Текст книги "Переплетения"

В реальной жизни все оказалось гораздо суровей. Угли уже дотлевали в печке, когда он отправился спать. Сон не шел. Федору Кирилловичу хотелось встать, одеться, уехать к Лапшиной и там объясниться с Ольгой Феодосьевной. Но он медлил, часы давно пробили полночь, было уже слишком поздно.

Он слышал, как вернулись Тимофей, Анастасия и Вера. Он еще долго не спал, ругая себя за нерешительность, и в таком состоянии смог задремать только на рассвете. Его разбудил шум в столовой и настойчивый стук в дверь. Сонный, он разрешил войти к себе в комнату и был обескуражен появлением целой толпы. С обеспокоенными лицами, напуганными глазами в комнату вошли почти все домодчадцы.

– Ну вы нас напугали, Федор Кириллович, – Анастасия осторожно подошла к его кровати.

– Все таки, Настя, я вызову врача, так больше не может продолжаться, – Тимофей Васильевич решительно покинул комнату.

Федор Кириллович недоумевающе смотрел на всех, еще не совсем проснувшись. Он жался в подушку и натягивал на себя одеяло, пытаясь сообразить в чем дело.

– Ты чего, совсем нас с ума решил свести? Твоя хандра всем не на пользу, – как всегда, Вера Алексеевна резко отчитала его. – Я говорила, что он просто спит, а вы все: «совсем болен, вдруг ночью удар случился», – напридумываете всего. Давай вставай, полдень уже скоро.

Только теперь Федор Кириллович понял, что проспал завтрак, время приближалось к обеду, а он не выходил из комнаты, и всех это напугало. Он слабо улыбнулся и кивнул.

– У вас правда ничего не болит? – в глазах Анастасии все еще стояло беспокойство.

– Все хорошо, Настенька, сейчас выйду.

– Тогда мы вас в гостиной будем ждать. Скоро Варвара Васильевна с тетушкой прибудут.

– Как прибудут, они же сегодня должны уехать? Федор Кириллович даже не пытался скрыть удивления. Он свыкся с мыслью, что она уехала, и абсолютно не допускал иного.

– Они решили отложить отъезд на несколько дней. Беспокоились вчера о вашем самочувствии.

– Правда беспокоились?

– Да, правда. Мы вас ждем в столовой, – Анастасия мимолетно заметила его волнение по этому вопросу, но тут же его отбросила, не зацепившись мыслями, почему он так удивился. Позже она вспомнит этот момент и придаст ему гораздо большее значение, чем в первые минуты.

Закрывшаяся дверь и оставшийся в комнате только слуга позволили Федору Кирилловичу собрать весь ворох своих мыслей воедино. Значит она не уехала, беспокоилась обо мне. Может быть, неспроста Господь дает такой шанс или, напротив, искушает? Однозначно, если они приедут, нужно объясниться. С этим твердым решением он резко спустил ноги.

– Чего стоишь, умываться давай, да поскорей, и так проспал сегодня, еще ты не шевелишься, – бедный слуга заметался по комнате, подавая воду, белье. Федор Кириллович сначала начал стремительно приводить себя в порядок, но потом, успокоившись, отнесся к своему виду с более тщательной подготовкой. В гостиную он вышел при полном параде, чем непроизвольно заставил улыбнуться находящуюся так Веру Алексеевну.

– То спит до полудня – все с ума посходили – то выходит как франт. Тебя, Федор не пойму. Ты на бал вырядился или в клуб какой собрался?

Злобы в слегка грубоватых словах Веры Алексеевны не слышалось, но Федор понял ее укор и пройти молча уже не мог.

– А ты и не ищи смысл. Солнце вон какое яркое сегодня.

– Вот все такой же иногда галантный, иногда невыносим.

– Ну-с нальет мне сегодня кто-нибудь наливочки?

– Наливки он захотел! Мало тебя в детстве пороли, больше надо было.

– Да уймись ты сегодня. Чего разворчалась? Ну проспал, грех какой совершил что ли? Родителей моих помянула. Это когда было. Они уже в царстве небесном с полвека. Оттуда наблюдают и твои за тобой тоже.

