Текст книги "ПростиТурция, или Восток – дело темное"

Глава 41

Оказалось, что ребята оставили группу поддержки буквально на подходе к поселению. Никак по-другому назвать эти, не больше десяти, странного вида хибары назвать было нельзя – и не деревня, и не лагерь. Вот именно поселение – люди сюда когда-то пришли, решили построить тут временные домишки, но задержались в этих местах надолго.

Временные, долго стоящие глиняные домишки. Все облезлое, обветшалое и очень-очень запущенное. Деревня-призрак. Даже собак нет.

Кстати, то, что лучших друзей человека вокруг не наблюдается, – это очень хорошо. Даже прекрасно! Есть шанс пошнырять тут незамеченной. Пусть небольшой, но все-таки шанс.

Когда-то давно, еще в Академии, Ёлка прослушала лекцию про то, какие чудеса может вытворять человеческий организм в минуты опасности, – про матерей, поднимавших многотонные строительные плиты, чтобы вытащить своих детей из-под развалин, про слабых старушек, ухитряющихся во время пожара за считанные секунды вытаскивать из дома огромные сундуки с годами накопленным неподъемным барахлом. И много разных других интересных и необъяснимых случаев. Вот кто бы тогда ей сказал, что все эти вещи когда-то будут иметь к ней отношение!

И сейчас, в минуты сильнейшего напряжения, Элка вдруг поняла, что чувствует себя прекрасно! Только что гудевшие ноги слушались беспрекословно и ступали по грязной, выжженой солнцем траве совершенно бесшумно и ловко. Слух обострился так, что Ёлка прекрасно различала все, что происходило в радиусе пятидесяти метров, – и это при том, что обычно до нее было не доораться. Даже в последнее время пошаливавшее зрение вдруг стало настолько четким, что различило тень, скользнувшую по залитой палящим солнцем улице в ее сторону от ближайшего слева дома!

Ага. Можно, конечно, надеяться, что это кто-то там просто бесцельно шатается, а не по ее душу крадется. Но, елки-палки, страшно-то как! Что же делать? Делать-то что, я вас спрашиваю?

И вдруг где-то в области затылка страшно засвербило. Словно что-то живое затеребило лапками с маленькими острыми коготками. Настолько реально зашевелились волосы, что нестерпимо захотелось почесать затылок, разодрать там кожу до крови, только чтобы это все прекратилось!!!

И четкий, холодный голос прозвучал в голове: «Все плохо. Все ужасно. Ребята в беде. Надо спасать».

Вот как будто Снежная королева забралась в ее голову – и начала давать указания ледяным, безжизненным голосом. Спокойно и смертельно равнодушно.

Ёлку бросило в дрожь. Хрен его знает, что там у нее сейчас в мозгу происходит, но то, что Женька с Сашкой попали в беду, сомнений не вызывало. Непонятно откуда, неизвестно как, но она просто знала: они сейчас погибнут. Их надо спасать.

Наверное, это уже стало привычкой. Неизвестно, как люди раньше обходились без телефонов, но сейчас первое, что делает человек в критической ситуации, – это хватается за мобильник. Этот кусок пластика, напичканный микросхемами и еще какими-то непонятными штуками, спасает в минуты одиночества. Выручает в момент опасности. Помогает выжить.

И Элка, как любой нормальный современный человек, судорожно начала вытаскивать из кармана брюк совсем недавно врученный ей Шуриком телефон.

Ведь можно же куда-нибудь позвонить! Кто-то же должен прибежать и спасти ее! Ну хоть кто-нибудь!

Она держала в руке разобранный дорогущий мобильник и была готова разрыдаться от бессилия. Что делать, кому звонить – она не знала. Отцу – не выход. Сейчас как раз тот случай, когда отец просто не сможет ничего сделать. Друзьям? Куда, в Москву? Совсем бессмысленно. В милицию? Столкнулись мы уже с местными законниками, к этим совсем соваться не стоит. Так что же делать?

А в голове тихим колокольчиком звенело. Странное что-то звенело: «Родь-ка Бу-лев… Родь-ка-бу-лев, Родь-ка-бу-лев…» Эти слова, разложенные мозгом на слоги, как стихи, звенели в ушах настолько тихо, что Ёлка не сразу сообразила, о чем таком важном пыталось сказать ей подсознание. Родь-ка. Бу-лев.

