Текст книги "Со всей любовью"

«Очень красиво, – сказал Сэм после некоторого молчания. И он одобрительно забарабанил пальцами. – Эти розовые и красные тона будут хорошо смотреться на печатной странице».

«Именно этого я и добивалась», – твердо заявила я.

И мысленно послала Тому воздушный поцелуй. Затем я убрала Омара с его подстилкой и выставила «Венерид Под Хересом». «Рецепт из Нового Света, из Балтимора, – объявила я. – Венериды там в большом почете, как вам известно. Опять вы видите человеческое восприятие». Я уже снова стала сама собой.

Сэм теперь выглядел очень счастливым.

«Очаровательно, – говорил он. – Эти телесные оттенки. Изгибы линий».

Он взволнованно поднялся и пошел через комнату.

«Они заслуживают детального рассмотрения, – продолжал он. – Я немного близорук, знаете ли. А венерид я очень люблю, как и моя дорогая жена».

Я молниеносно приняла меры. Не ближе, чем на расстоянии вытянутой руки. Я торопливо сделала полшага, заслоняя то, как Херес расправлялся с венеридами, и уповая, что чувство приличия остановит Сэма в двух футах от меня. И для полной гарантии повернула к нему мои груди.

Сэм остановился, сощурил глаза и повторил:

«Очаровательно. Надеюсь, у вас есть еще. Я получаю такое удовольствие!»

«Прошу вас, садитесь, мистер Джонсон, и я налью вам еще чашечку чая», – сказала я убедительно, но рискнула отойти от Хереса, только когда Сэм оказался на безопасном расстоянии.

Сел он с некоторой неохотой, и я налила ему чаю, решая дилемму: рискнуть или нет с Soiхаnte-Neuf? А почему, собственно, нет, подумала я. Направилась к ящику и достала из него спрятанную акварель. В мгновение ока Сэм очутился на ногах. Вот я и попалась: мольберт по ту сторону комнаты не был ничем защищен, а в руке я держала наглядную демонстрацию куннилингуса среди ракообразных. Сэм стоял между мной и мольбертом. Рассчитывая на его слепоту, я лягнула торшер. Он опрокинулся, и лампочка, слава Богу, разбилась. Теперь мы благополучно оказались в глубокой тени.

«Ничего, – сказала я. – Я покажу вам, насколько удастся», – и я наложила «Креветки Soixante-Neuf» на первые два рисунка на мольберте.

«Замысел тут более сложный, – объяснила я. – Идея в том, чтобы указать, так сказать, символически, что существует множество способов готовить креветки. Том полагает, что их не меньше шестидесяти девяти, представляете? – Я сделала паузу, чтобы дать почувствовать грандиозность этого. – Иллюстрация задумана как аллегория: фигуры, если можно так выразиться, покоятся на поверхности океана и вместе грезят, можно сказать. Разделяют восхищение перед всеми этими способами».

Лицо Сэма засияло удовольствием еще больше.

– О да, я прекрасно понял. Очень тонко. И какой вкус, позволю я себе сказать: полулежащие фигуры. Недавно мы выпустили прекрасную книгу о полулежащих фигурах Тициана. Я невольно вспомнил – не думайте, будто я хочу вам польстить».

«Боюсь, пока это все, – сказала я с сожалением. – Хотя, если вам интересно…»

Сэм прервал мою паузу мановением руки.

– Я предвкушаю наше сотрудничество, – сказал он и поднялся. – А пока, надеюсь, вы примете это как аванс, до подписания контракта».

И он извлек из кармана пиджака чек, который вручил мне. Чек Вестминстерского банка с жаворонком, а поперек жаворонка написано: «Выплатить Джейнис Блейкмор по требованию сумму в пять тысяч фунтов». И подпись аккуратным почерком: Сэмюэл П. Джонсон».

«Предварительный гонорар, – сказал он. – Подтверждение моего слова».

