Текст книги "Со всей любовью"

Тут он предложил одолжить мне кошерную поваренную книгу, которой часто пользуется его жена. Я рассыпалась в благодарностях, прежде чем отклонила его предложение под предлогом, что мои полки буквально ломятся от поваренных книг (на самом деле у меня их две: «Микроволновая печь облегчает приготовление пищи» и «Феерические фантазии из фарша» Джослин Димблбай). Я не осмелилась признаться, что Пирс – гой и жутко обожает молочных поросят, и тут меня осенила мысль: Испания – страна молочных поросят, а на следующей неделе день рождения Пирса! Быть может, это шанс доказать, что я образцовая нееврейская жена. Перед моими глазами всплыла картина гастрономического великолепия – никакие цветные приложения не могли бы с ней потягаться. И я услышала, как Пирс шепчет, когда удалился последний гость, с благодарным восхищением поцеловав мне руку: «О, Рут, прости меня. Никогда я больше не согрешу!»

Или что-то в этом роде.

Джейнис, эта идея овладела мной всерьез. На обратном пути от Исаака я купила книгу на Гран-виа, посвященную испанской кухне. Масса иллюстраций; ингредиенты и количества указаны четко, инструкции просты. Я намерена устроить обед года в дружеском кругу, и если Пирс и потом будет предпочитать сдобную булочку, я сделаю из него феерический фарш.

Затем – меню. «Простота – залог успеха» – отличное правило, верно? Хотя лично у меня никогда не было особого выбора. Поваренная книга сейчас лежит передо мной. Начать с… гаспахо как будто в самый раз. В конце-то концов это просто холодный суп. А Пирс постоянно жалуется, что все мои супы холодные. Тут трудностей никаких. Затем… что-то изысканное со свежими креветками – то, что надо. Отправлюсь на рыбный рынок с утра пораньше. Затем молочный поросенок – мое коронное блюдо. Наша новая прислуга Тереса постоянно угощает меня вкусностями из кухни ее матери: она будет моим ангелом-хранителем. И к тому же у нас в квартире есть духовка – это и станет ее чудесным крещением. Десерт… ну, я его обдумаю.

А потому всю ближайшую неделю сбор пожертвований на. И благодарю вас, ребе Исаак, за ваш мудрый совет. Я бы пригласила вас на мой семейный пир, но жареный молочный поросенок вряд ли подойдет под понятие кошерный. Так кого же мне пригласить? Тома Бренда, если он приедет в Мадрид, – он будет рыцарственно держать мою сторону. Второго секретаря с супругой – она элегантна, но безгруда, так что никакой конкуренции не составит. И может быть, еще одну пару? Рискнуть на министра финансов? Он гарантированно затеет со мной флирт. Его жена полуслепа и ничего не заметит. В отличие, надеюсь, от Пирса.

И оденусь я сногсшибательно.

Подробности после. Пожелай мне удачи. С моей неизменной любовью и крепким поцелуем моему гениальному крестнику.

Рут.

Речное Подворье 1 16 апреля

Рут, миленькая!

Настроение у тебя словно бы на изумление хорошее. Восхищаюсь твоей chutzpah (не так ли выразился ребе Исаак?). Надеюсь, Пирс будет восхищаться твоим молочным поросенком так же горячо.

Нет, ты правда веришь, что мне лучше живется одной, чем тебе замужем? Это преходящее ощущение. Стоит Пирсу бросить охоту за своей утраченной юностью, как у тебя будет что-то, к чему вернуться, – я в этом уверена, я же знаю Пирса: есть в нем такая наивная романтичность. Мне же будущее представляется опустошенной землей. Иногда я радуюсь свободе – я же могу бродить где и когда захочу. А иногда, совсем одна, ничем не занятая, я пугаюсь: лучшие годы уходят, брак рухнул, и кто знает, сколько еще мои лицо и фигура будут выдерживать испытание временем. А потом я смотрю на Тома Бренда, седого, морщинистого, старше меня почти на двадцать лет, – и все это никакого значения не имеет! На него все еще оглядываются, когда он входит в ресторан, сукин сын. На меня, когда мне будет 55, оглядываться не будут, разве чтобы сказать из милосердия: «В свое время она, возможно, была недурна». И я понимаю, почему надежность в браке значит для женщин куда больше, чем для мужчин. Мы живем под тяжелым ярмом зеркал.