Однополчанин нашего Терминатора. Высокий накачанный Родька Булев, поставщик псевдоохотничьего оружия. Он где-то рядом. В четырех часах ходу по непроходимым лесам. Неизвестно, в какой стороне. Неизвестно, как его найти. Родь-ка Бу-лев.

Господи, дай здоровья и безмерного человеческого счастья человеку, когда-то решившему выпускать дорогущие и совершенно бессмысленные в хозяйстве телефоны Vertu. Идиотские, усыпанные бриллиантами телефоны с аккуратной кнопкой слева. Вызов консьержа.

Руки дрожали так, что Ёлка только с четвертого раза смогла вставить аккумулятор в разобранный телефон, не меньше времени ушло на то, чтобы включить аппарат.

Как там Шурик говорил: ПИН-код – год ее рождения? Или число и месяц? Не, вроде все-таки год.

Пальцы ходили ходуном – Элке пришлось выдохнуть, собраться с силами, чтобы четко, стараясь не промахиваться мимо нужных клавиш, набрать заветные четыре цифры. Ну? Ну, миленький, ну? Да. Да-да-да.

А потом был еще один приятный сюрприз – телефон не просто заработал. Он поймал какую-то местную мобильную сеть.

Наверное, международные террористы не могли обойтись без связи и на свои деньги поставили сотовую вышку где-то рядом с заброшенным курдским поселением. Или операторы мобильной связи настолько широко захватили весь мир в свои цепкие лапы, что на земле не осталось ни одной точки (кроме, конечно, федеральной трассы Якутск – Алдан и Южного полюса), где не брал бы телефон. Ну, или просто Элкин ангел-хранитель замкнул в тот момент на себе какие-то провода – неважно все это! Главное, что лесенка вертикальных черточек, обозначающая уровень сигнала, была заполнена наполовину. То есть связь была! Отсюда можно было позвонить!

Дальше голова думала отдельно от Элки. Сама девушка ужасно трусила и тряслась как цуцик, а голова выдавала четкие руководства к действию. Командовала остальным организмом. Большей частью пальцем, нажимающим заветную кнопку и речевым аппаратом в целом.

– Нello! – раздалось в трубке. – Can I help you?

– Only Russian, – выдала голова.

И правильно выдала. Если бы сейчас Ёлка начала задумываться о том, как хотя бы на одном из известных ей языков, кроме родного, будет объяснять, чего ей, собственно, надо, уйдет драгоценное время. А сейчас нельзя терять ни секунды.

Прижимая аппарат к уху, Элка отползла за один из облезлых домов, за тот, который выглядел наиболее заброшенным.

– Слушаю вас! – ожил Vertu. – Чем я могу вам помочь?

– Девушка, мне срочно нужен номер мобильного телефона гражданина России, Булева Родиона. Нет, отчества не знаю. Год рождения?.. – Спокойная голова в доли секунды подсчитала, в каком году появился на свет тридцатипятилетний Шурик. А раз они с Родькой служили вместе, значит, наверняка одногодки. – Семьдесят четвертого или семьдесят пятого года он…

– Извините, но этих данных не хватает, чтобы сообщить вам требуемую информацию, – искренне расстроился в телефоне женский голос. – Могу я еще чем-нибудь вам помочь?

– Девушка. Вы знаете, с какого телефона я звоню. Если в ближайшие пять минут у меня не будет номера этого человека, я вас убью. Я знаю, что разговоры записываются. Я подам в суд, куда угодно – но если я не смогу позвонить человеку по имени Родион Булев, погибнут мои друзья. Понимаю, что все звучит как бред. Но мне срочно нужен этот номер. Пожалуйста, я вас очень прошу. У вас же есть такие базы данных! Пожалуйста… – И Элка откровенно расплакалась. Не может быть такого, чтобы сейчас, в последний момент, ей не повезло!

– Хорошо, давайте попробуем, – безразлично-вежливо прозвучало из трубки. – Вы подождете или перезвоните позже?

– Подожду, – тусклым голосом ответила уже ни на что не надеющаяся Элка.

