Текст книги "Убийственный кайф"

– Кстати, а как тебя здесь называют? – спросил я.

– Сорон, – быстро ответил парень будничным голосом, словно уже позабыл о моих вредных вибрациях. – Давай, я познакомлю тебя с остальными.

Ближе всех к нему оказалась девушка по имени Бац-Бац, настоящий экземпляр стопроцентной американки, мисс Средний Запад – кристально чистая, непорочная протестантская дева. У нее были золотистые волосы цвета спелой кукурузы, опаленной жарким солнцем Запада, и по-детски невинные голубые глаза – столь невинные, что вам сразу же хотелось предложить ей руку и сердце, чтобы защитить ото всех, за исключением самого себя. Представив ее, Сорон добавил:

– Если ты, адвокат не придержишь свои половые инстинкты – а заодно и сами гениталии, – то эта юная леди вытянет из тебя все соки. У нее не было зрелого, трепещущего от желания добропорядочного парня с тех самых пор, как мы последний раз были в городе. Так что я тебя предупредил, потом пеняй на себя, если придется уползать отсюда на карачках.

Все громко рассмеялись – за исключением Джей Си, который, по обыкновению, пялился в небо, а Бац-Бац сказала:

– Это тебе не гребаная брехня, адвокат. – При этом в глубине ее голубых глаз сверкнул порочный огонек. Вот вам и Бац-Бац – стопроцентная американская нимфоманка! Бац-Бац с округлым детским личиком, нежными губками и полными грудками. Бац-Бац!

Индейца соплеменники звали Бегущим Оленем. Кроме него, здесь была еще женщина с огромными, как у самой матери-земли, грудями по прозвищу Белая Скво, которая выглядела намного плотнее и тяжелее всех остальных. Только эти двое старались подражать краснокожим. Похоже, каждый здесь варился в собственном соку, не обращая внимания на остальных – кроме Сорона. Все они заглядывали ему в рот; нетрудно было заметить, что он пользовался среди них большим влиянием.

Широкоплечего парня с длинными спутанными волосами и мохнатой грудью звали Крот. Он не носил очков, а не мешало бы – даже на расстоянии было заметно, что ему давно пора помыться: может, он так и не заметил, что здесь по соседству протекает река?

Я выразил удовольствие нашим знакомством, но заметил, что когда обитатели племени отвечали: “Приятно познакомиться” и тому подобное, в их глазах мелькала издевка, они как бы говорили: “К нам прибыл важный тип с большими деньгами, так почему бы не доставить ему удовольствие и не послушать, что он имеет сказать”. Все, кроме Бац-Бац. Судя по ее глазам, она думала совсем о другом.

– Найдите Кальвин, – небрежно, словно это и не было приказанием, велел Сорон.

На поиски тут же отправился Крот, но не прошло и двух минут, как Белая Скво грубо обронила:

– Вот она, явилась, возлюбленная Господня.

Сорон ожег Скво взглядом, и та поспешила отвести глаза.

Через поляну к нам приближалась девушка в прозрачном платье, разрисованном какими-то мистическими узорами, коричневыми и зелеными. Просвечивающаяся на солнце ткань не скрывала совершенную форму ее стройных ног, ритмичное покачивание подвижных, округлых бедер, плавно переходящих в такую тонкую талию, что дух захватывало. Я так погрузился в созерцание грациозного движения ее тела и почти не колыхавшихся при ходьбе маленьких грудей с темными сосками, натянувшими тонкую ткань, что даже не обратил внимания на то, что под платьем больше ничего не было надето.

Это была Сандра Стилвелл по прозвищу Кальвин, которая оказалась еще красивей, чем на фотографии. Густые золотисто-рыжие волосы девушки ниспадали до пояса, развеваясь при каждом движении, а необычайно белая кожа была покрыта россыпью мелких веснушек.

– Кальвин, этот человек утверждает, что должен передать тебе какие-то деньги, – нараспев произнес Сорон.

Кальвин ничего не ответила, продолжая приближаться. Только теперь я обратил внимание на тощего прыщавого юношу с жидкой бородкой, тащившегося позади нее; он выглядел смущенным и явно обескураженным.

Сорон насмешливо посмотрел на него.

