Электронная библиотека » Кассандра Брук » » онлайн чтение - страница 9

Текст книги "Со всей любовью"


  • Текст добавлен: 22 января 2014, 02:25


Автор книги: Кассандра Брук


Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Тем временем она создает иллюстрации к «Членистографии», которые восхищают издателя и разжигают во мне сладостные предвкушения нашей будущей совместной жизни, если Джейнис даст на нее согласие. Но до тех пор пока я не уложу духа в могилу, мне нечего и надеяться уложить ее в постель, не говоря уж о том, чтобы предложить ей брак.

Могу ли я прислать тебе что-нибудь? Могу ли я что-нибудь для тебя сделать? Как насчет экземпляра «Грозового перевала», часть II с надписью автора?

Пока в ожидании твоих распоряжений, я посылаю тебе только мою любовь.

Том.

Авенида де Сервантес 93 Мадрид 12 июня

Милая Джейнис!

Служба ремонта браков, отчет № 4

Тридцать один день до Ватерлоо, и стратегия кампании меняется.

Начну вполголоса. Мое выздоровление после совета со звездами было истинным чудом: если Бог восседает там наверху, неудивительно, что люди ему молятся – небесная служба здравоохранения.

Последнее письмо тебе я опустила по дороге к садам Ретиро и Прадо – мой первый выход из дома после недели с лишком. Поразительно, до чего беззащитной себя чувствуешь. Я прижималась к стене всякий раз, когда мимо проносилась машина. Перейти улицу оказалось почище Битвы на Сомме. Я рухнула на стул кафе и долго тряслась. Двойной поток машин напротив Прадо оказался вне моих сил. Я стояла, дрожа на краю тротуара и трясясь, пока надо мной не сжалилась американская супружеская пара. Я соврала, что сейчас только из больницы, и они перевели меня на ту сторону, утешая своей фамилией, адресом и подробностями выкидыша у их дочери. Мне опять потребовалось посидеть, перед тем как схватиться с Тицианом.

Ну, ты – художественная натура и знаток всего этого, тогда как я перед великими шедеврами практически ни разу не сумела ничего ощутить, кроме достойно заслуженной скуки. Картины действуют на меня как транквилизаторы: успокаивают нервы и слегка одурманивают. Я сонно бродила туда-сюда, убаюкиваемая всеми эти знаменитыми именами и высосанными из пальца образами, пока не потратила столько времени, что вполне заслужила глоток чего-нибудь крепкого. После десятка-другого глотков я прониклась убеждением, что приобщилась к высокой духовности, хотя, сказать правду, не думаю, что картины произвели на меня хоть малейшее впечатление. Я знаю, они очень важны, а потому стали важными и для меня. В целом, я предпочитаю исторические развалины, где вполне достаточно просто бродить. От нас не требуется созерцать развалины и черпать из них духовность. Они просто есть; еще стоящая коринфская колонна служит великолепным первым планом расстилающегося вокруг пейзажа и манит нас щелкнуть ее. Если бы они все стояли, то заслонили бы от нас пейзаж, а если бы повалились все, так в них не было бы ничего особенного, и мы просто их не заметили бы. В этом, по-моему, тайна развалин. К тому же их не опрыскивают инсектицидами, а потому их всегда оживляют цветы, ящерицы, бабочки и все такое прочее; а так как туристы непременно там закусывают, туда за крошками прилетают всякие интересные птицы. Кроме того, среди развалин можно повстречать интригующих людей, а в музее – никогда. Романтичных людей, которые подобно мне выводят погулять свои грезы. Некоторые из самых интересных разговоров в моей жизни я вела среди развалин и познакомилась там с немалым числом моих любовников. Когда я поделилась этой информацией с Эстеллой, она вообразила, будто я отдавалась тут же, не сходя с места, и сказала: «Право, моя дорогая, на обломках римской канализации это должно быть не так уж удобно?»