Обидно, что везение закончилось в двух шагах от заветного спасения. Боженька, пожалуйста, не за себя же прошу…

– У вас есть куда записать номера? – прожурчал в охрененно дорогом аппарате приятный женский голос. – На самом деле нам с вами очень повезло. Мужчин с такими именем и фамилией в базе российских операторов мобильной связи всего двое. Один из них попадает в указанную вами возрастную категорию, второй…

– Девушка, миленькая, давайте телефон обоих! Но сначала того, который попадает!

– Конечно, – невидимо улыбнулась «личный консьерж» и принялась диктовать Ёлке нужные «плюс семь»…

Первый же телефон оказался тем, который был нужен. Бархатистый мужской голос после двенадцати гудков сказал «Алле!».

– Родион, меня зовут Элла, вы несколько часов назад меня на охоту с Шуриком собирали! – Торопливо, чтобы успеть сказать все до того, как парень бросит трубку, затараторила Ёлка. – Саша нас не познакомил. Родион, вы меня слышите?

– Да, Элла. – Голос вдруг из бархатного превратился в ледяной и совершенно безразличный. – Зачем вы звоните? Это частный номер. Откуда вы его знаете?

– Да не важно! Мы в нескольких часах пешего хода от вас!

– Извините, но я ничем не могу вам помочь. – И этот самый Родион собрался повесить трубку.

– Слышь, сослуживец хренов, тут Шурика убивают нах! – плюнув на конспирацию, заорала в трубку Элка.

Человек на том конце мобильной связи на несколько секунд замолчал, потом чуть менее бесстрастно, но все еще холодно попросил:

– Быстро и коротко – что случилось? Ну!

И Элка, насколько могла быстро и коротко, то есть страшно сбиваясь и заикаясь, протараторила про курдское поселение, про то, что ребят нет уже сорок минут, про то, что она чувствует, что случилась беда, и про то, что…

И накрыла ее беспросветная мгла. И умерли звуки. И не стало ничего…

…Она опять накануне покурила не то, что можно? Или вчера была какая-то вечеринка с разным спиртным? Или…

Все, больше вариантов мозг не выдает. Мозг сломался.

– Элка! Ёлочка! Ты живая? – Голос, звучащий в этой кромешной тьме, был очень родным и знакомым. – Элка! Женька, ты можешь до нее дотянуться? Пни ее что ли! Блин, ну она же дышит вроде. Элочка, миленькая, не умирай, родненькая…

Вы уже там разберитесь между собой, то ли ее пнуть надо, то ли она родненькая! Совсем оборзели. Друг друга попинайте!

Губы, которые хотели сказать эти слова, почему-то не слушались. Они ужасно пересохли, словно покрылись коростой и еле шевелились. Поэтому вместо ругательств вырвались только нескольких хриплых звуков.

– Ну, слава богу, живая! Жень, ты доползти до нее можешь?

И вернулся свет. Правда, не весь. Потому что глаза, конечно, открылись, но не полностью. И в эти узкие щелочки вдруг заглянуло родненькое, любименькое Женькино лицо. Ой, мамочки! Это что ж с ним сделалось-то?

Вообще-то, только очень близкий человек мог узнать в этой покоцанной панде симпатичную физиономию маленького телохранителя. Почему панде? Да потому, что лицо Евгения было распухшим до круглости, уши торчали в разные стороны, а вокруг глаз четко вырисовывались расплывшиеся черные круги. Да и вообще вид у него был не человеческий.

– Жень, что с тобой? – прохрипела Элка. – А Шурик где?

– Здесь я, – довольно бодро раздалось откуда-то сбоку.

Реально слыша скрип собственных шейных позвонков, Ёлка повернула голову. О, еще одна панда! Только большая. И полуголая. Если на Женьке еще оставались какие-то обрывки, имитирующие одежду, то с внешним видом Терминатора было похуже – на парне красовались обрывки брюк, а футболки не было вовсе.

– Тебе идет, – прохрипела Элка. Кстати, чем больше она пыталась говорить, тем лучше звучал ее голос. – Ты сейчас реально на Шварценеггера похож. Большой и страшный. И челюсть нижняя реально опухла.

– Умеешь ты друга в тяжелую минуту успокоить. – Сашка ухмыльнулся, но тут же застонал. Похоже, распухшая нижняя часть лица доставляла ему некоторый дискомфорт.

