Текст книги "Критика психологической толерантности"

Теперь, когда мы предполагаем, что интроверсия во – первых крепко связана с внутренним психическим убийством и зачастую его провоцирует, а во-вторых, что интровертный подход к функционированию психики не является по сути проявлением, продуктом современной коллективной психики, вернемся к героям российской классики на примере которых также сможем увидеть, что интроверсия и внутреннее психическое убийство тесно взаимосвязаны. Если считать, что все произведение «Евгений Онегин» это символическое описание индивидуации героя/мужского сознания то сразу стоит сказать, что индивидуация это и начинается с интровертного самоуглубления – Онегин покидает наскучивший ему Петербург и отправляется в Дядькину деревню. В этом первом этапе начала индивидуации российского героя, которое связано с интроверсией, самоуглублением с символической точки зрения также можно найти подтверждение того, что интроверсия, как психический процесс не Христианской природы (Христианство напомню в данном исследовании, рассматривается только лишь как психический феномен, бессознательная установка). Подтверждается это тем, что интровертироваться, самоуглубиться Онегину в Петербурге (столице Христианской Российской империи тогдашнего времени) не удается в связи с тем, что данное пространство (с символической точки зрения Христианской формации) дозволяет герою – Онегину жить лишь на экстравертном уровне – бесконечные балы, мужские клубы и т. д., и т. п. Посему и в данном пространстве интроверсия, как психический феномен отсутствует и вот чтобы его обрести Онегин едет в Дядькину деревню, которая связана с природой, самосозерцанием – то есть с интровертным подходом к жизни. Подтвердить тем, что интроверсия не ведет к пассивному принятию окружающей действительности (как теперь ошибочно считают очень многие люди, дискредитируя интроверсию к радости современной культуры) можно тем, что в деревне Онегин активно берется за ведение хозяйства и даже в каком – то роде производит экономическую реформу – снижает налоги крестьянам. Эта активная деятельность Онегина, рассматриваемая с символической точки зрения, как раз и говорит о том, что интроверт – это не пассивный человек. Как раз – таки наоборот Онегин смотрится очень прогрессивным и активным на фоне местных дворян, которые в отличие от него ведут экстравертный образ жизни – полностью копируя образ жизни Петербурга ничего самостоятельно не выдумывая и не созидая.

Итак, мы будем считать, что первый этап индивидуации героя – Онегина символически выражается сменой образа функционирования психики с экстравертного (Петербург) на интровертный (в деревне, где создается новое пространство – продукт психической деятельности героя, которое выстроено вокруг интровертности, самоуглубления) причиной которому становится потеря смысла жизни. Онегин как мы помним, был не счастлив в Петербурге, что и говорит о том, что экстравертный образ функционирования психики, являющийся производным Христианства, как психического феномена является чуждым для данного типа героя и не раскрывает его истинной психической природы. Второй этап индивидуации героя на примере символического рассмотрения поэмы Пушкина, как мне кажется, связан со знакомством с домом Лариных и с Ленским. Ленский, как символ нам должен быть предельно ясен – это и есть вечно не взрослеющий юный принц, не желающий видеть объективное положение дел, не созидающий самостоятельно, а черпающий все знания из коллективного бессознательного и в первую очередь от значимых, авторитетных лиц коллективной культуры. Напомню, что борьба с архетипом вечно юного принца (внутрипсихической фигуры) нами уже встречалась при анализе сновидения Юнга и анализе жизни Будды. Итак, архетип вечно юного, вечно влюбленного принца эта некая чуть взрослая модель внутреннего раннего ребенка, но функционирующая, по сути, таким, же образом. Данная часть личности стремится к созданию эмоционально – аффективной зависимости и старается, чтобы личность вписалась именно что в законы коллективной психики и развивалась именно в таковых рамках, даже если такое развитие уничтожит истинную психическую природу личности. Собственно, именно так бы уничтожил Зигфрид (в коем выражен архетип вечно юного принца) Юнга, который остался бы принцем психоанализа (с символической точки зрения не случайно, что именно принцем называл Юнга сам Фрейд) и так же бы жизнь принцем уничтожила бы настоящего Будду. Итак, именно архетип вечно юного принца возвращает героя в жизнь коллективной психики, от которой тот на долгое время откололся (уехав из Петербурга). Ленский знакомит Онегина с домом Лариных. Две женские фигуры понятное дело должны символизировать аниму. Только вот младшая сестра Ольга подобно вечно юному принцу – Ленскому, будет именоваться нами вечно юной частью анимы, которая чрезмерно влюбчива, одержима эмоционально – аффективными связями и способна функционировать только в таком поле. То есть мы говорим о той части анимы, которая также, как и архетип, вечно юного принца не способна к созиданию, а способна лишь к поглощению эмоционально – аффективных зарядов из внешнего психического поля внутри которых она растворяется, а вместе с ним там же растворяется и мужское сознание, если оно захвачено данным архетипом.