Такие скверные дни! В приличное утро я гляжу на себя и говорю: «Джейнис, ты можешь получить любого, кого захочешь. Любого!» Но кого я хочу? Вот в чем вопрос. Портной. Жестянщик. Солдат. Матрос. Как в считалочке… Что-то во мне всегда тянулось к Вору – при условии, что украдут меня. Но кто? Том? Опять вопрос. Он безусловно настойчив. Ну, да ты знаешь об этом все.

Да! Я без гроша. Индийский игрок в поло со своими дурацкими идеями насчет бассейна дал отбой. Без всяких объяснений. Билл в унылости. «Обычное поведение плейбоя – власть железных капризов». Так что я устроилась на работу в местную кулинарию, но об этом подробнее потом. Я страшно тронута тем, что ты предложила мне вашу квартиру. Ты так добра! Но, Рут, во мне есть гордость одиночества: я хочу справиться со всем самостоятельно. Буду жить трудами рук своих, пусть самыми скромными.

Ну а теперь разреши тебя подбодрить, как ты просила. В Речное Подворье пришла весна, так что битва садов возобновилась. Соперничество в этом году несколько утратило пыл (возможно, отчасти из-за постсуицидальной мрачности Ах-махн-ды, экс-подстилки Гарри дальше по улице). И все-таки, как ветеран двух весен здесь, я еще яснее вижу перемены, которые претерпевают сады, чтобы соответствовать личности своих владельцев. Доктор Ангус и его жена в № 4, разумеется, абсолютно не меняются: точно так же его и ее «форды-эскорты» держат дистанцию между собой на асфальте. На той неделе пробился крокус, пытаясь расцвести, и на этой неделе был надлежащим образом раздавлен – примерно как память о маленькой интерлюдии со мной.

Одинокое дерево историка Роджера в № 5 за мое отсутствие сильно обкорнали – опять-таки опасаюсь, что это как-то связано со мной. В № 6 Ползучие Ползеры стали обладателями безупречного свежезаказанного газона – полагаю, смещенная деятельность, поскольку друг другом они уже много лет как не обладают. «У нас отдельные спальни», – сообщила на прошлой неделе миссис Ползер, словно заверяя меня, что она давным-давно оставила глупые детские развлечения. Она явилась без приглашения выпить со мной чая. («Из ромашки, если он у вас есть, миссис Блейкмор». – Она называет меня так, чтобы придать мне респектабельности.) Она боится, что я подвергаюсь нравственной опасности – одинокая женщина, беззащитная от хищников, слабая, как весь наш пол (за исключением ее, разумеется). Я заметила, как она прищурилась на Тома Бренда, когда он явился нагруженный бутылками и цветами. «Я уверена, этот мужчина женат, не так ли?» – спросила она у меня вчера. Я улыбнулась самой милой моей улыбкой. «О, да – сказала я. – Пять раз».

Дальше быстренько о садах. № 7 – Билл и Нина. Никакая рецессия в архитектурном ремесле не способна пригасить это буйство полевых цветов. Однако я заметила, что Нина в большом изобилии посадила змееголовники, и я задалась мыслью, что именно рассказал ей Билл, и поверила ли она ему. Милый, добродетельный Билл, единственный, кто сказал мне «нет»! Во всяком случае, в теннис Нина играет еще агрессивнее, чем прежде. Она даже не пожалела денег на спортивный бюстгальтер. Ну, ты знаешь, с бретелькой вокруг шеи, чтобы умерить подпрыгивание. Не столько бюстгальтер, сколько домкрат.

В № 8 у Луизы деревянная фигура в натуральную величину, простирающая руки к небесам («Женщина, поправляющая занавеску в ванной» – ее теперь все так называют), подверглась нападению древоточцев, хотя Кевин и убежден, что это жуки-могильщики, которые переползли с Луизы. Кроме того, она нашла новую гималайскую секту с филиалом в Эксбридже и очень занята. Так что очень занят и Амброз: он возит ее туда дважды в неделю – епитимья, чтобы не писал меня «ню». Рубище к пеплу моего портрета.

