Текст книги "Медвежий капкан. Вселенная Единения. Том 2"

Псих копошился в мусорке, разбрасывая во все стороны отрубленные части тел «пропавших», как вдруг его внимание привлек какой-то стон.

Обернувшись, он сначала не заметил источник звука или какое-либо движение. Статика.

– По… – снова донеслось откуда-то.

– Кто здесь?! – злобно заорал Гоззо, подпрыгнув на месте. Его дыхание было тяжелым, выглядел он очень болезненно. На лбу выпирали пульсирующие вены. – Кто здесь, я спрашиваю?!

– …помо… помо… ги… – донесся откуда-то ослабленный голос.

Гоззо сделал несколько шагов вперед и зловеще улыбнулся. Под строительными лесами лежал Тилль. Он был жив.

– …мне…

Гоззо рассмеялся.

Тилль тоже засмеялся из последних сил, и смех этот смешался с кровавым кашлем.

Псих подошел к нему вплотную, наклонился, и они посмотрели друг другу в глаза. Затем Гоззо попытался поднять строительные леса с придавленного тела Тилля – к удивлению, у него это получилось.

– Спасибо…. Спа… спа… сибо тебе… – пробормотал Тилль.

Гоззо снова улыбнулся.

Он взвалил обмякшее тело Тилля себе на плечи и потащил его куда-то в сторону. На землю упала первая капля дождя.

***

К судье подлетела какая-то птичка, усевшись ему на плечо, или скорее подобие плеча. Это была кукушка с зашитыми черными нитками глазами и вспоротым круглым животиком. Маленький тоненький кишечник птицы торчал наружу, обмотанный вокруг ее шеи, словно шарф.

Она быстро что-то прочирикала на ухо судье.

– Что-о-о-о-о-о? Разберемся…

Судья с птицей вышли из помещения наружу.

– Скоро, говоришь?

Птица утвердительно закивала головой, взволнованно чирикая.

– Да уж, такая душа безо всякого суда заслужила место в Коците3535
  Ледяное озеро в самом центре Преисподней.


[Закрыть]…

Птичка сделала несколько кругов вокруг судьи, после чего снова приземлилась на его плечо.

– Буду ждать этого суда с нетерпением… – голос существа был хриплым и очень громким, словно бы он сопровождался раскатами грома. – Спасибо за информацию, Квики.

Птичка напоследок прочирикала в маленькие круглые уши судьи что-то еще, а затем, поклонившись в воздухе, улетела.

Судья Ада задумчиво уставился на столп пламени перед ним. Огненные язычки складывались в буквы, образуя текст.

– Клос. Клос Хайнеманн… – произнес он. – Тебе не понравится здесь. Уверен, что ты хотел бы занять мое место. А-ха-ха-ха-ха!

Судья внимательно дочитал досье на Оборотня до конца и задул огонь. Вполне четкий текст сменился простым пламенем.

Затем судья вернулся в помещение суда. Красно-коричневая почва под его ногами проминалась, оставляя отчетливые отпечатки когтистых трехпалых ног. Наконец он вернулся в огромное каменное сооружение и уселся в свое кресло.

Перед ним уже стояли новые души, покорно ожидая своей участи. Бегло прочитав стопку листов, судья раздраженно отбросил их в сторону, затем приподнялся, нависнув над трясущимися душами.

– Что скажете в оправдание, твари ничтожные?! – грозно произнес он.

Души, очевидно, пытались что-то сказать, но у них ничего не получалось…

– Совершенно бесполезные! Все ясно! – судья перешел к приговору, зачитывая, во владения какого стража перейдет та или иная душа.

Затем он сжег их дела и покинул здание.

Маленькие черные глазки душ отчаянно забегали по крошечной голове…

***

– Куда? Куда ты меня тащишь? – орал и в то же время нервно хохотал Тилль. – Отпусти, сумасшедший!

– Это я сумасшедший? Да сама Вселенная – вещь психоделичная и сумасшедшая! – Гоззо рассмеялся в ответ.

Тиллю удалось вырваться. Он вскочил на ноги, которые тут же издали громкий хруст. «Странник» упал, закричав от боли – его кости были переломаны. Несмотря на это, Тилль вцепился в своего врага и даже умудрился повалить его на землю, после чего принялся бешено молотить кулаками по его лицу.