– Моим на меня нечего обижаться. Они меня любили.

– Да, ведь и мои меня любили. По-своему.

– Любить-то может, любили, но мозгов не добавили.

– Да что ты сегодня на меня взъелась? Чего я тебе плохого-то сегодня сделал?

– Да мы все утро из-за тебя переживаем, а ты как ни в чем не бывало.

– Что же мне теперь сделать, чтобы ты успокоилась?

– Да ну тебя, пойду лучше в саду погуляю. Варвару Васильевну с Ольгой Феодосьевной, может, встречу, подъехать уже должны скоро.

– А что они, не уехали почему? Дороги скоро совсем плохие станут.

– Бог их знает, почему отъезд перенесли, это их дело, они нам вчера ничего не рассказывали. Ужин, кстати сказать, был отменный. Зря вчера не поехал.

– Зря, Вера Алексеевна. Зря.

Слегка потупившись и замолчав, Вера Алексеевна, бросив проницательный взгляд на Федора Кирилловича, не могла удержаться от замечаний.

– Уж не Ольга ли Феодосьевна причина твоей хвори?! Что молчишь, Федор, говори?

– Все-то тебе надо знать.

– Надо же! – воскликнула Вера Алексеевна, она поняла не только причину его тягостных мучений последних дней, но пронзившая ее догадка, заставила взмахнуть руками и опуститься в кресло. – Федор, правда ли это?

– Что правда? Что ты хочешь знать? – при этом он избегал взгляда Веры Алексеевны, чувствуя себя очень виноватым за то что, она догадалась.

– Вот ведь дело то какое. А я то все вчера думала, с чего это Варвара Васильевна все про тебя выспрашивает, а тетушка ее молчит и словно каждое слово ловит.

– А она правда каждое слово ловила? А что спрашивали? – не удержался Федор Кириллович.

– Почему не приехал, спрашивали, чем заболел, серьезна ли болезнь.

– Так вы что же, сказали, что я заболел?

– А мы что должны были говорить, когда ты как привидение по дому шатаешься, слово из тебя не вытянешь, на мои шутки не огрызаешься. Тимофей уже за доктором послал.

– Доктор – то зачем?

– Как зачем, может нам признаться в чем не хочешь, может, и вправду болен чем?

– Ничем я не болен.

– Теперь я понимаю, что ничем не болен. Ты бы хоть ко мне пришел, посоветовались, как быть.

– А что тут быть? Разве я могу для нее интерес представлять? Ни денег, ни поместья, ни дому у меня нет. Так, живу тут у Тимофея, да сама все знаешь.

– Ох, Федор, женская душа потемки. Ты почем знаешь, что же она думает? Может, она только и ждет, что ты ей предложение сделаешь.

– Да не может она этого ждать, зачем я ей?

– Мне-то ты точно такой не нужен. А вот ей вполне может быть. Она женщина интересная, свой скромный доход имеет. Может, она спутника себе на последние годы жизни ищет. Ты ведь не знаешь? Не знаешь. Может, ты ей по душе пришелся. Хотя, что она в тебе такого разглядела, чего я не вижу не пойму. Старый дурень, все туда же, молодую жену захотел. А раз так, то решись и поговори. Вдруг она только этого и ждет, а ты все молчишь.

Вера Алексеевна встала с кресла, подошла к удивленному её заключением Федору Кирилловичу, слегка погладив его по руке, добавила: Приедут, поговори, не тяни.

Федор Кириллович, переполненный эмоциями, поцеловал ее руку и ответил:

– Ты всегда была очень мудрая, за это тебя все и любят. Хотя иногда просто язва.

– Да ладно, ты мне все-таки не чужой.

– Улыбнувшись, она вышла в сад, где так же, как и он, вспоминала сказанные ею слова. Удивительно, Федор на склоне дней встретил женщину, которая ему понравилась, при этом он по-настоящему переживает и не знает как ему поступить, хотя, казалось бы его вечно игривое отношение к жизни должно ему помочь, ан нет. В таких вопросах, как любовь, робеют все.

