Текст книги "Прикид"

Глава 7
ПРЕДПРИЯТИЯ

Спала я плохо. Все думала о том, что ночь накануне первой измены очень напоминает ночь перед свадьбой. Нет, конечно, не такой, как была у меня, но старинной, по всем правилам. Свадьбой, когда невеста, лежа в постели в темноте в предвкушении следующей ночи, одновременно страшится ее и жаждет. И еще гадает, как бы избежать неизбежного и что, черт возьми, делать, если ей не понравится это.

Затем я сказала себе: «Не будь идиоткой!» И еще: «Тебе наверняка понравится». Ведь я ничуть не похожа на своих родителей, которые, едва успев зачать меня, проскальзывали по вечерам каждый в свою спальню. Мне всегда нравилось заниматься любовью с Ральфом – по крайней мере вплоть до недавнего времени, когда все это превратилось в сплошное несчастье и чисто механическое занятие, во время которого Ральф думал о «Дяде Ване», а я – о Джоше.

Существовал и еще целый ряд различий. Начать с того, что я нарушала клятву, а вовсе не давала новую. К тому же, если предприятие не завершится успехом, я всегда могу вернуться и начать сшивать расползшийся по швам брак, притворяясь, что это было вызвано временным умопомрачением, что то был неудачный эксперимент, дурацкая ошибка, заблуждение – словом, одна из тех вещей, которые случаются, когда теряешь бдительность. И я вовсе не собиралась до конца своих дней жить с ощущением этой ошибки. Не захочу, так и не буду больше с ним встречаться, вот и все. Тем более, если верить Кэролайн, Джош годится всего на одну ночь. Стало быть, будет всего одна ночь, этим и ограничимся. Спасибо вам и с добрым утром!

И разумеется, все это тоже полная ерунда. Если не следует принимать это событие всерьез, почему я не могу заснуть? Почему ввязалась в этот совершенно абсурдный диалог с самой собой? Словно нахожусь на допросе у некоего дотошного сексолога, который не имеет ни малейшего понятия ни обо мне, ни о ситуации, в которой я оказалась.

Я услышала, как часы пробили два.

Так какова же она, моя ситуация?.. О нет! Только не начинать сначала! Надо отключиться. Надо поспать. Но я не могла спать. Не получалось. Я хотела Джоша, меня даже тошнило от того, как я его хотела. Но, Боже мой, если я не посплю хоть немного, я же вырублюсь завтра вечером после первого же бокала вина.

Спать, Анжела, спать! Ради Бога, усни наконец!

Я все больше возбуждалась и злилась, пытаясь заставить себя уснуть, затем услышала, как часы пробили три.

К моему изумлению, они почти тут же пробили снова, на этот раз – восемь. Я приоткрыла один глаз. В комнату пробивался свет. Я никак не могла сообразить, где нахожусь, прошла ли уже ночь с Джошем, которой я так жаждала и боялась. Сны о нем отделяли меня от реальности.

Я заморгала и окончательно открыла уже оба глаза. На меня смотрел Ральф. Я так и сжалась. А что, если сны и мечты о Джоше отражаются у меня на физиономии? Что, если я говорила во сне?.. Ужас!

– Ты чего это вся извертелась? – заметил он, не спуская с меня глаз. – Заболела, что ли?

Во рту у меня пересохло.

– Да нет, просто жарко было, – пробормотала я.

И не слишком покривила душой.

Затем Ральф заговорил о «Дяде Ване». Он был возбужден и страшно нервничал. До премьеры оставалось две недели. В течение всего ноября театр будет играть спектакль в Вест-Энде, но премьера должна состояться в Брайтоне. Ральф расхаживал по комнате и говорил, говорил. Уже окончательно проснувшись, я пыталась слушать, изображала заинтересованность. Он был уверен, что с этой роли в его карьере снова начнется взлет. Отныне все пойдет просто прекрасно. Люди уже говорят, что после Оливье никто не исполнял роль Астрова столь вдумчиво и интеллигентно. Я издавала звуки одобрения. Да, конечно, я буду на премьере, обязательно. А после можно пойти пообедать, верно? И я останусь у него в гостинице на ночь. И нам подадут завтрак в номер с видом на море. Ну разве не замечательно?