Не знаю, для чего я сообщаю тебе все это: возможно, просто из-за телячьего восторга, что снова принадлежу к роду человеческому. Кроме того, хочу удивить тебя новостью, что я не совсем уж такая филистерка, какой кажусь. В Прадо я отправилась на поиски женщины, с какой могла идентифицировать себя в моем новом образе суперневозмутимого Стрельца. Я подумала, что Тициан может предложить чего-нибудь стоящее. Так и оказалось. Ты, конечно, хорошо знаешь эту картину. «Вакханалия». Происходит практически все при содействии большого количества вина, прыжков с обнажением бедер и вскидывания рук над головой – несколько в духе тех отчаянных вечерушек в Лос-Анджелесе, которые Пирс якобы терпеть не мог.

НО! На первом плане среди этих плясок и прочего на солнце полулежит невозмутимая от всего отрешенная фигура – довольно похожая на меня формами, хотя блондинка, с грудями поменьше и без волос на лобке. Если отбросить лукавого мальчишку поблизости, который словно собирается вот-вот посикать на нее, я увидела идеальный образец женщины-Стрельца, именно той женщины, которой мне необходимо было стать в нынешних обстоятельствах: прекрасное исполненное достоинства воплощение невозмутимости среди разгула плоти и пьяной похоти.

И еще я сделала важное открытие, которой может удивить ученых мужей. Великое искусство должно быть ОБО МНЕ! Если я не идентифицируюсь с ним, ну его на!

Я долгое время продолжала созерцать картину. Да, вон Ангель развратно выставляет напоказ свои бедра, а Пирс пожирает глазами ее декольте и поблескивает плешью. Замени его красное одеяние на дипломатический костюм, а ее юбчонку на узкие джинсики – и вот они, как на фотографии. А она, мое альтер эго, остается отстраненной, холодно-равнодушной; она – та, что видела все это прежде, все эти детские игры; ее ум занят более возвышенными вещами. Да, это я.

За стенами Прадо сияло солнце. Я прихлебывала лимонад со льдом в кафе на тротуаре. Лето окончательно вступало в свои права, и жизнь казалась прекрасной. Я поблагодарила мистера Линдо за его «планирование с планетами», и поблагодарила Тициана за то, что он показал мне меня. То, что затевают Пирс и сдобная булочка, утратило всякое значение – всего лишь одна из этих глупостей. Мы, Стрельцы, припомнилось мне, «достаточно жизнелюбивы и энергичны, чтобы преодолевать любые препятствия», выражаясь словами Линдо.

Вернувшись домой, я обнаружила, что Пирс уже там. В этом ничего необычного нет: он старается покинуть посольство пораньше, считая, что если его там нет, то не появится и работа. Но на этот раз он выглядел беспокойным, будто дожидался меня: когда Пирса что-то гнетет, это бросается в глаза, как луч маяка. Поскольку в настоящее время то, что гнетет Пирса, обычно мне слышать неприятно, я ничего не сказала, а развернула репродукцию Тициана, которую купила в киоске музея. Он даже не взглянул на обнаженную натуру.

Я просто ждала, что он скажет.

«Кстати, я подумываю взять отпуск на какой-нибудь уик-энд», – объявил он небрежно после нескольких минут блужданий туда-сюда.

Ну, Пирс, как и все в посольстве, обычно не появляется там ни в субботу, ни в воскресенье, так зачем ему брать отпуск?

«Ах так, – сказала я с полнейшей невозмутимостью. – Какие-нибудь планы?»

«Да нет, – ответил он чересчур поспешно. – Просто я подумал, что мне хотелось бы ненадолго выбраться из Мадрида».

Я сохранила стрелецкое спокойствие.

«Такая прекрасная мысль, милый. Куда-нибудь конкретно?»

Малюсенькая пауза.

«Мне вдруг пришло в голову, что до Толедо совсем близко».

