Текст книги "ПростиТурция, или Восток – дело темное"

– Вот как выглядит тот нож. Длинный, прямой, на конце немного загнут. Ножны для него, соответственно, тоже довольно длинные, очень удобно носить за поясом, на спине. Они удобно прячутся под рубашкой, курткой или пиджаком.

Саша перещелкнул изображение. На экране появился нож в ножнах, заткнутый за широкий пояс национального костюма.

– Вот, видите? Такой же был у киллера, им-то он на наших глазах и перерезал горло старому сутенеру. Эта разновидность холодного оружия зовется таджикский кард. Оружие, к слову, легендарное, его создание приписывают самому Тамерлану. Распространены карды главным образом в Средней Азии, но проникли и в другие края.

– У нас курды с такими ходят, – напомнил о себе полупрощенный переводчик Яман. – Это, конечно, незаконно, но для некоторых людей законы не писаны.

– Что за курды? И почему им не писан? Они у вас VIP-персоны, что ли? Элита? – Элка, честно говоря, при всем своем уме все равно оставалась женщиной. Нормальной полноценной женщиной, то есть топографический кретинизм в полный рост. Да чего там врать – она право-лево до сих пор путала! А уж про политическую историю даже говорить страшно! Нет такого файла в девичьей красивой головушке. Поэтому, кто такие курды и какие у них отношения с внешним миром, до этого момента ей было не то чтобы фиолетово, она вообще о таких ребятах никогда не слышала.

– Ох, Ёлочка, что ж ты на уроках географии-то делала? – горестно вздохнул Саша.

– Спала. Или записки мальчикам про любовь писала. Я уже в те годы догадывалась, что беззащитное человечество будет спасено Интернетом и навигаторами!

– Курды – крупнейшее национальное меньшинство, их около сорока миллионов человек, – с профессорским видом принялся вещать местный житель Яман. – Древняя нация – но при этом своей государственной территории не имеют. Представители этой национальности живут по всему миру, но больше всего их в Турции – около двадцати двух миллионов. У нас их иногда называют «горными турками». А еще они очень большая головная боль для нашего государства. – Яман колоритно нахмурился и гордо вздернул шикарный турецкий «рубильник». – У нас от них проблем не меньше, чем у вас от чеченцев. А то и больше. И не только у нас. От курдского сепаратизма страдают Сирия, Иран с Ираком. Это и терроризм, и подрывная деятельность, и наркотики. У рядового гражданина Турции – у меня, например, – такой тесак за спиной редко можно увидеть. Практически никогда! А ребята из курдских группировок за подобным делом были замечены. У них такие ножи передаются от дедов отцам, а от отцов к детям. Преемственность поколений, гордость рода. Воин без подобного ножа – не воин, а не пойми что. У каждого курдского рода на клинке вырезан свой узор. Как у шотландцев – у каждого рода свой узор килта… Словом, я намекаю, что этот ваш мрачный наркодилер наверняка из этих неспокойных людей. Я совершенно серьезно говорю: в горах, на юго-востоке страны, есть буквально военные поселения, жители которых в наше время разгуливают с винтовками и ножами! Они там живут продажей оружия, работорговлей, наркотрафиком. Своя жизнь, свои устои. И головорез ваш на девяносто процентов из этих будет. Все сходится: излюбленное оружие курдов, наркотики, все боятся вашего типа с ножом…

– Вот, смотрите.

Оказывается, пока Яман договаривал свой монолог, Женька достал из кармана ручку и на клочке бумаги быстро что-то нарисовал. И сейчас выложил перед всеми свой рисунок – нечто, отдаленно смахивающее на зубастый полумесяц.

– Вот что было на том клинке, каким у меня махали перед носом.

Элка знала, что маленький телохранитель хорошо рисует. Знала также, что память у обоих бодигардов тренированная. Не знала она другое – что Женька запомнил узор на клинке.

– Замечательно, – сказал Александр. – Только кто нам расскажет, какому курдскому роду эта красота принадлежит?

– Я знаю, кто, – вдруг заявил Яман и вытянул указующий перст…

Глава 38

Все четверо смотрели на азартного малолетнего уборщика, а он, уже очухавшийся после оплеухи Александра, – на них.

– Угадайте с трех раз, кто он по национальности? – Яман хитро прищурил глаз.

