Текст книги "Преодоление. Арзамас-16: как это было. Историко-аналитическое исследование"

Весной 1947 года был создан жилищно-коммунальный отдел. На объект приезжали все новые и новые люди, что требовало особо оперативного решения вопросов их расселения. Дома, бараки, куда поселяли вновь прибывших были с печным отоплением. Дрова были дефицитным товаром, особенно в 1947-1948 годах. В связи с острой нехваткой мебели, бытового инвентаря, младшего обслуживающего персонала огромные трудности возникали в содержании и оборудовании общежитий рабочих, особенно в первые два года существования объекта.

В конце 1947 года таких общежитий было три. Что они собой представляли? Одиннадцать комнат барака с числом проживающих 40 человек, десять комнат в здании бывшей монастырской конюшни, битком набитый дом частного владения в деревне Балыково.

Условия были не самые цивилизованные. Дрова для обогрева и вода подвозились нерегулярно, мебель была сбита наспех, комнаты были грязные, было трудно дышать – не было форточек. В декабре 1947 года вышел приказ начальника объекта П.М. Зернова с требованием сделать максимум возможного для улучшения жилищных условий молодых рабочих.

Но это улучшение в конечном счете стало делом рук самой молодежи. Постепенно наводился порядок общежитиях и на улицах объекта. Воскресники и субботники стали традицией весны и осени каждого года. Массовый характер они приобрели с осени 1948 года.

Проблема здравоохранения с учетом специфики производства, которое закладывалось, была одна из значимых. 9 августа 1946 года заместитель начальника ПГУ Е.П. Славский предложил руководству объекта в десятидневный срок создать в поселке закрытую медицинскую сеть, которая должна была стать неким подобием органов Министерства здравоохранения. Связь с последними осуществлялась только через снабжение и согласование соответствующих санитарно-профилактических и противоэпидемиологических мероприятий. Медико-санитарные службы задумывались как составная часть подразделений объекта. Примерно та же схема, что и с системой государственного управления. КБ-11, таким образом, брало на себя все, что было связано со здравоохранением населения и его жизнеобеспечением в целом. Медицинская служба объекта включала центральную токсикологическую лабораторию, основой задачей которой было изучение степени вредности производства и охрана труда.

Уже 29 ноября 1946 года начальником медико-санитарного отдела ПГУ при Совете Министров СССР генерал-лейтенантом А.И. Бурназяном был утвержден состав медиков КБ-11 в количестве 159 человек.

А с весны следующего года развернулась работа по созданию материальной базы медицинской службы объекта. Но буквально с первых шагов обнаружилось несовершенство задуманной системы функционирования медицинской службы. Стали искать новые формы. Наконец, в августе 1947 года Совет Министров СССР принимает постановление, продублированное через четыре дня приказом по ПГУ, в соответствии с которыми медсанчасть объекта была переведена в ведение Министерства здравоохранения СССР. Так был образован медсанотдел, который с 1947 по 1952 годвозглавлял Н.А. Валенкевич.

Во второй половине 1948 года меняется к лучшему и положение дел в сфере культурного отдыха жителей и работников объекта. В сентябре создан культотдел, который начал свою деятельность с расширения материальной базы. Были закуплены в Москве рояли, пианино, духовые инструменты. Они чаще всего доставлялись на объект на грузовом американском самолете типа “Дуглас”. На территории, отведенной руководством объекта под парк культуры и отдыха, был построен маленький деревянный домик, в котором и располагался аппарат культурного “ведомства” объекта. Руководил им вначале М.Г. Новиков, в январе 1949 года его сменил Н.И. Николаев. В ведении культотдела были переданы строящийся стадион, создаваемый парк, библиотека, киноклуб, готовившийся к открытию театр, а несколько позднее – дом отдыха.