Когда он направился к двери, я еле успела снять три рисунка с мольберта, прежде чем он протиснулся мимо. Секунду-две он неуклюже помедлил у входной двери, несколько раз поблагодарил меня и обещал в ближайшие дни прислать гарантийное письмо. Как и мистеру Бренду, к которому он питает глубочайшее уважение. Затем он пожелал мне всего хорошего, слегка приподняв руку, словно забыв, что на нем нет шляпы. Я пожалела, что Ползучие Ползеры не прошли в эту минуту мимо. Пусть бы посмотрели, в каком респектабельном обществе я вращаюсь.

Я налила себе еще водки с тоником – водка преобладала – и уставилась на чек, пока он не превратился в смутное пятно. Затем я позвонила Тому – пригласить его пообедать в «Гавроше». Сукина сына не оказалось дома. Я оставила на автоответчике интригующее сообщение и напилась под омлет.

Вот пока и вся история Тициана с Речного Подворья. Рут, я ничего не знаю об издательствах, но я знаю, какие издатели мне нравятся. Слепые с чековыми книжками.

Это значит, что теперь я смогу покинуть «Кулинарию Цина». Как ни странно, пока мне этого не хочется. Быть Тицианом – значит проводить время в одиночестве, а «Кулинария» превратилась в мой светский салон. Просто удивительно, какие доверительные признания получаешь в обмен на фунт кофе. Я стою за прилавком, как падре, и выслушиваю исповеди. В прошлом году, когда я отрабатывала улицу, мужья рассказывали про своих жен. А теперь жены – в большинстве те же самые – рассказывают мне о своих мужьях. И, естественно, я-то знаю, а они не знают, что это была я. Будь так добра, вообрази такую сцену. «Один фунт восемьдесят восемь пенсов. Вот двенадцать пенсов сдачи, и благодарю вас, Луиза. Я уверена, все уладится. Амброз всегда производил на меня впечатление доброго, любящего человека. Мы ведь все иногда чуть спотыкаемся, потом встаем, не правда ли?» Ну, у Амброза, насколько помнится, вставал не слишком, как он ни спотыкался. Когда Луиза вчера ушла с кофе, я придумала для Тома новый рецепт: «Венус-Петушок С Яйцами Всмятку» in memoriam[32]32
  Памяти (лат.).


[Закрыть] Амброза.

События в соседнем доме приняли удивительный оборот. Я уже упомянула, что жена Кевина сбежала в деревню совсем замученная. Кевин ответил на это тем, что влюбился. «Джейнис, детка, тебя ведь не дождешься», – объявил он на прошлой неделе. Новая девушка – вьетнамка. Он от нее без ума и пригласил ее жить у него. Беда в том, что у нее есть сестра-близнец, абсолютно на нее похожая. И теперь он не знает, какую из них пригласил. «Кажись, я их обеих поимел, понимаешь?»

Теперь он уехал на съемки, молясь, чтобы вопрос разрешился сам собой.

Я обещала тебе новости про Аттилу Бимбожьего. Первый бюллетень получен от моего расстроенного сына. «Мам, он лежит с травмой». Аттила, как тебе известно, идол Клайва. Он постоянно убегает с занятий и репетиций, чтобы посмотреть, как тот сокрушает противников в крикетных матчах. Теперь он не выйдет на площадку по крайней мере месяц, и Клайв в полном отчаянии. Второй бюллетень я получила от Лотти. Видимо, Аттила вывихнул бедро, отрабатывая с ней какой-то оригинальный прием в постели. Какой именно, она не сказала. Газеты сообщают, что он «получил травму на тренировке», – это бесспорно, вполне отвечает ситуации. Еще одно домашнее осложнение в № 9 – вероятное возвращение мужа (Мориса, рекламного специалиста) из прекрасного далека. Он и понятия не имеет, что прекрасное далеко прочно утвердилось в его доме.

Можно ждать кое-чего интересного, и я пришлю отчет.

На следующей неделе выступление Клайва в Уигмор-Холле. В воскресенье он сыграл мне сонату Бартока. Я переполнилась гордости и спросила, как он умудряется читать ноты с такой быстротой. «Я их не читаю», – ответил он. А когда я наклонилась, то увидела, что перед ним не ноты, а девичий журнальчик. Негодяй выучил сонату наизусть.

