Текст книги "Фонтан бабочек"

Одна на планете Земля

День обещал быть жарким, всем хотелось побыстрее покончить с завтраком и поехать на пляж купаться. Варя, намазав кашу вареньем, немного подумала и перемешала всё, решив, что таким образом варенье окажется в каждой ложке каши. Стеша сидела над своей тарелкой в задумчивости, кашу ей есть совсем не хотелось. Она так надеялась на блинчики с шоколадом, но блинчиков никто печь не согласился. Стешины мысли витали где-то далеко-далеко, и она непонимающе посмотрела на отца, когда тот вдруг громко её окликнул:

– Стеша, ешь! Не съешь – на пляж не поедешь!

– А мне сегодня сон приснился, – откликнулась она, ни к кому не обращаясь.

– Какой ещё сон? – поинтересовался дедушка. Он почему-то был убеждён, что всё, что дети видят во сне, является откровением, а откровение, пусть даже и не твоё, очень интересно.

– О том, как я осталась совсем одна, – грустно произнесла Стеша.

– Это как же может быть? – удивился папа, подобного рода настроения у детей ему не нравились.

– Ну я была в школе, а там никого не было, – стала рассказывать Стеша, почувствовав интерес к себе, это породило в ней надежду, что кашу есть не придётся. – Я посидела чуть-чуть в классе, порисовала на доске. Никто не пришёл. Мне стало скучно, и я выглянула в коридор, думала, там кто-то будет, но он тоже был пустой, ни одного человека даже в столовой!

Лицо у Стеши было серьёзным и отчасти отстранённым, как у человека, заглядывающего внутрь себя, точно в пропасть, хотя она и сидела у обеденного стола перед тарелкой остывшей геркулесовой каши.

– Я поднялась по лестнице на другой этаж, но и там было пусто, – Стеша нагнетала атмосферу таинственности не хуже заправского романиста.

– А ты не побоялась?

Варя слушала сестру заворожённо, даже немного поёживаясь, не забывая время от времени черпать из тарелки кашу.

– Нет, я ничего не боялась, – гордо заявила Стеша, ощутив себя в центре внимания.

– В школе даже охранника не было, дверь была открыта, и я вышла во двор, двор был пуст.

Стеша помолчала, чтобы все присутствующие почувствовали драматизм ситуации, и произнесла самое главное:

– По улицам не ездили машины, людей нигде не было видно. Я была одна, одна на целой планете, – трагически подытожила она.

Варе, судя по всему, рассказ не слишком нравился, невесёлый, да и почему только о Стеше, это неправильно, она, Варя тоже, наверное, видит сны, только не помнит.

– Что ж, никого-никого не было, совсем-совсем? – спросила она недоверчиво.

– Была ворона, – многозначительно произнесла старшая сестра. – Но когда я к ней побежала, та улетела.

– И что же ты стала делать?

Варе было нужно действие, философский подтекст сна её не слишком интересовал, да и вообще в мультфильмах всегда действие, иначе зачем они нужны. А сон – это тоже вроде мультфильма.

– Я пошла по улице и увидела ларёк, где продают сахарную вату…

– Это тот, который в парке, что ли? – уточнила младшая сестра, стараясь поставить фантазии старшей на почву реальности.

– Не знаю, может быть, и тот, главное, что продавца там не было.

– А вата? – Варю сбить было трудно.

– Вата была, и я взяла её и ела, ела, пока пить не захотелось.

Стеша показала, как она вгрызалась в сахарную вату, получилось очень натуралистично. Тарелка каши продолжала стоять перед ней нетронутой.

– А что потом?

Варе больше не хотелось слышать о вате, которой её не угостили.

– Потом я увидела кондитерский магазин, и там было много-много конфет…

– Ты их что, тоже съела? – обиженно спросила младшая, такого она от сестры не ожидала.

– Ну-у-у… – протянула Стеша, понимая, что акцентироваться на конфетах не стоит, – я их только попробовала.

– А фантики куда дела? – по-воспитательски строго спросила Варя.

Стеша пожала плечами, вот фантики интересовали её меньше всего.