В 1948 году парк культуры и отдыха, к радости всех объектовцев, был торжественно открыт. В нем работали танцплощадка, читальный павильон, бильярдная. Летом же этого года отпраздновал свое новоселье стадион. На очереди был театр, расположившийся в одном из бывших монастырских зданий. В верхнем фойе театра был оборудован танцевальный зал, с первых дней пользовавшийся большой популярностью у молодёжи объекта. Торжественное открытие театра было приурочено к майским праздникам 1949 годах. В культурной жизни объекта это стало знаменательным событием. Церемонию открыл начальник объекта П.М. Зернов. Труппы еще не было, но первые актеры уже прибыли. Спектакли собственного театра общественность ядерного центра увидела очень скоро. Поставлены они были с участием не только профессиональных, но и самодеятельных исполнителей. Какие спектакли то время смотрели? Преимущественно явно отдавалось классическому репертуару: «Трактирщица», «Роковое наследство», «Бешеные деньги»…

Надо отметить, что театр в здании одного их монастырских храмов просуществовал до 1998 года. Будучи депутатом Государственной Думы по 118 одномандатному Арзамасскому избирательному округу, автор книги И.И. Никитчук приложил много усилий, чтобы в городе появилось полноценное здание театра, добиваясь бюджетного финансирования его строительства. В 1998 году новое здание театра на проспекте Б.Г. Музрукова было открыто, украсив собой эту улицу и в целом город.

Постепенно складывался особый объектовский микромир, в силу объективных обстоятельств довольно замкнутый, но, несомненно, стремившийся к творческой, интеллектуальной и эстетической активности. Взять, к примеру, то внимание, которое уделялось организация музыкального образования детей. Было разработано специальное положение о детских музыкальных кружках. Несмотря на название, эти кружки давали музыкальное образование в соответствии с типовыми программами музыкальных школ «большой земли» по классам фортепиано, скрипки, аккордеона и баяна.

Свое место под солнцем к этому времени завоевала библиотека № 11. Руководство объекта покровительствовало библиотеке и ее фонд очень быстро рос. Работали здесь истинные энтузиасты своего дела, и среди них первый директор библиотеки Руфина Николаевна Алексеева.

Процесс концентрации всего и вся, что располагалась на месте бывшего поселка Сарова «под крышей» объекта-предприятия не обошел и школьное образование. В декабре 1948 года Совет Министров СССР передал объекту три школы, полностью реконструированные – среднюю, неполную среднюю и начальную. К началу следующего учебного года была построена и сдана еще одна средняя школа. И все они были в ведении Кб-11, так же как больницы, детские дошкольные учреждения, вся система торговли и тому подобное.

Всего за период 1946 по 1950 годбыло введено в строй более 350 зданий и сооружений. Это были не только производственные цехи, лаборатории, но и жилые дома все то, что необходимо для нормальной жизни людей. Не обошли вниманием и дороге, как на территории жилой зоны объекта, так и на производственных площадках. Созидание перебороло разруху и неразбериху. В центре еще недавно глухих мест рождался новый город.

Надо отметить, что во всех делах по благоустройству и развитию города, в том числе и в выполнении атомной программы, немалую роль играли коммунисты и партийная организация в целом. Не было таких дел, и таких заданий, в которых не принимали самого активного участия коммунисты объекта. С 1946 по 1955 годв поселке было два политотдела, выполнявших роль партийных организаций и имевших разную подотчетность. Политотдел объекта, включая КБ-11, их комсомольские и партийные организации были подотчетны московским городским организациям ВКП(б) и ВЛКСМ, политотдел СУ № 880 – Политуправлению Главпромстроя МВД СССР. Политотдел объекта возглавил Никита Иванович Разоренов, а политотдел СУ № 880 – Александр Григорьевич Пронин.

Для многих история этого первоначального периода жизни ядерного центра связано с именем руководителя объекта Павла Михайловича Зернова. Он был яркой личностью. Одни его любили, и авторитет ПМЗ, как коротко, по начальным буквам фамилии, имени отчества звали Зернова на объекте, был для них непререкаем. Другие относились настороженно, опасливо. Но роль этого человека в создании КБ-11 не оспаривается никем. Его организаторская хватка, деловитость, жесткость и последовательность в отстаивании интересов объекта известны многим старожилам ядерного центра. В их воспоминаниях нередки признания такого рода: «Крутой был мужик, но справедливый». На долю П.М. Зернова выпал самый сложный этап становления объекта-города. Ему приходилось решать множество не только научно-производственных и организационных вопросов, но и бытовых, личных, повседневно мелких, которыми полна обычная жизнь людей. И на все его хватало. Он был не только буквально одержим стремлением создать КБ в кратчайшие сроки, но мыслил с перспективой, мечтал о возведении красивого, удобного для жителей города, с прямыми, широкими проспектами, по которым бегали бы не только автобусы, но и троллейбусы. До последних город так и не дожил. Но облик благоустроенного города, несомненно, приобрел. Правда ценой и потерь, которые, как сегодня, кажется, можно было бы избежать.