Не могу скрыть, что фотография, как ты на четвереньках приветствуешь премьер-министра, появилась даже на первой странице «Индепендент». Я было подумала, что ты чересчур серьезно относишься к своим обязанностям Первой Леди. Потом стала читать и заплакала от сочувствия. Том, как ты знаешь, считает здоровье крайне опасной штукой. Боюсь, ты доказала его правоту. Он покачал головой с грустным видом. «Такая изумительная женщина», – сказал он. «А как же я?» – пискнула я. «Ну, ты тоже ничего», – отозвался он любезно. Это отодвинуло день, когда он сможет меня трахнуть, не на один месяц, поверь мне.

Это письмо тебя хоть немножко развеселило? Мне бы хотелось так думать.

Ага! Только что мимо прошел Амброз, хитро заглядывая в окно. Если он дальнозорок, то увидел «Креветки Soixante-Neuf». Хотя навряд ли число 69 означает для него что-либо, кроме адреса клуба «Савил» на Брук-стрит, куда он однажды пригласил меня «на второй завтрак», как он выразился.

С огромнейшей любовью,

Джейнис.

Английское посольство Мадрид 26 мая

Дорогой Гарри!

Нет, к счастью, я почти не присутствовал на конференции ЕС, главным образом благодаря широко освещенному прессой выступлению Рут в качестве четвероногого. Мне разрешили взять отпуск «по уходу за больной женой», и новый первый секретарь взял на себя мои обязанности подхалима. От него я узнаю, что п-м излучал благожелательность и самодовольство – опять-таки благодаря Рут. Рухнув на асфальт в аэропорту, она обеспечила ему место на первых страницах газет по всей Европе и Северной Америке. Так что теперь мир узнал-таки, кто новый премьер в Англии – чего правительство тщетно добивалось с того момента, как он занял этот пост. Моя жена, бесспорно, кое-что смыслит в вопросах связи с прессой.

Ей лучше, счастлив я упомянуть, хотя она все еще под домашним арестом. Ходит с трудом, и ее ежедневно навещает мускулистая гарпия, которая превращает ее в отбивную котлету, за что берет не меньше шеф-повара пятизвездного ресторана.

Остальное время она читает. По понятным причинам библиотека Британского Совета исключена как источник литературных произведений, и ей приходится довольствоваться пестрым собранием книг у нас в квартире. Тереса, наша прислуга, благородно предложила задерживаться, чтобы готовить обед, так что хотя бы в этом отношении все хорошо. Во всяком случае мое пищеварение теперь под контролем.

У меня такое ощущение, что ты путаешь Эль Греко с каким-то другим художником. Когда я сравнил Ангель с мадонной Эль Греко, я вовсе не намекал, будто я архангел Гавриил, или что я готовлю себя к Непорочному Зачатию – хотя оно безусловно было бы непорочным. Я никогда не понимал, почему католическая церковь придает такое значение девственности, хотя и глубоко чту ее, поскольку это касается Ангель. Она, кстати, истинно религиозна и последнее время посещает воскресную мессу в обществе молодых испанцев. Я рад, что в чужой стране у нее появились друзья среди местной молодежи. Я чувствую себя менее виноватым, что не могу проводить с ней столько времени, сколько хотел бы.

К несчастью, поездку в Толедо пришлось отложить до следующего месяца. Ангель разочарована, но полна терпения. И выглядит даже еще прелестней и излучающей радость.

Из Лондона доносятся дальние раскаты, что постоянный глава миссии может прибыть еще до осени и что голубка может унести меня в клюве в какую-нибудь из новоявленных стран (по всей вероятности), чтобы я стал там послом. Я лихорадочно напрягаю мозг. Страны Балтии? Словения? Армения? Или, с обычной моей удачливостью, какой-нибудь кишащий пиявками тихоокеанский островок, где аборигены все еще передвигаются на четырех конечностях и, без сомнения, изберут Рут своей королевой, если ей не станет легче.

Грустно было узнать, что ваш с Джейнис развод окончательно утвержден. Я до конца надеялся, что вы оба не решитесь на последний шаг. Она остается одной из самых красивых женщин, каких я знаю. Счастливцем будет тот, кто ее получит. Рут убеждена, что она больше замуж никогда не выйдет: что, я полагаю, после тебя будет не столь уж удивительно.