Ральф рассмеялся:

– Ты так говоришь, точно у нас роман. И предстоит провести ночь в гостинице в Брайтоне.

Я растерянно заморгала и не нашлась, что ответить.

Было уже поздно. Я быстро одевалась. Магдалена готовила завтрак. Лучше бы она этого не делала – мне хотелось придать сегодняшнему дню особый, неземной оттенок. Готовя, она напевала что-то по-португальски, чудовищно фальшивя при этом. Как заставить ее заткнуться? Мало того, недавно она открыла для себя такое блюдо, как каша. То было роковой ошибкой. Не знаю, что она с ней делала, но всякий раз, когда подавала на стол, блюдо походило на куски мертвой медузы. Оно тряслось, как желе, когда она ставила перед нами тарелки. Обычно кашу осмеливалась есть только Рейчел, но, поскольку она была в лагере, Магдалена, видимо, решила, что мы должны взять на себя хотя бы часть ее страданий. Ральф был слишком хорошо воспитан, чтобы отказаться, я слишком нервничала. Кроме того, я боялась обидеть девушку. А что, если она вдруг взбрыкнет и уволится, унеся с собой ключи к моей двойной жизни?..

Я сделала над собой усилие. Надо собраться с мыслями. Алиби на вечер и ночь было лживым лишь наполовину, ну… на три четверти. Четверть правды заключалась в том, что один знаменитый модельер устраивал демонстрацию своей новой коллекции в Кентербери. Там он жил. Вход строго по приглашениям. И я попала в число избранных. Приглашение принес в магазин специальный посыльный, и я тут же вспомнила имя человека с внешностью Ивана Грозного, который как-то раз, зайдя в «Прикид», заставил меня примерить паутинку без лифчика, а потом без каких-либо видимых причин подарил ее мне. И Джош выбрал именно этот момент и заглянул тогда в дверь. Смущение и стыд, испытанные мною при этом, до сих пор были живы в памяти. И имя модельера – Данте Горовиц – тоже.

Три четверти лжи заключалось в том, что я сказала Ральфу, будто показ состоится поздно вечером, поэтому мне придется провести ночь в Кентербери. На самом деле показ был назначен на двенадцать дня, вот почему я так торопилась, глотая куски медузы, приготовленной Магдаленой, и размышляя о том, как бы и с чем скормить затем эту еду Фатве.

– Еще не знаю, в какой гостинице остановлюсь, дорогой, – сказала я Ральфу. – Ты в любом случае приедешь с репетиции поздно, так что нет смысла звонить. Увидимся завтра.

Я была потрясена тем, как хладнокровно и гладко могу лгать.

Ральф кивал, мысли его были целиком заняты «Дядей Ваней».

Затем я поднялась наверх собрать вещи. Вынула из шкафа соблазнительный туалет номер один – то самое платье, которое испытала на Ральфе несколько недель назад. Причем с таким успехом, что это едва не вернуло наш брак к исходным позициям. Платье от Сони Рикель, достаточно скромно прикрывавшее живот и с коротенькой черной юбочкой, расшитой золотыми бабочками. Гейл, настоявшая, чтоб я надела его тогда, прекрасно понимала, что я надену его и сегодня, пусть даже совсем ненадолго. Ведь не зря же она не далее как вчера заявила, что считает себя прирожденной сводницей, и при этом еще так многозначительно покосилась на меня. Что несколько противоречило ее неоднократным призывам: «Будь осторожна!»

У меня не было ни малейшего намерения быть осторожной, и Гейл это понимала.

Может, она имела в виду совсем другое? «Не упади, не споткнись»? Но как прикажете соблюдать осторожность, если у тебя роман и ты собираешься отдать себя возлюбленному всю без остатка? Ведь роман – это не капиталовложение, когда делаешь взносы и знаешь, что основной капитал остается нетронутым… В любом случае я уже не ребенок. Не новичок. И вовсе не собираюсь бросаться к ногам Джоша со словами: «Бери меня, топчи ногами. Люби меня, или я покончу с собой!» Мне уже почти двадцать девять. У меня есть муж, у меня есть дочь. У меня наконец есть своя жизнь, которая столь чудесно преобразилась и станет совсем полной, если у меня будет и любовник. Мужчина, который будет обожать, желать, трахать меня, смеяться вместе со мной! Двойная жизнь без всякого чувства вины, взаимных обвинений, требований верности. Итак, я отдаю себя в руки Джошу… Почему бы нет?