Сад Лотти при № 9 был прежде пустым, как ее жизнь. Теперь, пока Морис пребывает в гулаге Макклесфилд, а Аттила активно обретается в доме, сад захлестнули волны ее Ренессанса – бутылки, пивные банки, картонки из-под пиццы, вываливающиеся из мусорных баков и вместе с более интимными свидетельствами указанного Ренессанса разбрасываемые местными кошками для всеобщего обозрения. Ползучие Ползеры смотрят укоризненно, проходя мимо, но Лотти приветствует их блаженной улыбкой. Она блуждает в эротических грезах Барбадоса и черной кожи. И только подумать, что Морис до сих пор воображает, что ее жилец происходит из древнего шотландского клана – Баннокберн Макгрегор, эсквайр.

Далее к № 10. Ах-махн-дах, та, что гомеопатически отравилась. Быть может, ты помнишь ее знаменитое восточное деревце, защищенное зимой мешком и еще охранной сигнализацией, подключенной прямо к полицейскому участку. Так оно погибло. Ах-махн-дах сама теперь смахивает на мешок.

Кажется, я прохаживаюсь на ее счет даже язвительней Кевина. Ну да у меня есть на это основания.

Кевина я припасла под конец, чтобы развлечь тебя получше. Нет, речь не про его сад – в конце-то концов он всегда сводился к питомнику секс-бомбочек. Нет, про его жену. Как я тебе сообщила, она вернулась – к ужасу Кевина. Ну, в воскресенье я только что вышла из-под душа, как кто-то принялся исполнять триумфальный марш на дверном звонке. Я завернулась в полотенце и осторожно выглянула наружу. Кевин подпрыгивал на месте, точно ребенок. «Я добился! – возвестил он. – Добился! Избавился от нее!» «Каким способом?» – спросила я, капая водой с волос на порог. «Самым простым, – сказал он. – Собственно говоря, вовсе не таким уж простым. Работенка была та еще. Два месяца любящих забот, женского внимания, удовлетворения мужских потребностей и все такое прочее. Ладно, решил я, мне-то мои потребности известны, а из-за нее я удовлетворять их не могу, так? Ну, и что я сделал? Трахал ее днем и ночью, так? Ну, прямо как старина герцог Йоркский я был – уж когда он брался, так брал. Наконец она выкинула белый флаг: сказала, что уже не молода для таких вещей. И укатила назад в деревню: раз-два и там… Джейнис, детка, я добился!»

Тут он подхватил меня под мышки и начал крутить – мои волосы заработали как садовый разбрызгиватель, а полотенце еле удерживалось в стратегических местах. К несчастью, Ползучие Ползеры выбрали именно этот момент, чтобы неторопливо прошествовать по улице в намерении принять святое причастие. Не думаю, что она снова явится ко мне попить чая из ромашки. Не исключено, что я буду даже вычеркнута из ее молитв.

Так что в Речном Подворье бушует весенняя лихорадка.

А теперь о моей работе, как я и обещала. Местная «Кулинария» очень высокого разряда вывесила на двери объявление: «Требуется продавщица». Я – постоянная покупательница. Владелец, китаец по имени Цин, всегда называет меня «мадам», немножко кланяется и настаивает на том, чтобы донести мои покупки до машины.

Лицо Цина, когда я сказала, что хочу стать продавщицей, положило конец легендам об азиатской загадочной непроницаемости. Сначала он решил, что я валяю дурака, – опять этот непостижимый английский юмор! Затем впал в недоумение: «Ах нет, мадам. Не для вас. Вы дама, а не продавщица». «Я буду счастлива стать продавщицей, – сказала я. – Удобные часы. Рядом с моим домом. И мне здесь нравится. Окорока. Сыры. Спагетти. Пирожные с заварным кремом. Лучше любой конторы. А еще мне нравитесь вы». Это совсем его добило. И он явно капитулировал. «Так когда же мне начать?» – спросила я. «В понедельник», – пискнул он тоскливо. «Договорились!» Я потрясла его за руку. Впрочем, она уже тряслась.