– Забыла? – переспросила не на шутку разобиженная младшая сестра. – А я знаю!

Она подошла к тумбочке, стоящей возле дивана, и открыла нижний ящик, куда обычно никто не заглядывал. В ящике валялись разноцветные конфетные бумажки.

– Так, – сказала мама, – теперь ясно, куда конфеты из буфета деваются.

– Это не я, мне те конфеты приснились, – запротестовала Стеша.

– Ну конечно, приснились, – согласился папа, – а фантики ты на всякий случай из сна прихватила, так сказать, чтобы не быть голословной.

– Ну если сладкое ты уже получила, пусть и во сне, то теперь конфету получит Варя – за то, что кашу съела, а ты сиди и ешь, у тебя вон тарелка ещё не тронута.

Стеша с обидой посмотрела на остывшую кашу, словно та могла быть виновата в её неудаче, потом перевела взгляд на дедушку, ища поддержки.

– А что ты ещё во сне видела, было что-то необычное? – поинтересовался он, наливая себе чай в чашку и не собираясь никуда торопиться.

– Ни-че-го, – всхлипнула Стеша, и две большие слезинки скатились в тарелку с кашей.

Вглубь холма, или Кем оказался великан

Лес казался одновременно и знакомым, и чужим. Знакомым – потому что девочки не раз там бывали вместе с родителями, только тогда он был радостным и светлым. Обычно они ходили вдоль опушки, искали грибы или собирали землянику. Опушка была солнечной, там пели птицы, солнечные лучи скользили по деревьям, падали на лицо, и всё казалось таким узнаваемым, привычным, вечным. Теперь, когда они оказались в лесу одни, он переменился, в нём появилась пугающая и вместе с тем притягательная сказочность. Из высокой осоки выглядывали седые головки одуванчиков, точно лесной народец следил за ними, резко и тревожно куковала кукушка, поскрипывали от ветра верхушки деревьев, пытаясь закрыть от детей солнце. От этих непривычных звуков становилось не по себе, казалось, что за ними кто-то подсматривает, прячась за стволами деревьев или за кустарником. К тому же девочки сбились с тропинки и, хотя совсем недалеко отошли от дома, никак не могли узнать место. Они никогда раньше не видели этого высокого холма, перед которым теперь остановились, раздумывая, пойти ли им обратно или попробовать его обойти.

– Откуда он только взялся, этот холм? – недоумевала Варя.

Она уже устала ходить по лесу и вот-вот готова была заплакать. Слёзы всегда помогают, это она знала по опыту.

– Это не холм, ну… не совсем холм, – заявила Стеша, ей и самой было страшновато, но она была старшей и поэтому храбрилась.

– Как это не совсем? А что тогда?

Варя попыталась сесть на пень, но вовремя заметила, что тот порос меленькими рыжими грибочками, о которые она могла испачкать платье, а платье девочке очень нравилось – розовое и с оборочкой внизу.

– Спящий великан! – выпалила Стеша первое, что ей пришло в голову, сама, впрочем, не зная почему, может быть – потому, что не так давно ей читали книжку про великана.

– Великан? – переспросила Варя, не решив ещё, стоит ли ей рассмеяться или испугаться, но, подумав, она подошла к вопросу вполне рационально. – Там же кусты растут и камни вон везде…

– Он окаменел!

Стешина фантазия, получив первый импульс, принялась бешено работать, и её ничто уже не могло смутить.

– Великан ходил по лесу, устал, лёг отдохнуть под деревом, уснул и окаменел, – произнесла она уверенным тоном, не терпящим возражения.

– Мы тоже окаменеем, когда устанем? – неожиданно всхлипнула младшая сестра, вероятно, представив себе два небольших каменистых холмика среди разросшихся папоротников, точь-в-точь как две могилки, которые она видела на сельском кладбище возле церкви. Ей стало себя ужасно жалко.

Стеше такое предположение в голову не приходило, но она тоже поёжилась, окаменеть ей совсем не хотелось, даже за компанию.