– Неужели? – проговорила Элка.

– Вот именно, – торжествующе произнес переводчик. – Натуральный курд. Я это сразу, едва его увидел, заподозрил, а потом по выговору понял. Я с ним как-то переговорил. Его семья перебралась в курортные края совсем недавно. А до этого они жили далеко отсюда, в горах. Накопили деньжат, переехали в цивилизованные края. Не в последнюю очередь за тем, чтобы его вот, дурачка этого, в люди вывести. Чтобы он не наркотики по тропам таскал, а зарабатывал на жизнь честным трудом. Потом и учиться хотели определить. А мы его сейчас в тюрьму сдадим – и ничего он не добьется, ни в какие люди уже не выйдет. И родня его очень и очень расстроится, так сильно расстроится, что ай-ай…

– Мысль понятна. – Александр забарабанил пальцами по столу. – За то, чтобы мы его не сдали турецким ментам, он готов будет рассказать все, что знает. А если вдобавок пообещать часть тех денег, на которые он облапошил Стива, готов будет лично провести куда надо. Если же он не знает ничего, вызываем сюда его родню. И та за спасение своего непутевого отпрыска из-под земли нам достанет нужного человека.

– Если они все не испугаются, – мрачно заметил Женька. – Он и его родня. Коли что-то станет известно, убьют его. Как барана. Все тем же ножичком по хрупкому юношескому горлышку.

– Может, и испугаются, – не стал спорить Саша. – А может, и нет. Однако попробовать-то можно было бы. Тем более кое-кто здесь обучен тактике ведения допросов. Кое-кого на совесть учили всем этим премудростям. Учителя, к слову, были знатные, старой кагэбэшной школы, знавшие толк в умении развязывать любые языки умелой комбинацией кнутов и пряников. Только все это чистая теория, мы этого делать все равно не будем…

И посмотрел на нее. А следом Женя и Яман повернули головы в ее сторону. Ну вот чего они все так на нее уставились, а? Вот чего они вообще хотят от нее услышать? Трое здоровых мужиков, которые знают, что где-то в этой стране умирает от ужаса, боли и унижения совсем еще молодая девчонка. Знают, с кем она сейчас. Но не могут ей помочь. Не могут и не будут.

Элке было тошно-тошно. Осознавать, что вот сейчас, в данную минуту, она одним словом решает судьбу человека, – это очень тяжело.

Блин, давайте же будем до конца откровенными! Нельзя уже Машке помочь, ничем нельзя! На самом деле, не тащиться же невесть куда, в какое-то горное поселение абсолютно чужой страны! Даже если Машка еще каким-то чудом до сих пор жива – она все равно уже прошла через столько рук… унижений… И не стоит врать самим себе: шансов спасти ее уже нет. Даже если бы случилось чудо и они смогли бы вытащить ее из этого ада – это будет не та, не прежняя Маша, первая красавица института и избалованная кокетка. Это будет говорящий кусок мяса. Человек с навсегда убитой психикой. Даже если она жива, то уже сошла с ума среди диких людей, которые используют ее так, что даже представить жутко!

Да, но ведь та, другая Маша, она же прошла через все эти круги ада. И тем не менее ее отправили в лечебницу, врачи говорят, что результаты реабилитации будут весьма успешными? Вдруг ее еще можно забрать, вывезти из этого ада? Она сидит сейчас там, молится о том, чтобы это все закончилось, а они соберут чемоданы и поедут в богатую благополучную Москву. И будут жить. Ходить по ресторанам. Смотреть кино. А она там сдохнет. И ее даже хоронить не будут – ее выкинут, как протухшее мясо…

Страшно. Страшно понимать, что ничего нельзя сделать. Ни-че-го-шень-ки. Гребаный здравый смысл…

– Все, дорогие мои, хватит уже заседать, всем по кроватям. Этого, – Элка ткнула пальцем в уборщика, – в подвал до завтра, только кляп ему вставьте, чтобы спать не мешал. Стива пока не убивайте, он нас еще завтраком накормить должен. Мы его на родине задушим, когда замену найдем. Яман, мы ждем тебя завтра часов в восемь утра. Мы проснемся, соберемся, мальчонку куда надо сдадим, и ты нас в аэропорт проводишь. А сейчас все по кроватям – если кто-то не в курсе, мы с Женькой сегодня дофигища километров и часов за рулем провели. Все, не обсуждается.