Сидящий на земле со связанными руками Саша даже не попытался пошевелиться. Да и не получилось бы – дело в том, что здоровой парень был намертво перевязан скотчем. Причем такое ощущение, что своим собственным – обрывком именно такой, металлического цвета липкой ленты он недавно заклеивал рот уборщику.

С Женькой дела обстояли не лучше – заведенные назад руки и лодыжки тоже были плотно перемотаны все тем же скотчем. Ну, и уж если описывать всю картину до конца, все то же самое было сотворено с Ёлкой. То есть перевязанная, как свежедобытый заяц.

Превозмогая боль, девушка принялась крутить головой, пытаясь получить хотя бы примерное представление о том, где они все в настоящее время находятся. Мда, мрачный замок…

Они лежали на полу в каком-то грязном сарае. В одной из стен этого строения было прорублено небольшое кривенькое оконце, кусочек солнышка из которого был единственным источником света в помещении. Полом служила сухая, пыльная земля. И воняло. Воняло ужасно – какими-то козлами, давно не мытыми телами, туалетом и чем-то мертвым. Смесь «ароматов» прошибала до самого мозга. Дышать было откровенно нечем.

– Блин, откуда такие запахи? – закашлялась Элка. – Тут же все стены дырявые и окно, вон, не застекленное – чего ж так воняет-то? Должно же все выветриваться!

– Там, рядом с тобой, пара дохлых крыс лежит.

Элка пронзительно взвизгнула и попыталась дернуться, но у нее ничего не получилось.

– Не ори! – тихо, но твердо попросил девушку Сашка. – Не надо лишних звуков издавать – дольше проживем. Кстати, там у тебя помимо крыс еще чьи-то кости валяются. Вот поэтому и воняет. Ох, зря ты, мать, визжала. Идут уже убивцы наши.

Сашка оказался прав. Буквально через минуту около их сарая раздались шаги, неприятная гортанная речь, и щербатая деревянная дверь распахнулась.

На пороге стоял Женька. Вернее, его силуэт – потому что лица видно не было. Солнце, светившее в спину вошедшему, четко облегало фигуру человека, как две капли воды похожего на маленького телохранителя, – такой же невысокий, подтянутый, жилистый.

Ух ты, неужели ж сам главный наркоторговец к ним в вонючий сарай пожаловал! Какие люди! Охрененная радость, угу…

– Я же говорю, что он на Жеку похож! – просипела Элка.

– Да заткнись ты уже, – обреченно ответил ей Шурик. – Нашла время трындеть.

А Женька в разговор не лез. Он валялся на пыльной земле и таращил глаза на вошедшего. А тот, похоже, точно так же разглядывал свою копию. Постоял, молча посмотрел, потом, не издав ни звука, развернулся и вышел, шумно хлябнув раздолбанной дверью. А че, собственно, заходил-то? Вообще непонятно.

– Да ни фига мы не похожи, – негромко, чтобы не спровоцировать очередной приход представителя криминальной группировки, произнес Женька. – Он же совсем ростом маленький. Я выше.

– И красивее! – так же шепотом ответила ему девушка. – Вот прямо его головой клянусь.

Соврала, конечно, но надо же было хоть как-то подбодрить товарища в трудную минуту.

– Элк, а ты зачем сюда приперлась? Тебе что казали делать? Сидеть и ждать! А ты чего?

– А я за вас переживала, – честно призналась Ёлка. – Мне чего-то вдруг так страшно стало, аж жуть.

Телохранители вздохнули. Вот ведь послал же им Бог дурочку.

– Эл, ты вообще представляешь, что с нами будет? – тоскливо простонал Шурик.

– Ну, примерно представляю. Нас тут всех вместе поубивают, и будем мы лежать в чужой земле вповалку. Примерно так. Меня вот сейчас другой вопрос намного больше волнует…

Мужики напряглись. Зная Ёлку не первый день, они примерно могли предположить, что сейчас занимает сознание этой милой барышни. Ну, например, это могут быть рассуждения о вселенской несправедливости (Ну почему я? Почему это не какой-нибудь негодяй, который в отличие от меня заслужил мучительную смерть?) или же расчеты вероятности прилета инопланетян для их внезапного чудесного спасения. Короче, какая-нибудь хрень, которой она сейчас начнет всем вокруг мозги полоскать. И ведь придется же эту ахинею слушать – сбежать-то ведь нет никакой возможности! Руки-ноги связаны!