Завершением процесса создания той замкнутой системы, который стал объект к концу 40-х-началу 50-х годов, была организация здесь административных и правовых органов. Еще в марте 1947 года приказом министр внутренних дел СССР был учрежден отдел этого министерства на территории объекта. В ноябре этого же года была создана прокуратура для ведения гражданских и уголовных дел. Именовалось она в ту пору «Прокуратурой ИТЛ БГ-3 и строительства МВД СССР». Одновременно был сформирован лагерный суд ИТЛ и ПГ МВД Союза ССР. Характер ведомства Лаврентия Павловича Берии, естественно, наложил на эти органы свой отпечаток. Но 1950 году на базе лагерного суда был образован вполне нормальный, но специальный – Суд-33. Интересно что органы суда и прокуратуры с самого начала, кроме выполнения своих прямых функциональных обязанностей, призваны были контролировать финансовую дисциплину в строительстве и на объекте в целом.

Приобретая всю атрибутику, необходимую для функционирования, отделенного от мира рядами колючей проволоки и спецсигнализацией, градообразования, объект и основная часть его жителей, несмотря на своеобразие положения и существования, жили в общем обычной жизнью. Однако с одним «но»…

Все в их жизни было подчинено Единой Задаче и Главному Делу – реализации отечественной атомной программы, обеспечению ее практического результата в виде первых образцов атомного оружия.

Начальная база для этого за первые 2-3 года существования объекта была создана форсированными темпами. За период с 1947 по 1950 годосновные средства Кб-11 выросли в 4,3 раза, в том числе производственного назначения – в 3,9 раза. Основные средства жилищного и культурно-бытового назначения увеличились более чем в 5,7 раза. Опережающее шел процесс наращивания оборудования в составе основных средств производственного характера. В этой области рост составил 6,5 раза. Расходы на приобретение материалов увеличилась десятикратно.

Стартовые позиции были успешно созданы. Теперь все зависело от людей, которым предстояло осуществить задуманное.

Глава 8. Кадры, овладевшие знанием, решают все!

Предварительные теоретические, экспериментальные и расчетные исследования были проведены. Наступило время практической реализации создания атомного оружия.

В истории любой факт принято связывать с вполне определенной датой. Чтобы в череде многих и многих событий прошлого выделить то, которое положило началу создания отечественной атомной бомбы, надо, очевидно, подойти к этому изделию как к определенному техническому устройству. Необходимым условием создания такового принято считать наличие технического задания (ТЗ), которое содержит требования к главным параметром конструкции.

Если исходить из этого, то начало всеохватывающих работ по созданию первого отечественного атомного заряда можно отнести к 1 июля 1946 года. Именно в этот день документ под названием «Тактико-техническое задание на атомную бомбу», написанный Ю.Б. Харитоном, был готов для отправки в Первое Главное управление. Его сопровождала записка, в которой говорилось о том, что в связи с решением Совета Министров СССР № 1226-525 от 21 июня 1946 года подготовлено тактико-техническое задание на атомную бомбу и подчеркивалась необходимость обсуждения со специалистами Управления ВВС и Министерства авиации ряда вопросов с целью увязки конструктивных характеристик бомбы с конструкцией самолета и условиями его боевой эксплуатации.

По каким-то причинам в указанный день секретный пакет не был отправлен в Москву. 25 июля Б.Л. Ванникову было направлено два документа. Первым из них было ТЗ на атомную бомбу, второй, написанный также Ю.Б. Харитоном, назывался «Справка о состоянии работ, ведущихся в КБ-11.