Но, Анжела, тут же спросила я себя, как, интересно, это у тебя получится?

Я не знала и не хотела знать. Хотя бы сегодня предпочитаю витать в облаках.

И с этой мыслью я снова полезла в шкаф. И достала серую паутинку, подаренную Данте Горовицём. У меня ни разу не хватило смелости надеть ее. Но, возможно… возможно… когда Соня Рикель с золотыми бабочками проделает подготовительную работу, затем, уже за кофе и бренди, я смогу удалиться в ванную, раздеться, накинуть эту паутинку, и ничего больше на мне не будет… И я уже чувствовала прикосновение рук Джоша, нежно стягивающих с меня эту паутинку, видела, как она бесшумно оседает на пол. А потом на пол летит его одежда. А потом…

Я положила призрачный наряд поверх других вещей и закрыла чемодан. Я улыбалась. Я не могла не думать о том, что если не считать Ральфа и того давнишнего банковского служащего, вечно шелестевшего своими бумажонками, я ни разу не видела мужского члена. Выскочила замуж в восемнадцать, этим и ограничилось. Но теперь, в возрасте уже почти двадцати девяти, разве я не чувствовала себя обделенной в этом смысле? Ведь мужчины, к примеру, все время видят женские груди – на пляжах, на страницах журналов, в чужих окнах, на демонстрациях мод! А где ты увидишь пенис, не говоря уже об эрекции? Все же они не в меру стыдливы, эти мужчины! Или же просто предпочитают скрывать реальность под мифом в надежде, что если застигнут тебя где-нибудь в темноте, ты не заметишь разницы?

Продолжая строить догадки об анатомии Джоша, я вела машину по автостраде М-25 и настолько увлеклась своими размышлениями, что проскочила поворот на Кентербери. И вместо этого въехала в туннель. Нет, решила я, все эти фрейдистские символы и штучки завели, пожалуй, слишком далеко, причем в буквальном смысле. И я постаралась выбросить из головы ночные мечтания и целиком сосредоточиться на насущных дневных проблемах. В Кентербери!

Я понятия не имела, что буду там делать и зачем меня пригласили. Прежде мне ни разу не доводилось присутствовать на показах мод, и я бы ни за что сюда не поехала, если б не необходимость обеспечить себе алиби. На обратной стороне карточки с приглашением была маленькая карта, так что найти нужное место не составляло труда. Особняк Горовица находился в деревне, невдалеке от города, и назывался «Дом старого викария». Снаружи он выглядел вполне пристойно и даже мрачновато, и, подъезжая, я уже воображала себя старым пастором, заехавшим в прежние свои владения с сентиментальной целью проведать, как живут новые их обитатели.

И очень скоро поняла, что пастор бы немало изумился, обнаружив, на что похожа его новая паства. У дверей меня вежливо приветствовал мужчина, на котором не было буквально ничего, если не считать маски на лице и голубой ленточки, кокетливо обвязанной вокруг пениса. Вот уж не думала, что мечты мои сбудутся так скоро да еще при свете дня! Неудивительно, что вход строго по приглашениям. Но приглашениям на что?.. Любопытство пересилило страх и желание немедленно развернуться и уехать.

Анжела, твердо сказала я себе, это всего лишь малая часть, штришок изумительно богатой и разнообразной палитры жизни! Так что не робей!