– А это Окифиноки. Скорее гость, чем член племени, но, возможно, он останется с нами. Мы еще окончательно не решили, поскольку иногда он совсем не вписывается в общую картину. Как, например, теперь, когда пытается добиться благосклонности Кальвин, хотя ему хорошо известно, что ее не интересуют любовные утехи.

– Знаешь, а ты прав насчет дурных вибраций, – сказал я. – Я их тоже почувствовал – они исходят от одного неприятного типа, который постоянно тычет людям в больные места. Прямо как те фараоны, которые ловят кайф, допрашивая умников, разряженных вроде тебя.

Сорон перевел на меня свой властный взгляд, и я почувствовал, как все вокруг словно затрепетало. В воздухе повисло напряжение, и я забеспокоился, не вздумает ли Сорон – а значит, и все остальные – наброситься на меня.

– Итак, адвокат, ты считаешь, что мы всего лишь играем в какую-то игру? – спросил он уверенным, сдержанным тоном.

– Тот, кто устанавливает правила, может называть это как ему заблагорассудится.

– Ты сам точно такой же игрок. – Ткнув пальцем в мою сторону, Сорон обвел глазами собравшихся. Многие одобрительно закивали. – Вот ты явился сюда – сильный, умный, уверенный в себе. Но все, что тебе известно на самом деле, – так это правила твоей собственной – и весьма ограниченной – игры.

– Ну, это уже казуистика, – холодно возразил я. – Ты актер, но мне доводилось и раньше видеть похожие представления. К тому же меня всегда утомляли любительские спектакли.

– Каждая твоя сентенция – не более чем игра слов, призванная доказать, что я не знаю того, что знаешь ты. Но тебе доступен лишь твой ограниченный мирок, приятель. И он очень узок. К тому же у тебя нет монополии на знания.

– Монополия – это самая грандиозная игра, изобретенная системой тупоголовых, – хихикнул Крот.

– Точно! – тут же поддакнули остальные. Сорон едва заметно улыбнулся и неожиданно перевел глаза на Кальвин, которая начала говорить.

– Я не знаю, откуда у тебя взялись деньги для меня, – произнесла она высокомерно. – Но тебе лучше поскорее убраться отсюда. Они мне не нужны.

Глаза Сорона стали жесткими, но улыбка по-прежнему не сходила с лица – и это сбивало с толку. Однако за этими глазами я почувствовал холодную расчетливость.

– Я бы хотел поговорить с тобой наедине, – как можно терпеливее произнес я. – Я все тебе объясню. И если у тебя возникнут сомнения насчет того, что делать с деньгами, я могу помочь.

– Ты можешь объяснить мне все прямо здесь, мистер Адвокат, – холодно ответила девушка. – Мы все – одно целое, одно племя, один разум. Поэтому все, что ты собирался сказать мне, должны услышать и они.

Я посмотрел на Сорона. Он больше не улыбался и пристально смотрел на Кальвин. Я подумал – быть может, он пытался внушить ей какую-то мысль и, кажется, не очень-то обрадовался ее ответу.

Но Кальвин, видимо, не замечала его взгляда. Она смотрела на меня надменно и презрительно, как могут смотреть только девятнадцатилетние бунтари.

Мне ничего не оставалось, кроме как попытаться поговорить с ней наедине попозже. А сейчас я мог сообщить лишь общее положение дел, а также выяснить, что она намерена делать.

– Деньги завещал тебе брат твоего деда. Ты никогда не встречалась с ним, да и ему было знакомо лишь твое имя. И тем не менее он распорядился поделить свое состояние между самыми молодыми из его дальних родственников. Как он выразился, чтобы “обеспечить им счастливое будущее”. Твоя часть – это где-то около двадцати тысяч долларов – будет находиться под опекой два года, пока тебе не исполнится двадцать один, однако оговорено, что ты можешь ежемесячно получать проценты в виде некоторой суммы денег. Что ты на это скажешь?

– Я уже сказала. – Она посмотрела на меня без малейшей заинтересованности. – Мне не нужны деньги. Я больше не нуждаюсь в обществе, в котором все основано" на деньгах. Я живу здесь совершенно другим, более возвышенным, и порвала все связи с коррумпированной системой, лишенной каких-либо духовных ценностей. Деньги только испортят то, чего я достигла.