В тактико-техническом задании указывалось, что атомная бомба разрабатывается в двух вариантах. В первом из них рабочим веществом должен быть плутоний, во втором – уран-235. Предполагалось, что у плутониевой бомбы переход через критическое состояние будет достигаться посредством взрыва специально сконструированного составленного из блоков обычного взрывчатого вещества заряда в виде сферы, окружающей шарообразное ядро из плутония. Во втором варианте бомбы переход через критическое состояние предполагалось обеспечить посредством соединения двух масс урана с помощью выстрела специальной пушки.

Это был не первый документ, в котором обозначались два главных направления в реализации атомного проекта. За три месяца до этого в адрес Л.П. Берии было направлено совершенно секретное послание Б.Л. Ванникова. Называлось оно «Задачи и порядок выполнения работ по КБ-11». Из него следует, что, по крайней мере, уже весной 1946 года было принято решение о развертывании работ в двух охарактеризованных направлениях.

Обратимся к задаче еще раз. Исполнение атомной бомбы предполагалось в виде фугасной авиационные бомбы, приспособленный для сбрасывания над поверхностью земли и обладающей автоматическим высотным взрывателем. В случае отказа аппаратуры, обеспечивающей высотный взрыв, должна была произойти самоликвидация конструкции при ударе о грунт. Кроме того, предусматривалось дублирование аппаратуры автоматики и самоликвидации и системы защиты срабатывания конструкции до начала ее свободного падения. Подрыв заряда должен был произойти не ранее, чем через 20 секунд после начала падения бомбы, и создать тем самым гарантию безопасности самолета-носителя.

Отметим, что хранящееся в отделе фондов научно-технической документации ВНИИЭФ (Арзамас-16) тактико-техническое задание на первую атомную бомбу, в отличие от многих других документов аналогичного характера, не имеет ни одной подписи, указывающие на то, кто был с ним ознакомлен. Похоже, что оно носило скорее формальный, чем рабочий характер. Одно можно утверждать наверняка – конкретные разработки в русле атомного проекта к этому времени уже были начаты. Справка о состоянии работ, ведущихся в КБ-11, высланная в Москву одновременно с ТЗ, подтверждает это. В ней, в частности, отмечается, что экспериментальная и проектная работа по заданиям КБ-11 ведется в ряде учреждений: НИИ-6, НИИ-504 и ГМКБ-47, МСХМ, на заводе № 88 Министерства вооружений, на заводе № 326 Министерства производства средств связи. Организовывалась соответствующая работа на Кировском заводе в городе Челябинске. Экспериментальная деятельность по этому проекту была развернута в Лаборатории № 2 Академия наук СССР, а теоретическая – в Институте химической физики.

О чем свидетельствует это констатация. Во-первых, ясно, что летом 1946 года КБ-11, находясь ещё в стадии организации, выполняло роль своего рода координатора практической деятельности и поставщика конкретных заданий в виде ТЗ непосредственным исполнителям запланированных работ, которыми были различные научно-исследовательские и производственные коллективы оборонного комплекса, вовлеченные в орбиту атомного проекта. Во-вторых, очевидно, что технические задания, выдаваемые КБ11 другим организациям, исходили из достаточно ясного представления о принципиальной схеме будущей бомбы. Это может свидетельствовать о том, что определенному кругу лиц, привлеченных к осуществлению проекта, были известны данные, полученные разведкой. Насколько широк был круг этих людей сейчас трудно установить. По крайней мере на документальной основе этого сделать не удалось. Но есть все основания полагать, что поток разведывательной информации позволил сделать вполне определенные выводы уже к 1945 году. Косвенные свидетельства этому имеются в мемуарных записках многих участников атомной программы, включая и ее руководителя И.В. Курчатова.

Что же касается тех, кто на самых первых порах вошел в касту посвященных, то их персональный состав вряд ли можно восстановить теперь поименно. Да и степень посвященности была, судя по всему, разной. В полном объеме разведданные доходили до очень небольшого числа лиц, главным образом из высшего эшелона научного и административного руководства атомной программы.

Прояснить этот вопрос могли бы только люди, стоявшие у истоков первых практических разработок различных элементов ядерного заряда. Их воспоминания, взятые в сопоставлении, могли бы дать возможность сделать достоверные выводы. Но материалов для сопоставления не так уж и много. Большинство свидетелей и участников начального этапа работ по атомной программе, к сожалению, не дожили до истечения срока давности для секретов создание первых образцов отечественной атомной бомбы. Другие, признавая факт заимствования американской схемы для первого атомного заряда, несклонны особенно вдаваться в подробности относительно того, кому конкретно был открыт в то время полный доступ ко всему объему информации, полученной через разведку.