И я не робела. Я даже набралась смелости и поздоровалась с мужчиной с ленточкой на пенисе. А затем прошла в главный салон. К этому времени я ожидала уже чего угодно и была несколько разочарована тем, что никакой римской оргии здесь, похоже, не наблюдалось и что все присутствующие носили некое подобие одежды, хотя пастор, без сомнения, не счел бы ее за таковую. И на обычную демонстрацию мод, где по подиуму семенят модели, а на хрупких золоченых стульчиках примостились толстые дамы, это тоже не походило. Окна и стены были от потолка до пола завешены черной тканью. Откуда-то из этой черноты невидимые глазу люди издавали какофонию диких визгов и криков. Эти звуки джунглей перемежались громким, учащенным дыханием, какое мог издавать разве что какой-нибудь миссионер, преследуемый племенем каннибалов, или же парочка, достигшая оргазма. Трудно было понять, что именно из двух. Лампы, находившиеся высоко под потолком, то ярко вспыхивали, то затухали, отчего помещение тут же погружалось в почти полную тьму. Затем вдруг вспыхнули и засияли огоньки – зеленые, красные, холодно-голубые, синие, призрачно-белые – и остались гореть. В воздухе густо пахло мускусом.

И тут же комната наполнилась экзотическими личностями. Они расхаживали, держа бокалы с шампанским в длинных пальцах, но не разговаривали, лишь оглядывали себя и других в высоких зеркалах, расставленных повсюду. Лично я видела себя в них раз десять – и всякий раз в новом освещении в зависимости от мигания огоньков. Мужчины – они были в большинстве – все до единого в макияже и пахли духами. Среди них оказалось несколько известных модельеров, впрочем, узнала я их с трудом. Женщины, бесцельно слонявшиеся по залу, походили на насекомых-палочников, с сосками вместо грудей. Должно быть, модели, догадалась я. Они лавировали и порхали в раздушенной толпе, точно некие потерявшие аппетит привидения, уставившись в никуда огромными невидящими глазами. В то время как мужчины глазели исключительно друг на друга и держались за руки. Похоже, все модели вылупились из одного кокона. Их истощенные тела прикрывали знаменитые паутинки Горовица – не хватало лишь паука, которого, по всей вероятности, отпугивали вспышки света.

Я спрятала лицо за бокалом с шампанским, чувствуя себя существом с другой планеты. И время от времени улыбалась.

Но никто не улыбнулся мне в ответ. Никто, похоже, вообще не замечал моего присутствия. И я испытала нечто похожее на облегчение. Ведь я просто не знала, о чем с ними можно говорить.

Вообще это довольно занятное ощущение – вдруг оказаться словно невидимкой. И в течение минут десяти я даже начала получать от этой тусовки своеобразное удовольствие, как вдруг заметила пару устремленных на меня глаз. Этот горящий взгляд, мессиански яростное лицо нельзя было спутать ни с кем. Оно принадлежало Данте Горовицу, самому маэстро. Я все еще пыталась сообразить, следует ли подойти к нему и поздороваться, как вдруг увидела, что он шагает через толпу прямиком ко мне, расталкивая по дороге девушек-палочников и раздушенных мальчиков. Выглядел он в точности как тогда, в магазине, и я чисто инстинктивно поняла, что у него на уме.

Нет сомнений – он намеревается проделать со мной ту же штуку, что и тогда. Я стану его цирковым медведем, подопытным кроликом. Пожалуй, он еще заставит меня танцевать нагишом. Он даже успел подхватить предназначенный для меня наряд – держал его двумя пальцами, и прозрачная ткань мерцала под разноцветными огоньками, точно облачко летнего предрассветного тумана.

А другой рукой он манил меня.

Оставалось лишь одно. Пригнуться, нырнуть и побежать. Модели-палочники бесстрастно следили за мной огромными невидящими глазами. Мужчина у двери поправлял свою ленточку, низко склонив прикрытое маской лицо над голым животом.

И тут вдруг все это мероприятие показалось мне таким бесконечно дурацким, что я не выдержала и расхохоталась. Остановилась и похлопала голого стража по плечу.

– Еще слава Богу, что клипсу к нему не прицепили, верно? – заметила я и дернула за голубую ленточку.

Мужчина так растерялся, что поднял маску. Лицо показалось знакомым. И я осторожно улыбнулась, а затем поспешила прочь, пока мистер Горовиц не догнал меня со своим нарядом из летнего тумана. Я даже не осмеливалась оглянуться.

Был поддень. Я въехала в город и, пытаясь обрести равновесие, зашла в Кентерберийский собор. Затем купила Рейчел майку и еще – чайное полотенце с изображением кентерберийских паломников Чосера 3939
  Джефри Чосер (1340-1400) – английский писатель, автор «Кентерберийских рассказов», представленных как отдельные рассказы паломников, направляющихся в Кентерберийский собор.