И в тот понедельник я приступила. И просто наслаждаюсь. Куда лучше, чем писать псевдо-Хокни для индийских игроков в поло. Разделяет душу и тело. Я могу существовать на то, что он мне платит. И столько узнаю!

Первое, что я узнала, позволь сообщить тебе, что бюстгальтер – вещь первой необходимости. Ты спросишь почему? Так вот: Цин славится своим кофе. И люди приезжают за ним очень издалека. Кофейные зерна хранятся в мешках на полу. Мне приходится наклоняться над мешком с совочком. Не та поза, чтобы хранить свои секреты. Один субъект в тот первый день заходил трижды – кофе, которого он накупил, хватило бы, чтобы открыть кофейный бар. Преподобный Хоуп начал заикаться и протирать глаза. Гортань управляющего моего банка сжала судорога. А Кевин, пообещавший навестить меня, объявил толпе покупателей: «Для «Горной смеси» маловато, детка, увы, увы!» Когда я попыталась одной рукой придерживать джемпер, то рассыпала зерна по всему полу, и пришлось их собирать, что усугубило ситуацию.

Дневная выручка взмыла до небес. Цин, который вообще на меня не глядит, объясняет это моим наэлектризовывающим присутствием и выдал мне премию.

Но теперь я таки обзавелась бюстгальтером. Если тебе нужна помощь с оргией в честь Дня рождения королевы, обещаю надеть его, хотя своей фигуры, когда я в нем, я не узнаю.

Том утверждает, что обязательно состряпает для меня свой знаменитый марокканский таджин, как только кончит петь тебе серенады в Мадриде и вернется. Не исключено, что я устрою ему сюрприз и соглашусь. Полагаю, будут гнусные намерения под тихую музыку. И я даже могу поддаться соблазну. Пять месяцев! Я все больше чувствую себя в настрое, а Том – наилучший кандидат в настоящий момент, – собственно говоря, единственный кандидат помимо Кевина. Ну почему на меня всегда клюют седовласые блудники?

Эстебан как будто бы ужасен.

Клайва пригласили выступить в Уигмор-Холле. Не родила ли я нового Менухина? Его гораздо больше волнует наступающий крикетный сезон, тем более что Аттила обещал взять его на первый матч Суррея. «В задницу Моцарта», – говорит Клайв. Может гений быть филистером? Видимо, да.

Как всегда, с любовью и желаю удачи с поросенком (с молочным, а не с Пирсом).

Джейнис (продавщица в «Кулинарии Цина»).

Паласио Писарро Трухильо 16 апреля

Дорогая Рут Конвей!

Мне кажется, после долгих размышлений я все-таки поняла вашу проблему. Она возникла из-за нелепой англосакской привычки рассматривать сердечные дела шиворот-навыворот (мы, французы, называем это «la vice anglaise»[19]19
  Английский порок (фр.).


[Закрыть]). Советую вам взглянуть на случившееся с вами, как на это посмотрела бы француженка. Ваше положение больше чем завидно. У вас есть муж, который клянется, что любит вас, но обзавелся молодой любовницей. А потому вы можете теперь вежливо настоять, чтобы он оставил вас, и тогда станете свободной, весьма любимой и весьма обеспеченной. Как это поется в американской песне? «Чего ж и требовать еще!»

Правда, между мной и Хавьером это произошло несколько иначе. Это я обзавелась молодым любовником – или несколькими, теперь уж не помню. Но он испытал невероятное облегчение, милейший человек. Наша дружба расцвела, когда над нами перестал тяготеть нежеланный долг. Ведь, конечно же, после стольких лет (шестнадцати, если не ошибаюсь?) уже не осталось ничего нового, что вы могли бы испытать вместе, и вы сказали, что не можете иметь детей. Так почему бы не насладиться сполна распахнутым перед вами миром? Вы еще молоды. В моем возрасте мир сужается, но у меня есть мои воспоминания. Я прожила богатую жизнь.