Старшая сестра – Татьяна Ларина должна символизировать уже более взрослую часть анимы, которая подобна Герою. То есть, переводя на психологический язык, мы подразумеваем, что данная часть анимы способна не только к растворению в эмоционально – аффективной бессознательной среде, но она и сама способна создавать такую эмоционально – аффективную среду с достаточной степенью психологической глубины. То есть продукция анимы достаточна, сложна и не примитивна, в противовес вечно – юной принцессе – более юной части анимы. Вот только возникает вопрос, почему Онегин не спешит завязывать отношений с Татьяною – анимой, если все основания для это есть и даже законы символизма (принятые на данный момент) располагают к этому. Однако именно в момент, когда все близится к свадьбам (соединению архетипических противоположностей с точки зрения современной аналитической психологии) Онегин и включает механизм внутреннего психического убийства (с символической точки зрения), убивая вечно юного принца – Ленского. Определенно такое поведение очень необычное. На уроках литературы и в статьях литературных критиков доминирует точка зрения, что причиной всему Онегинский снобизм, в котором доминируют «жуткие нравы царской России». Для нашего психологического исследования все это звучит крайне несерьезно. Я предлагаю следующие размышления по поводу поведения Онегина, как архетипа, как психического феномена. Во – первых таким поведением Онегин явно доказывает, что он не является частью данной коллективной психики. В данном коллективном психическом пространстве ему места нет. Это подтверждает и то, что Татьяна – анима, в конце концов (как это наблюдалось и в «Тристане с Изольдой» и в «Мастере и Маргарите») станет спутницей отцовского архетипа – важного генерала. Первый раз мы предположили, что Онегин не является частью коллективной психики, когда упомянули о его интровертности, которая не свойственна Христианству, как психическому феномену. Теперь мы видим второе подтверждение этому – Онегин не вписан в принципе в бессознательную систему, как составная часть данной коллективной психики. Если бы Онегин был бы частью данной коллективной психики (смешивающей архетипические энергии в единую кашу, в которой периодически им дозволяется активно действовать и влиять на происходящее пока не исчахнет их заряд и не кончится их эра) то в противовес связке анима (Татьяна) – отцовский архетип (генерал), он вступил бы в связь с материнским архетипом и тогда получился бы знаменитый четырехугольник – кватернион, которые очень любит анализировать аналитическая психология. Более того, можно предположить, что Онегин и не вступил в связь с Татьяной – анимой, потому – что она уже была в связи с отцовским архетипом (определяющим образ жизни, который принят коллективной психикой/обществом). В любом случае, в поведении Онегина мы явно можем видеть иную модель, чем та, которая является принятой для современной коллективной психики. В поведении Онегина кроме всего прочего мы можем видеть мотив не желания к психологическому смешению (с Татьяной в частности, с местным обществом и т. д.) с иными героями – психическими фигурами. Такая модель поведения явно неалхимическая (на которой построена аналитическая психология и множество других школ психологии, философии, описывающих модель функционирования современной коллективной психики), что вновь говорит о некой другой психической природе Онегина. Честно говоря, я не могу точно сказать (раньше был уверен, что знаю, но теперь нет), какое именно бессознательное измерение представляет Онегин. Можно лишь сказать, что его поведение во многом очень похоже на поведение героев и живых людей, описанных уже чуть выше, по сему мы можем говорить, что данный психотип достаточно распространен в коллективной психике, к которой он не принадлежит, являясь очень созидающим по своей психической природе, а по сему его пристальное рассмотрение обосновано.