[Закрыть]. В этой дружной компании явно недостает Данте Горовица, подумала я. Потом сидела в соборе и слушала орган, наполнивший своды величавой музыкой Баха. Еще несколько лет торговли тряпками, решила я, и, глядишь, окончательно приду к Богу.

Время тянулось томительно медленно. Я бродила по улицам, глазела на витрины. Купила пару книг в бумажных обложках, зашла в местный музей. Выпила чаю с лепешками домашней выпечки и малиновым джемом. Затем, около половины пятого, поехала в Лондон. Самое главное – не встретиться с Кэролайн. Гейл обещала дождаться меня – ведь перед таким важным свиданием просто необходимо выпить. По ее уверениям, выпивка должна успокоить нервы и заглушить чувство вины. И подогреть страсть.

– Бог знает, как только обходятся трезвенники! – добавила она. – Не понимаю… Может, поэтому все они такие самодовольные и напыщенные.

На всем обратном пути я гадала, о чем думает сейчас Джош. Надеюсь, что обо мне.

– Ну? – воскликнула Гейл, увидев меня. – Как там было?

– Противно. – Вот и все, что я могла ответить.

– Так и знала! Все мужчины похожи на девушек, а девушки – на мальчиков. Наверное, и Кейдоген тоже был?

– Кто?

– Ну, у двери. Обычно он дежурит у двери. Любовник Данте. Данте Inferno 4040
  Ад (лат.), аллюзия с произведением Данте Алигьери «Божественная комедия» (ч. 1-8, «Ад»).


[Закрыть], как его называют. Член парламента. Поэтому и носит маску. Расценивает свое членство в слишком буквальном смысле, я бы еще сказала… Разумеется, рьяный тори. Носит голубую ленточку, если ты успела заметить. Нет, правда, на нем была ленточка? Голубая, да? Наверняка подарил какой-нибудь избиратель в знак благодарности. Правда, не совсем понимаю, за что его можно благодарить!

Тут она устала сохранять серьезную мину, лицо так и расплылось в улыбке.

– Гейл, – сказала я, – думаю, мне просто необходимо выпить.

Было семь, на улице стоял теплый сентябрьский вечер. Странно было спускаться в примерочную, за шторками которой исчезали каждый день наши покупательницы, чтоб затем появиться в совершенно обновленном виде – не только внешне, но и внутренне, готовыми изменить всю свою жизнь. Я наблюдала за собственной трансформацией в зеркале и думала о том, насколько круто изменится теперь моя жизнь. Ведь отныне мне предстоит жить с тайной… Интересно, но эта перспектива мне, похоже, нисколько не претит. Затем я поняла, что живу с тайной вот уже в течение многих лет. Ведь никому не ведомо, что в моей с Ральфом жизни многого недоставало, а теперь с каждым днем недостает все больше. Возможно, она всегда была такова, моя жизнь: ведь я выходила замуж не за мужчину, а за его блеск и славу. Да и он женился не на мне, а на уступчивой молоденькой любовнице. Нет, я вовсе не стремилась расстаться с ним. Мы были друзьями, у нас росла Рейчел, мы достаточно хорошо знали друг друга и через многое прошли вместе. Привычка делает человека слепым. А мне нужно было нечто большее, мне хотелось электрического заряда, без которого жизнь кажется серой. О, Джош, освети же эту тьму!

Как странно, что критические моменты в жизни человека зачастую проходят незамеченными. Наверное, подумала я, сегодня тот самый день, когда я наконец поняла, что моему браку пришел конец. И все, что от него осталось, напоминало лишь эхо в пустоте, к которому я все еще прислушивалась, страшась тишины, которая должна была последовать за ним. Нет, я не настолько храбра, чтобы совсем от него отказаться.

Теплый ветерок коснулся моих плеч и шеи. Интересно, подумала я, будут ли у него сегодня открыты окна? Теплый ветер и лунный свет… Его тело и мое… Я вздрогнула.