Неужели мне правда надо объяснять вам, почему мужчина иногда может предпочесть женщину помоложе? Ни к чему из того, о чем говорите вы, это отношения не имеет. Это просто вопрос… как это?.. mamelons… Ах да… сосков. Соски молодой женщины указывают вверх, женщины постарше – вниз. Только и всего. Я не улавливаю, что скрывается за этим и остаюсь нейтральной, поскольку мои всегда указывали прямо вперед. Но я знаю, что мужчин влекут тривиальные новинки. Вероятно, как и нас всех, но они скорее приедаются. Если же вы все еще обеспокоены, советую вам положиться на закон тяготения – он скоро возьмет свое. Время решает все такие проблемы.

Когда вы приедете навестить меня? По словам Хавьера, вы уже блистающая звезда в мадридских небесах. Терпеть не могу Мадрида. Здесь поля освежают взгляд молодой кукурузой до границы с Португалией. Как приятно, когда государственная граница совпадает с твоей собственной.

По кухонным вопросам никакого совета предложить не могу. Почему ваш повар не знает?

Ваша

Эстелла.

Авенида де Сервантес 93 Мадрид 19 апреля

Милая Джейнис!

Пятнадцать дней сброшены с календаря, осталось восемьдесят пять, и теперь я расскажу тебе об обеде в честь рождения Пирса.

Служба ремонта браков, отчет № 2

Было теплое весеннее утро. Я составила список покупок под надзором Тересы, нашей прислуги, и она же направила меня в лучшие магазины и к лучшим рыночным прилавкам. За молочным поросенком мне пришлось совершить специальную поездку, который оказался несколько более крупным, чем я ожидала, даже хотя обедать нам предстояло ввосьмером. Восьмой была малоподходящая дама, которую я подыскала для Тома Бренда, накануне известившего о своем приезде.

Волнение и уверенность в себе все возрастали по мере того, как время шло. Тереса была оплотом и поддержкой: крошила, мариновала, размешивала, плескала вином повсюду. Но я была исполнена решимости, что это будет выставка моих талантов, а не ее, а потому, как только она накрыла стол, я отпустила ее и взялась за работу, раскрыв перед собой мою испанскую поваренную книгу. Наконец-то через шестнадцать лет я начинала ценить по достоинству радости ведения домашнего хозяйства. Потому-то, решила я, мой брак и не задался. Теперь я все исправлю. Спасибо, ребе Исаак. Том согласился проконсультировать меня относительно вин и очень мило пошел и купил то, что требовалось. Потом, располагая массой свободного времени, я приняла ванну, вымыла волосы и неторопливо оделась. Вот вообрази меня. Черное бархатное платье на три дюйма выше колен, облегающее, но не обтягивающее, без рукавов с двумя узенькими бретельками. Черные колготки с лайкрой. Черные замшевые туфли на трехдюймовых каблуках. Серьги с подвесками от «Батлера и Уилсона» – подделка под античное золото с бриллиантами. Плюс браслет с купидончиками и сердечками (прошлогодний подарок Пирса в Лондоне). Духи – «Джой» Джин Пату, очень и очень дорогие, как тебе известно.

Я смерила взглядом девицу на календаре, прославляющем солнечный загар. «Тебе, детка, далеко до меня», – сказала я. (Естественно, поскольку на ней вообще ничего нет.)

И вот я готова. Впереди – вечер. Гости именно те, которых я смело предсказала. Небольшое приятное общество. Второй секретарь, много мальчишества и высокая образованность, с женой – много мальчишества и полнейшая необразованность. Министр финансов принял приглашение с радостью и к моему большому удивлению – видимо, моя деятельность приобретает широкую известность – или моя репутация. Он косоглаз – один глаз остается на месте, а другой блуждает по сторонам, точно собака на длинном поводке, которую приходится отдергивать, чтобы не задирала ножку в неположенных местах. Его жена близорука: возможно, потому, что полжизни закрывала глаза на блуждания мужа. Но вопреки всему этому они очень приятная компания за столом. Затем Том Бренд, который обещал быть экстра-полированным – он говорит по-испански, то есть говорит, что говорит (я подозреваю, что на наречии «Viva Espana».[20]20
  Одобрительный, подбодряющий возглас (исп.).