«Ах так! Прелестный город, – сказала я. – Помнится, как-то раз я там с тобой любовалась полотнами Эль Греко. – Господи, как отлично у меня получалось! Пирс явно ободрился. – И, как ты говоришь, до него совсем близко, – продолжала я. – Ты сможешь вернуться за какой-то час».

Тут он слегка скукожился. Пауза, покашливание. Он начал разглядывать свои пальцы.

«Ну-у, там так много можно увидеть, что я, пожалуй, переночую там».

Ага! Ощущение было такое, будто я наблюдаю, как кролик вылезает из норы.

«Да, конечно, – сказала я ободряюще. – Тогда ты сможешь посетить чудесный собор пораньше, до появления туристов, верно? – Пирс старательно всем своим видом выражал, что не может быть ничего восхитительнее обозрения чудесного собора рано поутру. – А раз ты вернулся сегодня так рано, – продолжала я с улыбкой, – ты ведь можешь уехать прямо сегодня, верно? – Его лицо осторожненько просияло. – Тогда ты, если захочешь, сможешь провести в Толедо две ночи», – заметила я.

Его голова сосредоточенно кивнула. Столько нежданных подарков судьбы! Ему, наверное, почудилось, что настало Рождество.

«Да, пожалуй… Конечно».

«И в этом случае ты сможешь провести массу времени перед полотнами Эль Греко и полюбоваться собором во все магические моменты».

Не знаю точно, решил ли он, что я все так вот и проглотила, или же нет. И не знаю, ждал он или нет, что я скажу: «Послушай, завравшийся сукин сын, почему ты прямо не скажешь, что тебе хочется трахать свою шлюшку утром, днем и вечером?» Уверена, он был к этому готов и прочел бы мне одну из своих проповедей о духовной любви. Ну а так, он без этого обошелся. Рут-Стрелец вела себя с полной безупречностью и непорочностью.

Я продержалась, пока он упаковывал чемодан, а затем выскользнул за дверь с неловким самодовольством. Некоторое время я простояла у окна, глядя на унылую улицу; потом перевела взгляд на наши жуткие картины по стенам, на прозагарную девицу с резиновыми сосками и, наконец, на наши нелюбимые книжные полки, где «Планируйте с Планетами» Линдо теперь прислонялось к чему-то нечитанному из Букеровского списка прошлых лет.

Я взяла черную книжонку мистера Линдо. «Благодарю вас, любезный сэр, – сказала я вслух. – Вы с таким совершенством открыли мне мою истинную натуру, как Стрельца, что я только что отправила моего мужа трахаться с его секс-бомбочкой две ночи, и сделала это со всей любовью и благословениями, которыми одарил меня мой звездный знак».

И я швырнула книжонку через всю комнату, распахнула окно и завопила вслед моему давно скрывшемуся из виду мужу: «Жопа ты фуэвая!»

Конец «Отчета № 4 службы ремонта браков». И конец планирования с планетами.

* * *

Не уверена, куда я направилась, но Мадрид, казалось, скользил мимо меня толпами толкающихся привидений. Я повторяла про себя: «Это конец; это конец». И это чуть не стало моим собственным концом, когда, собираясь перейти Гран-виа, я по английской привычке посмотрела вправо, а не влево. На моем лучшем испанском я обозвала перепугавшегося шофера фашистской свиньей и тут же врезалась в тачку, груженную баклажанами. Затем я рухнула на стул кафе на Пласа Майор и не могла из-за слез разглядеть чашку с моим кофе. Я была так расстроена, что словно бы и не замечала людей, которые подходили ко мне и спрашивали, не плохо ли мне. «Да», – отвечала я, и они отходили. Помню, я еще подумала: «Зачем они трудились спрашивать?»