И снова взглянула на свое отражение в черном платье от Сони Рикель. Если отныне предстоит жить с тайной, лучше не надевать этот наряд слишком часто. До сих пор остается загадкой, почему это он с меня не спадает. Ладно, если даже и упадет, никто не рискнет сравнить меня с палочником.

Уже почти половина восьмого. Мой колдовской час. Я распустила волосы. Теперь они свободно падали на плечи – настоящая колдунья. Прекрасно… Я нервничала. Словно золотые бабочки, которыми была расшита юбка, трепетали у меня в животе. Эта мысль вызвала улыбку. Несколько капель духов «Джой»… последний взгляд в зеркало проверить, не пошла ли я пятнами от волнения, и все готово!

– Бог ты мой! – воскликнула Гейл. Оглядела меня и состроила смешную гримасу. – Ну что тут сказать… должно быть, когда твоя беременная мамочка возносила Господу молитвы, чтоб он не обидел ее дитя красотой, они были услышаны дважды.

Бренча ключами, она повела меня к двери, вышла следом, все заперла, включила сигнализацию. Затем обернулась и еще раз оглядела меня с головы до пят:

– Лучшей рекламы для адюльтера, чем ты, дорогая, пожалуй, еще не видела!

Я выждала секунду-другую, пока Гейл не свернула за угол. И нажала на кнопку звонка. Разнаряженная, с чемоданом в руке, я наверняка привлекала внимание всей Пимлико-сквер. И дураку понятно, чем это я собираюсь заняться. Я покосилась на ресторан «Треви». И с облегчением заметила, что Ренато у окна не видно.

Дверной замок щелкнул. Слава Богу! Я скользнула в подъезд и подняла глаза. Джош стоял на площадке и смотрел на меня сверху вниз. На нем были черные джинсы и белая рубашка с распахнутым воротом. Длинный шрам на шее терялся в рощице темных волос на груди. Господи, до чего же сексуально! Опершись на перила, он слегка наклонился, на губах его играла небрежная улыбка. Как, черт возьми, ему удается сохранять хладнокровие? Богатый опыт, не иначе. Сколько десятков женщин впускал он вот так в подъезд, не произнося при этом ни слова, глядя на них сверху вниз, как на каких-нибудь уборщиц, которых вызвали помыть полы или окна? «Сегодня заказывали Torte aux pommes 4141
  Яблочный торт (фр.).


[Закрыть], не так ли, мистер Келвин?»

Лестница казалась бесконечной. Золотые бабочки окончательно обосновались в животе и устроили там бешеную пляску. Я чувствовала на себе неотступный взгляд Джоша. Еще бы ему не смотреть на меня в таком-то платье!..

Наконец я достигла площадки у входа в квартиру. И остановилась. Бабочки – нет. Я даже умудрилась поднять на него глаза и только тут заметила, что улыбка на его лице исчезла. По-прежнему молча он подошел, взял чемодан и вежливо пропустил меня в квартиру. Затем закрыл дверь и взял меня за руки. Секунду смотрел широко раскрытыми глазами, потом отпустил руку и легкими, точно перышки, прикосновениями пальцев погладил по щеке и плечам. Вот пальцы его скользнули ниже. Бабочки в животе окончательно разбушевались, во рту пересохло.

А он все не спускал с меня глаз.

– Ну вот, – тихо сказал он. – Вот!

Я поразилась, что столь короткое слово может передать так много. Оно означало: «Вот мы и здесь наконец… одни… Ты так прекрасна… и желанна… и я хочу заняться с тобой любовью… и, похоже, слова нам больше не нужны…»

– Вот! – улыбнувшись ему, эхом откликнулась я.

И закрыла глаза. Он привлек меня к себе и поцеловал.

Затем подхватил на руки и понес в спальню. Там царил полумрак. Я чувствовала слабое дуновение ветра из раскрытого окна. Платье соскользнуло с плеч, и теперь ветер ласкал мое обнаженное тело.

Его руки и губы делали то же самое. Я отвечала ему поцелуями. Прежде мне был неведом такой голод по мужчине. Казалось, что до сих пор, вплоть до этого момента, я спала и лишь теперь проснулась. Я покрывала поцелуями всего его, хотела всего его. И медленно опустилась на кровать, и мы занялись любовью. И теплый ночной бриз ласково гладил наши тела. Мы наслаждались друг другом во тьме и при лунном свете, то была первая настоящая ночь любви в моей жизни. Мы засыпали обнявшись, просыпались и снова испытывали неутолимый голод. Он был моим любовником, и я ощущала себя обновленной.