[Закрыть] Дама, которой я его обеспечила, меньше всего Джейнис – я об этом позаботилась: учительница американской школы, старой закалки до кончика ногтей (не коготков!), но с большим носом и маленькими усиками.

И в заключение, естественно, Пирс. Было трудно определить, чувствовал ли он себя неловко или нет. Надеюсь, что нет. Последнюю неделю я не упоминала сдобную булочку – будто ее вообще не существовало. В последний раз это случилось, когда он вошел в мою спальню красный, злой, потому что не мог найти запонки. «Тебе требуются наручники, – посоветовала я и увидела как он удивился, заметив мой календарь. «Она такая, твоя девочка?» – спросила я. Он распушил перья, потом буркнул: «Откуда мне знать?» Это был последний раз. Откуда ему знать! Ну, наглость! Он же знает каждую выпуклость, каждую ямочку на ее теле, подлец.

Гости начали собираться около девяти – это же Испания, не забывай. Мне – цветы, пакетики с подарками Пирсу, который смущался, и болтовня за коктейлями. Том предлагал их и вообще вел себя как хозяин дома. А Пирс вел себя так, словно попал не в тот дом (возможно, ему именно это и казалось). Я заметила, что левый глаз министра финансов любуется американской учительницей далеко не так пылко, как его правый любуется мной. Второй секретарь заговорил о южноамериканских романах, что извлекло Пирса из его скорлупы, так как он великий поклонник Маркеса. Я набрала массу очков, притворившись, будто прочла от корки и до корки собрание сочинений Бенито Переса Гальдоса. «Наш Бальзак!» – с гордостью воскликнул министр. «Только лучше», – добавила я, намекая, что прочла и всего Бальзака. И на этой триумфальной ноте я упорхнула в кухню, преследуемая правым глазом министра.

Остальную часть вечера я предпочту суммировать.

Начали мы с гаспахо. Холодный суп – абсолютно верно! Ну, холодным он безусловно был – для надежности я поставила его в морозильник. Часа, на мой взгляд, должно было оказаться достаточно. Я ошиблась. Начали мы с некоторой задержкой – я размораживала его на газовой плите. По-моему, по краям он закипел, но я хорошенько размешала льдины, чтобы уровнять температуру. Мне показалось, что вкус у него совсем недурен, хотя Тереса не предупредила меня, что мне следовало снять кожицу с помидоров, прежде чем смешивать их с другими пикантными ингредиентами. Так что, боюсь, в придачу к тающим айсбергам помидорные кожицы создали впечатление, что между ними разбилось судно, груженное красными жилетами. Гренки тоже большой помощи не оказали. Насколько я понимаю, им положено хрустеть. Ну, мои не хрустели. Они липли к красным жилетам, словно разболтанная лягушачья икра. Второй секретарь и его жена были сама любезность. Министр, казалось, отлично умел лавировать в Саргассовом море, а Том мужественно разгрызал последние обломки ледяного поля. Но американская учительница робела и застревала на мелях. «Восхитительно, – сказала она, оставив тарелку почти нетронутой. – А что это такое?»

За гаспахо я поставила себе только полбалла и немножко злилась на себя из-за красных жилетов. Однако усилий я не пожалела, так что перешла к креветкам в чесноке с большой уверенностью. Тут дела приняли явный оборот к лучшему. Ни единой ошибки. Их же готовить проще простого, верно? Тереса показала мне, как обдирать креветки, обламывать их головки и ножки. После чего я поджарила их в смеси оливкового масла и сливочного с нарубленными дольками чеснока и подавала на отдельных тарелочках, присыпав сверху нарубленным пастернаком.

Они имели succes fou.[21]21
  Безумный успех (фр.).


[Закрыть] Разговор возобновился. У Пирса был такой вид, словно он начал мной гордиться. Том щедро разливал белую «риоху». Пожалуй, в себя я влила ее чуточку лишнего, что развязало мне язык. Был только один скверный момент, о котором я тут же пожалела. Жена министра сказала, что редко ела креветок с таким удовольствием – не собираюсь ли я написать поваренную книгу о дарах моря? На что я ответила, не подумав: «А как же! С упором именно на креветок и прочих членистоногих. Думаю назвать ее просто «Членистографией». Она поглядела на меня с недоумением. В отличие от всех остальных. Том постарался не перегнуться пополам. Правый глаз министра заблестел. Пирс поник головой. Свою я отвернула, хотя, должна признаться, в ту минуту это показалось мне довольно остроумным.