Во – вторых агрессивное, и разрушающее поведение Онегина – героя можно связать как раз с тем, что он обнаружил психопатологический элемент, который затем уничтожил. В первую очередь речь идет о связке (как – то и положено в Христианстве, как психическом феномене, возникающем на основе полюсной расщепленности) двух архетипических энергий, которые он обнаружил во время своего интровертного периода жизни в деревне. Речь, конечно же, идет о вечно юном принце/Ленском, который прилипает к эго – нашей действительной личности (в данном случае он прилип к Онегину, герою, символизирующему сознание) и вечно юной принцессе/Ольге Лариной, которая является частью анимы. Обе эти психические фигуры не видят действительности и функционируют лишь на аффективно – эмоциональном уровне, причем, не создавая данного поля самостоятельно, а растворяются уже в созданном коллективном психическом пространстве эмоционально – аффективном поле. Конечно, крайне символичной является информация, что разрушена была эта связка накануне свадьбы – то есть соединения двух частей психики, которые соединившись, создали бы более мощную структуру психики, которая, между прочим, стремится к расщеплению индивидуальности и затоплению ее коллективными установками. Таким образом, вечно юный принц/Ленский расщепляет целостность психики через воздействие на сознание, а вечно юная принцесса/Ольга через активность анимы. И получается, что Онегин убийством (которое мы понимаем, как внутрипсихическое) Ленского/вечно юного принца предотвращает возможное собственное расщепление. Важно и то, что после убийства Ленского/вечно юного принца из главных героинь – активных участниц психической жизни выпадает Ольга/вечно юная принцесса. Получается, что данная часть анимы могла влиять на психические трансформации только при активности вечно юного принца, которого она и очаровывала, расщепляя истинную индивидуальную природу. Теперь же, после того, как вечно юный принц/Ленский был уничтожен, и сознание очистилось от его влияния, вечно юная принцесса – часть анимы, деформирующим образом на сознание влиять также больше не может. Нет того участка сознания который был бы очарован/заражен ей.

Теперь давайте перейдем к парадоксальному поведению героя/Онегина по отношению к Татьяне. Ее он не убивает, но отталкивает, что в какой – то мере есть тоже убийство, убийство связанности (естественно, что в данном случае мы говорим о психической связанности) с анимой. Собственно, время показывает, что это был правильный ход, так как Татьяна/анима все равно окажется в более тесной связи с отцовским архетипом, с которым она и должна быть связана по законам Христианства, как психического феномена. Однако при всей вроде как правильной внутренней жесткости, подтолкнувшей героя на уничтожения патопсихологического явления (вечно юного принца и вечно юной принцессы, части анимы) мы все – таки видим недостаточную жесткость по отношению к разрушающему воздействию архетипических энергий. Выявляется она в первую очередь именно в отношениях с Татьяной – анимой, которую Онегин, как мы понимаем, оттолкнул не до конца (не убив с ней связь внутри себя). Это не до конца уничтоженная связь с анимой воскрешает в Онегине эмоционально – аффективный образ восприятия действительности (который развивается в мужской психике именно анимой). В результате воздействия эмоционально – аффективных энергий и именно, что погруженности в них (так как если бы погружения самого героя не было бы в аффективное поле то и разрушения можно было бы избежать) герой моментально заражается чувством вины (по отношению к Ленскому – архетипу вечно юного принца и конечно по отношению к отвергнутой Татьяне) и покидает деревню, которая с одной стороны связывает его с Татьяной – анимой, с другой Онегин, понимая вредоносность этой связи (которая видимо, имеется где – то на бессознательном уровне психики у такого психотипа) не решается в нее вступить, но так как связь внутренняя, безусловно, существует то, она начинает действовать и Онегин не в силах справится с ней, начинает путешествовать, страдать. В конце концов, вновь разочаровавшись во всем герой возвращается в Петербург – экстравертную среду, в которой доминирует эмоционально – аффективная бессознательная среда, которая вновь оживляет аниму (Татьяна встречается вновь), которая связана с отцовским архетипом, прикована к нему и связь, с которой вновь делает несчастным (патологизирует героя) Онегина.