Где-то вдалеке часы пробили полночь. Джош лежал, прижавшись щекой к моей груди. Вздрогнул и тихонько застонал:

– Я же должен был накормить тебя!

– Ты это сделал, – шепнула я. Тишина, затем тихий смешок:

– Ну тогда хорошо…

Он приподнял голову, сжал мою грудь в ладонях и легонько провел языком сперва по одному соску, потом – по другому.

– Можем устроить полуночный пир, – сказал он. – У меня все готово. – Я видела лишь очертания его головы, вырисовывающиеся на фоне окна. – Ты как?

Я погладила его по щеке:

– Что ж, попытайся меня удивить! Он соскочил с кровати:

– Погоди секунду, не вставай.

И вышел в гостиную. Я слышала, как отворилась и захлопнулась дверь, затем звуки шагов в соседней комнате. Через некоторое время он сказал:

– Теперь можно!

Я встала. Сквозь щель под дверью в спальню пробивался лучик света. Я, обходя мебель, осторожно пробиралась к нему. Прежде я не замечала, что у него есть вторая комната.

И вот я распахнула дверь и остановилась на пороге. Мягкий свет освещал нашу трапезу. В мерцании высоких темно-зеленых свечей был виден стол из красного дерева, уставленный серебряными приборами и узкими бокалами. В центре на огромном блюде красовалась семга, нарезанная тонкими пластами и украшенная желтыми кружочками сладкого перца по краям. По одну сторону от нее стояла деревянная миска с красно-зеленым салатом, по другую – мисочка с майонезом и пучками зеленого укропа. Рядом стояло ведерко для льда и прозрачная стеклянная ваза с персиками.

Из темноты с дальнего конца комнаты донесся хлопок – это Джош открыл шампанское. Подошел и поставил бутылку в ведерко.

Затем обернулся и взглянул на меня:

– Мне страшно нравится твое тело в лунном свете…

– А мне – твое, – ответила я. На шее и плечах Джоша все еще блестели капельки пота. Тело сильное, мускулистое. – И еще я… страшно счастлива.

Он улыбнулся и взял бокалы:

– И еще, наверное, страшно хочешь пить?

Он налил шампанское и протянул мне бокал. И приподнял свой.

– Ты выглядишь невероятно сексуально.

– Чудесно! – сказала я и подняла свой бокал. – А теперь скажите мне, мистер Келвин, когда вы в последний раз ужинали с голой дамой?

Он изобразил удивление:

– Да я только этим и занимаюсь, миссис Мертон. В особенности – по ночам.

– Чудовище!

Он расхохотался.

Затем подозвал меня к столу. Мы уселись и принялись за еду. Почему-то показалось, что ножи и вилки совершенно лишние, и мы ели прямо руками. Я облизывала его пальцы, он – мои. Мы целовались, пили шампанское, менялись бокалами. Поедание персиков в обнаженном виде превратилось в весьма возбуждающий процесс. Сок стекал у меня по подбородку и груди. Джош наклонялся и слизывал его. Я дрожала от возбуждения.

– Ты специально все так спланировал, правда? – задыхаясь, спросила я.

– Конечно!

Джош откинулся на спинку стула, в глазах его мерцал лукавый огонек, замеченный мною еще в первую минуту нашего знакомства.

– Знаешь, я для тебя тоже кое-что приготовила, – сказала я.

Он подался вперед, опустил подбородок на руки:

– Показывай! Жду не дождусь!

– Придется подождать.

Я провела пальцами по длинному шраму на шее, поцеловала его. Потом поднялась и пошла в спальню. Достала из чемодана серую паутинку от Данте Горовица, накинула ее. В самый раз, чтобы прикрыть один-два прыщика, если б они у меня имелись.

Затем вошла в освещенную свечами гостиную.

– Помнишь это? – спросила я, следя за выражением лица Джоша. – Только на этот раз я надела его специально для тебя. Буду твоей подружкой, леди-паутинкой. Надеюсь, ты не боишься пауков?..