Я решила, что настал момент для гвоздя обеда – молочного поросенка. С ним у меня до этого возникло несколько затруднений. Пустяковые, но в подобный день эти мелкие промахи все-таки были совершенно лишними. Например, Тереса предупредила меня, что поросенка надо вымочить, чтобы вымылась кровь. Ну а я забыла. Быть может, мне претило лишить бедняжку эликсира жизни. Но в худшем случае это означало лишь, что мясо будет не белым на вид, как полагается, но менее аппетитным ржаво-розовым, а также, что по духовке, пока он будет вращаться на вертеле, будут в изобилии летать капли мясной подливки. И я решила, что так и произошло, когда ощутила запах горелого. Вовсе нет. Когда я открыла духовку, из нее вырвался язык пламени – одно ухо поросенка пылало. И этим дело не ограничилось. Я ведь упомянула, что он был довольно-таки крупным поросенком, и уложить его в духовку мне удалось не сразу. Но я думала, что справилась с задачей. К несчастью, когда я выплеснула на огонь столько воды, что он погас, обнаружилось следующее: одна поросячья ножка заклинила вертел, так что он не мог вращаться, как полагается. Собственно говоря, не думаю, что он вообще вращался, судя по общей картине. Правда, что-то непрерывно побрякивало, но ничего не происходило.

Я сделала все, что смогла. Во всяком случае я знала, что с овощами накладок не будет. Я приготовила их заранее, и они чуть грелись на плите. И рис был отличный, без единого комочка – перед приходом гостей я добавила чуть-чуть воды, чтобы он не высох: рис должен быть разваренным и влажным, чтобы он не застревал между зубами. И в дополнение – салат: испанцы любят все острое, а потому я добавила красного перца, чтобы он кусался, побольше уксуса и перечного соуса (последнее по собственной инициативе – помнишь наши дни в Мексике?)

Но вот поросенок представлял нелегкую задачу. Сгоревшее ухо практически исчезло, и с одним ухом животное выглядело несколько оригинально, но я знала, что никто не обратит на это внимания. Остальное не внушало такого оптимизма. Не говоря уж о проблеме с извлечением его из духовки, я видела, что зажарился он не слишком равномерно, вероятно, потому, что вертел не вращался. Однако тут я ничего изменить не могла и попросила Тома разрезать поросенка, пока я принесу рис и овощи, гревшиеся в теплой воде.

Джейнис, в это мгновение я начала осознавать, что, быть может, совет ребе Исаака мне не подходил. Как бы мне хотелось опустить занавес над поросенком. (Ах, Тереса, где была ты?) Один бок, боюсь, был чернее угля, а другой абсолютно сырым. На пограничной полосе был достигнут определенный компромисс, но полоса эта была очень узкой. Том сделал все возможное, но кусок мяса, обугленного с одной стороны и совсем сырого – с другой, на каждой тарелке, не был гвоздем пиршества, как было задумано, и даже я подумала, что овощи были излишне влажными. Более того, к воде совсем напрасно подмешивалась поросячья кровь, хотя частично она впиталась в рис. После первого глотка Пирс попытался освежить рот салатом, и только-только успел добежать до ванной, когда его вывернуло. Вскоре гости устремились к двери, прежде чем я вспомнила про десерт, а вернее, вспомнила, что совсем забыла его приготовить. Том задержался, чтобы утешить меня. Затем квартиру окутала жуткая тишина, смешанная с равно жутким запахом. После ухода Тома Пирс вышел из ванной. Вид у него был бледный. «Спокойной ночи, – сказал он… – и мне очень жаль». Я сказала: «С днем рождения, мой любимый», и разразилась слезами.

Решение 1: держаться подальше от синагог.

Решение 2: найти обслуживающую фирму для Дня рождения королевы.

Решение 3: пойти вечером с Томом куда-нибудь и нализаться.