В лесу стало вдруг сумрачно и неуютно – большая дождевая туча наползла брюхом на верхушки деревьев и улеглась там, собираясь, вероятно, всплакнуть. Первые тяжёлые капли дождя, плюхнувшись на широкие листья лопуха, брызнули в разные стороны и тут же застучали по кронам деревьев, предупреждая всех, что они не шутят. Неожиданный порыв ветра пригнул разросшийся возле холма кустарник, и там обнаружилась небольшая пещерка.

«Соседские мальчишки играли здесь в казаков-разбойников», – решила Стеша и, потянув сестру за руку, юркнула в пещерку как раз в тот момент, когда дождь пошёл в полную силу. В пещере было сухо и даже не очень темно. Осмотревшись, Стеша заметила коридор и со свойственным всем маленьким девочкам любопытством решила проверить, что там такое, – не зря же появилась эта пещера. Варя пошла за сестрой, хотя уходить от входа ей совсем не хотелось, но оставаться одной было ещё страшнее.

– Это не просто пещера, – продолжала фантазировать Стеша, двигаясь вперёд. Фантазируя, она не так боялась, ведь каждый знает: когда придумываешь, пугаться нет времени, да и непонятно, чего пугаться, выдуманное оно или нет.

– Это… – девочка задумалась, с чем бы можно было сравнить пещеру, но тут у неё зачесалось ухо, она потянулась к нему, чтобы почесать, в этот момент её осенило. – Это большое великанье ухо, которое он приложил к земле, чтобы всё слышать, пока спит.

– Он что, нас слышит?

Варя побледнела, она никогда не могла разобрать, когда её сестра выдумывает, а когда говорит правду: и то и другое Стеша делала совершенно искренне, ничуть в том не сомневаясь. Впрочем, спроси её – она и сама бы не знала.

– Конечно слышит. Вот если я тебе в ухо крикну, ты же услышишь?

– Не надо мне в ухо кричать, барабанные перепонки могут лопнуть, мне мама говорила, – запротестовала Варя, видя, что сестра подалась вперёд, чтобы произвести небольшой и чисто научный опыт с её ухом. Но тут Стеша замерла, её посетила новая и совершенно неожиданная мысль, которая сама и без всякого приглашения пришла ей в голову.

– Раз барабанные перепонки есть у нас, значит, они должны быть и у великана, – рассуждала девочка, она очень гордилась своей способностью логически рассуждать – по логике за 2-й класс у неё была пятёрка.

– Давай их найдём! – предложила она сестре, справедливо предполагая, что той такое предложение может не понравиться. И действительно, на лице Вари большими буквами было написано: «Ну уж нет, никуда я не пойду». По крайней мере Стеше удалось это прочитать. Хотя, впрочем, читала она довольно хорошо, и не только книжки-малышки, но уже начала читать толстую книгу о приключениях одной десятилетней девочки. Самой ей, правда, ещё только восемь, но приключения – это же так интересно! Приключения Стеше нравились, особенно если они были безопасными.

– У великана барабанные перепонки – это такие большие барабаны, – продолжила фантазировать девочка и задумалась: можно ли будет по ним ударить, ну хоть разок, и не вскочит ли при этом великан – это ж какой звон пойдёт! В том, что великан есть, она уже на сомневалась.

– Какие такие барабаны? – неожиданно заинтересовалась Варя, забыв ненадолго о своих опасениях. – Как те, что мы в музее видели? Нам ещё дали по ним постучать, такие, что ли?

Сестра кивнула.

– Ладно, тогда пойдём, – согласилась младшая, барабаны ей нравились и всякие там пёрышки и бусинки, которыми те украшали, тоже.

Сёстры обогнули небольшой выступ и упёрлись в стену – пещерка оказалась совсем маленькой. В углу, где сквозь землю прошли корни, белел какой-то шар и слышалось неприятное гудение. Гудение становилось громче.

– Осы… Бежим! – скомандовала Стеша, немедленно оценив реальную опасность. Такой шар она уже видела на чердаке, но тогда рядом был папа – и то было страшно.

Девочки выскочили из пещерки, точно пули из ружейного дула. Не сбавляя темпа, они добежали до опушки, откуда рукой подать было и до их дома. Только здесь они решили остановиться и перевести дух.

