении многих поколений на принципах христианской нравственности. Верить целостно можно лишь при необыкновенной чистоте сердца, нравственной неиспорченности и при целомудренном, не засоренном ложными идеями уме. В наше время такое практически невозможно…

– Невозможно? – опять удивилась Ксения. – А как же множество неофитов? Которые верят вполне искренне?

– Была грубо оборвана связь поколений, а в той нравственной грязи, в которой ныне, увы, пребывает мир, нельзя сохранить сердце в чистоте. Его нужно долго и усердно очищать, твердо зная, от чего необходимо очистить. И простые люди в церкви сегодня – это бывшие комсомольцы и комсомолки, так или иначе приобщившиеся к идеологии марксизма. Знаете, Ксения, у меня в храме есть служка – бывший преподаватель научного коммунизма и истории партии. Очень любит об этом всем рассказывать. Пришел к нам как-то освящать куличи мужичок, с виду довольно пропитой. И начал ко всем, с улыбочкой алкаша, приставать с вопросами и разговорами. Привязался и к моему служке. И говорит ему, что вот, мол, сколько народу привлек праздник! А Ленин вроде сказал, что религия – опиум для народа. Служка отреагировал крайне невозмутимо и ответил, что это, на его взгляд, не Ленин, а Маркс сказал. И затем добавил, усмехаясь, что он вообще-то сам в семидесятых годах читал курс истории КПСС. А вот теперь – работает в церкви… Вот как бывает в жизни. Мужичок снова хихикает и спрашивает служку: «А правда, что Редигер (именно так он произнес фамилию патриарха) тоже был коммунист?» На что служка ответил, что нет, он коммунистом не был. И вспоминает, что у Андрея Платонова в романе «Чевенгур» один пролетарий, строитель коммунизма, так формулирует смысл нового будущего: «Что нам ум? Мы хотим жить по желанию!» Без ума, как видите, обойтись хотели. Ну и обошлись…

Ксения вспомнила отца. Правда, насчет ума он так откровенно никогда не высказывался, однако предпочитал жить по указке сверху.

– В январе восемнадцатого, в самый разгар революционного террора, Патриарх Московский и всея Руси Тихон публично предал большевиков анафеме, – продолжал батюшка. – Он призывал безумцев опомниться, прекратить кровавые расправы. И утверждал, что все происходящее – не только жестокое дело, но поистине сатанинское, за которое последует огонь геенны в жизни будущей – загробной – и страшное проклятие потомства в жизни настоящей – земной. Патриарх Тихон знал, что говорил. Два тысячелетия христианской цивилизации… У Максимилиана Волошина есть такие чудесные строки: «А я стою меж теми и другими и всеми силами моими молюсь за тех и за других». Бог правду видит, да не скоро скажет. Революционеры – странные люди, мягко говоря. Сталин учился в семинарии, чтобы стать священником. И кем стал… А фамилия его жены – Аллилуева. Тоже из рода священника. И Дзержинский в молодости хотел стать ксендзом. Но возглавил Чека. Подобная история у Гитлера и Гиммлера. Из бывших монахов также часто получаются сомнительные личности, оставляющие темный след в истории. Рабле, Лютер, Григорий Отрепьев… Примеры красноречивые. И тут есть объяснение с точки зрения духовности: если уж человек дал обет монашества, он должен его выполнять, постриг – понимание своей ответственности. По сути, бывший монах – нечто вроде сотрудника закрытого учреждения, который продает секреты за рубеж. Когда-то наука провозгласила, что разум и вера несовместимы. В нашем сознании осталась такая ложная альтернатива. И теперь мы, обретая веру, сразу отказываемся от разума и бросаемся в мистицизм. Другая крайность. А у русского человека, уже обогатившегося опытом богоотступничества, наивная вера невозможна – ему нельзя сохранить ее без ответов на последние вопросы.

Последние вопросы… сколько их, таких последних… которые Достоевский называл главными и самыми тревожными – о смысле жизни и смерти, о Боге и человеке, о свободе и происхождении из этой свободы добра и зла.