Третьи пытаются по-своему представить события тех лет. Так, например, В.А. Турбинер (инженер-конструктор) утверждает, что он был привлечен Курчатовым к работе над атомной бомбой в середине 1945 года и является автором не только первого эскизного ее проекта, но и модели в масштабе 1:10. Упоминает Турбинер и о Н. Телецком и М. Яковлеве, которые, по его словам, первыми приступили к разработке конструкции ядерного заряда, хотя и не имели представления о его общей компоновочной схеме.

Давая такие сведения, Турбинер не уточняет одного немаловажного обстоятельства, которое касается его самого. А именно, было ли у него в 1945 году общее представление о конструкционной схеме атомной бомбы, то есть был ли он в числе тех, кого посвятили во все секреты, добытые разведкой?

В архивах ВНИИЭФ не удалось, однако, найти ни материалов о проектах, выполненных Турбинером или под его непосредственным руководством, ни даже упоминания о них, по крайней мере, до того, как Ю.Б. Харитоном было написано тактико-техническое задание на бомбу. Есть, правда, два документа более позднего периода, подготовленные Турбинером и адресованные главному конструктору Ю.Б. Харитону. Они носят уточняющий характер и касаются основных технических требований к конструкция ядерного заряда. Но утверждающей подписи Ю.Б. Харитона на них нет.

Как бы там ни было, но ясно одно, что весь массив разведданных проходил чрез Л.П. Берию, под началом которого была внешняя разведка, и именно Л.П. Берия определял кому и в каком объеме должна доводиться развединформация из участников атомного проекта. Не вызывает сомнения, что в полном объеме она доводилась в первую очередь руководителю проекта – И.В. Курчатову, который сам ее распределял среди ответственных исполнителей по направлениям их деятельности.

В упоминавшемся уже послании Б.Л. Ванников Л.П. Берии о задачах и порядке выполнения работ КБ-11 впервые был поставлен вопрос о привлечении к осуществлению атомного проекта большого числа научно-исследовательских и производственных организаций оборонных ведомств, с тем чтобы не терять времени в период становления КБ-11. Одновременно подчеркивалось, что с августа 1946 года все конструкторские и экспериментальные разработки должны производиться в ядерном центре или по его ТЗ организациями, уже привлеченными к атомной программе. Последние же должны были пока работать с моделью заряда в масштабе 1:5. Для проведения расчета теоретических исследований создавался специальный сектор в Институте химической физики Академии наук СССР.

Справка, подготовленная Ю.Б. Харитоном для Первого ГУ в июле 1946 года уже более детально фиксирует тематику, которой занимались КБ, НИИ, оборонные заводы по заданиям КБ-11. В НИИ завода № 88 Министерства вооружений (главный конструктор Костин) были начаты работы по второму урановому варианту атомной бомбы. При чем оговаривалось, что все наработанное в этом направлении впоследствии будет перенесено в КБ-11. В НИИ-6 развернулась работа по решению таких задач, как разработка элементов сферического заряда из обычных взрывчатых веществ и конструкции сборного заряда, разработка конструкций электродетонаторов, которые должны были обеспечить одновременность взрыва взрывчатых веществ с точностью до долей микросекунд, и методик разнообразных измерений, исследование процессов сжатия, скорости деформации металла взрывом, создание аппаратуры для измерения интервала времени до одной десятимиллионной секунды.

Одним из важнейших направлений работ по созданию атомной бомбы со сферическим обжатием была рентгенография быстропротекающих процессов. В бомбе такой конструкции сжатие делящегося вещества должно значительно увеличивать его плотность, поэтому необходимо было получить достоверные знания о процессах сжатия. Наработки в этой области были в Институте машиноведения Академии наук СССР. Группа его сотрудников во главе с В.А. Цукерманом и Л.В. Альтшулером была привлечена для развертывания рентгенографических исследований применительно к новым задачам КБ-11. Забегая несколько вперед, отметим, что в НИИ-6 была создана рентгеновская установка с высоким рабочим напряжением. Энергично действовал и исследовательский коллектив, ее создавший: В.В. Татарский, А.А. Авдеев, Г.В. Зубков, Б.Л. Стрижак. В мае 1947 года установка была перебазирована в КБ-11, а в июне она уже работала с полной отдачей в ядерном центре.