Всего наилучшего,

Пирс.

ИЮНЬ

Авенида де Сервантес 93 Мадрид 2 июня

Милая Джейнис!

Письмо может показаться довольно длинным, поскольку я отчасти прикована к постели и вынуждена все занятия послать на, кроме чтения, которому я предаюсь очень усердно. Не думаю, что конвеевскую библиотеку можно отнести к категории национальных сокровищ или что правительство согласится принять ее в качестве налога на наследство вместе с принадлежащей Пирсу репродукцией «Зонтиков» Ренуара, вместе с набросанными мастихином портовых сцен, которые преподнесли Пирсу благородные малайцы. Полагаю, «Йом Кипур в Назарете» моей матери, возможно, оторвут с руками в доме для престарелых в Бетнал-Грин, но этим все и исчерпывается. Пирс может быть культурным под завязку, но на дом это не распространяется. А я вообще ни малейшей культурой не обладаю.

Так, значит, я читала все, что попадало под руку в зависимости от случайности и обстоятельств. Началось с обстоятельств. Пирс, понянчив меня неделю, уполз пообедать со сдобной булочкой. В течение семи дней я не видела ничего, кроме дома напротив. Каждое утро точно в восемь часов какая-то старая карга вывешивает из окна свое трико сушиться (что она делает с ним всю ночь?), ветер надувает его точно спинкер во время регаты – оно обретает точно ту же форму, какую принимает, когда она в него облекается. Я бы не стала начинать свой день вот так. Как и кончать его, зная, что Пирс где-то уютно устроился со своей любовницей.

Час был поздний. Но я не устала и решила почитать. Помнишь книгу, которую ты мне подарила, когда разъехалась с Гарри в первый раз? По твоим словам, ты тогда открыла для себя Движение за равноправие женщин и хотела поделиться со мной. Ну а мне это тогда совершенно не требовалось. Я считала себя вполне равноправной и свободной, и мне была противна мысль о том, что какая-то гарвардская амазонка начнет приказывать, чтобы я гордилась своими телесными функциями и выбросила всю мою косметику в мусорное ведро. И я не стала ее читать.

Но в тот вечер взялась за нее. Мне хотелось проникнуться идеей. Мне хотелось подняться на феминистские баррикады. Мне хотелось получить подтверждение, что все мужчины – дерьмо.

А больше всего я хотела, чтобы меня убедили, что мы, женщины, вполне можем обходиться без них – что мир женщины может быть богатым, полным, дающим абсолютное удовлетворение. Что даже секс может давать более полное удовлетворение без их жутких крохотных члеников с такими колоссальными и хрупкими эго на буксире; членики, которые никогда не встают, если тебе это нужно, или кидаются на тебя, вздыбившись, когда тебе это не нужно, или взрываются слишком быстро, или не прежде, чем ты уже давно желаешь, чтобы они отсохли. Чем хуже дилдо, вибраторы, французские штучки и прочее? Они же в полном нашем распоряжении – той формы, размера и энергии, какие мы только можем пожелать. И действуют всякий раз и так долго, как мы желаем. Звучало все это грандиозно! Я приготовилась к познанию, благодаря которому тот факт, что Пирс обрабатывает сдобную булочку, утратит для меня всякое значение: что до меня, пусть он уходит на весь вечер, сколько ему захочется, трахать, кого ему захочется, качаться на люстрах, заниматься этим под душем, на гладильной доске, в посольском сортире, в ресторане между гаспахо и ягненком на вертеле, на библиотечной полке среди старых переплетенных в тома «Иллюстрейтед Лондон ньюс» или в связке на горном уступе, как его атлетический предшественник. А мне будет все равно. Я сама себе господин и госпожа. А что ему заблагорассудится делать со своим всепобеждающим членом, меня нисколько не касается.

И вот я устроилась читать твою книгу. Вернее, я попыталась читать твою книгу. Ну и конечно, в ней действительно излагалось почти все, что я ожидала в ней найти. Беда была лишь в том, что в устах твоей гарвардской амазонки все это звучало совсем не так. И начало меня раздражать. Я то и дело ловила себя на мысли: «Чушь собачья!» или «Дура ты дура!» или «Я ж совсем не такая!» И наконец: «Ты как будто полностью проморгала, в чем смысл и суть жизни».