Ксения вспоминала, вспоминала, вспоминала…

В мире, где все и вся идет вразброд, брак – чудо на земле, возможность для двоих, благодаря любви, стать единым существом, прекратить ссоры. Сколько в любви страдания, боли о несовершенстве человека и ликования, что он так неповторимо прекрасен… Слепая? Да почему? Она видит, но не осуждает и не отрекается, плачет, если жизнь изуродована, и готова все исправить и исцелить.

Сашка… он сделал немало ошибок, да кто их не делал… Но главная – он словно отверг Ксенино прошлое, ее жизнь и попытался начать отсчет со встречи в лавре. Забыл, что начинается любовь с души, а не с тела.

Любой юноша окружен мужчинами и женщинами, но когда он полюбит, то рядом с ним – его возлюбленная, а вокруг – люди. И позже, в браке, прежней девушки, которую ты любил, уже нет – значит, нужно влюбиться в свою жену. Это говорил Антоний Сурожский. Телесное единство двух любящих – не начало, а глубина и предел их отношений, и лишь тогда, когда два человека стали едины сердцем, умом, духом, их единство может раскрыться в телесном соединении. И оно тогда – не жадное обладание, не пассивная отдача, а самое настоящее таинство. После замужества жена подчиняется мужу в большей степени, чем родителям: «Оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью».

– И развестись нельзя? – спросила как-то Ксения отца Андрея.

– Почему нельзя? Если доказана супружеская измена или если «идиллия» семьи дошла до того, что супруги дерутся друг с другом и могут друг друга искалечить… Если есть тяжелые болезни или один из супругов пропал… Неверие одного из супругов – не повод для разрушения брака, но, если муж или жена ставят условием «или я, или церковь», «или я, или Бог», с ними можно и нужно развестись.

– Ну хорошо, драки можно доказать по показаниям соседей, которые слышат шум, – протянула Ксения. – А как доказать супружескую измену? Допустим, я захочу развестись, совру, что изменила… мол, плохой я человек, многогрешный… Но говорю это, чтобы разрешение получить. И как меня проверить? Хотя, может быть, требуется дать показания, положив руку на Библию…

– Да нет, – усмехнулся отец Андрей. – За разрешением обращаются в епархию. А брак, я уже говорил, – это тоже крест, который надо нести. У многих не хватает сил. Это космическая катастрофа, столкновение двух звездных систем. Разве легко принять в свою жизнь другого человека? Для этого надо словно удвоить свои нервные окончания, научиться боль и радость другого воспринимать как собственные. Настоящая любовь и брак сродни самоубийству – человек перестает жить для себя и в себе и начинает жить для другого. Тяжело – не то слово. И Церковь абсолютно честна: семейный путь – мученический. И на головы молодых при венчании возлагаются именно мученические венцы. Силы… какие там силы… и где их взять?., мужья… любовь… отвлеченные понятия… и она устала… безумно устала… помоги, Господи!..

– А вот грехи… – запнулась Ксения. – У меня подруга, Ольга, та самая, у которой муж в монастыре… Она считает, что у нее ужасные дети: рок-музыка, мода, косметика… Это правда? Разве это такие уж тяжкие грехи?

– Иоанн Златоуст считал, что нападения от детей – наказание за грехи. Что же касается взрослых детей, то опять вспомним Монику. А у русского народа есть даже пословица: «Молитва матери со дна морского поднимет». Но сейчас молодым сложно – под видом православия выходит невообразимая и неудобоваримая мешанина. Навязывается ложная духовность, читаются псевдохристианские проповеди на стадионах и в концертных залах. Православные туда не идут, но идет молодежь, не нащупавшая еще точку опоры, ищущая свою дорогу к храму веры. И чем ее покупают? Бесплатный вход, современная музыка, необременительная проповедь, Евангелие даром. Игра…

Игра, подумала Ксения, опять она, проклятая…

– Ни самоотвержения, ни крестоношения. Юным говорят: «Бог любит вас больше, чем вы сами себя любите, поэтому стоит вам поверить в прощение грехов – и они сразу будут прощены». Легкость какая! Проповедь истинного христианства, например, Иоанном Крестителем начиналась с призыва к покаянию, а это тяжкий и неизбежный внутренний труд.