Федор Кириллович, оставшийся один в комнате, еще на протяжении нескольких минут стоял у окна. Он видел, как Вера вышла в сад, и подумал, что раньше надо было с ней посоветоваться, а вот только сейчас представился этот случай, но его размышления на эту тему прервало урчание в животе. Все-таки он не ел с прошлого вечера, а это слишком большой перерыв для любящего покушать Федора Кирилловича, и он отправился в столовую в надежде найти слугу, который быстро метнется в кухню и принесет ему поесть.

* * *

Чем ближе Лапшина и тетка подъезжали к Летлинским, тем больше колотилось сердце у Ольги Феодосьевны. Она пыталась молча себя ругать за это, но, словно молоденькая гимназистка, предвкушающая первое свиданье, волновалась и переживала.

– Все будет хорошо, – успокаивала ее Варвара, но это совершенно не помогало.

Слабо улыбаясь и боясь, Ольга Феодосьевна уже не терзалась сомнениями по поводу предстоящего разговора, она просто хотела сбежать, скорее развернуть лошадей и вернуться. И только чувство вины перед Варварой и необходимость признания своей трусости не позволяли ей просить о таком одолжении. Подъехав к Летлинским, Ольга Феодосьевна выходила на «ватных» ногах, она не понимала, что ей говорят, кто здесь, словно во сне наблюдая за происходившим. Сердце так сильно билось, что могло показаться естественным слышать его удары. Федор Кириллович вышел на крыльцо.

Ольге Феодосьевне вдруг стало так страшно! Он смотрел на нее естественно, по-доброму, слегка прищурившись. И никого она уже не видела, словно столбняк, напавший на нее, не позволял двигаться, заставлял отказаться от действий.

Федор Кириллович подошел, очень учтиво поздоровался, взял её под руку и повел в сад. Ольга Феодосьевна в этот момент не понимала что происходит, она не слышала слов других окружавших их людей, она видела и слышала только его. «Безумно рад вас видеть», – крутилось в ее голове. «Безумно рад». – Значит, и правда ждал, он всегда говорит, что думает, всегда. А может, нет, может, мне кажется. Может быть, он продолжает мною играть». Эти мысли заставили ее снова нервничать, ей вдруг стало холодно, так холодно, словно озноб сковал тело.

Уводя Ольгу Феодосьевну в сад, Федор Кириллович делал это намеренно. Он также переживал, но он был тверд в своем намерении и сомнения все уже отбросил. Усадив Ольгу Феодосьевна на скамеечку, с которой ветерок унес первые осенние листочки, словно освобождая для них место Федор повернулся к Ольге и посмотрел ей в глаза.

– Дорогая Ольга Феодосьевна, уважаемая Ольга Феодосьевна, нам необходимо поговорить, объяснится, так больше продолжаться не может. Знаю, мы оба уже не молоды, но все же считаю своим долгом объясняется, впрочем, вы, может быть, иного мнения. Ах, что я говорю? Понимаете, Ольга Феодосьевна, вы мне очень дороги. Все эти дни, что мы знакомы, только о вас и думаю, мне непривычно это состояние, но мне вас будет очень не хватать, если Вас не будет рядом.

Ольга, просияв, поняла, что они оба на верном пути, что она зря волновалась и переживала, потому что он думает то же, что и она.

– Федор Кириллович, дорогой, вы не представляете, как мне тяжело было вас не видеть все эти дни.

– Значит, вы ждали меня, значит, ждали?

– Ждала и очень хотела видеть.

– Я думал, я думал, что вдруг тешу себя пустыми мечтами. А значит вы то же… А впрочем, может быть, я зря забегаю вперед.

– Нет, нет, вы не забегаете вперед. вы говорите все по делу.

– Ольга, но ведь я беден, у меня нет ничего, зачем я вам такой? Вы такая особенная, вы встретите там, в Петербурге, другого. А что я вам могу дать? Только свою любовь и заботу.

– А мне и нужна только Ваша любовь и забота. И другого мне не нужно, или вы отказываетесь от меня?

– Нет, нет. Как я могу, вы для меня словно солнце на восходе. Но меня мучает вопрос как мы будем жить, ведь у меня ничего нет. И поэтому я не смею, я не могу вам предложить стать моей женой, нет, нет, я не имею на это права, вы и так натерпелись в своей жизни.