– Это всё ты, – теперь Варя могла себе позволить повозмущаться, дом был виден за деревьями. – Спящий великан, барабанные перепонки с барабанами, постучим, ты что, не понимаешь, нас покусать могли!

– Но не покусали же, – резонно заметила Стеша, уже отдышавшись и обретя своё обычное состояние. – Зато попутешествовали!

Она повернулась и как ни в чём не бывало пошла в сторону дома, но через пару шагов вдруг остановилась, внимательно приглядываясь к большому дуплу в старом кряжистом дубе.

– Любопытно, кто там живет. Может быть…

– Нет! – Варя решительно замотала головой, чтобы Стеша даже и не думала, что она полезет за ней в дупло, по крайней мере не сегодня.

Стеша, поняв, что спорить бесполезно, незаметно надломила веточку на молодой рябинке, росшей возле самой тропинки. Она видела, как это делают грибники, помечая грибное место, и, тряхнув рыжим хвостиком, точь-в-точь как маленькая лисичка, заспешила к дому, довольная всем, что с ней сегодня случилось.

Поцелуй лошади

Утро было замечательное – тихое, прозрачное, обещающее стать чудесным июльским днём. Сад, ещё не потревоженный посторонними звуками, казалось, прислушивался к самому себе, старался уловить перемены, произошедшие в нём за ночь. Я собирала траву для утреннего чая, любуясь крупными выпуклыми росинками на листьях мяты, раздумывая, не слизнуть ли их – уж очень они казались сейчас чистыми и холодными.

– Бабушка, бабушка, где ты? – голос Стеши, как всегда переполненный самыми разными эмоциями, звучал приглушённо. Заметив меня, она выдохнула: – Меня лошадь поцеловала!

– Какая лошадь, где? – удивилась я, оглядываясь вокруг и понимая, что никакой лошади в нашем саду нет, да и откуда ей взяться.

– Ну как где?! – возмутилась Стеша моему непониманию. – Во сне, конечно! Представляешь, подошла сзади и стала губами мои волосы ерошить и ушко пощипывать! А губы у неё такие тёплые, нежные, щекотно ужасно. – А тебя лошадь поцеловала? – спросила она неожиданно.

– Как же она меня поцелует, лошадь же в твоём сне была, – ответила я с некоторым сожалением.

– Ну она же лошадь, может из сна в сон скакать. Ты просто, наверно, забыла, ну вспомни, вспомни, – теребила меня Стеша. – Лошадь была большая, коричневая, и морда у неё тоже большая, она ещё губы так смешно вытягивала.

Я представила себе лошадиную морду, тянущую ко мне мягкие розоватые губы, и почти ощутила их ласковое прикосновение и дыхание у себя на плече.

– Ну вот, я же говорила, что она к тебе тоже придёт, она же добрая, – тараторил ребёнок, тыча пальцем куда-то мне за спину.

Я обернулась. Сзади меня на поляне стояла большая гнедая лошадь и, как мне показалось, улыбалась. Потом потянулась и потёрлась мордой о моё плечо, щекоча волосками и пофыркивая, точно чего-то прося.

– Не может быть! Лошадь? У нас на участке? Откуда?

И всё же мне вдруг стало радостно и легко, как в детстве, когда всё кажется возможным. Я протянула руку и погладила её морду, та позволила, прядя ушами, то ли от удовольствия, то ли ещё не решив, как реагировать на мою бесцеремонность. Взгляд лошадиных глаз был тихий и печальный.

«Так смотрит луна в окно, достигая своего полнолуния», – почему-то подумала я.

В воздухе, где-то возле самого моего лица пронзительно зазвенел комар, я замахала на него руками и проснулась.

В комнате было темно, сквозь неплотно зашторенное окно из сада тихо и доверчиво заглядывала луна. «Точно лошадь», – пришло в голову неожиданное сравнение.

Утром я спустилась в сад собрать для чая мяты, мне нравится крепкий чёрный чай с мятой, а если пить его в садовой беседке, да из самовара, то большего наслаждения и придумать трудно.