В слезах я отложила книгу. И думала только о том, что Пирс сейчас с другой женщиной, а не со мной. Вот что было для меня главным в жизни. Я до того взревновала, что швырнула книгу через всю комнату.

Вспыхнувшая злость всегда была моим спасением. А стоило ей улечься, как на смену являлась кровожадность. С утренней почтой пришел каталог «Товаров по почте – «Руководство для международных покупателей». И откуда они так быстро раздобыли мой адрес? Я ощутила, что за мной следят невидимые глаза. Даже не знаю, почему я его открыла – обычно я этого не делаю. «Наш последний обзор новейших товаров к вашим услугам с нашим теплейшим приветом», – провозгласил он. Женщина, которой принадлежали эти слова, сияла улыбкой. Я свирепо на нее нахмурилась и начала перелистывать страницы. И меня заинтриговали удивительнейшие предметы, без которых, предположительно, я ну никак не могла обойтись. «УЛУЧШЕННЫЙ пресс для брюк», «ножницы, легко режущие деньги», «электронные суперуши», «первая в мире автоматическая швабра», «ультразвуковой ошейник для собак и кошек».

Придя к заключению, что Пирс, вероятно, без всего этого не зачахнет, я уже собралась бросить каталог в мусорную корзину, как мое внимание привлекла строка: «Инструмент многообразнейшего применения». Может, он пригодится Пирсу? Текст оказался даже лучше. «Этой волшебной трубки достаточно, чтобы перемещать жидкости, не теряя ни капли и не прибегая к сосанию». Ну-у, подумала я, до чего же замечательно! Заложила страницу и начала листать дальше. Вскоре обнаружился еще один предмет, абсолютно необходимый моему мужу. «Быстрое накачивание: встроенный манометр укажет вам, когда будет достигнуто необходимое давление». Ну, уж это-то должно скрасить жизнь сдобной булочки, верно? Необходимое давление – каждая девушка мечтает о нем. И сэкономит Пирсу много усилий. И еще! «Чисто-чисто – и никакой липкости!» То, что надо, если «инструмент многообразнейшего применения» достигнет «необходимого давления» несколько неожиданно, как я полагаю. И я словно бы услышала, как сдобная булочка охает: «Все в порядке, милый! Абсолютно Чисто-Чисто! Спокойной ночи».

К этому моменту настроение у меня было уже великолепное. Если бы не первый час ночи, я бы тут же схватила трубку и позвонила в «Срочные заказы»: «Мне хотелось бы, чтобы следующие предметы были отправлены в английское посольство в Мадриде, будьте так добры. Фамилия – Конвей. Нет, адрес не нужен, поверенного в делах тут все знают. Вот номер его кредитной карточки…»

Вместо этого я уснула. А утром мне расхотелось. Не знаю, когда вернулся Пирс – из его спальни до меня не донеслось ни звука. Безмолвие вины и пресыщения.

Тереса застала меня в слезах над завтраком.

В свое время ты мне рассказывала, как меняется настроение у детей: сейчас смех, в следующую минуту слезы. Значит, в каждой несчастной жене прячется ребенок. Часто я просто не знаю, кто я и что я – настроения налетают на меня, как летние ливни. Даже, пока я пишу тебе – вот как сейчас, меня внезапно одолевает депрессия, и я стараюсь писать, писать, пока она не пройдет. Или я нашариваю мое чувство юмора, как потерянные очки. Теперь, когда я отказалась от этого обескофеиненного пойла, мне помогает кофе. Собственно говоря, с помощью стимулянтов жизнь становится вполне сносной, чтобы протянуть день, а алкоголь вечером служит наградой за то, что я продержалась так долго. Сбор пожертвований страдает, но я держусь.

Сколько жалости к себе! Лучше я расскажу тебе про то, что еще я читала.