Глаза Кальвин были холодными и отрешенными, но я чувствовал, что смог бы заставить ее передумать – только бы мне удалось вырвать ее из компании шизанутых дружков. Меня больше всего беспокоил Сорон, который, руководствуясь собственными соображениями, мог повлиять на решение Кальвин. А этот парень отлично осознавал, как недешево стоит прокормить душу. Итак, первое, что мне предстояло сделать, – это переубедить ее насчет Сорона.

Пока я стоял, раздумывая, как тяжело заставить человека изменить свое мнение и, черт меня подери, браться за труд профессионального переоценщика ценностей, как внезапно все остальные повернулись и уставились на окружающий лес. Именно оттуда выскочил совершенно ополоумевший бородатый хиппи с длинными патлами и вытаращенными глазами, похожий одновременно на снежного дикаря и тронувшегося умом индусского гуру, который истошно орал:

– Копы! Копы! Копы!..

Глава 3

Это всех привело в смятение. Несколько полуобнаженных дикарей рвануло к палаткам, остальные бросились под прикрытие деревьев.

– Бегущий Олень! Крот! – спокойно, но властно и отрывисто окликнул парней Сорон. – Заберите это барахло. Обе упаковки. И все в реку.

– Вот черт! Да чтобы я своими руками… – простонал Бегущий Олень.

– Надо парень, надо, – пробормотал Крот. – Если мы этого не сделаем, то на нас навесят дело о хранении наркотиков.

Нырнув в палатки, они выбрались оттуда с блоками из-под сигарет и потащили их к реке. На берегу они вытряхнули содержимое коробок в воду. Крот громко заулюлюкал и засмеялся. Бегущий Олень мрачно посмотрел на него.

– Да будет тебе! – толкнул его локтем Крот. – Это своего рода жертвоприношение. Так сказать, символический ритуал. Возвращение того, что просвещает дух, великому коловращению жизни, во имя вечного движения вперед…

– Мать твою так, парень! Да ведь мы только что выбросили “травки” не меньше чем на пятьдесят баксов, – простонал Бегущий Олень. – Перестань юродствовать.

Истерически заходясь от смеха, Крот принялся разрывать сигаретные блоки на мелкие кусочки и благоговейно, словно лепестки розы, ронять их в воду.

Сорон отошел на середину поляны и стоял там, всматриваясь в лес и прислушиваясь.

Белая Скво высунула из палатки свою непомерно большую голову и крикнула:

– У нас тут все чисто, Сорон. Пускай приходят! – Потом она выбралась из палатки и встала рядом с Сороном, вызывающе, на индейский манер, скрестив на груди руки.

Выскочившая из другой палатки Бац-Бац тоже подошла к Сорону. Она взяла его за руку, но он даже не повернул головы, продолжая всматриваться в деревья, словно был антенной, принимающей какие-то сигналы. А сигналов хватало: было слышно, как остальные члены племени гикали и выкрикивали:

– Мы здесь, мистер Боров! Эй, свиньи, свинушки.., мы здесь! – Они вопили и скакали, как свора сорвавшихся с цепи недоумков с вытравленными кислотой мозгами… И тут меня словно озарило. Кислота! А эти глаза! По меньшей мере половина из них – а может, и все – сидели на кислоте[2]2
  Кислота – здесь: ЛСД, диэтиламид лизергиновой кислоты.


[Закрыть]! Значит, они дурманили свои тыквы ЛСД!

– Ну и ну! Черт знает что тут устроили! Совсем с ума посходили? – проревел появившийся из леса полицейский сержант.

Он подталкивал хихикающего Крота к центру поляны, где сгрудились остальные хиппи. Половина из них буквально валилась с ног от хохота, и шестерым копам, возглавляемым сержантом, приходилось поддерживать их, чтобы те попросту не попадали на землю.

– Эй! Послушайте! Мы все должны возлюбить фараонов! – насмешливо выкрикнул Голем. Это имя, как я понял из криков остальных, принадлежало тому первобытному дикарю, который предупредил об облаве. – Сконцентрируемся на этом. На чистой, единой и всеобъемлющей волне любви к фараонам!