Итак, мы можем констатировать, что недостаточная жесткость Героя, не позволившая ему разорвать связь с анимой (убить ее внутренне) в конце концов, делает его несчастным и разрушает его истинную психическую природу, которую воплотить теперь он не может, так как сцепленность с анимой, захваченность ею полностью концентрирует героя на ней (как и положено в психическом поле с доминацией полюсной отщепленности, где в психическом объекте проявляется лишь один архетип) и отщепляет от остальных пластов психики. Также из анализа Онегина, как психического явления мы можем сделать вывод, о том, что герою (мужскому сознанию) тяжелее всего уничтожить именно что патологическое воздействие анимы (естественно, что когда патологического воздействия не наблюдается, то в этом случае аниму уничтожать не нужно). Убить внутреннего раннего ребенка, вечно юного принца, вечно юную принцессу (более нарциссическое проявление анимы, которая также на определенном этапе становится вредоносным, патопсихологическим материалом для мужского сознания), отцовский архетип, архетип великой матери это не самое сложное. Именно проблема взаимоотношений с анимой встает на первое место в мужской психике. И убить ее тяжело именно оттого, что она является частью души, часто созидающей, дарующей впечатления, эмоционально – аффективные переживания высокой степени, но, в конце концов, не уничтоженная связь с ней уничтожает самого героя, так как анима связывает его в аффектах, лишает разума, границ, расщепляет мужскую психику, наделяя ее излишней женственностью, которая вредна для нормальной мужской психики. Поэтому стоит более внимательнее отнестись к словам Колчака, который заявил, что у него нет души. Однако, кроме того, что душу – аниму необходимо убить стоит отметить, что без нее жизнь начинает казаться не той (как это наблюдается в случае Онегина, Мастера). Это убийство, необходимое я думаю, что в первую очередь именно что для интровертной мужской психики (Так как интроверт, который как мы предположили выше не относится как психический объект к Христианству, в принципе ориентирован на внутренний мир, на духовную природу человека, которая понятное дело очень объемна. А вот анима расщепляет всю эту труднопонимаемую и трудно осязаемую глубину человеческого духа и наполняет, заслоняет ее собой, что означает расщепление духа эмоционально – аффективной средой.) является процессом мучительным, но необходимым. Неразорванная связь с анимой воскрешает эмоционально – аффективную среду, в которой герой – мужское сознание, опирающееся на разум, расщепляется и гибнет. Хотя я думаю, что новая жизнь мужского сознания после убийства анимы также дается трудно. Всегда возникает соблазн вернуться назад и воскресить старый образ жизни. Я думаю, что в большей части случаев так и происходит (И я бы даже назвал творчество Юнга, Хессе расщепленным анимою, посему и дальше проблемы страданий, жизненно необходимых аниме они по большому счету не двинулись. Я думаю, что подтвердить это можно излишней гуманизированностью позднего творчества данных людей, которая расщепляет всю человеческую глубину все накрывающей любовью Христианского образца, страданиями, счастьем, которые явно являются в мужской психике продуктами анимы. Во – вторых, я бы подтвердил свое мнение по поводу расщепленности творчества Юнга анимой его собственной фразой, которая звучит примерно так – моим последователем будет тот, кто будет много страдать.). Мало кто из мужчин решается взглянуть в глаза истинной духовной природе, в которую смотреть нужно одному без влияния анимы, искажающей этот взгляд.

Перед тем как двигаться дальше и смотреть, на то, как Печорин, совершивший множество психических убийств, но так и не разорвавший связи с анимою так же был уничтожен, как психический объект давайте нескольким словами перекинемся о портрете интроверта на примере Онегина. Итак, мы предполагаем, что интроверт, в отличие от экстраверта не является частью Христианства, как психического феномена (которое вместе с Американским, Российским, Английским, Французским бессознательным, алхимией, дионисийством и множеством других матриархальных психических явлений образовали современную мировую культуру). В этой связи давайте найдем еще одни подтверждения данного высказывания, анализируя портрет Онегина. Первое, что бросается в глаза – так это отсутствие связи с родительскими архетипами, которые в произведениях символически представлены Отцом и Матерью. Не описание ни отца, ни матери, как раз-таки с символической точки зрения и говорит о не связанности с родительскими архетипами. А если у человека нет связи (внутрипсихической) с родителями, то соответственно ему не подойдет подход к его рассмотрению, который используют множество современных психологических школ, заявляющих о ведущей роли детства и проигрывания детско – родительских отношений в дальнейшей взрослой жизни. Вероятно, что влияние родителя в случае интроверта может быть лишь, как травмирующее, подавляющее, навязывающее, но это уже не системообразующий пласт, так как сам человек психологически не акцентирован на своем детстве. И уж точно в таком случае, к человеку не удастся применить теорию травмы рождения – отрыва от матери. Наоборот, в данном случае нахождение внутри матери есть травма.