– Я так же ужасно выгляжу, как вы, да, мальчики? У меня тоже оба глаза подбиты?

Мужики переглянулись. Потом вместе уставились на Ёлку. Подумали и помотали головой:

– Нет, у тебя лицо целое. У тебя справа шишка на голове огромная, похоже, тебя туда ударили. Тебя вообще как схватили? – заинтересованно прошептал Женька.

– Понятия не имею. Я по телефону говорила, а потом все выключилось! – попыталась пожать плечами связанная девица.

– Значит, ты от этого удара вырубилась. Отсюда и шишка. А мы с Шуриком на засаду нарвались, нас по мордам били, поэтому у нас морды и заплывшие. Так что на фоне нас ты – фея прекрасная, не переживай!

Элка удовлетворенно кивнула головой, мол, ну и хорошо, что без синяков. А шишка – не страшно. Это можно будет под прической спрятать.

Успокоившись насчет своего внешнего вида, Ёлка на какое-то время затихла. Говорить вроде было не о чем, да и страшно это – сейчас разговаривать. Издашь звук чуть громче, чем в плену полагается, – опять этот хмырь придет. Кто его знает, когда у него нервы сдадут и он ножиком махать примется? Бандитская душа – вещь малоизученная. Поэтому с трындежом пока лучше потерпеть.

Мужики тоже молчали. О чем они думали? Скорее всего о том, как отсюда выбраться…

Слишком долго помолчать не удалось. Грохнула расхлябанная дверь, и на пороге возникли силуэты двух людей. Когда эти двое вошли в сарай и солнце перестало бить им в спину, оказалось, что это вооруженные смуглые мужчины с крючковатыми носами и черными недлинными бородами. На груди у каждого висело по автомату. Гортанно рявкнув что-то невнятное, один из них взмахнул оружием. Что он этим хотел сказать, непонятно. Если таким образом он намекал на то, чтобы пленники встали, то это он зря старался. Потому как в наглухо связанном состоянии ни один из трех русских не мог даже пошевелиться.

Похоже, второй из бандитов был поумнее. Он подошел сначала к Элке, присел чуть поодаль от нее, чиркнул ножом по скотчу на ногах – и тут же отскочил. Девушка поняла, что это он так от возможного удара ногами увернулся. Что в принципе грамотно. Если бы ее конечности не затекли до состояния полена, она бы обязательно попыталась звездануть бородатого ногой.

Следующим был Женька. Этому ноги освобождали уже под дулом автомата второго бородача. Как только преступники поняли, что этот невысокий парень может шевелиться, Жеку отогнали в угол, к Элке.

Тот, который потупее, направил на парочку оружие и жестом показал, чтобы пленники не шевелились. Второй в это время, не спуская пальца с курка и держа нож в вытянутой руке, освободил ноги Шурика – и тут же отскочил.

Сашка поднялся на ноги. Не дожидаясь особого приглашения, шагнул в сторону друзей. Бородач кивнул, мол, все правильно делаешь. И, приставив дуло к спине Терминатора, осторожно подтолкнул того к выходу. Второй мужик проделал ту же процедуру с Женькой.

Ребят, как баранов, вытолкали на улицу. Впереди шел Саша, следом за ним, шаг в шаг, переставлял затекшие ноги Женька, а следом, подталкиваемая в спину, скакала Ёлка. Цыгане шумною толпою…

Интересно, это их уже расстреливать ведут?

Глава 42

Вечерело. Это ж надо, меньше суток назад они сидели на кухне дорогой, ухоженной виллы, орали на провинившегося Стива и чувствовали себя в полной безопасности. А сейчас вот идут гуськом по грязному аулу и какие-то дикие люди держат их под прицелом. Невероятные коллизии порой случаются. Словно прочитав Ёлкины мысли про повара, Женька тихонечко вздохнул:

– Эх, а жрать-то как хочется…

И тут же получил удар в спину. Споткнулся, чуть не упал, но сумел устоять на ногах. Странно, но он даже не огрызнулся! Что-то это на нашего Женечку не похоже, особенно на голодного.