Она сурово обвела всех уставшим взглядом, развернулась и ушла из кухни…

Ого, это ж надо, как она устала! Элка выползла из ванной комнаты в совершенно сомнамбулическом состоянии – ноги не слушались, глаза просто не открывались. Даже устроенный под конец водных процедур ледяной душ не помог – организм спал на ходу.

Внизу, в гостиной, раздавались какие-то приглушенные звуки.

– Саш, чего там за возня? – Наклонившись через деревянные перила, Ёлка попыталась посмотреть, что там такое происходит.

Тяжелая голова перевесила, и девушка чуть не кувыркнулась вниз. Ага, осторожней надо с кульбитами. Вестибулярный аппарат уже отключился.

– Эл! – послышалось из прихожей. – Я Ямана уговариваю у нас сегодня остаться ночевать. Чего он на ночь глядя сейчас куда-то поедет! Ты не против?

– Естественно! – Ёлка сладко зевнула, широко раскрыв пасть. – Постелите ему в гостиной, нечего по ночам кататься. Тем более после тех стрессов, что на его бедную голову сегодня обрушились. Пока он домой доедет, ему надо будет обратно шуровать. Короче, укладывай его. Будет сопротивляться – бей по голове и укладывай бесчувственного. И ты сам уже прекращай шляться, разгоняй давай всех по углам, и все, отдыхать!

Шум внизу стих – похоже, Ёлкины указания про «по голове и укладывать» стали для переводчика весомым аргументом.

Элка повисела на перилах еще немножко, подождала непонятно чего и, решив, что все в порядке, собралась шлепать в спальню. Вслед ей донеслось:

– Уборщика заперли, Стив уже спит. Мы с Женькой и Яманом тоже укладываемся. Будильник на сколько ставить?

– Сам решай! – во всю пасть зевнула Ёлка. – Я сейчас думать не могу, тем более про цифры. Все, до завтра…

И она побрела в спальню, спотыкаясь о собственные ноги.

– Спокойной ночи… – как сквозь вату донесся Женькин голос.

– Угу… – муркнула себе под нос Элка и рухнула лицом в подушку.

…Реальность закончилась. Бывает такое странное ощущение – вот вроде понимаешь, что ты спишь и что все это с тобой не на самом деле происходит, а почему-то веришь, что все это правда, что это на самом деле так хорошо, что это состояние спокойствия и умиротворения – настоящее. И просыпаться очень не хочется…

Они гуляли с Валеркой. Гуляли по парку – как тогда, в Екатеринбурге. Держались за руки, шлепали по горячему летнему асфальту и болтали о всякой ерунде – о жаркой погоде, о том, что у Валеры скоро соревнования и ему надо уезжать, о том, что они будут скучать друг по другу. Тяжелая мужская рука нежно обнимала Ёлку за талию – и все было так здорово!

Оказывается, она соскучилась по этому парню. Оказывается, он так ей нужен! В ее жизни было очень много ненужных, мелких, продажных людей – и совсем мало настоящих. Как Валерка. Сильный. Спокойный. Уверенный. Мужик.

И с ним, оказывается, так хорошо! И очень плохо без него.

– Валер, а давай ты долго ездить не будешь? – Элла прижалась щекой к сильному плечу. – Ты и так очень редко появляешься. И постоянно пропадаешь куда-то. Мне же тебя не хватает. Я же скучаю…

Валерий грустно вздохнул и нежно чмокнул Ёлку в макушку.

– Ты же знаешь, что у меня работа такая. – Он чуть крепче прижал к себе девушку. – Я тебя предупреждал, что постоянно вожусь с этими пацанами. Я за них отвечаю. Это тебе плевать на всех остальных, а мне нет. Я не могу жить так, как ты.

Вдруг стало прохладно. Вот только что солнце жарило, воздух почти не шевелился – а тут почему-то ветерок резко рванул, взбаламутив мусор на асфальте, и холодок по спине остро коготками царапнул.

– Валер, не надо так!

Элка подняла глаза и посмотрела на высокого парня снизу вверх.

– Не надо так… – повторила она. – Ты же меня совсем не знаешь!

– Знаю. – Голос молодого человека вдруг стал холодным, как этот самый ветер. – Я знаю таких, как ты.