Все, кроме Сорона, с энтузиазмом загалдели и заржали. Лишь он один стоял посредине этого бедлама, всем своим видом выражая спокойствие и превосходство и глядя куда-то мимо полицейских.

– Давайте! Все вместе! – подбадривал остальных Голем, и все, даже Крот, угомонились и теперь смотрели на полицейских с блаженным и умиротворенным выражением лиц! Их глаза сияли каким-то неземным восторгом, на губах играла улыбка Мадонны, а чувства так и перехлестывали через край и плыли, плыли…

– Шайка грязных дегенератов и наркоманов! – в отвращении скривив губы, сплюнул сержант. – Вы все арестованы за хранение.

– Господи помилуй, за хранение чего?! – выкрикнул Бегущий Олень.

Сержант подал знак одному из полицейских, и тот подошел к нему.

– Майк, что ты нашел в палатке? – спросил сержант. Тот протянул ему белый конверт.

– По-моему, это марихуана, сержант, – сказал он. Потом, взглянув на хиппи, ухмыльнулся.

– Вы не могли найти это в палатке, – вмешался я.

– Кто это сказал? – полицейский Майк посмотрел на меня так, будто я дал ему пинка под зад.

– Рэндол Роберте, – с профессиональным спокойствием произнес я. – Я адвокат из Сан-Франциско и поверенный вот этой девушки, мисс Стилвелл.

Полицейский и сержант с людоедским интересом принялись изучать меня, лишь теперь обратив внимание на мои габардиновые брюки от костюма и белую, мокрую от пота рубашку с засунутым в карман красным галстуком.

– Ну и где, по-вашему, офицер нашел это? – постукивая пальцами по конверту, глухо спросил сержант.

– У себя в кармане, – идя напролом, заявил я.

– Возлюбим копов, – нараспев тянул Голем.

– Воистину возлюбим! – вторил ему Бегущий Олень. – Убьем любовью чертовых фараонов. Потрясным зарядом любви!

Но на их слова никто не обращал внимания. Полицейские наблюдали за мной.

Сержант – крупный мужчина, громоздкий и тяжелый, – ухмылялся. Все в его лице было свыше меры – и нос, и рот, и подбородок, и брови; его словно вырубили из цельного куска песчаника, выветренного временем, но по-прежнему твердого, как скала.

– Пожалуй, я забуду, что слышал ваши слова, – спокойно произнес он. – Будем считать, что вы ошиблись.

– Как вам будет угодно, но я повторю их. На суде.

– Наверное, мне стоит присоединить вас к этому небольшому стаду, мистер Роберте, – растягивая слова, доброжелательно, но уже не улыбаясь, произнес сержант. – Ведь вы находились здесь, когда мы обнаружили “травку”? Откуда мне знать, может, вы заодно с этими ребятишками? А вдруг именно вы поставляете им это дерьмо?

– А вдруг ты тот самый жирный коп, который настолько хитер, что сумеет доказать это? – спокойно сказал я.

Сержанту явно не понравились мои слова, но он промолчал, вперившись в меня тяжелым взглядом, и я понял, что толстяк далеко не дурак; всего за десять секунд он сумел оценить меня, взвесить свои шансы и найти наилучший выход из сложившейся ситуации. Приняв решение, он легко проглотил обиду и улыбнулся.

– Тогда мы заберем этих мерзавцев за бродяжничество, Майк, – обратился он к полицейскому. – Забираем их.

Значит, мой блеф удался. Неплохо. Он не стал возражать. Он делает свое дело и, когда я вернусь в Сан-Франциско, будет продолжать его делать. Я понимал ход его мыслей – как в логическом, так и в практическом плане. Судя по всему, сержант принадлежал к числу тех, кого принято называть самоотверженными полицейскими.

Майк, похоже, не слишком обрадовался такому решению, однако полицейские взяли хиппи в кольцо и, подталкивая дубинками, погнали вверх по склону, в сторону шоссе.

Сорон оглянулся на меня, и я подумал, что стал для него немного опасен. Ему не хотелось, чтобы в глазах его паствы я выглядел героем, принизившим его собственный авторитет. Но больше всего ему не хотелось, чтобы я оказывал влияние на жизнь мисс Сандры Стилвелл, то бишь Кальвин. Ну да и черт с ним.