Процессия шла недолго. Перед третьим домом стражники что-то прокаркали, один из них забежал левее, поворачивая Сашку в нужную сторону – ко входу в одну из здешних развалюх.

Похоже, это был штаб. В этом доме имелась некая мебель – стол и несколько странного вида стульев, стояло какое-то подобие кушетки и на полу были постелены домашние плетеные коврики. Да и сам пол присутствовал – некрашеные доски. За столом сидел человек, похожий на Женьку. Судя по тому, что трое остальных присутствующих в комнате людей скромно ютились на топчане, главным был здесь был именно он, тот самый тип. Вошедшие за ребятами охранники разделились – один остался стоять позади пленников, а второй пристроился рядом с главарем, чуть сзади и правее. Ствол автомата он направил в сторону русских.

Главный помолчал, разглядывая пленников, потом поинтересовался:

– Do you speak English?

Сашка кивнул. Элка с Женькой не шелохнулись.

– Кто вы? – на ужасном английском спросил Терминатора человек за столом.

– We need girl, – как можно понятней для дикого курдского преступника изложил цель своего визита Сашка.

Дикий курд не понял. Похоже, кроме классического «ду ю спик инглиш», он, как эстонский пограничник, из иностранных языков ничего не знал. Шурик призадумался. Поднял глаза к темному потолку. И, решив не умничать, произнес, на его взгляд, нужные слова.

– Маша, – сказал он, глядя в глаза наркодилеру. И не сдержался, добавил киношное: – Рашен проститьюшен.

А Элка вдруг зачем-то жалобно добавила протяжное «Пли-и-и-из». Судя по реакции находившихся в комнате людей, сказано было что-то не то.

Главный курд поменялся в лице – маска равнодушия слетела с его лица, желваки заиграли, а чернющие брови яростно сошлись в одну линию. Народ, ютившийся на топчане, вдруг ожил, зашумел, засуетился – словом, публика ожила.

Главный закричал – резко, гортанно. Что именно он говорил, ребята, естественно, не поняли, но от этих каркающих звуков всем стало не по себе, аж мороз по коже побежал! А главный все не успокаивался. Элке стало казаться, что он специально сам себя заводит этим страшным ором. Он вскочил из-за стола, начал бегать по комнате, размахивая руками.

Хлопцы на топчане попритихли, испуганно пялились на бушующего главаря. Да что там забитые горные жители – даже суровый немаленький Шурик словно сжался…

И только маленький Женька не сводил горящих глаз с бегающего по комнате курда. То, что он наблюдал, ему явно не нравилось.

– И вы утверждаете, что я похож на это чучело? – презрительно молвил он и пренебрежительно сплюнул на пол. Прямо на плетеный половичок.

Циничный голос пленника подействовал на бушующего курда словно ведро ледяной воды – он замер, пощелкал челюстью, как сломанный капкан, и вдруг зашипел. Брызгая слюной, зашипел в лицо связанному Женьке.

– Нах пошел, – спокойно молвил ему маленький телохранитель. И опять презрительно плюнул на пол, под ноги истерично закипающему наркоторговцу.

И тут же упал, снесенный с ног быстрым ударом под дых.

– Вот сука! – заорала взбешенная Ёлка. – Ты чего делаешь, урод! Женька, Женя, Женечка, как ты? Женька!

Ее сбила с ног мощная пощечина, словной волной снесло. Сашку уронили и начали пинать повскакивавшие с топчана курды. По некрашеным половицам веером полетели кровавые брызги.

Последнее, что видела Ёлка, была черная кожаная кроссовка, летящая ей в живот. Сознание не захотело терпеть эту страшную боль. Девушка отключилась.

Да что ж это за день-то такой! Второй раз за пару часов Элка приходила в себя после болевого шока. Сдохнуть, что ли? Тогда не больно будет.

– Элла…

Ну вот, дожили, голоса ангелов мерещиться начали. В науке это называется «слуховые галлюцинации». Насколько успела зафиксировать происходящее память, в последний раз Элка вырубилась в глухой курдской деревне, в окружении бородатых вонючих мужиков. Так что, по идее, взяться здесь мелодичному женскому голосу просто неоткуда. Так что делаем вывод: глюки.