Инцестуозность в таком случае, которая считается системообразующим психическим феноменом в поведении человека так же отпадает. В общем, детство, как психический феномен для человека именно такой интровертной конституции (как Онегин, Печорин, Тристан) в любом случае крайне неценно и потому залипать на нем долгое время будет бессмысленно. Да определенное внимание уделить детству и в таком случае также необходимо, но делать его центральным звеном терапии, главным ресурсом психики будет нецелесообразно.

Второе, что можно выделить в Онегине (в котором с точки зрения данного исследования представлен интровертный типаж психики, который не является частью Христианства) так это достаточно высокий уровень агрессии, ярости, которая большую часть времени никому не видима. Об интроверте существует предубеждение, как о человеке, подавленном и не агрессивном. Это вовсе не так, просто интроверт не нуждается в проекции своего внутреннего мира (в том числе ярости, агрессии, ненависти) по крайней мере, так же часто, как это делает экстраверт и посему он должен проявлять агрессивность, ярость только в момент действительной внешней угрозы. Поведение Онегина именно таково – большую часть времени он отстранен (интровертен), ориентирован на созерцание природы и в то же время яростен, агрессивен по отношению к своему врагу. Для экстравертного подхода, который доминирует в современном мире (благодаря естественно доминации матриархальных психических теорий, пространств, учений, которые много раз уже назывались в данном исследовании), наличие таких психических установок кажется парадоксальным и непонятным, в том числе и потому – что внутренний портрет интроверта деформирован представлением о подавленном, задавленном человеке, который в данном случае не связан не с интроверсией, ни с экстраверсией.

Теперь давайте перейдем к Печорину. Вот уж, на мой взгляд, более агрессивного героя (в поведении которого с символической точки зрения постоянно можно усматривать использование внутреннего психического убийства), и более здорового по психической конституции в российской литературе больше нет. Печорин во многом похож на Онегина – интроверт, ориентированный на созерцание природы (даже в их именах есть присутствие природного объекта) с высочайшим зарядом агрессивности и ярости, единственное, что его возвращает в экстравертную среду, где он и гибнет так это та же анима – лики которой постоянно меняются, но в связи с тем, что связь с ней не разорвана героем ее влияние остается прежним – разрушающим.

Но для начала давайте рассмотрим борьбу с вечно юным принцем. Борьба с вечно юным принцем при символическом рассмотрении Печорина, надо полагать, представлена двумя дуэлями. Свидетелями одной нам не дано стать (та, которая предшествовала высылке на Кавказ), зато вторая с Грушницким описана очень объемно. В первую очередь предлагаю обратить внимание на то, что дуэль (символизирующая сражение с архетипом вечно юного принца) в случае Печорина запрещена, и каждый раз после участия в ней он понижается в звании и высылается все далее от столицы. Если рассматривать происходящее с символической точки зрения, то предлагаю мнение, что так коллективная психика (в которою Печорин вписан, но частью, которой Печорин не является, в лице которого напомню, представлен широко распространенный мужской психотип интровертного склада) мстит Печорину – мужскому сознанию, ориентированному на интроверсию, созерцание природы и на яростное соперничество с врагом, за уничтожение своего наместника – вечно юного принца. Повторюсь, что современной коллективной психике, выстроенной вокруг полюсной отщепленности в тот или иной период необходимо, чтобы доминировал именно тот архетип, чья эра пришла, тогда как другие архетипические энергии при этом подавляются. На момент появления Печорина (как психотипа) блестяще описанного Лермонтовым власть внутри современной коллективной психики (хотя вернее я думаю, будет сказать, что возрастала любовь, и страстная одержимость истинной владычицы коллективной матриархальной психики Великой Матери к нарциссическому дитя и чахла по отношению к своему мужу) переходила от Отца к Нарциссу (с психологической точки зрения это отразилось повсеместным в Европе свержением монархии, монарха – отца и появлением республик, демократий. В этой связи крайне символично, что в Германии революции не было, что опять же может указывать на то, что Германия как психическое явления до вторжения в нее союзников и последовавшего затем морально – нравственного ее разложения, не является частью Христианства, как психического феномена). Посему каждый, кто боролся с этим «духом времени» (хотя здесь я думаю правильнее будет говорить с душой времени, потому – как ни Великая Мать, ни ее возлюбленный Нарцисс не являются частью духа, а являются частицей вечно страдающей и страстно чего – то жаждущей души), вступал в противоборство с нормами эпохой – с коллективной психикой, под давлением которой очень трудно устоять. Мотив агрессии коллективной психики по отношению к Печорину (герою – сознанию) выражается в том заговоре, что против него соорудили сослуживцы, во главе с капитаном Рокотовым. Такого мотива в Евгении Онегине мы не наблюдали, посему мы можем сказать, что психических врагов у интровертного мужского сознания, представленного с символической точки зрения Героем/Печориным, прибавилось. Кроме вечно юного принца – представленного Грушницким, анимы – представленной Верой, Княжной Мэри во враги добавились, как мы уже говорили сама коллективная психика/общество, отцовский архетип (представленный Вернером и Максимом Максимычем). Все эти противоборства героя/сознания с архетипическими энергиями мы, конечно же, подробно рассмотрим по ходу, ну а теперь давайте все – таки подробно остановимся на борьбе с вечно юным принцем – символизируемым Грушницким.