Ледяной ветер хлестанул по щекам – очень резко, неожиданно, пробираясь до костей, проморозив каждую клеточку. Чтобы хоть чуть-чуть согреться, Ёлка покрепче прижалась к сильному мужскому телу. Но Валерий почему-то был такой же ледяной, как беснующийся вокруг ветер.

– Валер… – Все еще надеясь на какое-то чудо, на то, что парень растает, прижмет ее к себе, поцелует, Ёлка осторожно уткнулась лбом в мускулистое плечо. – Ну пожалуйста…

– Что «пожалуйста»? Тебе на всех плевать! Ты не можешь влюбиться! Такие, как ты, не могут любить!

Ветер бесновался, не останавливаясь, он впивался в щеки, в руки ледяными иголками, было очень-очень холодно и больно!

– Валера!

Элка ужасно замерзла, она прижималась к юноше, и от этого ей становилось только хуже, еще холодней. Она уже кричала, она хотела, чтобы ее услышали:

– Валера!

Но он не слышал ее. Он не слышал и не видел ничего вокруг. Он смотрел Ёлке прямо в глаза – и не видел ее.

– Валера!

Мужчина холодно прищурился и презрительным металлическим шепотом проговорил ей прямо в лицо:

– Тебе никто не нужен. И ты никому не нужна. Тебя никто никогда не будет любить. Ни-ког-да…

И небо с треском обрушилось на землю ледяным дождем! Огромные градины с силой били в ставший черным асфальт, больно хлестали по беззащитным листьям, ломали ветки, крушили всё – и хрустальным звоном разлетались на миллионы бриллиантовых ледяных осколков. И спасения от этой стены не было. Она падала, убивая все живое вокруг…

Она не проснулась. Она выскочила из кошмара, как подлодка при экстренном всплытии.

Ёлка сидела на кровати в жгучем липком поту, пыталась дышать. Воздух, с трудом продираясь в сведенное судорогой горло, крохотными глоточками все-таки начал попадать в легкие, и ужас постепенно отступал, отходил, прятался в темных уголках сознания…

Потихоньку отпускало. Но легче почему-то не становилось. Просто получалось дышать. И все. А холод и страх никуда не делись. Как в детстве – когда ты сидишь один в комнате и знаешь, что уже все закончилось, что больше бояться нечего, а все равно очень-очень страшно…

Элка неловко выбралась из кровати, дрожащими руками нашарила в темноте брошенную на стул одежду и, путаясь в штанинах и вороте футболки, с пятого раза попадая пуговицами в петельки, оделась. Сбежать из темной комнаты, сбежать, не включая света, не оглядываясь, не поднимая глаз. Просто сбежать из этого холодного кошмара.

Ёлка выскользнула в темный коридор и направилась к лестнице, ведущей на первый этаж. Оставаться сейчас одной, в темной комнате – нет уж, увольте!

Спустившись на пару ступеней вниз, Элка услышала приглушенные голоса. Кто это там, интересно, полуночничает? Может, Стив за судьбу свою переживает? Вряд ли. У этого француза совести нет – и, соответственно, его спокойный сон ничто нарушить не сможет. А кто тогда?

– О! Ёлк! Кофейку посреди ночи будешь?

Увидев на пороге кухни всклокоченную хозяйку, Женька, казалось, ничуть не удивился. Он взял чашки и побрел к кофеварке.

– А водка у нас есть? – Зябко поежившись, Элка устроилась в своем любимом кресле.

Зажужжала кофеварка. Никто, кроме опального повара, бодрящий напиток без этого аппарата готовить не умел. А кофейку, похоже, этой ночью захотелось многим.

– Водка есть. Но тебе ее никто не даст, – категорично заявил Шурик. – Тебе вообще сейчас лучше теплого молочка тяпнуть и обратно в кроватку шагать. И уж точно никакого спиртного.

– Да не хочу я в кроватку, – тоскливо проскулила девушка. – Мне кошмары снятся.

Кофеварка заткнулась, и стало слышно, что там говорит маленький телохранитель:

– А мне вот просто чего-то не спится. Я думал, что это от переутомления, пошел на кухню, а тут Саня сидит, чай из пакетиков гложет.