– Но я согласна.

– Согласна?

– Согласна.

– Согласна, согласна стать моей женой?! Согласна на то, что у меня нет за душой ни копейки?

– Но у меня же есть. Пусть и не очень большие доходы, но мы проживем, Федор.

– Оленька, радость моя. Если бы ты только могла представить, как я сильно люблю тебя.

Они оба плакали, плакали… Со стороны могло показаться что эти двое чудаковатых стариков кого-то жалеют. А они жалели каждый себя и друг друга. Он прижимал ее руку к своим губам, а она не переставая гладила его по голове. Не было в этот момент счастливее пары на земле. И никакого разумного объяснения этому выбору не существовало. Они обо всем договорились, что жить будут скромно в одной из ее деревенек. Ходить за грибами и ягодами, по вечерам читать. И будут счастливы только присутствием друг друга, потому что это важно для обоих и каждого в отдельности. Возможно, они еще долго бы мечтали, но мальчик, прибегавший уже дважды, сообщал, что все ждут их к обеду, что барин очень нервничает. Им так не хотелось уходить с этой скамеечки, словно в уютном углу сада был весь смыл их жизни. Пересилив себя, они потихоньку пошли к дому.

Возвращаясь из сада, держа Ольгу Феодосьевну под руку, Федор Кириллович не переставая шутил, рассказывая, как сегодня утром к нему ворвалось все семейство, думая, что он преставился, а он решительно не собирается этого делать, а еще надумал жениться.

– Но, слава Богу, кажется, все образовалось, – замечание Веры Алексеевны, произнесенное вслух, заставило Варвару Васильевну подойти к окну. Увидев двух счастливых людей, она обменялась взглядом с Верой Алексеевной, и обе поняли, что имеют в виду разрешение одной и той же задачи.

– Мы сегодня обедать будем или нет? – Тимофей Васильевич, любивший вкусно поесть, проявлял крайнею нетерпеливость в этом вопросе.

– Да, да. Сейчас дождемся Федора Кирилловича с Ольгой Феодосьевной и садимся за стол.

– По-моему, они совсем потеряли счет времени. Больше часа уже гуляют по саду. И доктор как будто не нужен? – подумал Тимофей.

– Не мудрено, – ответила Вера Алексеевна и добавила: – Они уже возвращаются, и думаю, обед у нас сегодня особенный.

– Дамы, приглашаю к столу.

В этот момент Федор Кириллович пропустил в дверях Ольгу Феодосьевну и, заметив, что Тимофей подхватил под руку жену и Варвару, также проявил свою ловкость, подхватив под руку Ольгу Феодосьевну и Веру Алексеевну.

– Что-то я сегодня очень проголодался. Сам себе удивляюсь, – просияв, сообщил Федор.

– Не мудрено, – повторилась Вера Алексеевна.

Ольга Феодосьевна только раздавала всем счастливые улыбки и в частности ярко улыбнулась Варваре, садясь за стол. Та ей ответила легким кивком, давая понять, что ей все ясно.

За столом царило небывалое оживление, словно не пять человек обедало, а все десять.

Федор подыскивал минуту, чтобы сделать объявление, и такой момент настал. Когда он, встав, объявил всем присутствующим, что Ольга Феодосьевна оказала ему честь и согласилась стать его женой, Тимофей Васильевич уронил прибор на пол и некоторое время пребывал с раскрытым ртом. В свою очень женщины встретили эти слова возбужденно.

Пришедший к способности разумно мыслить, Тимофей Васильевич заметил вслух, что, вероятно, он один ничего не замечал. И когда только они успели до всего договориться? Получив ответ, что они шли к этому всю жизнь, рациональный Летлинский ответ не принял, потому как его сразу начал терзать вопрос, где и на что они жить собираются. Но произносить вслух свои вопросы он не посмел, дабы не нарушить праздничного настроения.

* * *

Долго со свадьбой было решено не тянуть. На все приготовления потребовалась пара месяцев, и уже к Рождеству назначили свадьбу.