– Меня зовут Браун, сержант Джим Браун, – раздался из-за моего плеча голос здоровенного копа.

– Мое имя вам уже известно, – сухо произнес я.

– Мне очень жаль, что произошло недоразумение, мистер Роберте, – растягивая слова, произнес сержант, приближаясь ко мне. Теперь мы шли рядом, позади группы полицейских и хиппи, пробиравшейся между высоченными деревьями. – Мне и вправду жаль, что так получилось, однако вы не понимаете всей сложности проблемы. Конечно, мы не обнаружили здесь никаких наркотиков. Но не кажется ли вам, что они все-таки припрятаны где-нибудь? Они видели наше приближение, и у них оставалось достаточно времени, чтобы избавиться от любого дерьма, которое могло быть спрятано в лагере. И, вполне возможно, они припрятали свои запасы где-нибудь в горах, может быть, в полумиле отсюда. Эту дрянь ни за что не найти, хотя нам доподлинно известно, что она у них есть. Так чем же мы тогда занимаемся, если не поддерживаем законность и порядок, скажите на милость?

– Вы не нашли марихуаны, а закон требует, чтобы вы нашли ее. Кроме того, в законе говорится, что полицейский, который подбрасывает улики, подлежит отстранению от должности. – Я не мигая уставился на сержанта, стараясь при этом, чтобы мой ответ не звучал слишком враждебно. Приобретение врагов в лице копов всегда здорово осложняет работу адвоката.

– Мне очень жаль, мистер Роберте, что вы смотрите на это дело таким образом. – Сержант покачал головой, и несколько минут мы шли молча. Потом он нарушил это молчание:

– Я хочу вам рассказать нечто такое, чего вы не знаете об этих недоносках. Сейчас их здесь десять, а вчера было одиннадцать. Знаете, что случилось с последним?

– Вы поймали его с полными карманами порнографии и оторвали ему яйца?

– Не стоит так часто оскорблять меня, мистер Роберте, – все так же растягивая слова, беззлобно заметил сержант. – Вы слишком далеко зашли, но коп всегда может найти способ защитить себя – даже от таких хитрожопых адвокатов.

– Да ладно вам, – сказал я, – только не шейте дело моей клиентке, и у нас с вами будет полное взаимопонимание.

Сержант кивнул.

– Для начала я уточню, является ли она вашей клиенткой. – В его замечании сквозила еле заметная резкость. – Ну так вот, я хотел рассказать вам, что вчера вечером один из этих бродяг отдал концы. Передозировка героина. Его нашли в аллее. Возможно, наширялся до смерти на какой-нибудь вечеринке, остальные испугались и выбросили тело.

– Плохо дело, – быстро обдумывая ситуацию, сказал я. – А что собой представлял этот парень? Сержант пожал плечами.

– Рыжий такой, крайне истощенный.., а что? Вы его знали?

Я покачал головой. Это мог быть только парень по прозвищу Вялая Земляника. Значит, Гарри-обезьяна, вместо того чтобы вызвать полицию, просто выбросил труп!

– Так вы считаете, что он был с этими ребятами?

– Нет, вчера вечером в городе их не было. Тот, который преставился, был сам по себе – или ширялся с какими-то другими наркоманами, или, возможно, нащупывал связи.

– Тогда к чему устраивать облаву? – спросил я. – Ведь здесь, в лесу, они никому не причинили никакого вреда, покуривая свою “травку”.

– Дело не только в марихуане, – терпеливо продолжал сержант. – Теперь они ловят кайф от ЛСД. – Он посмотрел на меня. – Не такой уж я тупой фараон, чтобы не видеть разницы. И как знать, не припрятали ли они где-нибудь под камешком что-нибудь покрепче?

Что ж, это мне неизвестно, однако я продолжал считать, что нельзя наседать на ребят только потому, что они подозреваются в употреблении наркотиков.

– Наркомания не преступление, а болезнь, – произнес я.

Сержант с негодованием повернулся ко мне.