В НИИ-504 разрабатывалась компактная высоковольтная установка для осуществления синхронного подрыва электродетонаторов. Изучался вопрос о конструировании высотного взрывателя для атомной бомбы. В ГСКБ-47 занимались созданием баллистического корпуса урановой атомной бомбы и ее стабилизатора, а завод № 48, находившийся в ведении ПГУ, был ориентирован на изготовление по представленным КБ-47 рабочим чертежам образцов для баллистических испытаний. На заводе № 326 Министерства средств связи разрабатывался окончательный вариант высотного взрывателя. Теоретическая часть исследований и разработка нейтронного взрывателя на начальном этапе проводилась в Лаборатории № 2 и в Институте химической физики. Специальные сектора, оформившиеся в этих научно-исследовательских коллективах, осуществляли различные нейтронные измерения, разрабатывали методики определения критических масс урана и плутония. Группа Ландау вела подготовительные расчеты, необходимые для решения проблемы эффективности взрыва.

Таким образом, замысел исходил из того, что к моменту оформления КБ-11, как головной организации в атомном проекте, объединенными усилиями предприятий и исследовательских центров оборонного комплекса будет уже создан хороший задел.

При этом сам процесс становления КБ-11 ни на день не упускался из виду. Порядок развертывания научно-исследовательской и экспериментальной работы здесь был впервые определен в апреле 1946 года в письме начальника ПГУ Б.Л. Ванникова председателю Спецкомитета Л.П. Берии. В соответствии с этим документом он выглядел следующим образом.

К августу 1946 года в ядерном центре должны были быть созданы ведущие лаборатории, призванные обеспечить или непосредственно разработку, или техническое руководство производством основных элементов атомной бомбы. Предполагалось ввести в строй, прежде всего, лабораторию взрывчатых веществ, нацеленную на решение большого комплекса проблем: разработку заряда со сходящейся сферической детонационной волной, отработку отдельных его элементов и конструкции в целом, исследование сходящейся детонационной волны, отливку и прессование взрывчатых веществ, подбор их состава на основе технических требований к конструкции заряда. В качестве одной из первоочередных была поставлена задача создания лаборатории деформации взрыва. В ее функции входило изучение состояния вещества, деформируемого взрывом. Далее предполагалось ввести в строй лабораторию эффективности взрыва, контроля качества урана, а также лабораторию здравоохранения, испытательные полигоны, опытные заводы и службы, обеспечивающие необходимые условия для исследований и экспериментов.

Так выглядели наметки будущего ядерного центра до выхода официальных государственных решений о его создании. Следующим по хронологии документом был проект постановления Совета Министров СССР «О плане развертывания работ КБ-11 при Лаборатории № 2 Академия наук СССР». Подпись под ним та же, что и в первом случае – начальники ПГУ Б.Л. Ванникова. И адресат тот же – председатель Спецкомитета – Л.П. Берия. Кстати, анализ архивных материалов показывает, что проекты важнейших решений по атомной программе, подготавливавшиеся ведомством Б.Л. Ванникова, как правило, практически без изменений утверждались правительством, Л.П. Берией или лично И.В. Сталиным, как официальные документы общегосударственного характера.

Стиль вышеназванного проекта постановление очень деловой. Чувствуется серьезный уровень проработанности и обдуманности большинства аспектов той трудной проблемы, к решению которой приступали. Практическая нацеленность выражалось и в том, что к нему непосредственно примыкали подготовленные Ю.Б. Харитоном некоторые технические задания для различных предприятий и организаций – участников атомного проекта.