Рассвирепев, Гоззо сбросил Тилля с себя, затем встал, обошел противника и, схватив его за переломанные ноги, потащил куда-то в сторону.

На месте их драки осталась лужица крови и несколько выбитых зубов.

– Я тебя убью, ублюдок! – завопил Тилль. – Я убью тебя, и Оборотень меня отпустит! Понял? Ты сдохнешь! Ты сдохнешь!!! Все сдохнут!!! – изо рта его пошла кровь, на что Гоззо расхохотался еще сильнее.

Тилль снова попытался вырваться. Его охватило безумное желание разорвать противника в клочья голыми руками. Он яростно молотил руками по спине своего похитителя и до крови укусил его.

Тогда Гоззо схватил с земли камень и ударил им по голове Тилля, вырубив его.

***

Кто они? Гоззо и Тилль. Две капли воды…

Когда-нибудь они будут наказаны: потолок для них станет полом, а океан – пустыней.

Они уже не будут смеяться. Они уже не смогут вызвать такси в рай – оно никогда за ними не приедет.

Это возвращает к тому, с чего начали: песня в голове.

Голова…

Что-то, застрявшее в глубине души. Душа в ловушке…

Темнота поглотит все…

Скоро все будет в темноте!

Пустая бесконечность… Вечный сон…

***

Denn du bist, was du isst.

Es ist mein Teil…3636
  «Ты есть то, что ты ешь. Это часть меня…» (нем.)


[Закрыть]

Похолодало. Шел сильнейший в этом году ливень. Он сопровождался яркими вспышками молний и оглушающими раскатами грома.

Гоззо, слегка пошатываясь, стоял около одного из многочисленных жилых домов, в маленьком внутреннем дворике, огороженном забором.

Он открыл рот, ловя падающую воду и стараясь напиться, затем поднял руки к разгневанному небу и прошептал что-то неразборчивое. Дождь заливал его – сумасшедший промок с ног до головы, будто бы он где-то окунулся в бассейн.

Казалось, что его совсем не беспокоила гроза. По какой-то ведомой одному ему причине безумец испытывал радость.

Да, он знал, в чем дело: в его голове снова появился странный шум. Но сегодня он начал эти звуки различать.

– Это чей-то зов, мне пред ним не устоять, – пропел Гоззо.

Недалеко от него, в закрытой беседке, горел небольшой костер, рядом с которым стоял длинный обеденный стол. На этом столе без сознания лежал Тилль.

Гоззо медленно подошел к неподвижно лежащему телу, безумно улыбаясь и в предвкушении растягивая момент. В руке псих крепко держал кухонный нож для разделки мяса, обнаруженный прямо здесь, на заднем дворе – в маленькой тумбочке на веранде.

Одной рукой Гоззо взял сломанную ногу Тилля: он начал вращать ее до упора, внимательно рассматривая торчащий из раны кусок кости. А затем резко вонзил нож прямо в место перелома и принялся методично отрезать часть ноги, безумно смеясь.

К его удивлению, Тилль не очнулся. Гоззо даже подумал, что тот умер, хотя было заметно, что грудная клетка «странника» слегка движется в такт дыханию.

Выковырнув небольшой кусок мяса с места разреза, Гоззо насадил вырезанную плоть на нож и побежал к костру.

Мясо над огнем начало быстро менять цвет. Не дожидаясь, когда оно прожарится до конца, исхудавший Гоззо жадно отправил этот кусок себе в рот.

Он съел часть Тилля, давясь как собака.

Как довольная собака.

– Когда королева нас накажет, крови станет больше, чем пролитых слез! – вдруг воскликнул он, обращаясь к небу.

Раздался очередной грохот в небе где-то неподалеку, и Тилль наконец очнулся. Под воздействием токсина он лишь приглушенно чувствовал боль, но все же чувствовал, к тому же осознал близость смерти и сильнейшее отчаянье, а потому застонал.

Пока Гоззо стоял к нему спиной и жевал кусок непрожаренного мяса, Тилль, собрав последние силы, засунул дрожащую руку в свою штанину, достав из кармана кусок стекла, и приготовился.

– Все вы сумасшедшие! Все! Все вокруг! – снова закричал Гоззо, обращаясь непонятно к кому. – И диагнозы вам ставят такие же сумасшедшие!