Ксения помялась.

– Вы уж простите… Но у вас, священников, слишком часто расходятся мнения. И не знаешь, кому и чему верить. Вот, например, мне в церкви женщина за свечным ящиком сказала, что за некрещеных надо ставить свечи великомученику Уару. А потом Сашка прочитал в Интернете на православном сайте, что это ересь – никогда Уар не был покровителем некрещеных.

– Но расхождения во мнениях – это нормально. Мы все живые люди, – улыбнулся отец Андрей. – Есть вещи, в которых мы должны быть едины, а есть пространство разнообразия. Елавное – никогда не настаивать на своем мнении, учитывать взгляды другого. Один из основных принципов христианства замечательно выразил блаженный Августин: «В главном – единство, во второстепенном – многообразие, во всем – любовь». А апостол Павел сказал: «Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные». Нам направо, здесь у нас зеленая и тихая улочка.

Они повернули. И ветки деревьев стали методично похлестывать их по макушкам. Ксения поправила платок раз, другой, а потом сняла. Подняла голову. Кто-то неподалеку гонял голубей, безмятежно рисующих в небе круг за кругом.

– В католичестве есть единый незыблемый авторитет, догмат – римский папа. В православии допускаются дискуссии – все та же свобода выбора. Блаженный Августин сказал: «Люби Бога и делай что хочешь». Но миряне порой явлениями одного порядка называют совершенно разные вещи. Например, дочь живет с мужчиной без венчания и вставила в пупок кольцо, сын грубит матери и увлекается компьютерными играми. Первое – нарушение заповедей Божьих, а второе – не грех. Хотя смотря какие игры. И некоторые ортодоксальные монахи считают, что даже серьги – змеи. А православные среди рок-музыкантов? Да Кинчев, например. А что слушает сын вашей подруги?

– Все подряд, – пожала плечами Ксения. Она мучилась без привычной сигареты и злилась все сильнее. – Тоже полная мешанина. И полное отсутствие вкуса и выбора. Лишь бы орало в наушниках. У нас вообще часто получается каша, когда мы свои эстетические, литературные и политические представления и вкусы мешаем с заповедями Божьими и истинами евангельскими, а полученную смесь предлагаем родным.

– И налагаем на них бремена неудобоносимые, – подхватил батюшка. Помолчал. – Знаете, Ксения, большинство проблем с детьми мы создаем себе сами. Считаем обязательным посвящать их в тайны физиологии – иначе как они жить будут? Но обходим молчанием духовные тайны. Эти программы полового воспитания в школах… Еще один шаг на пути к расчеловечиванию. Посвящение во взрослые – всегда таинство, далекое от бесчеловечного языка этих программ – языка чистейшей механики, физиологии… Вместо тайны любви – секреты секса, его техника, не более. У школы есть один потрясающий талант: убивать все, чего она касается, будь то Пушкин или любовь. Нужно вырастить атеистов – введите обязательный Закон Божий. Нужно вырастить импотентов – введите школьное половое воспитание. Нужно отвратить от литературы – начните о ней долбить. Российское учительство сегодня – наша национальная катастрофа. Школу нужно бояться. Уровень невежественности и безнравственности многих наших учителей просто опасен. В школу идут не по призванию, а просто потому, что не нашли другой работы. Поэтому там празднуют Хеллоуин, дают уроки секспросвета и продолжают искажать русскую историю. Воспитание – очень тонкий инструмент. Нужно куда больше чуткости и внимания к ребенку, чем у нас принято уделять, больше уважения к нему как к Божьему созданию. А телевидение?

– Телевидение… – пробурчала Ксения. – Я как-то подумала, почему пошлость, или казарменный юмор ниже пояса, вызывает у людей отвращение даже большее, чем черный юмор. Да люди на уровне бессознанки чувствуют богохульность пошлости! Пошляк хулит Христа, объединившего две природы – божественную и человеческую. Ведь плоть пала в грехопадении Адама и Евы и была отделена от духа. Но Христос Своим крестным путем вывел из цепей ада Адама и Еву и обожествил человеческое тело. А казарменные остроты по определению убирают божественность от тела, оставляя только мотив непристойности, разделяют тело и дух. Довольно трудно объяснить, почему это пошло и погано. Тут или чувствуешь эту мерзость, или нет.