После завтрака я выдавила улыбку для Пирса, когда он отправился в посольство: «Да, моей спине легче, благодарю тебя», а потом вновь обвела взглядом книжные полки. Они казались напоминанием обо всех пустых часах в аэропортах, когда покупаешь не интересующие тебя романы и ждешь самолетов, которые все не прибывают и не прибывают. Рейс из Афин. Время прибытия 09.30. Прибытие задерживается до 14.15… Французская диспетчерская служба (чертовы лягушатники)… Дин-дон! «Миссис Конвей просят подойти к справочному бюро». Черт! После всего этого я умудрилась его пропустить. Или его вообще не было на этом фуэвом самолете.

Мой взгляд остановился на черном корешке с серебряными буквами. Линдо «Планируйте с Планетами». Планировать с планетами – что? Вопрос был настолько интригующим, что я протянула руку – о-ох, спина! – и открыла ее. Автор, прочла я, был «астрологом-консультантом газеты «Пипл» с 1933 года». Черт, подумала я, так он же стар, как сами звезды! Затем я обнаружила, что книга была издана Гербертом Дженконсом в 1949 году – наверное, Пирс приобрел ее на дешевой распродаже. Ну, планеты вроде бы не устаревают, правда? И я начала читать.

Я всегда утверждаю, что не верю ни единому слову гороскопов, после чего, разумеется, внимательно их изучаю. Мое внимание привлекло предисловие. Оно перечисляло много всякой всячины, которую, по убеждению автора, я захочу узнать, с последним пунктом: «Как у вас обстоят дела с браком». Да, я захотела узнать, как у меня обстоят дела с браком. На мой взгляд, плохо. Чтобы узнать ответ, указала книга, мне в первую очередь требовалось знать мой знак Зодиака. Я проверила. По-видимому, я Стрелец. «Стрельцы, – указала книга, – придерживаются здравых взглядов в половых вопросах». Ну, начало было многообещающим. Подбодренная, я продолжала читать. «Большинство их проходит фазу неустроенности (да, это вполне можно отнести ко мне), но лишь очень немногие не завершают поиски одной глубокой привязанностью. (Ого!) Это люди высокой энергии и часто испытывают беспочвенные страдания (что есть, то есть) из-за своего экспериментального подхода к любви с беззаботностью и легким сердцем. (Погодите-ка, тут он наврал: сердце у меня было вовсе не легким, а разбитым. И экспериментальный подход? Правда, я не так уж мало экспериментировала, особенно с французским послом в Афинах, но как еще прикажете выяснить, что тебе нравится?) Тут я вспомнила, что книга была написана полвека назад, и решила, что мистер Линдо был в этих вопросах старомоден: миссионерская поза без света, но в пижаме.

Однако в целом все это выглядело ободряюще. Книга еще кое-что сообщила обо мне в разделе «Душевные тревоги». «Излюбленные душевные тревоги: споры или недоразумения, вызванные нетактичными или эмоциональными порывами». И как же мне с ними бороться? «Опасность для вас заключается в сокрытии вашей тревоги или попытке обмана во избежание последствий. Откровенность – вот ваша главная опора. Будьте прямодушны и открыты, встречайте беду, не уклоняясь, если она случится».

К этому моменту я уже попалась на крючок. Мистер Линдо, если вы еще с нами или в горних высях среди ваших звезд – вы мой человек. Так, значит, я Стрелец. Захватывающая мысль. Словно обрести большую семью, о которой я и не подозревала.

Тут мне захотелось узнать, кто еще принадлежит к моей замечательной семье и что общего может у меня быть с ними. Я открыла раздел «Прославленные Стрельцы». Вначале перечислялись разочаровывающе заурядные личности, но потом! Уинстон Черчилль. Мария Стюарт. Нострадамус. Мильтон. Бетховен. Ральф Ричардсон. И (!) Рут Конвей!

Час был ранний, но я почувствовала, что имею право выпить за избранное общество, к которому принадлежу. Тереса удивилась, но, видимо, решила, что это лечебное вино и с сочувственной улыбкой помогла мне добраться до моего кресла.