Затем мою руку взял в свои патер и назвал меня «дитя мое» – в этом было какое-то странное утешение. Вперемежку с всхлипываниями и всхлюпываниями я рассказала ему свою историю, а он сказал: «Вы его хорошо знаете?» Я ответила: «Да, и он полное дерьмо». К моему легкому негодованию, он засмеялся. Я женщина большой стойкости, сказал он, «Firmeza, firmeza». Он повторил это слово несколько раз, хлопая моей ладонью по столику. Я не знаю, как сказать по-испански: «А мне какой фуэвый толк от этого?», но некоторый эквивалент все-таки сформулировала, а он опять засмеялся и еще раз хлопнул моей ладонью по столику. «Советую вам, – сказал он, – заставить его взревновать. Найдите себе другого мужчину». Я в изумлении уставилась на него сквозь слезы. «Вы, кажется, священник!» – негодующе воскликнула я. Он расплылся в усмешке. «Да, кажется, но только нет, – ответил он. – Я актер». И тут с другой стороны площади донеслись громкие голоса. Я поглядела туда. В пятидесяти шагах от нас испанские телевизионщики устанавливали камеры и прожектора. Режиссер орал: «Санчо, мы готовы!». Санчо встал, потом наклонился и поцеловал мою руку. «Сеньора, я говорил серьезно. Firmeza. Firmeza. А кроме того, вы красавица». Он выпрямился. Вид у него был очень задушевный. И он был красив. «Я бы предложил вам дать повод вашему супругу для ревности, – сказал он, – но я гомосексуалист».

Он чмокнул меня в щеку и зашагал прочь.

Я оставалась на улицах допоздна – у меня не хватало духа вернуться в квартиру. Я подумала было снять номер в отеле, но у меня не было ни денег, ни кредитной карточки. Ничего. Да и помогло бы это? Отели пронизаны одиночеством. Был у меня настоящий свой дом, подумала я. Дипломаты живут временной жизнью во временных домах; жены – часть обоза.

Когда я все-таки вернулась, в квартире было темно. Во всяком случае на моей подушке не белела покаянная записка Пирса, заверяющая меня, что он меня любит истинно. В порыве гнева я повытаскивала из шкафа все его костюмы, затолкала их в чемодан и выставила его за дверь. Полчаса спустя в дверь позвонили, и дама из дома напротив, кивнув на чемодан, сказала любезно: «По-моему, он ваш». Я забыла, что чемодан был надписан «Пирс Конвей». Я аккуратно повесила костюмы на прежнее место. Затем на меня снизошло вдохновение, и родился на редкость гнусный лимерик, который я решила протелеграфировать ему с утра, если сумею установить, где он остановился. На короткое время это притупило мою тоску, но заснуть я не могла.

Джейнис, есть ли еще такая боль, как сексуальная ревность? Сейчас он с ней в постели, крутилось у меня в голове. И над ними та же луна, которую вижу я, те же звезды, та же летняя ночь. Мысль о них вместе была невыносима: два тела, одно мне знакомое, другое нет, одно я люблю, другое ненавижу. И еще жестокий нюанс, о котором я даже не подозревала: как эротически было воображать их вместе, то, что они проделывали, где он прикасался к ней, а она к нему, дыхание, он познает ее, она познает все, что мне так хорошо известно.

Затем угрызения. Случилось ли бы это, если бы я всегда была верна ему? Может быть, это моя кара.

Пять утра, за окном чуть забрезжило, так что, возможно, я и поспала, сама того не заметив. И поймала себя на том, что повторяю: «Firmeza, firmeza». Воспоминание о патере-актере с гомосексуальными наклонностями даже вызвало у меня смех. Firmesa. Firmeza. Да, именно такой мне и надо быть, верно? Я сварила себе кофе и следила, как утренний свет разливается по домам напротив. О Господи! – подумала я. С минуты на минуту должно было появиться трико.

Я приняла ванну, переоделась и заставила себя съесть немножко кукурузных хлопьев. Это, сказала я себе, была худшая ночь в моей жизни.