– Согласно моим инструкциям, это преступление, приятель. И моя работа заключается в том, чтобы засадить их за решетку. Защитить общество и их же самих, удерживая подальше от этой дряни. Другого способа нет. А изображать из себя доброго дядюшку и играть в понимание и всепрощение – это только потворствовать другим следовать их примеру.

– Ну хорошо, допустим, кое-кого вы напугаете. А как быть с теми, кто не испугается?

Сержант оскалился в вымученной улыбке:

– От таких, полагаю, следует избавляться. Вы только подумайте – уже половина всех этих чертовых ребятишек глотает “колеса” и курит марихуану. Наркомания пожирает страну подобно раковой опухоли.

Я посмотрел в его светло-серые, похожие на мутные оконные стекла глаза, горевшие фанатичным блеском.

– Ну ладно, а как насчет того, чтобы отпустить мою клиентку? У вас на нее ничего нет, а у нее есть деньги, и я смогу в течение двух часов добиться ее освобождения.

– Похоже, мистер Роберте, вы не услышали того, что я вам говорил. Я собираюсь посадить этих ребят под замок и буду держать там до тех пор, пока они навсегда не откажутся от своего пристрастия. В противном случае им придется покинуть эти места. И плевать, если сейчас я смогу упечь их только на два часа. Поэтому держите свою клиентку подальше от этих придурков и наркоманов, а то ей, как пить дать, не миновать следующего раза.

– Хорошо, постараемся больше не попадаться, но я бы не советовал вам так усердствовать. Даже на крутых копов можно найти управу.

– Это кого же? – ухмыльнулся сержант Браун. – Исполненных благостных идей либерально настроенных адвокатов? Не смешите меня! Эта страна верит в закон и порядок, и все идет к тому, что надежды на спасение Америки будут обращены именно к полицейским.

Вот так-то. Герои нашего времени – именно полицейские. Ну и черт с ним. Совершенно очевидно, мне не поколебать его одержимости.

– Могу я, по крайней мере, проследовать до участка наедине со своей клиенткой? – спросил я. – Мне необходимо поговорить с ней, и вы обязаны предоставить мне это право.

Ему ужасно не хотелось делать мне одолжение, но он все же согласился.

– Только не отставайте от нас. Я хочу, чтобы, когда мы прибыли на место, она была вместе со всеми.

Когда мы вышли к шоссе, копы и хиппи разместились в трех полицейских фургонах, а мы с несговорчивой наследницей забрались в мой “остин-хили”. Я достал из-за сиденья свой пиджак.

– Вот, накинь.

– Ты что, с ума сошел? – Она одним легким движением сбросила пиджак, отчего ее маленькие, крепкие груди плавно колыхнулись. – Сейчас самое пекло.

– Ну ладно, – сказал я, – но когда мы прибудем в город, накинь его, а то тебя, вдобавок ко всему прочему, обвинят в оскорблении общественной нравственности.

Сандра вздернула брови, словно не могла представить себе такого зануду, которому есть дело до чьего-либо нижнего белья. Потом отвернулась и принялась разглядывать поросший травой склон – там, где он обрывался прямо в усыпанную камнями полосу прибоя.

Я запустил двигатель и несколько секунд прислушивался к ровному, встревоженному гулу всех запрятанных под капот лошадиных сил, нетерпеливо дожидающихся команды рвануть вперед. Включив передачу, я вывел машину и пошел впереди копов. Так мы и ехали до самого участка.

– Сандра, нам необходимо поговорить о твоем наследстве, – начал я, когда мы понеслись по прибрежному шоссе, тянувшемуся над грядой утесов. – Ты не можешь просто заявить, что не желаешь принимать его. Ты имеешь право передать его кому-либо другому, но отказаться не можешь.

– Тогда я отдам его.

– Кому?

Она пожала плечами.

– Все равно кому. – Оторвав взгляд от окна, Сандра посмотрела на мои руки на рулевом колесе, ведущие машину на скорости восемьдесят миль в час. Позади нас завывали полицейские сирены. – И потом, меня зовут Кальвин. Такое имя мне дало племя, и теперь оно мое. Пожалуйста, не зови меня больше Сандрой.

– Хорошо.., хотя не так-то просто называть рыжеволосую красавицу Кальвином. И вообще, что означают эти дурацкие прозвища? Скажи мне, Бога ради, почему именно Кальвин?