В приступе истерики он начал топать ногами по деревянным доскам беседки, затем резко развернулся и направился за очередной порцией мяса.

Но его жертва была готова к этому. Когда псих приблизился к неподвижному телу, Тилль резким движением вонзил осколок ему в грудь. Попытавшись вытащить стекло, чтобы нанести еще один удар, мужчина понял, что у него уже не осталось сил, чтобы это сделать. Рука, не слушаясь тела, обмякла и упала на стол.

Тогда Гоззо бросился на противника: он схватил «странника» за горло и принялся его душить. Тилль же сначала в истерике рассмеялся: он видел, как осколок в груди психа касается его ребер и от этого входит глубже, ведь Гоззо тоже не чувствовал боли. А затем смех сменили отчаянные и безрезультатные попытки захватить воздух.

Когда Тилль перестал дергаться, псих решил воспользоваться ножом – он нанес десяток ударов по телу «странника», безумно вопя.

От сквозного ветра или же от капель дождя, проникающих меж досок, костер в беседке потух.

Гоззо отрезал еще один кусок мяса и на сей раз съел его сырым, безуспешно пытаясь прожевать и в итоге просто заглотив.

Потом, сильно шатаясь, он отошел немного в сторону.

Этот сумасшедший «богомол» настолько ослаб, что капли дождя буквально вдавливали его в землю. Его затошнило. Он упал на четвереньки, затем повалился на спину.

Гоззо истерично засмеялся, а из глаз его таким же ручьем, как и дождь, потекли слезы. Он дрожал, кажется, от холода.

Ливень смывал кровь с глубокой раны и смешивался с его слезами.

Гоззо умер, глядя в бесконечный космос, с улыбкой на лице.

***

Колесница, завершая свой путь, приближалась к гигантскому трону. Он стоял на ледяном озере Коцит, окруженный тремя гигантами – Бриарием, Эфиальтом и Антеем.

На берегу озера адский возничий остановился для того, чтобы выбросить, словно мусор, оставшиеся души в это ледяное озеро.

Мгновенно материализовав себе земные тела и оказавшись в воде, души тут же замерзли в нем лицами вниз в ожидании самой страшной казни.

Вокруг озера загорелось огненное кольцо: душам стало и жарко – от пылающего огня, и в то же время холодно – от ледяной воды. Озерные бесы кусали их плоть, царапали их тела, разрывали на части, но тела эти, испытывая невероятную боль, тут же регенерировали. И все повторялось снова и снова.

Души, такие жалкие, пытались прижаться друг к дружке, и тряслись то ли от холода, то ли от страха.

Прошла вечность.

Откуда-то сверху, с каменного небосвода, рванули вниз красноглазые горгульи. Своими когтистыми лапами они схватили беззащитные души: кого-то удалось вырвать изо льда целиком, но большинство оставили там голову или даже половину тела. Затем горгульи полетели к гигантскому обрыву, что находился за троном.

Отпустив души на самом краю обрыва, демонические существа принялись подталкивать их вперед – так, чтобы те упали.

Души бешено кричали и тряслись от страха.

Наконец их взору открылось то, что находилось внизу обрыва – в этой бездне жило огромное чудовище, похожее на ящера. Его желтые глаза без зрачков были направлены на эти мерзкие остатки жизни. Существо, обрадовавшись, облизнулось, обнажив миллиард острых зубов.

Горгульи столкнули осужденных вниз. Те совершили полет длиной в еще одну вечность, а затем чудовище подхватило их своим длинным языком, и жалкие души скрылись во чреве монстра.

Послышались крики, заглушаемые чавканьем чудовища…

Горгульи улетели прочь.

***

Я выбрался из-под стола и, слегка пошатываясь, максимально быстрым шагом, насколько позволял мне ослабленный организм, двинулся в сторону выхода, к своему спасению – но спасение ли меня там ожидало?

Выглянув на улицу и убедившись, что рядом никого нет, я побежал вперед, держась подальше от открытых пространств, где я был бы на виду.

Спустя какое-то время я остановился, чтобы отдышаться.

Военных не было слышно, возможно даже, что они уже покинули территорию. Я так хотел в это верить – это означало бы для меня свободу. Но я знал, что это не так.