Ольга Феодосьевна и Федор Кириллович сразу после праздничного венчания окончательно обосновались в доме Лапшиной. Они и впрямь, вероятно, ждали этого тихого семейного счастья. Посмотрев на их идиллию, можно было предположить, что они вместе очень и очень давно. Рано вставали, завтракали, гуляли по снежному лесу и вечером в уютном кабинете, сидя у камина читали друг другу, мечтая о путешествии.

Лапшина писала им и интересовалась их жизнью. Она была чрезвычайно практичной и постоянное пребывание тетушки в загородном доме решало несколько важных вопросов; главное, все хозяйство Лапшиной оставалось под постоянным контролем. Федор Кириллович применил все свои деловые качества и направил их исключительно на дело, открыв для окружающих множество своих скрытых талантов. В доме в некоторых комнатах меняли полы, готовили к ремонту хозяйские постройки. С точки зрения Федора Кирилловича, было несправедливым попусту тратить зимнее время. О всех своих намерениях он непременно сообщал племяннице своей жены и, ни разу не получив упрека, был окрылен своими действиями.

Глава 9

Накануне рождественских праздников Тимофей Васильевич привел в дом высокого красивого мужчину.

– Анастасия Серафимовна, позвольте представить вам Николая Александровича Терпольского, только что прибывшего из Ташкента. Я с ним имел честь познакомиться когда мы теснили кокандцев из их крепостей весной 1865 года под руководством генерала Черняева.

– Добро пожаловать, Николай Александрович, проходите.

– Хочу добавить, что в полку его любили, уважали, и я горжусь своим знакомством с ним, – продолжал Летлинский.

Николай Александрович, молодой человек с явной выправкой военного, прошел в комнату и присел в предложенное ему кресло.

Мужчины не скрывали радости по поводу встречи друг с другом.

– Надолго ли в наши края, Николай Александрович?

– Пока точно не определился, но думаю, задержусь. Остановился у соседей ваших, Андреевых, хочу встретить у них Рождество.

– Отчего же мне не сообщил, что приезжаешь? У нас поживи, – предложил Тимофей Васильевич.

– Можно и у вас пожить, – согласился Николай Александрович.

– А чего не в городе нынче решил Рождество встречать?

– Устал от городской суеты, Тимофей Васильевич. Хочется настоящего Рождества, деревенского, с морозными днями, снегом, лесом.

Мужчины с удовольствием беседовали до поздней ночи. Так что Николай Александрович решил на ночь остаться у Летлинских.

На утро следующего дня, присоединившись к завтраку, Николай Александрович отметил про себя привлекательность Анастасии Серафимовны. На все её вопросы он с удовольствием отвечал.

– Расскажите мне, Николай Александрович, про Ташкент. Каков этот город вашими глазами? Где в городе вы живете? Как у вас там сейчас, жарко, небось?

– Извольте, Анастасия Серафимовна. Там действительно тепло, оттого и приехал сюда, вспомнить настоящее Рождество. А живу я в новой части города, его от старого города отделяет канал Анхор. При кокандском владычестве Ташкент был окружен рвом и глинобитной зубчатой стеной около 19 верст, с 12 воротами.

Анастасия Серафимовна внимательно слушала Николая Александровича, ей действительно стало интересно.

– Среди населения сложилось условное разделение города на две части – старую и новую, – продолжал собеседник. – Старый город является сосредоточением ремесленной и торговой жизни, а новый город промышленной, образован на месте садов, полей. Поскольку Ташкент – место пребывания генерал-губернатора, то он сейчас становится не просто торгово-промышленным центром, а одним из самых многолюдных городов Средней Азии.

– Как интересно, вероятно, там можно встретить людей разных национальностей и вероисповедания?

– Вы абсолютно правы. Среди жителей города есть узбеки, казахи, татары, русские, евреи и другие народности.

– А что генерал-губернатор, планирует развитие города?

– Да, Анастасия Серафимовна. Там уже действует мужская гимназия, ремесленное училище и приходская школа, планируется открытие женской гимназии.

– Позвольте, как интересно, – Анастасия Серафимовна неожиданно для себя отметила, что ей приятно общество этого молодого человека и он отвлекает ее от мрачных мыслей о муже и его любовнице.