– Ты пользуешься словами, не слишком вникая в их смысл, а ведь сам только что выразил идею, – загадочно ответила Сандра.

– Вряд ли до меня дошло, – признался я. – Так почему все-таки Кальвин?

– Ты сказал: “Бога ради”, а ведь я всегда была глубоко религиозна. – Ее зеленые глаза одарили меня таким безмятежным спокойствием, что я почувствовал тревогу. Неужели она настолько тронулась на этой почве, что сама не подозревает об этом?

– Ты имеешь в виду, как Кальвин Кулидж? Сандра чуть не рассмеялась, но удержалась. Ее губы слегка раздвинулись в улыбке, и я успел заметить ровные зубы и розовый язычок, что само по себе уже могло разбудить по крайней мере одно религиозное чувство.

– Это в честь того Кальвина, протестантского лидера, от которого получил свое название кальвинизм, – объяснила она.

– Ты хочешь сказать, что придерживаешься ортодоксальной религии? – каким-то самому себе незнакомым скрипучим голосом произнес я.

– Нет. Я просто христианка, но всегда относилась к этому очень серьезно. И сейчас продолжаю относиться так же. Однако теперь понимаю, что христианство – это всего лишь субъективное отражение духовности Вселенной. Религия же должна быть духовным опытом, а не навязыванием идей. А мне их навязывали – родители, священники, книги, которые я читала. Но сейчас я освободилась от всяческих догм и наконец-то погрузилась в истинную религию, в Дух Космоса. Каждая из формальных религий является всего лишь рационализированным отражением существования Вселенского Разума. Тебе понятно, о чем я толкую?

– Разве что чуть-чуть, – ответил я, слегка успокаиваясь.

– Ну вот, в этом теперь и заключается моя вера. Мне вовсе не хотелось продолжать расспрашивать ее о религии. Так нас могло занести в самые глубины Космоса, откуда можно и вовсе не выбраться. Кроме того, я решил пока не препираться с ней по поводу доставшихся ей денег. Может, мне вообще стоило сперва связаться с ее родителями и попросить их содействия, хотя до сих пор от них не было ни малейшего проку. Они лишь сказали, где находится Сандра, но при этом подчеркнули, что им нет до нее дела и, следовательно, искать ее должен я сам. А все потому, что девочка – по их словам – погрязла в грехах.

– А как насчет остальных? – спросил я, переключаясь на более безопасную тему.

– Ты имеешь в виду прозвища?

– Да.

– Ну, Крот получил свое за то, что всегда ходит грязный. Тебе приходилось наблюдать, как кроты роются в земле?

– Не доводилось, но я понимаю, о чем ты.

– Бегущий Олень и Белая Скво – за то, что они помешаны на индейцах. А Бац-Бац…

– Ну, с этой-то мне все ясно, – поспешил я избавить ее от щекотливых объяснений. Сандра кивнула.

– Бедная Бац-Бац! Она просто не понимает, насколько губительна для души физическая близость без духовного единения.

– Ты хочешь сказать, что не должно быть секса ради секса? – пробормотал я.

– Мистер Роберте, а у тебя не возникали подобные мысли в отношении меня? – широко раскрыв свои недоверчивые зеленые глаза, спросила Сандра.

– Ты что, шутишь?! Я ведь принадлежу к тем, кто свято верит, что до свадьбы все должны оставаться девственниками!

Но Сандру мое заявление, похоже, не убедило.

– Брак не имеет к этому никакого отношения, – возразила она. – Просто нужно духовно соответствовать друг другу, хотя, полагаю, во всем мире существует всего лишь один-единственный человек, с которым возможно достичь такого духовного единения. И его можно вообще никогда не встретить.

Мне не хотелось развивать эту тему, прибавляя новую ложь к своим старым грехам, поэтому я быстро задал следующий вопрос:

– А Окифиноки?

– Он прибыл из Оклахомы и к тому времени, когда наткнулся на нас, бродяжничал уже целых два года, не задерживаясь нигде более одной-двух недель. Поэтому мы и прозвали его Оки-виз-ноу-ки[3]3
  Оклахомец-неприкаянный (англ.).


[Закрыть], затем оно само собой как-то превратилось в Окифиноки.