«Если бы они действительно свалили, – размышлял я, – то и мне самому осталось бы только унести отсюда ноги. Не было бы больше препятствий: никаких клоунов, хантеров и „жнецов“ – всё, как мы и планировали с Эмили и остальными».

С Эмили…

Дождь все еще шел. Казалось, он становился сильнее.

Вдруг совсем рядом со мной раздалось громкое карканье. Я обернулся в сторону источника звука и увидел на ветке дерева черного ворона, пристально разглядывающего меня.

– Цыцотка… – почему-то сорвалось у меня с языка.

Попытался вспомнить, откуда я знаю это слово, но никаких идей не приходило в голову. В ней снова закружились какие-то фрагменты воспоминаний и снов, отдавая чудовищной головной болью. Не выдержав, я всхлипнул.

Откуда-то неподалеку донеслись звуки шагов. Тогда я побежал дальше.

Словно тень, перемещаясь между зданиями и несколько раз упав в лужи, но все же приближаясь к воротам у железной дороги, я вдруг снова наткнулся на военных.

Сердце заколотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Мне повезло, что меня не заметили.

«Черт возьми, что же делать…»

Я тихонько забежал в первое попавшееся помещение, чтобы на время скрыться, но не заметил смотровую яму под ногами.

Упав в нее, снова ударился головой.

На несколько минут меня вырубило. В голове проносились какие-то картинки, постепенно собираясь в общую картину, словно пазл.

Мост.

Бомж.

Оборотень.

Камин.

Бокал вина.

Голуби.

Папка.

Все вдруг сложилось в одну картину.

Пока я лежал и приходил в себя, совсем рядом с моим временным убежищем несколько раз пробежали военные. Я слышал топот их ботинок. Слышал их переговоры по рации. Но теперь это было не так важно.

Теперь я знал, что нужно делать.

Я вспомнил все.

***

Полди вышел из гаража пожарной части и вдоль стены изо всех оставшихся сил помчался через территорию лаборатории в оранжерею.

Сердце его сжималось в надежде на скорое спасение.

Достигнув цели, он проник внутрь строения через стеклянные двери и тут же запнулся о какую-то корягу. Упав, прокатился животом по земле, остановившись неподалеку от металлической крышки люка с выгравированной на ней головой быка. Она была прямо на уровне его глаз.

Недолго думая, Полди поднялся на ноги, устало улыбнулся и вдохнул запах скорой свободы. Настоящей свободы…

X
Кто ты, Полди?

Полди отодвинул крышку люка. Она была такой же тяжелой, как и весь его путь к свободе.

Он провел на этой проклятой территории почти пять суток. Самых худших в его жизни.

Сейчас же Полди нашел выход из лабиринта лаборатории, но найдет ли он выход из лабиринта своей жизни?

Посмотрим…

4 месяца назад…

Сегодня Клос пришел в «Ласт Рейн» немного раньше, чем обычно. На улице полыхал закат: небо было такое красивое, красно-сиреневого цвета. Клос какое-то время в задумчивости сидел за столиком у окна, провожая солнце, затем встал и направился к скучающему бармену, протирающему пустые бокалы.

– Гутен таг! Приготовить что-нибудь особенное? – спросил бармен, приветливо улыбнувшись.

– Удиви меня, – бросил Клос.

– Тогда я сделаю мой фирменный коктейль, – с задором сказал бармен и принялся творить.

– Ты, главное, говори что-нибудь, – попросил Клос. – У меня чертовски плохой день. Меня зовут Клос.

– А меня Полди. Я очень часто вижу тебя здесь.

– Да, видимо, я нашел место, где мне комфортно, где я могу просто посидеть и подумать о жизни.

Полди улыбнулся.

– Кем ты работаешь?

– В мэрии, – Клос пустил руки в волосы и уставился в барную стойку. – Но бо́льшую часть времени работал в полиции, спецотдел. Только, пожалуйста, давай не о моей гребаной работе… Я тебя умоляю!

– Хорошо. Кстати, я уже почти закончил коктейль. Уверен, тебе понравится.

– Когда это мы успели перейти на ты? – спросил Клос. – Ай, ладно, черт с тобой. Наливай.

– Последний штрих! – с энтузиазмом отозвался Полди и, добавив дробленый лед, с громким стуком поставил стакан прямо перед гостем.