После слегка затянувшегося завтрака Николай Александрович отбыл к Андреевым, но обещал непременно приехать еще. Слово свое он сдержал. Затем стал приезжать каждый день, много беседовал с Анастасией Серафимовной, и встречи эти стали настораживать Тимофея Васильевича. Он решил побеседовать с супругой по этому волнующему его вопросу.

Вечером, надев домашний халат, Тимофей Васильевич отправился в спальню жены и отчасти удивился: она не спала, сидела в кресле возле окна. Свет луны, падающий на ее лицо, только слегка подчеркивал грусть.

– Не спишь, мой друг. Отчего же не ложишься?

– Не хочется, – тихо ответила Анастасия Серафимовна.

– Позволь поговорить, – осторожно произнес Тимофей Васильевич.

– Извольте, – ответила хозяйка, но в голосе ее нельзя было и намека почувствовать на внутреннее напряжение, сковавшее её.

– Сегодня целый день я наблюдал, как наш гость не отходит от вас, и, на мой взгляд, вы вовсе не против его общества, даже порой поощряете его.

Она оставалась спокойно-равнодушной к этим вопросам, поникла головой и смотрела в пол. Её реакция ещё больше насторожила Летлинского.

– Думаю я, что подобное поведение может спровоцировать помыслы нехорошие в ваш адрес. Хотел бы впредь попросить вас быть более внимательной к репутации семьи, – и в этот самый момент он заметил взгляд Анастасии Серафимовны, который мог убить его самого.

– О чьей репутации вы сейчас говорите? Быть может, стоит самому подумать о своем поведении?! Вы отняли то единственное, что у меня было: веру в вашу любовь. Я хотела бы все забыть, но как обмануть свою память, посоветуйте, если сможете.

Ошарашенный смелым замечанием в свой адрес, Тимофей Васильевич потерял дар речи и безмолвно опустился на стоящую рядом кушетку. Он, как побитый зверь, смотрел на жену и не мог найти слов в свое оправдание, только смотрел на нее и молчал. И вдруг ему стало стыдно за самого себя, он осознал глубину своей вины перед женой и как будто только сейчас заметил, насколько сильно ранил ее сердце. А ведь она, именно она является его законной женой перед Господом и людьми. И не ее вина в том, что Бог не дал им детей. Быть может, с другим мужчиной она смогла бы стать матерью. Но эту мысль он тут же отмел, не представляя свою Анастасию Серафимовну женой другого мужчины.

– Дорогая моя, я так перед тобой виноват, но видит Бог, готов искупить свою вину, если это возможно, – взяв ее руку, он нежно прикоснулся к ней губами.

– Я хотел, хотел тебе признаться в своем грехе, даже готовился, насколько это возможно, спокойно поговорить, но так и не решился. Ты гораздо смелее меня.

Странно, но Анастасия Серафимовна вдруг ласково посмотрела на мужа, всю вину за происходящее она давно возложила на себя. Они долго сидели и молчали.

Вдруг Тимофея Васильевича охватила невероятная страсть. Он встал, подошел к жене, крепко ее обнял, поднял и отнес на большую двуспальную кровать, стоящую изголовьем к стене. Запнувшись в темноте за ширму отгораживающую кровать, барин чертыхнулся, чем вызвал смех у хозяйки. Ее приподнятое настроение передалось ему.

– Как же я мог тебя забыть, Настенька, – шептал он, зацеловывая жену до потери ощущения реальности.

* * *

Утром, проснувшись в комнате Анастасии Серафимовны, Тимофей Васильевич с удовольствием отметил для себя, что у него сегодня невероятно легко на душе; воспоминания о прошедшей ночи заставили его улыбнуться и переполненный счастьем он повернулся на кровати к жене. Не обнаружив супругу, он резко встал и вызвал горничную колокольчиком, приказав немедленно явиться Степану.

Степан, удивленный требованием явиться к барину в будуар хозяйки, бегом влетел в спальню, сбив подвернувшуюся лампу.

– Да что б тебя, Степан! – прикрикнул на него барин, завязывая халат, – Ты видел, куда так рано отправилась Анастасия Серафимовна?