Собственно, схема отношений Герой – архетип вечно юного принца, наблюдаемая нами на примере отношений Печорина и Грушницкого мало чем отличается от отношений Онегина и Ленского. Опять мы видим более младшего принца по отношению к герою, то есть менее опытного с символической точки зрения, не объективно смотрящего на ситуацию, не оценивающего своих реальных возможностей и фигуру, не имеющую сколь – нибудь индивидуальных особенностей, полностью копирующей установки высшего света. Понятная дело, что данная психическая фигура при большей активности внутри психики расщепит индивидуальность и уничтожит ее, потому – как она насыщает огромным объемом коллективных бессознательных энергий сознание. Кроме всего мы вновь можем наблюдать, что вечно юный принц – Грушницкий, насыщающий сознание архетипическими коллективными содержаниями пытается создать связку еще и с анимой, вернее той частью анимы, которую мы назвали вечно юная принцесса (символично, что архетип вечно юной принцессы в романе Лермонтова проиллюстрирован княжной).

Вечно юная принцесса – часть анимы также, как и вечно юный принц является крайне зависимой частью психики от коллективных установок бессознательного пространства. Вечно юная принцесса также не видит реальности, растворяется в эмоционально – аффективной бессознательной среде, причем в уже созданной коллективной психикой. Собственную же эмоционально – аффективную среду вечно юная принцесса создать не может, потому ее удел (а соответственно и того мужчины, в чьей психике этот архетип доминирует) вечно восхищаться проявлениями мировой культуры. Ее тотальная зависимость от коллективной психики символизируется в романе Лермонтова – зависимостью Мери от матери, без которой она и шага ступить не может. В общем – то и возлюбленным себе Мери – вечно юная принцесса (которым, в конце концов, становится Печорин) выбирает того, кого хотела видеть ее Мать – архетип Великой матери. Именно в момент, когда брак (соединение, слияние в нечто среднее, бессистемное, разрывающее психику на противоположности) – выстраивание новой психической фигуры, насыщенной до пределами архетипическими энергиями коллективного бессознательного пространства между вечно юным принцем/Грушницким и вечно юной принцессой/Мери становится возможным, герой – сознание уничтожает сначала вечно юного принца (убийством Грушницкого), а затем разрывает связь с вечно юной принцессой (Мери). Исходя из анализа Печорина и Онегина, складывается впечатление, что борьба с вечно юным принцем, заканчивающаяся его уничтожением является самой легкой из всех внутрипсихических противоборств, в которые вступает герой/мужское интровертное сознание. Одержать победу герою в принципе не так сложно, так как он опирается на разум (особенно в те моменты, когда он не захвачен анимой, которое расщепляет разум в аффектах). Вследствие глубокого самопознания (интровертной направленности психики, которая в случае Печорина символически представлена кроме всего прочего ведением дневника, в котором и происходит самопознание, самопогружение), он знает, на что ему опереться – на какие качества психики. Вероятно, что глубокое самоуглубление – интроверсия позволяет очертить границы собственной психики и потому – как они познаны и прочувствованы собственнолично и зачастую очень мучительно (так как большую часть личностных характеристик, образующих затем личностные границы приходилось доставать из Тени, куда они были вытеснены и подавлены) то посягательство на них вызывает гнев, раздражение и ту саму ярость, которая особо ярко выражена в Печорине и представлена же она в Онегине и которая очень смущает окружающих, особенно на фоне отстраненности и не включенности в коллективное – эмоциональное поле. Исходя из