Клос выпил коктейль почти залпом, что не очень понравилось бармену.

– Повтори, – пробурчал Клос. – Что там по телевизору? – бросил он, даже не смотря на экран.

– Сейчас, – сказал Полди и принялся листать каналы.

На экране сменялись картинки с животными, прогноз погоды, спортивные матчи, мультфильмы… Когда из динамиков донесся голос местного ведущего с канала новостей, Клос резко сказал:

– Стоп.

– …к остальным новостям. На Занне-штрассе, 14, произошло чрезвычайное происшествие. Мужчина в состоянии сильного алкогольного опьянения скинул с балкона своей квартиры мешок, в котором, по словам очевидцев, находилась кошка. Позже мужчина вышел из подъезда и добил домашнее животное гаечным ключом. Очевидцы сняли действия неадекватного мужчины на видео и вызвали полицию. Полиция задержала мужчину, но, по словам соседей, мужчина уже находится на свободе. Претензий у стражей порядка к нему нет. Полное видео без цензуры вы можете посмотреть в нашем telegram-канале.

– Вот же… – хотел выругаться Полди.

– Говори.

– ?

– Говори, что чувствуешь, – настойчиво сказал Клос.

– Чувствую, что этот моральный урод должен сидеть в тюрьме.

– И все? Это все, что ты думаешь? – спросил Клос.

– Ну… да. А что?

– А то, что потом он выйдет из тюрьмы и сделает что-нибудь похуже. Потому что тюрьмы сейчас не исправляют, а только озлобляют. Тюремные порядки начинают подменять социальные нормы и устои, а потом они несут это все оттуда в наше общество, разлагая его… Налей-ка мне еще один свой фирменный, – Клос допил остатки коктейля и продолжил:

– Я вот не понимаю, я же не один думаю, что… я не знаю. Да как так можно-то?!

Он на минуту задумался, и за это время Полди доделал напиток.

– Я хочу сказать: вот этот мужчина, о котором мы сейчас послушали новости… зачем он? Полди, ответь мне, пожалуйста.

– Э-э-э… я думаю, что это просто какой-то ненормальный.

– Полди, он убил кошку! Полди! Этот биомусор просто безжалостно убил беззащитное существо, которое доверилось ему. И сейчас он среди нас, среди нормальных людей. Он свободен, он пользуется благами цивилизации. Ради него убивают коров и свиней, чтобы приготовить мясо ему на ужин. Из-за него страдает экосистема – ради того, чтобы этот мерзавец получал электроэнергию. Он дышит с нами одним воздухом, Полди. Я хочу понять, как ты относишься к этому? Неужели тебе плевать, что такие люди есть среди нас?

– Нет. Не плевать, – спокойно ответил Полди и о чем-то задумался. – Мне неприятно находиться с ними в одном обществе. Но этого не избежать, ведь так? Он не единственный ненормальный и не самый худший среди них. Кроме того, у полиции, похоже, уже нет к нему вопросов.

– У полиции… – Клос хмыкнул и улыбнулся. – У полиции есть вопросы разве что к убийцам и к тем, на кого покажет Оракул: оппозиционерам, радикалам, экстремистам… Нет у них времени заниматься защитой домашних животных. Но кто-то же должен этим заниматься? Может, само общество? Почему наше общество не самоочищается от подобных мразей? Это ведь гнойник, который всем только мешает. И если полиция занята, то почему бы не посодействовать оздоровлению?

– Я согласен, Клос. Этот мир катится к черту!

– Что бы сделал ты?

– Э-э-э… что?

– Что бы ты сделал с ним, Полди?

– Я… я не знаю, вызвал бы полицию. А что я должен сделать?

– Что ты чувствуешь? Что бы ты хотел с ним сделать, если бы мог? Если бы вы остались наедине? Если бы ты видел все, что он сделал, своими глазами?

– Я… я… я… – вопросы сыпались на Полди один за другим, но он не хотел и не мог ответить.

– Можешь не отвечать мне. Ответь себе. Подумай… Многие моралисты бы меня осудили, но я бы шкуру с него спустил за то, что он сделал. Он бесполезный кусок говна. Он недостоин жить в обществе, недостоин жизни. Зачем он?

Полди был внутренне согласен с Клосом, но не придерживался столь радикальных взглядов.