– Но во втором случае ты серьезно духовно болен и тебе стоит глубоко задуматься, – закончил за нее отец Андрей.

– Вот Сашка и задумывается. Без конца канючит, какой он плохой.

– Да, у Александра есть такая черта. Неофиты вообще много каются, бродят по разным храмам, причащаются несколько раз в неделю… Твердят: «Простите меня, грешного… аз есмь пучина греха…» А потом вдруг бросают близкому человеку: «Ты постоянно болеешь, видно, у тебя много грехов. Тебе надо покаяться!» Они бодры и веселы.

Ксения вспомнила любимый стишок отца.

– Но ведь уныние – грех. Значит, они правы и не грешат.

– Здесь – очевидно, не грешат. Но забыли Книгу Иова и о русских православных святых, болевших всю жизнь. По логике неофитов, болезненные и слабые Амвросий Оптинский и Игнатий Брянчанинов – отъявленные грешники. Неофит не скажет, что подвел человека, а заявит, что проспал по воле Божьей и поэтому опоздал на деловое свидание. Тот, кого при этом бросили в беде, думает, что это Бог его оставил, а на самом деле Бог ни при чем, когда рядом – равнодушный неофит… Неофиты едят цветы, которыми украшается храм в праздники. И церковным сленгом они овладели, вроде «Ангелов за трапезой!». Но я недавно слышал, как один из таких новообращенных в ответ на «Христос воскресе!» вдруг сказал: «Спасибо, и вас также!»

Оба опять дружно засмеялись.

– Муж одной моей прихожанки, глянув на других, сказал в ужасе, что не желает, чтобы его жена походила на этих серых, безликих, убогих женщин. А кто говорит, что на службу надо ходить в темном тряпье? К причастию всегда раньше детей наряжали и сами надевали красивое, это ведь праздник. И служба – тоже праздник, если не Страстная седмица. Почему у прихожан, да и у нас, что греха таить, часто такие печальные лица? Покаяние? Да, правильно, скорбь. Но другим людям не хочется перенимать такие лица и глаза. Нужно, чтобы неверы нам позавидовали. Чтобы увидели, какими счастливыми возвращаются их родные или знакомые после литургии, и осознали, что вера – это крылья, а не горб за спиной, придавливающий к земле. «Что мы приносим в мир из того, что получили?» – спрашивал Антоний Сурожский. Бывают встречи с восторженными христианскими «пионерами», раны от которых очень долго не заживают. Церковь мучительно болеет неофитством. Но Христос исцелит нас. Он сильнее наших грехов.

Христос… исцелит… сильнее… грехи наши… откуда только берутся? Болезни… боль… тягостная… мучительная… как хочется от нее избавиться…

– Да-а? – скептически протянула Ксения. – Но, отец Андрей… Насчет исцеления… Миллионы людей молятся и просят, каждый о своем: о тяжелобольных родных, о заблудших детях, о возвращении мужей… Да мало ли о чем! А ведь помощь, скажем прямо, получают далеко не все.

Отец Андрей улыбнулся:

– Осторожнее, здесь часто выскакивают из-за угла проворные машины. Господь тоже не получил помощи. Помните его слезную молитву в Гефсиманском саду? «Но да будет воля Твоя…» И чаша не миновала.

– Это трудно осмыслить, – пробубнила Ксения.