Следующим, естественно, был Пирс. Какой у него знак? Овен, установила я. Вот это уже по-настоящему интересно: «Ваша любовная жизнь. Овен». «Из-за половых вопросов часто возникает внутренняя война». (Ага! Внутренняя война, э?) «Он любит чувствовать, что владеет собой и своей судьбой. Часто он терпит неудачу». (Попался! Он потерпит неудачу!) Затем я справилась о привычках и душевных тревогах Овнов – они все выглядели очень скучными. Но ведь привычки и душевные тревоги Пирса занудны донельзя. Вновь мистер Линдо попал в точку. Я перешла к «Сведениям об Овне». «Знак Овна – небесный баран». В десятку, приятель: сдобная булочка про это все знает, сучка. «Камень – брильянт». (Пусть побережется дарить их ей, не то ему будет очень плохо!) «Стимулирующие средства Овнам не рекомендуются, кроме малых доз». (Не знаю, что автор подразумевает под «стимулянтами», кофе или младших библиотекарш? Вот «малые дозы» меня устраивают, хотя лучше было бы «даже в самых малых дозах».) Ну а новообретенная семья Пирса? Я нашла «Прославленных Овнов». Первое имя, бросившееся мне в глаза, было Жозеф Игнас Гильотен, изобретатель. Затем шел Ричард II, английский король. (Один изобрел орудие казни, второй был убит. Пирсу не слишком с ними повезло.) Дальше список чуть посолиднел: Поль Робсон, певец, Джон Джексон, знаменитый проповедник. Пьер Лаплас, французский ученый (кто он такой?). Уильям Гарвей, открыватель кровообращения. Адмирал, виконт Эксмут. Явно второсортная семейка. Ему повезло, что он породнился с моей семьей, решила я.

Вопрос: как все это сохранить без изменения?

Джейнис, я женщина с воображением. Я поддаюсь порывам. Я прыгаю, часто забыв надеть парашют. Я наделала много глупостей, стараясь изгнать из моей жизни сдобную булочку, и иногда мне кажется, что толкнул меня на них шок из-за поступка Пирса. Слишком часто я вела себя, как ошпаренный щенок.

Я должна положить конец всему этому. Книга мистера Линдо, возможно, набор чепухи, откуда мне знать? Тем не менее он подсказал мне нечто ценное: необходимость понять, кто я, кто мой партнер, и что в нас толкает на поступки, которые мы совершаем.

Я закрыла черный томик, испытывая редкое спокойствие духа и чувствуя, что полностью владею ситуацией. Я решила, что с этих пор буду великолепно зрелой, царственно надменной и мудрой, а заблуждения моего мужа-Овна буду считать мелкими проказами, которые могут повредить нашему браку не больше легкого насморка, или – в его случае – приступа почечуя (который куда неприятнее, хе-хе-хе!)

Я даже перевернула страницу прозагарного календаря посмотреть, в каком новом обличии сдобная булочка встретит меня в июне. Она – докладываю с восторгом – даже идиотичнее обычного. Улыбка, точно копирующая радиаторную решетку «олдсмобиля», который я когда-то разбила в Нью-Мексико, и сосками, которые напомнили мне резиновые приспособления, такие полезные, когда надо прочистить раковину в кухне.

А теперь Рут Конвей намерена встать со своего одра и ходить. Я больше не в силах созерцать трико соседки напротив. Я медленно и торжественно направляю мое стрелецкое эго в сады Ретиро, а затем в Прадо, где, памятуя о тебе в Речном Подворье, я идентифицируюсь с изысканностью полулежащих дам Тициана и не забуду отправить это письмо по дороге туда.

С большой любовью и пожеланиями успеха.

Со всеми твоими пикантными блюдами.

Рут Воскресшая.

Паласио Писарро Трухильо 5 июня

Дорогая Рут Конвей!

У меня нет личного опыта с «гимнастическими машинами», хотя, помнится, несколько лет назад я гостила у американского президента, забыла, у которого – так он пользовался чем-то подобным ради своей спины. Никаких свидетельств, что она ему помогла, нет, хотя у меня сложилось впечатление, что его внепрезидентская деятельность сводила к нулю ее благотворное воздействие, если оно имело место. Я намеревалась указать ему на это противоречие, но его убили прежде, чем мне представился удобный случай. Добрый был человек.