– Бабушка, бабушка, – услышала я взволнованный Стешин голос, она в пижаме выскочила в сад, разыскивая меня.

– Что случилось? – подалась я ей навстречу.

– Меня лошадь поцеловала! – восторженно выкрикнула девочка, оповещая весь мир об этом несказанном чуде.

– Лошадь? Какая лошадь?!

– Лошадь во сне, большая, с тёплыми мягкими губами, вот сюда, – и Стеша указала себе на макушку.

Я погладила ребёнка по голове, не зная, что на это ей сказать, и вдруг ощутила под своими пальцами влажные, немного спутанные ото сна детские волосы, словно кто-то нежно лизнул их.

– Лошадь? А может быть, и правда лошадь, почему бы и нет?!

Калорийка

Эта булочная притягивала к себе не только детвору, которая её обожала за вкусный запах ванили, но и людей постарше. И расположена она была удачно: не надо было заходить в магазин, толкаться в духоте, пробиваясь к хлебному отделу. Открыл с улицы дверь – и вот перед тобой всё что хочешь: батоны, ситный, ржаной орловский, калачи и в первом ряду выпечка – булочки, рогалики, бублики.

Есть в хлебном запахе какая-то магия, оттого он так притягателен, мимо никто не проходит. Вот мать семейства заскочила в булочную, купила багет и тут же отломила детям. Самый маленький в коляске и то ручки к хлебу тянет, просит.

Студенты купили батон, да тут же разломили – такой дух от него на морозе, что до дома теперь не донесут, хрустят румяной корочкой, смеются. Старушка на них засмотрелась, тоже отщипнула от своего пожевать, оно вон как вкусно, не то, что дома.

Лёнька эту булочную знал, они туда с мамой всегда заходили, и нет-нет да перепадала ему и булочка, он любил с изюмом. Сдобное тесто можно было отрывать губами, оно так нежно слоилось, а потому он сначала обгрызал румяную корочку, а потом не спеша – мякоть, пока мама тащила его за собой за руку. Когда он подрос и пошёл в школу, в булочную заходил редко, но всякий раз, проходя мимо, вспоминал нежный вкус сдобы и скорей бежал домой обедать.

Лёнька учился во 2-м классе, когда ему вдруг ужасно понравилась Ниночка – девочка, с которой его посадили за одну парту. К тому же они жили в одном доме и всю дорогу от школы до дома могли идти вместе, обмениваясь последними новостями и просто болтая. Ниночка пересказывала ему все девчачьи новости, забавно вздрагивая тоненькими косичками и округляя и без того круглые голубые глаза, а Лёнька, который уже хорошо читал и даже выписывал детский журнал, рассказывал ей что-нибудь забавное, вплетая в сюжетную линию рассказа и самого себя, для большей достоверности. Видя восторженные доверчивые глаза Ниночки, Лёнька чувствовал себя героем, и это ощущение так пьянило его мальчишеское тщеславие, что он был готов для неё на любые подвиги, только бы она вот так на него смотрела.

Близилась весна, морозный воздух звенел от переклички синиц, сновавших туда-сюда в поисках пропитания и прошивавших его синеву насквозь своим «чивик-чивик». Солнце грело заметно сильнее, и совсем не хотелось домой.

– Ой как пахнет!

Ниночка аж приостановилась, вдыхая сладковатый запах свежей сдобы из булочной, мимо которой они шли.

– Булочками пахнет, – пояснила она на всякий случай.

– С изюмом, – согласился Лёнька, глотая слюну, тут же наполнившую его рот снова.

– Вот бы сюда сейчас одну, – мечтательно произнесла девочка, грустно глядя на плотно прикрытую дверь булочной, точно гипнотизируя ту своими большими голубыми глазами.

– Я щас, – Лёнька метнулся к булочной, потом вернулся, сунул портфель Ниночке, – подержи.

Он и сам не понял, как вдруг оказался в булочной, денег у него не было, это он точно знал, но желание доставить Ниночке удовольствие, увидеть её восторженный удивлённый взгляд, обращённый к нему, было сильнее всяких разумных доводов.