– Ты говоришь «полиция», Полди? Я расскажу тебе, что такое «полиция». Вот если бы этот долбоеб вышел на улицу с пикетом против объединения Германии в USE или с критикой работы Оракула, или еще что-нибудь в таком духе, его бы мигом посадили как минимум на девяносто суток! А какие-нибудь живодеры, такие же, как и он сам, только в форме, за чертов лист бумаги с надписью отбили бы ему в отделении почки. Оракула не интересуют кошки – у него ровно две задачи, и непонятно, какая перевешивает. Первая – это оппозиционеры и гражданские активисты, радикалы, вторая – тяжкие преступления типа убийств, грабежей, изнасилований. Система прогнила до основания и этот «старый» Новый порядок когда-нибудь рухнет, сдохнув под тяжестью собственной бюрократии.

– Я понимаю, – поддакнул Полди. – Но даже в таком дерьмовом мире нужно быть счастливым. Тогда будут счастливы окружающие. Дари им свои улыбки! Жизнь у нас одна…

Клос выдохнул.

– Спасибо тебе за разговор, Полди, – он допил коктейль, кинул на барную стойку чаевые и пошел к выходу. – Классный коктейль, кстати. Пока! – напоследок сказал он, не оборачиваясь.

– И тебе хорошего вечера! – попрощался озадаченный бармен.

***

Кошачий крик. Жалобный, пробирающий до слез. Пьяный мужчина бьет по мешку. Удар, удар, удар! Крик затихает и прекращается. Питомец больше не шевелится. Это пьяное быдло выкидывает мешок в мусорный контейнер и орет что-то на первобытном языке. Женщина, снимающая видео, вскрикивает и просит других очевидцев вызвать полицию.

Я выключил видео.

Боже.

Он действительно сделал это.

Какие же нелюди есть среди нас.

Меня обуяла какая-то кровожадная ярость.

– Что за мудак, – прошептал я, листая комментарии: каждый второй желал ему смерти.

Я пытался заснуть, но в голове безостановочно жалобно кричала кошка.

Может, ей было бы лучше на улице жить… Она даже выбрать не могла, жить ей с этим человеком или нет. Он приручил ее, при этом взяв на себя ответственность, обязательства… а затем просто убил. Безжалостно. Жестоко!

Какая мразь… Да чтоб он сдох!

Я долго еще не мог уснуть.

***

Прошло еще несколько дней – что-то около недели. Клос как обычно сидел рядом за барной стойкой, читал что-то в телефоне и потягивал коктейль. Я молча протирал бокалы. Клос посмотрел на часы и сказал:

– Включи, пожалуйста, телевизор, сейчас начнется выпуск новостей.

Я включил.

Ведущий рассказывал о городских событиях.

– Оставь.

Клос все так же сидел в телефоне, и фоном мы оба слушали телевизор.

– …Вчера вечером был жестоко убит Эрих Крау, местный житель из Рейнера. Мужчина был избит у себя дома, затем помещен в пакет для строительного мусора и сброшен с четвертого этажа. От полученных травм он скончался на месте. Примечательно, что в мусорном мешке были обнаружены лепестки роз, что указывает на возможную причастность Немецкого Оборотня к этому убийству. Эрих Крау уже появлялся ранее в наших выпусках новостей: на прошлой неделе была информация о том, как он в состоянии алкогольного опьянения жестоко расправился со своим домашним питомцем – кошкой Белочкой. Момент убийства домашнего животного попал на видео, его зафиксировал случайный прохожий. Было ли убийство Эриха связано с убийством домашнего питомца или с чем-то другим, предстоит установить полиции.

– Слышал? – спросил Клос.

– Ага, – ответил я.

– Что думаешь? Что чувствуешь?

Удовлетворение. Боль. Печаль. Радость.

– Справедливость, – ответил я.

Клос оторвал взгляд от экрана телефона и посмотрел прямо мне в глаза.

– Чудесно, – сказал он, улыбнулся, рассчитался и ушел, оставив меня в самых разных мыслях…

***

– Так как ты относишься к Оборотню? – спросил Клос.

– В целом… в целом, хорошо, – искренне ответил я. – Мне не близки его методы, они меня даже пугают… Но, кажется, у него благая цель, я так считаю. В конце концов, меня это напрямую не касается.