– Они на веранде с утра были, а оттуда по аллее пошли.

Удовлетворенный ответом, Тимофей Васильевич быстро оделся и отправился на поиски жены, которую обнаружил задумчивой, но со счастливой улыбкой, около большого замерзшего пруда. Вода в пруд поступала по специальным каналам из речки, и поэтому прошлой весной в нем прижились лебеди, но сейчас пруд затянуло льдом и припорошило серебристым снегом.

– Вот ты где, мой дружок, – с нежностью, тихо, произнес Тимофей Васильевич, обняв жену.

«Пусть. – думала Анастасия Серафимовна, смотря на сверкающее зеркало пруда – он совершил целую череду ошибок, но сегодня он был со мной, и он меня любит, я точно это знаю.».

От мыслей своих она невольно ближе прижалась к мужу, который, почувствовав ее настроение, еще крепче обнял ее. Так они стояли довольно долго. Каждый был счастлив по-своему, но вместе им было гораздо лучше.

Голоса дворовых вернули их в настоящее. Тимофей Васильевич, поцеловав жену в шею, предложил позавтракать вместе. Он сегодня ни на минуту не хотел расстаться с супругой, да она, похоже, тоже этого не хотела.

Пробило десять часов. Они пили чай, когда зашел Степан и доложил о приезде управляющего.

– Пригласи его сюда, Степан.

Мельников зашел низко поклонился и остановился не зная как быть, Господа обычно не предлагали садиться в их присутствии. Просьбы не прозвучало.

– Докладывай, Александр Сергеевич, какие у тебя сегодня дела. Мы с Анастасией Серафимовной с удовольствием послушаем тебя, – повернувшись к жене, Летлинский нашел в ее лице одобрение.

Анастасия Серафимовна ему ответила легкой улыбкой и кивком.

Заметив хорошее настроение хозяев, управляющий решил плохих новостей сегодня не доводить до них, а, напротив, сообщил о возможном найме вольных работников с хорошей репутацией.

В этот же день Николай Александрович привез приглашение от соседей отметить Рождество вместе в усадьбе Андреевых.

– А что, как думаешь, Анастасия Тимофеевна, может и впрямь принять приглашение и всем вместе Рождество встретить? Вот и Николай Александрович там будет.

– Замечательное приглашение. Всем вместе будет очень весело, можем устроить маскарад, – ответила, не переставая сегодня улыбаться, Анастасия Серафимовна.

– Маскарад! Точно, Николай Александрович. Давайте устроим маскарад. Вот что, мой друг, передай наше согласие, а впрочем, я сейчас напишу.

Мужчины ушли в кабинет, где продолжали громко что-то обсуждать, смеяться. Оживление в доме радовало барыню. Ей казалось в этот день, будто она, не ходит, летает. Она не накинулась на неуклюжего Степана, разбившего маленькую фарфоровую вазочку в дополнение к утренней лампе, а только слегка пожурила его.

Она не ругала девок по дому, и даже повара, который пережарил курицу. Последняя в свою очередь отправилась на растерзание коту.

Барыня была счастлива сегодня, очень счастлива и совсем не намеревалась портить настроение окружающимх.

Приглашение Андреевых отодвигало решение вопроса о необходимости присутствия за праздничным столом Анны. Эта мысль порадовала хозяйку и ее хорошее настроение еще несколько дней замечали дворовые.

Наступил сочельник. Весь день и баре, и дворовые, и крестьяне сочевниковали и никакой пищи не ели весь день до сумерек.

С утра началась хлопотливая возня по всей усадьбе. Полы натирали, мыли потолки и стены. Даже в деревенских избах скоблили пол, натирая его можжевельником. Затем парились в жаркой бане. А с вечера начались колядки. Анастасия Тимофеевна заранее побеспокоилась, чтобы приготовили конфеты, выпечку, денежки.

Под окном барской усадьбы собралась большая компания с разукрашенными лицами, вывороченной одеждой и Колядой на санях – девкой, одетой поверх шубы в белую рубашку. Вся эта разнопестрая толпа пела довольно складно:

 
Коляда, коляда,
Подай пирога.
Не подашь пирога –
Мы корову за рога.
А подашь пирога –
Полный двор живота.
 