И день не обещал ничего хорошего. Я как раз думала, чем его занять, когда зазвонил телефон. Я тут же подумала: «Это Пирс. Сказать, что не вернется ко мне». Затем я подумала: «Это Пирс. Сказать, что возвращается». Когда я сняла трубку, то была в таком возбуждении, что еле выговорила «алло!».

Звонил Эстебан. Как будто в большом возбуждении. Мы совершили нечто немыслимое, сказал он. В подарок Музею конкистадоров в Трухильо предложена лучшая коллекция золота инков в Испании, и он станет гвоздем выставки в Лондоне. «И все благодаря вам, сеньора! – повторял и повторял он. – Вы одержали триумфальную победу».

Тут он упомянул имя, которое показалось мне знакомым. «Вы завтракали с ним накануне вашего несчастного случая, помните?» Что-то такое мне вспомнилось: последнее время тянулась монотонная череда завтраков для сбора пожертвований с серыми мужчинами, которые все выглядели и разговаривали одинаково, а я всегда плохо запоминаю имена. Чаще всего я понятия не имела, кто они такие, – Хавьер или Эстебан запускали их конвейером, и они либо жертвовали, либо нет и либо приглашали меня в постель, либо нет.

«Вы еще называли его дон Хуан Пародонтоз», – напомнил Эстебан.

Теперь я вспомнила ясно.

«Ну, он сказал, что вы его Царица Небесная и получите все, чего ни попросите. Так что вы попросили, сеньора?»

Сказать правду, я понятия не имела. Для этих похотливцев, с которыми я ем и пью, у меня заготовлено несколько вымогательских речей, в зависимости от того, промышленники они, банкиры или серьезные коллекционеры. Я либо вежливо прошу денег, либо о передаче на время выставки того или иного предмета, и всегда предваряю просьбу зачином «в интересах двух наших исторических наций…» и прочее дерьмо. Смахнув пыль с моих воспоминаний о доне Хуане Пародонтозе, я припомнила, что считала его банкиром, а потому попросила об una donation.[33]33
  Пожертвование (исп.).


[Закрыть]
И еще я вспомнила, что вид у него сделался несколько растерянным, и он положил руку мне на колено. Чек прислан не был, из чего я заключила, что на него произвела впечатление речь, под которую я сбросила его руку с колена и отвернула голову от его дыхания.

Но если верить присутствовавшему там Эстебану, в качестве donation я потребовала всю его коллекцию. Виноват в этом предположительно мой испанский; но в любом случае коллекцию мы получили. Вместо чека на 50 000 песет я, выходит, приобрела половину золота Эльдорадо. Эстелла будет мной гордиться.

«Пожалуйста, давайте отпразднуем это у меня на асиенде, – говорил между тем Эстебан. – Для меня это будет такая честь!»

Но я не слушала. Меня осенила идея – блистательная идея. Как только я избавилась от Эстебана, я позвонила Тому. (Это, без сомнения, тебе известно, но разреши, я изложу все под моим углом.) Боюсь, Том спал – я забыла, что испанские часы обгоняют английские на час. Его голос донесся до меня, как скрип песка. Но журналисты вроде кошек, верно? Если они будут спать слишком крепко, сенсация может улизнуть под покровом ночи.

«Том, у меня для тебя есть эксклюзивный материал, – объявила я. – Ты готов?»

И я рассказала ему, но поставила одно условие. Писать он может, что и как хочет, если отдаст должное дипломатической проницательности, светским успехам, блистательной красоте и общей неотразимости Первой Леди ее величества в Мадриде, «укрепляющей отношения между нашими странами», «смягчающей неприятную ситуацию с Гибралтаром», «знакомящей сливки мадридского общества с последними лондонскими модами», «драгоценнейшей жемчужиной английской короны в настоящее время…». Всякое такое и еще больше, сказала я Тому. Послышалось бурканье, сменившееся паузой. Я немножко смутилась при мысли, а не лежишь ли ты рядом с ним или под ним.

«Ладно, кукленыш, я чего-нибудь наворочу, – сказал он ворчливо. – Но ты мне позволишь прежде проснуться?»