Тогда Клос ответил мне:

– Я хотел сказать «и не коснется», но ведь все-таки касается, если подумать. Нас всех это касается. Жить становится безопаснее. Разве ты этого еще не заметил?

– Ну как сказать… Да, я действительно стал больше гулять по вечерам. И, как видишь, я цел.

– Вспомни, как много раньше было преступности. Еще полгода назад… Они управляли нашей любимой страной. И нашей Европой. Ни полиция, ни общество – никто не мог бросить вызов этому беспределу! Но всего один человек нашел в себе смелость и силы этому противостоять. Подумай только, какое это безумие. Один против сотни тысяч! А то и большего количества отбросов.

– Поэтому он и стал героем Лиги Правосудия. Как думаешь, это он ее лидер? – спросил я.

– Не знаю, но думаю, такое возможно… – как-то уклончиво ответил Клос.

– Это все дает нам какую-то надежду на то, что в своей жизни мы еще увидим перемены. Это так странно, но мы, кроме власти Оракулов, другой жизни-то толком и не видели. Каково оно, например, жить при демократии? В свободной Европе? Как жили наши родители…

– Я тоже об этом думаю, мой друг… я тоже…

***

Не знаю почему, но я стал ему доверять.

Я рассказал ему про самый черный свой день – день, когда были убиты мои родители и мы с сестрой Анной, не готовые еще ко взрослой жизни, остались совсем одни. И про тот день сурка, что происходил со мной последние полгода, связанный с моей неудавшейся и очень трагичной безответной любовью.

А Клос ответил на это все:

– Я могу тебе помочь. Хочешь? Ты уже не будешь таким, как прежде. Хочешь, все в твоей жизни изменится?

И ведь изменилось.

– Расскажи мне, Полди, – попросил Клос. – Что у тебя сейчас происходит?

Я вздохнул и представил свою жизнь – картинка эта невольно как-то обросла словами.

То было очень странное время. Американские горки.

– Пик пройден, идет такая долгая и уже нудная прямая, что ждешь не дождешься новых взлетов и падений. Помнишь, как больно падать, но зато какой кайф – находиться на высоте!

Я протирал бокалы одноразовым полотенцем и понимал, как глупо звучит мой рассказ. Но все же продолжил:

– А может, уже в горку идешь, но сам того не замечаешь. В горку идешь, чтобы потом сорваться вниз и снова разбиться. Собирать себя по частям.

Клос как-то утверждающе кивнул: было понятно, что ему интересно продолжение.

– Очень странное время, – добавил я. – По-прежнему есть дни, когда ты приходишь домой, занимаешься своим бытом, вкусно и с удовольствием готовишь, а потом ложишься спать, закрыв дверь! Такая важная мелочь это «закрыв дверь». Потому что есть и другие дни. Когда приходишь не совсем ты – твоя заебанная тень. Можно что-то приготовить, но надо быть готовым к тому, что в процессе ты несколько раз уберешь всю еду обратно в холодильник, потому что ничего, кроме отвращения, она у тебя не вызовет. «Ладно, надо поесть», – скажешь себе. И все же что-нибудь приготовишь. Но еда простоит нетронутой. Потом попытаешься спасти ее, поместив в холодильник, а через несколько дней она все равно окажется в унитазе. Ты ждешь ночи, чтобы побыстрее лечь спать, но понимаешь, что утром тебя ждет новый день, такой же, а может, и хуже. И поэтому ты не закрываешь на ночь дверь. Какая разница, что может случиться с тобой ночью?

Я снова сделал паузу.

– Продолжай, – мягко сказал Клос.

– Очень странные идут дни. Дни, когда летишь с работы домой, чтобы успеть сделать побольше дел. И дни, когда торчишь на работе до последнего и домой не хочешь. В лучшем случае идешь в другой бар и сидишь там в телефоне до закрытия, безудержно обновляя ее страницу. В худшем – идешь домой. Но доходит до дома только твоя тень, и ты запираешь ее в четырех стенах, а мертвую тишину нарушают лишь ее предсмертные стоны. Опять ждешь сна – вдруг встретишь там ее? Хотя бы так. Дни, когда ты живешь, – промолвил я, – и дни, когда ты все еще живешь, если ты понимаешь, в чем здесь разница.