Но даже в самые продуманные планы жизнь всегда вносит свои коррективы. В данном случае они касались сроков решения поставленных задач. Об этом будет сказано впереди. А пока хотелось бы отметить некоторые особенности, начатых работ. Во-первых, стремились как можно полнее воплотить технические решения, информация о которых была получена разведывательным путем. Отступление от американской схемы практически не допускались. Почему? Не было уверенности в себе? Нет. Просто было очевидно, что реализовать отечественный атомный проект в кратчайшие сроки можно путем максимального приближения к американскому варианту, который уже был успешно опробован. Хотя с самых первых шагов стало ясно, что технические решения, использованные в нем, не являются наилучшими. Наши специалисты к этому времени располагали более оптимальными вариантами конструкции и заряда в целом, его отдельных частей. Но необходимость исключить вероятность неудачи заставляла на время пренебречь этим. Получить действующую бомбу уже к первому ее испытанию – таково было требование высшего руководства страны. И руководители КБ-11 были согласны с ним.

Во-вторых, не мудрствуя с первым атомным зарядом, руководство отечественного атомного проекта с самого начала работ стремилось к решению не только тактической задачи, но и к созданию основы для решения задачи стратегической – всестороннего усовершенствования первого образца атомной бомбы и создания новых ее модификаций, в которых можно было реализовать собственные находки и наработки.

Для осуществления задуманного необходимо было развивать фундаментальную науку в нарождавшемся ядерном центре – КБ-11, а также обеспечить своевременную передачу работ московских и иных организаций в КБ-11 с целью их концентрации и координации. Сделать сразу это было трудно в силу объективных причин, так как ядерный центр еще не стал на ноги и не мог взять на себя весь объем работы. С учетом этого Совет Министров СССР обязал все привлеченные к этому проекту организации, предприятия выполнять заказы КБ-11 в первоочередном порядке. Данные указания выполнялись безусловно, но трудности тем не менее были.

Так, теоретические исследования по физике были сосредоточены в Институте химической физики. Он размещался в Москве и связь с КБ-11 осуществлялась через переписку. К примеру, в июне 1946 года И.В. Курчатов и Ю.Б. Харитон направили Н.Н. Семенову перечень вопросов, требовавших скорейшего разрешения. В числе этих вопросов были такие: разработка теории сходящейся сферической детонационной волны в конденсированных взрывчатых веществах, исследование ее взаимодействия с твердыми телами, определение эффективности взрыва и влияние на него конструктивных параметров заряда, разработка методики расчета критического состояния системы.

Отрыв теоретиков от экспериментаторов стал весьма ощутимым с первых шагов деятельности КБ-11, а сама идеология формирования основного центра ядерных исследований, ориентированного на создание нового оружия, диктовала необходимость объединения всех, в том числе и теоретических кадров, в единой организации – КБ-11. По мере наращивания его сил и возможностей работы ряда московских организаций постепенно переходили сюда. Было ещё одно немаловажное обстоятельство, обуславливавшее процесс концентрации всех разработок в КБ-11. Работы со взрывчатыми веществами из-за мощности заряда не могли производиться в Москве и Подмосковье. В этом плане НИИ-6, например, быстро ощутил неудобства своего расположения. Саровские леса давали более широкие возможности для подобной деятельности.

Однако никак нельзя сбрасывать со счетов тот серьезный вклад, который внесли привлеченные организации в первоначальные разработки атомного заряда и бомбы. Досаровский период реализации атомной программы по-своему интересен. Вот как складывалась, например, история разработки баллистического корпуса атомной бомбой и конструкции необходимого для нее самолета.

В апреле 1946 года КБ-47 получило от своего министра Б.Л. Ванникова задание на разработку корпуса бомбы. Сроки, установленные министром для его выполнения, были очень жесткие. Выход на летные баллистические испытания намечался на август 1946 года. Изготовление корпусов по чертежам КБ-47 поручалось заводу № 48 МСХМ. В конце этого же года началась проработка вопроса о самолете-носителе. В декабре Министерство авиационной промышленности получило задание, подписанное Ю.Б. Харитоном. Оно предусматривало разработку системы подвески фугасной авиационной бомбы конструкции КБ-47 внутри люка самолета, исходя из диаметра «объекта» в полтора метра и длины 3,35 метра, а также внешней подвески, которая должна была быть рассчитанной на диаметр бомбы такого же размера, но длиной 4,5 метра. На основании этого задания МАП было предписано разработать конструкцию самолета с удлиненным люком на базе имевшегося самолета Б-4.