С облегчением узнала, что вино добралось до вас в хорошем состоянии. Я тревожилась, отправив его на королевском грузовичке – а вдруг вертолетчик спутает, кому оно предназначено? – но обычные способы доставки в этой стране не очень надежны, а вертолет хотя бы быстрее остальных, и меньше шансов, что вино взболтается. Я рада, что настояла, чтобы Хавьер обеспечил посадочную площадку на крыше больницы – как вы знаете, она принадлежит ему. Боюсь, новый шеф-повар оставляет желать лучшего: его предшественник не устоял перед предложением «Максима». Еду там вы нашли невыносимой?

Нет, об астрологии я знаю не больше, чем о «гимнастических машинах». Мне кажется весьма мало вероятным, что мою судьбу определяют какие-то сочетания далеких созвездий. Всякий, кто смотрел на небеса в миг моего рождения – а мне говорили, что смотрели многие, – увидел бы мерцание, возникшее за много миллиардов лет до того, как я была хотя бы искоркой в глазу моего отца. Этот простой научный факт, мне кажется, составляет главную помеху в мышлении астрологов, если про них вообще можно сказать, что они мыслят.

Мои собственные звезды, так сказать, повеселели с возвращением Луиса из свадебного путешествия. У него очень нездоровый вид, у бедного мальчика: это было тяжким испытанием. Но я уверила его, что это обычная католическая страна и повторение того же крайне маловероятно. Это его очень подбодрило, силы возвращаются к нему с каждым днем, и он вернулся к исполнению своих обычных обязанностей. Мигель в этом отношении оказался неадекватен и отправился на родительскую ферму.

Прошу, даруйте мне ваше чудесное общество, как только выздоровеете. Погода тут чудесная, и настал сезон абрикосов.

С наилучшими пожеланиями,

Эстелла.

Иффли-стрит 16-с Лондон W6 7 июня

Дорогая Наутильница!

Мои полные слез соболезнования в связи с необходимостью лежать на спине, хотя поза эта вряд ли такая уж непривычная. Любая свихнутость в тоне этого письма объясняется наскоками одной из моих прежних жен, Джорджины, чья менопауза породила веру, будто у нее в доме завелось привидение. Привидения мне вполне по плечу, и я написал о них немало очерков для разных газет. Но это оказался дух Эмили Бронте. Моя экс-жена убеждена, что мисс Бронте диктует ей роман. И не просто роман, но продолжение «Грозового перевала», которое она сама не написала из-за ранней кончины. И она настаивает (то есть моя экс-жена, а не Эмили Бронте), чтобы записывал роман я, поскольку я владею стенографией, а она (опять-таки моя экс-жена) – нет.

Нелепость этой ситуации ты, конечно, оценишь сполна. Я ведь «Грозового перевала» не читал. И вообще практически ничего не читаю – разводы отнимают слишком много времени. И ты можешь вообразить, чтобы я стенографировал призрака? Джорджина звонит непрерывно, упирая на срочность. Я увертываюсь, указывая, что, поскольку мисс Бронте уже полтора века как в могиле, роман вряд ли куда-нибудь убежит. Она снова звонит, твердокаменно утверждая, что творческий момент – это творческий момент, и его надо ловить. Вот бы ее изловили дюжие мужчины в белых халатах! Затем она снова звонит с визгом, что первая глава уже погибла для потомства. Один раз я согласился заехать с моим стенографическим блокнотом – журналист никогда не рискует упустить хотя бы шанс на интересный материал. Дух не явился. По причине моей невосприимчивости, заявила Джорджина. В смысле невосприимчивости она была совершенно права, а потому я отправился домой. Час спустя она позвонила сообщить, что Эмили Бронте ждет меня. Боюсь, я посоветовал мисс Бронте овладеть компьютером. Джорджина бросила трубку.

Тебе, раскинувшейся на одре страданий, это может показаться смешным. Но ее звонки неизменно раздаются, когда я не успеваю закончить статью к сроку или Джейнис уже вот-вот готова уступить моему обаянию. А что пользы объяснять редактору или Джейнис, что меня отвлек дух Эмили Бронте, и я ничего не смог с ним поделать. Редактор грозит меня уволить, а Джейнис убеждена, что у меня шашни с другой женщиной.