– А Заднее Сиденье?

– Она любит все организовывать. На ней вся готовка и уборка лагеря. Поэтому мы и прозвали ее Заднее Сиденье[4]4
  Человек, занимающийся доставкой припасов, квартирмейстер (англ.).


[Закрыть], то есть интендант.

– Что-то не похожа она на домашнюю хозяйку, – заметил я.

– О, она и в самом деле не такая. Просто ей нравится, когда кругом порядок. Но что касается ее интересов, то тут она недалеко ушла от Бац-Бац.

– Помешана на сексе?

– Вот именно.

– А Вялая Земляника?

– Ты и его знаешь? – удивилась Сандра. – Вчера вечером он не вернулся в лагерь. В последнее время он не очень-то вписывался в нашу коммуну – в духовном смысле. – Она нахмурилась и неуверенно посмотрела на меня.

– Однако только в этом смысле он теперь и сможет общаться с вами, – мрачно пошутил я.

– Что ты имеешь в виду?

– Он мертв. Вчера вечером его нашли где-то в городской аллее.

– О Господи! Как это случилось?

– Очевидно, передозировка героина.

В прекрасных зеленых глазах девушки отразились охватившие ее чувства – смятение, испуг. Опустив глаза, она несколько минут не поднимала их, словно пыталась установить контакт с духом умершего, наконец посмотрела на меня.

– Может, оно и к лучшему, – тихо сказала она. – Все равно у него не было будущего.

Эти ребятишки, наверное, считают, что в подобном философствовании заключен какой-то глубокий смысл. На самом деле ничего в нем нет – просто девчонка не знала, как выразить свое потрясение.

– А почему его прозвали Вялая Земляника? – спросил я.

Она вздохнула, словно переход на столь прозаическую тему требовал от нее неимоверных усилий, потом ответила своим обычным голосом.

– Потому что он был рыжим – рыжее меня – и сидел на героине, от которого становился вялым. Чаще его звали просто Земляникой.

– Расскажи мне теперь о Сороне, – попросил я. – Похоже, он заправляет в вашем племени. Почему?

– Ну.., просто он подходит для этого. В духовном плане он достиг очень высокого уровня. Он и имя себе выбрал соответствующее – из “Властелина Колец”. Сорон – злой герой. Однако он утверждает, что это имя вполне ему подходит, потому что добро и зло взаимно дополняют и как бы замещают друг друга. Ведь мы делим свои поступки на две категории в зависимости от свойственных нам нравственных убеждений, однако на самом деле каждый поступок является как бы составной частью потока Вселенского Разума. Поэтому добра и зла попросту не существует. Понятно? – Сандра возбужденно посмотрела на меня.

Все я прекрасно понял, но кто я такой, чтобы разрушать ее иллюзии?

– А Голем? Это что – персонаж той же книги?

– Да, Сорон выбрал ему это имя, потому что Голем близок ему самому по сути своей, только не достиг еще столь же высокого духовного уровня.

– В общем, Сорон командует парадом, а Голем у него за лейтенанта. Я правильно все понял?

– Может быть, и так, грубо говоря, но…

– Это именно так, как ни говори, – отрезал я. – Однако спасибо, что ввела меня в курс вашей пестрой компании. Можешь не рассказывать, откуда взялось Джей Си[5]5
  J. С. – инициалы имени Иисуса Христа (англ).


[Закрыть].

– Знаешь, как это ни забавно, но Джей Си Кристофер – это его настоящее имя.

– Настоящее? – удивился я.

– Да, но оно ему подходит, поэтому мы и не стали придумывать новое. Он всегда молчит. Иногда пишет нам записки, но я никогда не слышала от него ни единого слова. Даже не знаю, может ли он вообще говорить.

Что за дикий кавардак царит в этих окурившихся марихуаной головах! И как мне вырвать эту юную, духовно, по всей видимости, утонченную, рыжеволосую девственницу из этакой трясины?.. Человек в здравом рассудке должен бежать от подобных проблем как от чумы, однако я определенно не собирался оставлять Сорону деньги, унаследованные Сандрой, и ни капли не сомневался, что этому парню отлично известна разница между добром и злом. А он, несомненно, держал сторону зла.