В булочной были люди, продавщица тётя Лена разговаривала с кем-то из покупателей и не обратила внимания на Лёньку. Мальчик незаметно пристроился в конец небольшой очереди, разглядывая хлебные корзины, доверху наполненные батонами, караваями и булочками. Улучив момент, когда на него никто не смотрел, Лёнька схватил булочку и выскочил на улицу.

– Вот сорванец, – услышал он в закрывающуюся дверь, – булку, кажись, стащил!

Ниночка уже отошла на некоторое расстояние и теперь стояла возле скамейки, положив на неё оба портфеля.

– Вот, на, – запыхавшийся Лёнька сунул ей ещё тёплую, румяную булку, – как ты любишь.

– С изюмом! – радостно вскрикнула Ниночка, принимая ароматный дар, но тут же добавила: – Только давай я кусочек – и ты кусочек.

Ниночкины глаза сияли восторгом, и Лёнька забыл обо всём.

Они шли по тротуару, аккуратно с двух сторон отщипывая по кусочку от булки. Поглощённые этим своим занятием дети не заметили, как их нагнала продавщица.

– Ну что, съели? – спросила она строгим голосом.

– Нет, – Ниночка обернулась в удивлении и показала тёте Лене кусочек недоеденной булки, – вот осталось.

– Ну ешь, ешь, – сказала та, усмехнувшись этой детской непосредственности, – а ты – идём со мной.

Женщина взяла Лёньку за руку и повела обратно в булочную, точно так, как ещё совсем недавно его водила мама. Он не сопротивлялся.

На двери висела табличка «Обед», тётя Лена открыла дверь и подтолкнула его внутрь. В булочной никого не было, отчего та выглядела совсем иначе, неуютно, мальчику казалось, что такого в принципе не может быть.

– Ну и что ты натворил? – спросила продавщица, плотно прикрывая за собой дверь.

Лёнька потупил глаза, он и вовсе бы их зажмурил, как делал в детстве, когда становилось страшно.

– Ты понимаешь, что ты теперь вор?!

Слово больно резануло слух, от неожиданности мальчик вскинул глаза на женщину, не веря, что она говорит именно о нём.

– Да-да, вор! – повторила продавщица, строго глядя на мальчика.

– Ты же мог попросить, я давно тебя знаю. И ведь это другие видели, ты понимаешь?!

Лёнька вдруг явственно представил, как они идут с мамой по улице, а прохожие оборачиваются и говорят маме: «А Вы знаете, Ваш сын булку украл!» Даже в воображении это было ужасно, и так стало жалко себя, что Лёнька заплакал.

– Осознал? – смягчившимся голосом спросила тётя Лена, погладив его по голове, ей и самой было жалко мальчонку.

– Ладно, иди, – она открыла дверь и сняла с гвоздика табличку «Обед», – маме я ничего говорить не буду, иди-иди.

На улице перед булочной стояло несколько человек в ожидании, когда можно будет купить хлеб. Лёнька, весь красный, с мокрыми от слёз щеками, осторожно переступил порог булочной и, видя, что ничто больше ему не препятствует, побежал. Ниночка сидела на скамейке, видно было, что она совсем замёрзла и даже губы у неё побелели. Варежкой она по-прежнему сжимала кусочек недоеденной булки.

– Ты что? – спросила она Лёньку, как только тот подошёл. – Ты её без спросу взял, да?

Лёнька кивнул, он был настолько растерян, что даже не попытался оправдаться.

– Вот так зашел и взял? – казалось, Ниночка никак не могла поверь в то ужасное, о чём она его спрашивала. Наконец, осознав, девочка встала со скамейки. – На! – она сунула в руку Лёньки кусочек недоеденной булки, повернулась и пошла к дому.

В эту булочную Ленька никогда больше не заходил. Даже когда вырос и его стали посылать за хлебом как взрослого, он, минуя булочную, шёл в гастроном. Даже когда булочную сломали, то и тогда, уже будучи взрослым, он испытывал неловкость, проходя мимо того места, где она прежде стояла. Булочек он тоже больше никогда не ел.