Ну, или плохой вариант – она умерла и с ней разговаривают ангелы. Честно говоря, расклад с галлюцинациями как-то приятней. Он хоть перспективы имеет – «и тебя вылечат, и меня вылечат». Главное, что живая.

– Эл, ты живая? – настойчивый шепот. Опять все тот же приятный женский голос.

Ну, раз спрашивает, значит, не ангел. Эти ребята обычно наверняка знают, жив человек или уже совсем наоборот. Уже хорошо.

– Эллочка… – Голос совсем погрустнел.

Хотелось того или нет, а глаза открывать было надо – в конце концов, интересно же, кто тут так нежно щебечет?

Дело в том, что до сегодняшнего дня за всю предыдущую жизнь Ёлку никто не бил. Никогда. Вот как-то все повода у окружающих не было. И поэтому нынешние ощущения были для избитого организма непривычными. Вот и движения век для гудящего от боли лица стало настоящим испытанием. Элка осторожно приоткрыла левый глаз – ой как больно-то. Угу, пока ничего интересного в поле зрения не попало. Жаль. Значит, придется издеваться над собой еще раз – попытаться открыть правый орган зрения.

С трудом, но глаз открылся. Изображение было очень нечетким, расплывалось и подрагивало. Девушка напряглась и попыталась сосредоточится. Когда зрение сфокусировалось на центральном светлом пятне, оказалось, что прямо над Элкой нависает бледное, без единого грамма косметики, но тем не менее все такое же красивое лицо столь давно разыскиваемой Машки!

– А… ш… а… – счастливо улыбаясь, выдохнула Ёлка.

– Ты меня узнала? Подожди, я сейчас тебе водички дам… Подожди, Эллочка!

Ёлкина голова, придерживаемая Машкиной рукой, приподнялась, и в пересохшие губы потекла живительная струйка холодной воды. Сначала девушка чуть не захлебнулась – казалось, горло навсегда потеряло способность глотать, но постепенно влага заполнила рот, оживила пересохшую смертельную пустыню.

– Машка… Ты живая… – совершенно умиротворенно прошептала Элка.

– Элла… Ты живая… – готовая разрыдаться от счастья, тихонечко хлюпнула носом Машка. – Эллочка, забери меня отсюда, а? Пожалуйста.

«Маша, ты дура!» – вот что хотелось сказать этой непроходимой блондинке.

– Маш, я лежу связанная, а ты нет. Кто кого должен отсюда забирать? – более корректно выразила свою мысль Ёлка.

– Ой, ты хочешь, чтобы я тебя развязала? – Машенька округлила голубые глазищи и взмахнула руками. – А что же ты сразу не сказала! Я бы с собой нож принесла!

Господи, и вот ради этой дуры Ёлка через полконтинента летела, кучу денег куче народу заплатила, головой своей умной рисковала? Да что ж это такое!

– Маша, во-первых, я не могла попросить тебя принести нож, потому что не знала, что ты придешь. Во-вторых, могла бы и сама догадаться, что лежать тут связанной мне не очень удобно. А в-третьих, ты-то почему тут?

– Да я по этой деревне иногда гуляю. Охрана знает, что мне отсюда не убежать никуда. А я смотрю: паника какая-то поднялась, эти чурки забегали, на меня внимания никто не обращает. Вот я и пошла посмотреть, чего тут происходит, – и тебя нашла. Я сейчас за ножиком сбегаю! – подорвалась было красотка, но довольно резкий Ёлкин окрик заставил ее замереть на месте.

Вот ведь головы у человека нету! Ну куда она бежать собралась? По военному селению в поисках ножика метаться? Слов нет.

– Нет, Маш, не надо никуда бегать, – стараясь сдержаться и не перейти на крик, попыталась вразумить красотку Ёлка. – Ты лучше попробуй ногтями кончик скотча зацепить и размотать. Ага? Ма-а-аша! Сначала на руках! Ноги я сама себе освобожу.

Слава Богу! Сосредоточенно выслушав инструкции, Машка, беспрестанно жалуясь на несвежий маникюр, с семнадцатого раза подхватила замурзанный скотчевый хвост.