– Дело в другом. Мы все всегда готовы принимать от Господа добро, а вот насчет зла – нет у нас такой готовности. И молимся часто с одной мыслью о помощи: «Господи, вот я Тебе молюсь, а Ты мне помоги!» Прямо торговля какая-то: Ты – мне, я – Тебе… Блаженный Августин говорил, что, пока ты обращаешься к Богу, потому что Он тебе нужен, не воображай, что ты Его любишь. Ты можешь сказать о Боге, что ты Его любишь, в тот момент, когда Он тебе не нужен с точки зрения подачки, прошения, а существует как ценность, радость, красота. Иначе что получается? Ты молишься ради того, чтобы тебе немедленно помогли. А если нет, то зачем молиться. Нельзя принимать таинство в надежде на немедленные улучшения. Бог разделил с нами страдания, а не явился сюда, чтобы настроить нашу жизнь, как программу Windows. Наше избранничество – крестное, а вовсе не избранничество на славу и покой. Хотя мое твердое убеждение, что Бог никогда не дает нам зла, просто Его добро так сложно бывает упаковано, так завязано, что мы не в силах ничего понять. Сколько раз у меня бывало: складываешь потом, позже, в сознании кубики той старой картинки зла и неожиданно понимаешь, что оно в результате обернулось для меня совсем иначе, добром. У вас так не случалось?

– Не знаю, – немного растерялась Ксения. – Может, и было… Я не анализировала. А надо бы.

– И Господь никогда не наказывает. Это мое убеждение.

– А как же человеческие страдания? Вы же сами говорили: от Бога… – удивилась Ксения. – И слова еще в молитве есть: «Я знаю, что эта болезнь, которою я страдаю, есть наказание Твое за мои грехи и беззакония…» Сашка иногда читает.

– Господь просто иногда убирает свою защиту. Хотя на этот счет есть самые разные мнения. Да и слово «наказание» можно толковать двояко – как наказ, вразумление и как дисциплинарную акцию. Вот последите, на что обращается ненависть и зло мира. И увидите: на то, что ближе к Христу. Об этом писал Феофан Затворник. Мир сам не действует, а разжигается на злые дела сатаной. Но кто сам не поддается дьяволу, тому он не в силах ничего сделать. Помните, Раскольников спрашивал Соню, что дает ей Бог? И она ответила: «Все дает». Что же это «все»? У нищей Сони, продающей себя ради голодных сводных сестер и брата? Воля Божья может идти наперекор всему тому, о чем мы мечтаем, но пусть она будет, потому что она мудрее нашей и в ней куда больше любви и человеческой правды, чем у нас. Прозрение и разумение часто резко идут наперекор всему, чего нам бы хотелось. И мы попадаем в тупик. Поэтому, когда вы обращаетесь к Богу за советом, переставайте даже думать, а начинайте слушать и прислушиваться, очень внимательно, к тому, что может прозвучать в вас. И минутами возникнет сильное, яркое чувство, что в вас заговорил иной, вас направляющий. Ведь что такое вера? Ее первичное значение – доверие, второе – верность, дальше – содержание веры, результат нашего доверия к Богу. А сомнение? «Со» и «мнение» – значит мнить одновременно две разные вещи. Сомнение для ученого – орудие его труда. То же самое у верующего и у богослова. Сомневайтесь! И верьте.

Ксения помялась. Верьте… ищите… сомневайтесь… думайте… молитесь… делайте хоть что-нибудь для души! Иначе… зачем тогда жить иначе?

– Отец Андрей… Я не понимаю… Что, бесы и дьявол – они в самом деле существуют?

– Опять у вас невоспитанные мысли. Бесы – суть падшие ангелы. Преподобный Амвросий Оптинский писал, что среди переученных усиливается мнение, якобы бесов нет. Но сначала мы решим, что бесов нет, а затем – что нет и Бога. Бесы, как известно, ни одной минуты не сомневаются, что Бог есть, и Ему бросали вызов. Большевики же и в Бога не верили, и Его не боялись. Так что они хуже бесов. И называть большевиков словом «бесы», по Достоевскому, – их обелять. Многим вещи типа празднования Хеллоуина искренне кажутся приколом, стебом, игрой. До поры до времени – пока сам реально не столкнешься с нечистой силой. А вот когда такое произойдет… Тут уже не до смеха. – Батюшка помолчал. – Знаете, Ксения, я совсем мальчишкой страстно влюбился. Просто сходил с ума, безумствовал… Это было до поступления в семинарию. Я ведь как обычный советский юноша окончил обычный технический институт, получил диплом. Комсомолец, спортсмен, наверное, даже почти красавец… Вдобавок активист, отвечал за атеистическое воспитание студентов.