Но сначала я отправлю это письмо.

Со всей любовью.

Рут.

Английское посольство Мадрид 23 апреля

Дорогой Гарри!

Помню, что в детстве дни рождений всегда завершались слезами. И теперь тоже.

Мой на прошлой неделе оказался чреват катастрофой. Я предвкушал вечер наедине с Рут – вечер, который, я надеялся, все возродит. И вместо этого – фарс эпохи Возрождения. Вместо тихого обеда a deux,[22]22
  Вдвоем (фр.).


[Закрыть] который дал бы мне возможность убедить Рут, что мои отношения с Ангель чисто платонические, в мою честь был сюрпризом устроен званый обед. И, как оказалось, сюрпризы этим не ограничились. Явился мой самый нелюбимый из ухажеров Рут – Том Бренд, писака, подвизающийся в желтых газетенках. И еще мой второй секретарь, которого я вижу каждый день и без которого в этот вечер вполне мог бы обойтись; плюс его дебильная жена – как всем известно (видимо, за исключением Рут), слезливая любовница (в числе многих) испанского министра финансов, который тоже оказался среди наших приглашенных. Его собственная жена – откровенная лесбиянка, живущая частично с усатой дамой из Висконсина, которая (как ты, видимо, уже догадался) также присутствовала на обеде.

Вечер не был исполнен дружеского веселья. Положение не исправила и решимость Рут самой приготовить обед – идея, какую ни при каких обстоятельствах удачной не назовешь. К счастью, дело происходило в субботу, так что у меня было воскресенье, чтобы прийти в себя. За остальных ручаться не могу.

Ну, хотя бы День рождения королевы не пострадал от кухонных огнеметов Рут. Я распорядился поставить шатер в саду посольства и приложил все усилия, чтобы занимать заезжего заместителя министра иностранных дел. Полагаю – а ты как журналист, конечно, знаешь это твердо, – что двенадцать лет в оппозиции не могут не привести к тому, что восприятие мировых событий несколько утрачивает свежесть; однако я полагал, что он все-таки должен был знать о смерти генерала Франко. Конечно, не исключено, что я к нему несправедлив, и просто зубодробильный тон его спича создавал впечатление, будто он ставит на место фашистский режим. Без сомнения, он готовил этот спич двенадцать лет. К счастью, по-английски он говорил с таким нортумберлендским акцентом, что его скорее всего никто не понял.

Рут, должен я сказать, этого мнения не придерживалась. После того как мы верноподданнически выпили за здоровье Ее Величества, она благородно – и при всеобщем внимании – кинулась защищать либеральные идеалы здесь, в Испании, буквально вцепившись в злополучного заместителя министра, который был совсем сбит с толку. Я очень ею гордился до того момента, когда эти либеральные идеалы не ударили ей в голову. Возможно, этому содействовал превосходный вкус моего предшественника в том, что касалось посольского винного погреба. В любом случае утренние газеты извлекли максимум из ее утверждения, что Гибралтар всего лишь паршивая скала, и пусть ее заберут испанцы при условии, что обязуются приглядывать за обезьянами. Боюсь, пресса решила, что она подразумевала английское население Гибралтара, что и запечатлелось в нескольких изобретательных карикатурах.

Как ты легко себе представишь, все это доставило мне немало хлопот. Звонок из резиденции премьер-министра не состоял исключительно из комплиментов, хотя мне удалось напустить тумана, заверив П-М, что моя жена имела в виду лишь экологическую ситуацию, а неприглашенные испанские журналисты без малейшего на то основания придали ее словам политическую окраску.

Короче говоря, Рут не меняется. А что до закона Конвея, он давно утратил силу.

Слава Богу, третий день рождения обошелся без слез. День рождения Ангель. Она призналась, что всего лишь ее двадцатый: она постеснялась сказать, что практически еще не вышла из подросткового возраста, когда познакомилась со мной. Так трогательно! Она – прелестнейшее существо: я чувствую себя в раю, просто глядя на нее. Я обещал в ближайшее время свозить ее в Толедо на уик-энд; она влюблена в Эль Греко и, сказать правду, часто напоминает мне одну из его Мадонн.