Секунду на лице его сохранялось удивленное выражение. Затем он вздрогнул, точно пронзенный электрическим током, и поднялся из-за стола. Одновременно с ним поднялся, точно верный и неутомимый слуга, его пенис.

– Джош, – смеясь, пробормотала я и отступила на шаг, – последний раз я видела этот орган буквально сегодня, только на нем была повязана голубая ленточка. – Но он и не думал салютовать мне подобным образом!

Джош без долгих слов сгреб меня в объятия. Паутинка осела на пол, я – вслед за ней. Мы занимались любовью при свете свечей, и пахло от нас шампанским и персиками.

«Предприятие „Прикид“» принадлежало к тому разряду идей, которые, едва придя в голову, кажутся совершенно замечательными, а к следующему утру представляются весьма туманными. К тому же ее просто вытеснили из головы последние события моей личной жизни.

Но Кэролайн, в отличие от меня, ничего не забыла. Видно, ей настолько опротивело длительное безделье, что теперь она так и кипела энергией, готовая переделать весь мир. Ну если не весь, то хотя бы ту его часть, что имела непосредственное отношение к нашему магазину.

Она была совершенно поглощена своими мыслями и, похоже, не замечала, в каком расслабленном и затуманенном состоянии явилась я утром, спустившись на ватных ногах из квартиры Джоша и спрятав чемодан за круглыми боками Торквемады. Я благодарила судьбу за то, что Кэролайн пребывает в таком состоянии, ибо весь прошлый год она была склонна приписывать даже малейшие изменения в моем настроении появлению очередного любовника. Теперь же, когда я действительно завела любовника, она вовсе этого не замечала. Она так и горела стремлением созидать.

– Давай, Анжела! – нетерпеливо воскликнула она. – С чего это ты, черт возьми, такая вареная сегодня? Давай выкладывай свои соображения!

У меня не было соображений. Куда больше, чем устройство и переустройство чужих браков, меня волновал собственный – вернее, то, что от него осталось после моей грандиозной измены. Как я поеду домой? Что скажу Ральфу? Заметит ли он с первого взгляда, что я всю ночь напролет трахалась с другим мужчиной? И если это и есть начало моей двойной жизни, как сделать так, чтоб эти половинки не соприкасались?

Да и потом, вне зависимости от обуревавших меня сомнений и мыслей, сама идея создания предприятия на базе «Прикида» теперь казалась банальной и чертовски глупой. Такого рода игры и манипуляции скорее по части Кэролайн, которая всегда воображала, что может управлять жизнями других женщин лучше, чем они сами, только потому, что являлась истинным гением по части подбора нарядов для дам. Она вдруг вообразила, что с той же гениальностью сможет подбирать людям любовников и любовниц.

– Ты вдумайся хорошенько, – сказала она, выпроводив очередную покупательницу. – Десятки несчастных женщин, заходящих к нам в магазин, готовы отдать что угодно, лишь бы сбагрить своих мужей с рук, но только не знают, бедняжки, как к этому подступиться. Предлог. Вот все, что им нужно. Так предоставим им этот предлог, сведем их мужей с кем надо! Что мы теряем в конце-то концов?

Жена известного священника методической церкви, тихо подыскивая скромный костюм для пожилой дамы, уставилась на нас, изумленно округлив глаза. Но Кэролайн словно не замечала.

– Бог ты мой! – продолжила она. Жена священника уловила знакомое слово и насторожилась еще больше. Кэролайн оседлала своего любимого конька. – Выходишь замуж в двадцать! Что это означает? Да то, что в течение лет шестидесяти ты будешь видеть рядом на подушке одну и ту же физиономию! Ничего себе, приятная перспектива!.. Уже не говоря о том, что ни у одного из мужиков не хватит соков протянуть так долго. А потому имеет смысл сбагрить залежалый товар с рук, пока он совсем не залежался, верно? И вот тогда ты можешь начинать все сначала! Ура! – Она мечтательно улыбнулась. – Только представьте! Можно устраивать выездные испытания по уик-эндам! Подходит – не подходит… Вот это жизнь!