этого, можно предполагать, что ярость не является аффектом, эмоцией, а скорее является неким чувством высокого уровня сложности, которое образуется с помощью разума. Если бы ярость (Вообще можно предполагать, что именно ярость является одним из фундаментальных, системообразующих свойств мужской психики, не Христианского формата. Возможно, что именно ярость образует уважительное и что самое важное само обращение к мужчине в Германии – Herr. Тогда и само название Германии можно понимать, как страну ярых мужчин, которые и создали Германию, как духовно – территориальное явление с которым затем боролся Черчилль. Необходимо также заметить, что корень Яр – символизирующий по всей видимо ту самую Ярость, рождающуюся при самопознании, самопонимании в мужской психике можно обнаружить и в корнях других слов, как например Мадьяры – Венгры, имя Ярослав, Ирландия – Страна Иров, Яров и т. д. Также можно предполагать, что именно Ярость является защитным механизмом мужской интровертной психики, возникающее в ответ на разрушение личностных границ со стороны внешних и внутрипсихических явлений. Таким образом, вероятно, что появление, возникновение ярости в интровертной мужской психике указывает на возникшую угрозу, желающую расщепить мужскую психику, с которой необходимо бороться. Все это говорит нам о том, что именно ярость может спасти мужское сознание от расщепления со стороны современной коллективной психики, к которой сама ярость, как психический феномен отношения не имеет, так как она является продуктом другого бессознательного измерения, которое, по всей видимости, сформировано вокруг Германии, Кельтов.) Ярость понятное дело также усиливает шансы в схватке с вечно юным принцем и придает сил и уверенности в данной борьбе герою, так как человек испытывающий ярость понимает, за что он сражается. А вот сам вечно юный принц не понимает, за что он борется, так как предлогом для битвы с героем становится желание и воля коллективной психики, которая враждебна к герою образца Печорина. В сам момент схватки вечно юный принц начинает чувствовать некую опустошенность, ненацеленность на борьбу, потому как не знает на самом деле, за что он бьется. Вся его уверенность строилась на захваченности эмоциями, аффектами, которые в противовес ярости в разгар схватки могут исчезать и тем самым не придавать концентрации вечно юному принцу, начинающему вдобавок чувствовать себя обманутым, так как к нему приходит понимание, что его враг более достоин победы. Здесь и происходит разочарование принца прежними идеалами и прочувствование своей собственной обманутости и отсутствия себя как такого в принципе (так как принц насыщался ложными эфемерными чувствами, аффектами, которые ничего серьезного не создают). Собственно, именно такое поведение мы и видим у Грушницкого символизирующего архетип вечно юного принца в повести Лермонтова. Ничего собственного за Грушницким – вечно юным принцем нет, он в принципе – то и не осознает, для чего враждует с героем. Единственное, чем насыщается в этой схватке вечно юный принц – Грушницкий, так это ненавистью к герою – Печорину, которая является той самой эмоционально – аффективной одержимостью (которая порождена коллективной психикой, к которой герой отношения не имеет). Обладая лишь таким ресурсом схватку не выиграть, и герой сокрушает вечно юного принца – Грушницкого. Заканчивая рассматривать мотив внутреннего психического убийства (которое с символической точки зрения прослеживается в уничтожении героем – мужским сознанием фигуры вечно юного принца – Грушницкого) внутреннего вечно юного принца вновь стоит заметить, что это противоборство, если так можно сказать является самым легким противоборством для героя – мужского интровертного сознания.