Ксения фыркнула:

– Вы?! Разлюби твою… Ой, простите… Отец Андрей улыбнулся:

– И только потом… Потом понял, что работать не могу – не мое это, не лежит душа. Как ни старался… Начальники мои гневались на меня. Я переживал, мучился. А позже осознал: то якобы зло совершилось для моей же пользы.

– А ваша любовь? – с любопытством спросила Ксения.

– Она меня игнорировала, оставалась равнодушной, как я ни крутился возле, как ни пытался доказать свои чувства, себя показать. Сколько страданий принесла мне та моя первая любовь… Даже умереть мечтал, дурачок. А потом, позже, сложив, как я уже говорил, все кубики старой картинки, вдруг понял, что так Господь меня уберег от большой беды. Девушка та оказалась существом пустым и даже опасным: связалась с темной компанией, стала пить… Потом наркотики. Пропала душа…

– Но если бы вы были с ней, может, сумели бы ее спасти, – сказала Ксения.

– Я тогда не думал об этом. И предположить не мог, что буду в силах кого-то уберечь от беды. Нужно действительно очень верить в себя, чтобы взять груз такой ответственности. Рукоположенный человек – да, имеет право. Но если бы вы знали, Ксения, как тяжек этот груз! Удается далеко не все, хотя все возможно, а главное – сеять души в людях. И если тебе удалось это хоть в небольшой степени – такая радость… Мне как-то юная прихожанка задала вопрос: «Ответьте только «да» и «нет»: возможно ли спасение не в православной церкви?» Я не знал, что сказать… Есть вопросы, на которые нельзя ответить ни «да», ни «нет» без дополнительного объяснения. Известна мудрая молитва отца Власия:

 
Господи Боже мой, удостой меня быть орудием мира твоего.
Чтобы я вносил любовь туда, где ненависть.
Чтобы я прощал, где обижают.
Чтобы я соединял, где есть ссора.
Чтобы я говорил правду, где давит сомнение.
Чтобы я возбуждал надежду, где давит отчаяние.
Чтобы я вносил свет во тьму.
Чтобы я возбуждал радость, где горе живет.
 
 
Господи Боже мой, удостой
Не чтобы меня утешали, но я утешал,
Не чтобы меня понимали, но чтобы я понимал,
Не чтобы меня любили, но чтобы я любил,
Ибо кто дает, тот получает,
Кто забывает себя, тот обретает,
Кто прощает – тот простится.
Кто умирает – тот просыпается к новой жизни.
 

– Молитва… – повторила Ксения. Она слушала, верила и не верила. Пыталась верить. – Чудеса… Это правда так действенно?

Батюшка ответил вопросом:

– Вы никогда не встречались с чудом? Ксения помолчала.

– Как-то у Сашки зуб болел. А время позднее, ехать в дежурную не хочется. Так он стал читать молитву Антипе-великомученику, который помогает от зубной боли. Я смеялась… А у него вдруг зуб прошел. Я очень удивилась: надо же, такая связь… И еще. Объективный факт: от чтения Евангелия может проходить головная боль. Даже если просто прочитаешь пару страниц.

Отец Андрей кивнул:

– По вере вашей да будет вам. Я знаю немало случаев исцеления после купелей в Дивееве, Оптиной, Троице-Сергиевой… Хотя на самом деле… Почему от зубной боли надо молиться именно святому Антипе, а от головной – святому Иоанну Крестителю? Это не более чем предрассудок. Важна сама молитва. Есть три ее вида: просительная, благодарственная и славословящая. Первый – самый распространенный и низкий. Потому что просить Бога о чем-то может даже атеист, когда ему невмоготу. Второй – более высокий. Когда память о Боге уже вытесняет мысли о себе, любимом. Но и здесь все равно «я» на первом месте, а Бог – на втором. Только благодарственная молитва бескорыстна. Скажите, Ксения, почему вы так странно поступили с крещением? Ничего не сказали Александру… Хотя какая разница, где и когда человек крестится… Но Александр был изумлен.

– Я тоже была, – вздохнула Ксения.