Элка удивленно вскинула бровь:

– Тут чай в пакетиках есть? Вот это роскошь! Пятьсот лет этой гадостью не пользовалась! Интересно, как это в Стивовом царстве такая замечательная вещь оказалась? Меня, честно говоря, все эти его суперсорта, прямиком из Цейлона на особенных слонах привезенные, уже подзадрали немножко.

Женька тихонечко хохотнул:

– Похоже, не тебя одну. Видела бы ты Санино лицо, когда он пакетик ложкой отжимал – прям ностальгия по студенческой юности, он же балдел, когда пальцы обжег! Так тебе чаю или все-таки кофе сварить?

– Кофе. А чай давайте заныкаем и потом втихую от кулинара нашего по ночам будем употреблять. Этакий клуб тайных любителей пакетированной чайной крошки!

Шурик, сидевший в углу с совершенно невозмутимой физиономией, шумно отхлебнул из чашки и, уставившись на Ёлку, невозмутимо поинтересовался:

– У Женьки переутомление. Я планы на завтра обдумываю. А тебе чего не спится?

Девушка шмыгнула носом:

– А мне, похоже, совесть спать не дает. Кошмары снятся.

Мужики как-то очень понимающе вздохнули. Ага, судя по всему, никакие это не переутомления и планы. Сдается, эти двое тоже переживают.

– Слушайте, вот вы меня уже не первый день знаете… – издалека начала она разговор по душам. – Я что, действительно такая избалованная сучка, как про меня Валерка говорил? Да не делайте вы удивленных лиц, вы же прекрасно наши с ним ругательства слышали! Он что, прав?

Женька со стуком поставил чашку на столешницу. От этого глухого звука девушку аж передернуло – ей на мгновение показалось, что тяжелые градины из кошмара вновь начали падать на землю! Бррр!

– Эл, да не дергайся ты, – не поднимая глаз на собеседницу, попытался успокоить девушку Шурик. – Нет, ты не сучка. На фоне всей этой вашей гламурной тусовки ты единственная нормальным человеком выглядишь.

– Выгляжу… – задумчиво повторила за ним Ёлка. – Выгляжу, но не более того.

Женя шмыгнул носом. Похоже, от разговора по душам уйти не получится.

– Эл, ты тоже пойми парня. Ему знаешь как досталось! Не дай бог кому такого. А ведь поначалу у них с женой идиллия была – он же по большой любви женился. А потом – бац! И такое предательство.

– Да хрен с ней, с его женой! Я сейчас про себя говорю. Я вот что, действительно тварь бездушная?

Шурик посмотрел ей в глаза:

– Нет. Среди всех, на кого мы когда-либо работали, ты самый человечный человек. Не дура. Не сумасбродка. Тебе действительно не по фигу, что с людьми происходит. Если на то пошло, именно ты нас сюда притащила – и не просто на солнышке пузо погреть, а для того, чтобы попытаться спасти совершенно постороннего тебе человека.

– Мы видели, как ты переживала из-за второй, не-нашей-Машки. Я лично тебя успокаивал после разговора с этой идиоткой Мурой, – подал голос Женя. – Ты не сучка. Ты нормальный человек. Вот просто Валерка этого не знает.

Элка подобрала ноги под себя – она вся сжалась в комочек, обхватила ладошками чашку с остывающим кофе и притихла в кресле.

Ну да, она не сучка. Да, она переживала за этих девчонок. И, увы, да – не узнает. А что он, собственно, должен узнать? О том, что она приперлась в чужую страну, немножко тут потусила, потом перепугалась, бросила все и вернулась назад, на родину, в уютное элитное гнездышко? Это он должен узнать? Говорите, сны – это отражение нашего подсознания? Выходит, это ее же мозг объяснил, что ничего хорошего в своей жизни она не сделала и что любить ее не за что? И поэтому никто никогда не будет любить ее просто так, не за деньги?

Да ну его в задницу, такое подсознание! Ничего она не струсила! Не перепугалась! Идет все в баню – в конце концов, она уже по уши в этом деле! Из-за того что она, Ёлка, в эту историю нос сунула, уже кучу народа поубивали! И дело даже не в уязвленном самолюбии – мол, я вам всем докажу, какая я крутая! Дело уже принципиальное – до развязки всей этой заварухи осталось совсем немножко, буквально пара шагов – и нельзя сейчас назад поворачивать, надо идти до конца! Спасать девку надо!

И доказать этому чванливому самодовольному ублюдку, что ее есть за что любить.