Барин, стоя в открытых дверях, смеясь, с удовольствием отсыпал конфеток ряженым и бросил горсть денежек, а барыня передала огромный сверток с пирогами. С хорошим настроением они отправились в гости к Андреевым. Ехать по легкому морозцу – одно удовольствие, тем более не так далеко.

– Смотри, Настенька, небо усыпано звездами, будет много грибов и ягод.

– Да, хорошо бы еще иней на деревьях завтра увидеть.

– Да, – поддержал ее супруг, – урожайный год всегда в радость. Отметив про себя заботу жены о благосостоянии семьи, он нашел ее ручку и слегка сжал в своей руке. Анастасия Тимофеевна осталась очень довольна таким, казалось бы, простым действием, но чрезвычайно важным для них обоих.

Андреевы их ждали. Михаил Александрович вышел на крыльцо, встречать гостей.

– Рады, рады вас видеть.

– А мы-то как рады вашему приглашению.

Троекратно расцеловавшись, со смехом вошли в дом.

В передней стояли вешалки для верхнего платья, стойки для тростей, вдоль стен разместили рундуки, на которые складывали шинели, шубы гостей. На них же ожидали своих хозяев приехавшие с ними лакеи. От постоянного пребывания в передней мужской прислуги передняя «благоухала» особым запахом. Поскольку такой запах являлся характерным для всех господских домов, то к нему все принюхались и никто не находил его странным.

Из передней одна дверь вела в гостиную, а другая – в переполненную лакейскую. Пройдя малую гостиную гости с хозяевами направились в большую, основную гостиную, где проходил званый вечер. Мебель была сплошь из карельской березы с гобеленовой обивкой. Небольшие уютные уголки отделяли легкие жардиньерки с цветами и вьющейся зеленью. Дамы присели на удобный диванчик. Камин, закрытый ширмой, не слепил глаза. На каминной доске стояли часы в бронзовом корпусе, по сторонам – старинные канделябры. Светильники располагалась по всем углам, бра над диваном с дамами, огромная люстра, расположенная по центру освещали стены, украшенные легкими тканями, гравюрами, акварелями. В гостиной царил уют и радостная атмосфера.

– Что же вы без Веры Алексеевны приехали, Анастасия Серафимовна? – поправляя накидку, интересовалась Наталья Николаевна Андреева.

– Тетушка совсем в преклонном возрасте и чувствует себя плохо. Не пожелали приехать.

– Жаль, она у вас очень веселая.

– Да, тетушку мы все любим и уважаем. Она уже позаботилась о завещании и не скрывает своих намерений.

– Вот как?

– Отписала свои деревни на мое имя. Тимофей Васильевич летом непременно с инспекцией поедет.

– Что же, рада за Вас. Пойдемте к столу.

Стол ломился от напитков и яств. Домашний оркестр играл увертюры из опер.

– Помнится, Михаил Александрович, вы обещали мне двоих музыкантов еще летом, – напомнил Летлинский.

– Помню, Тимофей Васильевич, слово свое сдержу: сразу после рождественских праздников приезжайте, забирайте двоих флейтистов, но и про свое обещание вспомните.

– По поводу сказанного обещаю Вам: борзого щенка отправлю. А еще предлагаю поохотиться весной совместно. Как вам мое предложение?

– С удовольствием его принимаю.

После ужина мужчины отправились в малую гостиную, где лакеи заблаговременно уже расставили столы, покрытые зеленым сукном. В широкой обвязке столешницы в неглубоких гнездах расположились завернутые в бумажки мелки и круглые щеточки.

Чтобы не оставлять женщин одних, мужчины решили играть в мушку, домашняя игра оказалась веселой. Во время нее можно было вставать, отходить. Гости много смеялись, дурачились, тем более что ставки были мизерными, по копейке, так что самый большой проигрыш составил аж целых три рубля. К этой веселой несложной игре присоединились все гости, молодежь, и так же старики.

На следующий день гости все встали ближе к полудню. Те, кто уже подкрепился, отправились на мороз, смотреть, как играет солнце.