– А куда тянуть? Направо или налево? – Маша решила не проявлять инициативу и для начала посоветоваться со старшим товарищем.

– Тяни туда, куда будет разматываться, – Ёлка старалась быть предельно лаконичной и объяснять доходчиво.

– Понятно! – И раздался мерзкий звук разматываемого скотча.

Машка справилась с задачей довольно быстро – наверное, потому что инструктаж был проведен грамотно. Буквально через пару минут Ёлка уже растирала напрочь затекшие кисти рук.

– Спасибо тебе, добрая девушка, – прошептала она и деревянными пальцами принялась разматывать путы на ногах.

Наверное, Ёлке очень хотелось вырваться на свободу – в быту не поддающийся ни разрыванию, ни разматыванию плотный скотч просто расползался под дрожащими пальцами.

– Маш, а ты тут вообще чего делаешь? – все так же шепотом спросила Элка.

– Я тут живу, – грустно ответило бестолковое создание.

Фу-у! Вот она – свобода! И, как следствие, вероятность пожить еще какое-то время.

– Поподробней, Машуля! Как ты сюда попала, чем именно тут занимаешься и как отсюда можно сбежать? Отвечать четко, лаконично, но не упуская подробностей.

Манечка сосредоточилась, глубоко вздохнула и начала свое повествование:

– Я приехала в Турцию работать моделью. Но меня обманули, забрали документы и увезли в публичный дом. Там я много плакала, меня за это били. А потом приехал Джан, увидел меня, я ему понравилась, он привез меня сюда, и я живу в его доме. Но мне очень страшно, Эллочка, мне тут очень плохо! Он делает со мной ужасные вещи. Эллочка, пожалуйста, помоги мне, я умру скоро. Он бьет меня. Его шакалы постоянно подбираются, я очень боюсь, что они на меня всей сворой налетят. Забери меня отсюда. – Девушка не смогла сдержать слезы и заревела, как маленький ребенок. Только тихо-тихо, почти беззвучно.

И вот в этот момент Элка поняла, что все эти мучения, все, через что она прошла за эти несколько дней, – затекшие руки, разбитое лицо, это все не напрасно. Вытаскивать надо отсюда девку. Синяки заживут, плохое подзабудется – главное, что все будут жить. Дома, среди нормальных людей, обычной жизнью обычных людей. Главное, жить.

– Машенька, не плачь. Конечно, мы отсюда выберемся. Я же сюда специально за тобой приехала. Мы сейчас моих телохранителей спасем и быстренько отсюда сбежим. Ты только не плачь, осталось совсем-совсем немножко потерпеть. Все, не плачь, этот ужас почти закончился…

– Телохранители – это двое мужчин, да? Один такой очень красивый и высокий, а второй такой очень ужасный? – захлопала мокрыми ресницами Машенька. – Я знаю, где они. Если ты хочешь их тоже спасать, то надо быстренько идти, их сейчас убивать будут…

Сидевшая на корточках Элка подскочила и заметалась по убогому помещению:

– Как убивать? Где они? Быстрее пошли, Маша, бегом!

– А может, без них? Пока чурбаны с ними возиться будут, мы сбежим незаметно! – Судя по расстроенному личику, Маша очень не хотела спешить на помощь пострадавшим за ее свободу телохранителям.

– Мы без них никогда отсюда не выберемся! Живо веди меня к ним, а то я тебя саму тут брошу! – Элка откровенно разозлилась.

Машку можно было понять: для нее каждая минута в этом аду годом кажется, но нельзя же быть такой тварью неблагодарной! Мужики из-за этой балбесины жизнями рискуют, а она, видите ли, «может, без них». Как только появится свободное время, надо будет обязательно ей мозги вправить! Но сейчас этим заниматься некогда – надо мальчиков спасать. Бегом спасать!

– Где они? – подкрадываясь к двери, тихонько спросила она у Машки. – Меня охраняют?

– Кто где? – не поняла вопроса красотка.

– Блин, как в анекдоте. Короче, мужчины мои где? Те, которые высокий-красивый, а с ним маленький-страшный. Кстати, а почему ты его страшным называешь? Он ничего такой, милый даже. Его, между прочим, из-за тебя чуть не зарезали!