– Ребят, давайте продолжать. Выбивать из мальчонки информацию, грузиться в транспорт и шуровать спасать Машку. Раз уж начали – надо закончить. Я решила, что мы должны ее вытащить.

Осторожно, чтобы не издавать этих ужасных звуков, Элка поставила чашку на стол.

– Нет.

Сашка ответил ей совершенно спокойно. Словно заранее знал, что она скажет – и что надо говорить в ответ.

– Эл, мы твои телохранители. Мы не имеем права подвергать твою жизнь опасности. Поэтому – нет. Никто никуда не собирается. Завтра утром мы летим в Москву.

– Вы профессионалы. Вы отвечаете за мою жизнь. Поэтому, если я сбегу от вас поздно ночью и попрусь в одиночестве неизвестно куда – будете виноваты только вы. Так что, мальчики, у вас только один выход: организовать все грамотно и сопровождать меня в моем приступе благородного идиотизма. Всем все понятно?

Элка говорила совершенно уверенно. Не принимая никаких возражений и запретов. Она все для себя решила, и единственное, что на самом деле могли сейчас сделать ее телохранители, – это максимально обеспечить ее безопасность.

Она встала со стула. Внимательно посмотрела на отводящего глаза Шурика:

– Саш. Ты же знаешь, что если мне что-то взбрело в голову, то я это сделаю. Ты же понимаешь, что я действительно сбегу одна. Понимаешь? У меня есть кредитная карта, на которой очень много денег. И я буду продолжать.

Шурик медленно кивнул. Да, она сбежит! И если даже они ее сейчас свяжут – она из Москвы ухитрится смыться. Эта – сможет. И они, хранители ее тела, это прекрасно знают. Лучше всех знают.

– И что мне голову оторвут, если я в одиночку начну что-либо делать, – это ты тоже, Сашенька, понимаешь?

Уж чего-чего, а это Сашка прекрасно понимал. Он в таком развитии событий даже не сомневался. Убьют девку, как курёнка.

– Поэтому будите давайте Ямана.

Шурик резко встал из-за стола. Еле сдерживаясь, чтобы не разораться, он попытался достучаться до здравого смысла подопечной:

– Элла! Прекрати нести чушь! Тебя никто никуда не пустит! Что за бред – курды, наркобароны? Успокойся и иди спать.

– Нет! Это ты заткнись! И иди буди Ямана! И заодно уборщика.

В отличие от телохранителя Ёлка сдерживаться не стала. Она разоралась так, что двое мужчин, такого поворота никак не ожидавших, удивленно уставились на подопечную. А та заводилась все сильнее и сильнее:

– Тут кто вообще на кого работает? Насколько я помню – вы на меня! Поэтому либо вы оба сейчас будете делать то, что я вам говорю, либо вы, опять же оба, прямо в этот момент уволены! Все понятно?

– Эл… Не нарывайся… – осторожно попытался успокоить ее Женька. – Ты сейчас все границы перейдешь.

– Да мне по хер! Кто я? Сучка избалованная? Сумасбродка? Получите! Как я сказала, так и будете делать!

Она была зла настолько, что могла наговорить гадостей кому угодно! Даже двум верным телохранителям – людям, которые всегда были рядом, которые за последние несколько дней не раз спасали ей жизнь.

Боялась – потому что знала, что не права. И что телохранители говорят совершенно правильные вещи. Знала. Но остановиться уже не могла. И не хотела.

Пусть они думают все, что угодно, – она доведет это дело до конца. Для Машки. Для себя. Для Валерки. Да просто так – потому что уже решила.

– Эл… – Женька понимал, что остановить эту заведенную девицу будет уже невозможно, что она сейчас таких глупостей натворит, что мало никому не покажется, но все равно попытался: – Эл. Успокойся.

Ёлка глубоко вдохнула. Замерла. Потом медленно, осторожно выдохнула. Вроде как немного успокоилась.

– Я уже все решила. Если вам не сложно, будьте добры, на правах профессиональных военных разработайте план действий, или как там у вас это называется…

– Эл! – обреченно взмолился Шурик.

– Слушайте, вы чего тут разорались? Спать же совершенно невозможно!

На пороге кухни появился заспанный, одетый в одни только джинсы, босоногий Яман.

А это он вовремя появился. В самый подходящий момент…