Клос понимал. Я чувствовал это.

– Ты снова в баре, холодное пиво заполняет сначала стакан, а потом твой желудок. Шатаясь, идешь в туалет. Каждый раз – новый бар, каждый раз – новый туалет. Новые лица. Однодневки. Сам однодневка. Потом возвращаешься домой, постоянно проходя мимо одного и того же места.

Я ухмыльнулся.

– Самое ебанутое паломничество в истории этого города. Можно верить, что рано или поздно оно закончится нашей с ней встречей.

Клос действительно меня понимал.

– Одинаковые сны устал видеть по ночам. Хочу все заново начать…

«Хочу кричать», – добавил я мысленно.

***

– Посмотри, Полди, – Клос включил на телефоне видео, опубликованное на локальном новостном канале, и принялся комментировать происходящее на экране. – Вот идет человек. Он возвращается с работы домой, останавливается возле какого-то входа в бизнес-центр, украшенного несколькими цветочными горшками, затем пинком сбрасывает со ступенек один из горшков, испражняется в следующий и как ни в чем не бывало уходит. – Клос закрыл видео. – Скажи мне, Полди, нужно ли такое животное нашему обществу? Просто задумайся: зачем он? Почему он дышит нашим воздухом, питает себя продуктами нашей планеты… И ведь он даже не убийца и не вор – всего лишь маргинал. Он кормится благами этой перенаселенной планеты. Благами, которые не заслужил. Как не заслужили и другие… Сейчас… Я кое-что тебе прочитаю, послушай, пожалуйста, – и Клос достал какие-то бумаги.

– Кипп Юнкерс…

Кажется, он решил зачитать мне материалы дела Оборотня.

– …грабитель, отбирал деньги силой у прохожих в парках, преимущественно в вечернее время. Каспар Родекер – наркоман, подозревался в групповом изнасиловании в подземке. Подозревался только лишь потому, что были уничтожены улики и полиции нечего было ему предъявить. Ланзо Вольф – вор, грабил людей, снимающих ночью деньги в банкоматах. Полиция его год найти не могла, к слову. Или не хотела.

– Ты так много знаешь об Оборотне, – заметил я.

– Я вел его дело, – напомнил Клос и продолжил: – Эдмунд Гайтель и Роберт Скотт – попытка изнасилования. Генрих Кнауп и Тилль Райнхард – ограбили более двадцати бутиков в Доннере. Гельмут «Свити» Шмидт – торговал девушками, организовал секс-рабство. Иногда у полиции есть достоверная информация, но если она получена нелегально, то суд ее не примет, и преступник останется на свободе. А иногда полиции просто нет дела до кого-то. Гризельда Рихтер – коррупция в крупном масштабе. Настолько крупном, что хватило денег на целую армию адвокатов. Она отсидела несколько месяцев и вышла по УДО. Бомжи из «Хорбиндроу» – разбойные нападения на прохожих, преимущественно жителей Рок-Порта. Банда «Серый ворон» – заказные убийства, финансовые махинации, отмывание денег. Уничтожена вся верхушка, к слову. Иво Леманн – коррупция и причинение смерти ввиду врачебной халатности.

– Я слышал про него.

– Да кто про него не слышал? Его должны были снять с должности, но вместо этого регулярно давали очередное почетное звание. Гоц Крюгер – убил с особой жестокостью… молодого парня по мотивам ревности. Хрода Шмидт – многочисленные кражи со взломом. Фридрих Гросс – убийство несовершеннолетнего. Манфрид Кох – наркоторговля, употребление тяжелых наркотиков, грабежи. Георг Херман – автоугонщик, организатор банды, разбирающей припаркованные автомобили на запчасти. Фрок Бойер – в прошлом проституция, ныне многочисленные измены, коррупция. Эберт Фишер – воровство. Вальтер Гайтель – грабежи, избиения. Ломиком, который он брал на дело, этот урод ломал ноги и руки своим жертвам – даже тем, кто не сопротивлялся ограблению. Эрих Шлоссер – развратные действия по отношению к несовершеннолетним. Наконец, тот урод, скинувший с балкона кошку… – закончил Клос. – Как ты думаешь, Полди, мир стал лучше и чище без них или же лучше бы они жили дальше и творили эти дела?