Вот так. Я заставила Тома записать основную необходимую ему информацию, а потом несколько фактов, касающихся Музея конкистадоров и лондонской выставки, плюс фамилии некоторых полезных контактов – Хавьера, Эстеллы и т. д. «Ты, бесспорно, знаешь, как разделаться с похмельем», – сказал Том.

А теперь я жду результатов. Станет ли Рут Конвей газетной сенсацией? И что почувствует наш утонченный поверенный в делах, когда будет вынужден сравнить свою ослепительную жену с робкой маленькой библиотекаршей, на которую он имел глупость положить глаз?

Как бы то ни было, я была на небесах. Прощай, Стрелец, – я вот-вот стану настоящей звездой.

И тут мне в голову пришла еще одна мысль. Раз мне вот-вот предстоит отведать плодов моего триумфа, почему не добавить к ним еще один? Я позвонила Эстебану и приняла его приглашение приехать на асиенду. В конце-то концов это всего лишь то, что рекомендовал актер-патер. А с понятиями о честной игре, привитыми ему в его аристократической школе, Пирс не стал бы возражать. Один приятный уик-энд стоит другого, ты согласна?

Но это еще недели через две. Так что у Пирса будет достаточно времени посмаковать.

Нет ли у тебя хороших рецептов, чтобы мне захватить с собой туда? Как насчет «Испанского петушка с креветками в собственном соку»?

Со всей любовью,

Рут.

Английское посольство Мадрид 15 июня

Дорогой Гарри!

Да, уик-энд в Толедо увенчался полным успехом, хотя и совсем не таким, на какой ты безвкусно намекаешь в своем письме. Правду сказать, в постели мы провели крайне мало времени – и то в разных номерах. По утрам мы вставали очень рано, чтобы побродить по городу до жары, и Ангель особенно поразил собор – великолепные витражи. Ну и разумеется, Эль Греко. К концу дня мы оба с благодарностью пользовались бассейном отеля. Купальный костюм Ангель, должен я сказать, был не совсем таким, какой можно было ожидать увидеть на девушке, которая всего за час до этого поставила свечу святому Ильдефонсу. Хотя он был сама скромность по сравнению с теми, что были на нескольких немках, видимо, решивших, что они находятся на Коста-дель-Соль. Я часто гадал, куда немецкие женщины девают все эти пирожные.

Единственной темной тучей, омрачающей в остальном восхитительный уик-энд, это поведение Рут, которая упорно хочет верить, будто, как деликатно выразился ты сам, у меня «встает каждые пять минут». Она просто не способна понять платоническую любовь, вероятно, потому, что сама ее никогда не испытывала и абсолютно глуха ко всему, что я говорю на эту тему. На столике с нашим завтраком в Толедо меня ждала телеграмма с одним из ее наиболее изобретательных лимериков, который глубоко оскорбил бы Ангель, если бы я быстро не спрятал его под плюшкой: впрочем, я не сомневаюсь, что девочка не поняла бы смысла большинства слов в нем. Не перестаю дивиться, как у некоторых людей красота служит ризой невинности духа, – должен сказать, у меня никогда не было соблазна адресовать это наблюдение тебе.

Сожалею, что сенатор вернулся в неподходящий момент. Твое счастье, что он редко бывает трезв. Во всяком случае в Мадриде я его таким ни разу не видел.

Рут творит чудеса, добиваясь пожертвований для музея Награбленного У Индейцев, с которым связалась по какой-то причине. Если ты во время своих путешествий случайно увидишь подержанный томагавк, будь добр, пришли его, но только не лично ей, не то она способна в нынешнем своем настроении испробовать его на мне. Сегодня она объявила, что намерена вскоре провести уик-энд в деревне. После страданий со спиной прогулки и деревенский воздух будут очень ей полезны.

Премьер-министр намерен отдохнуть здесь во время парламентских каникул, как меня известили из № 10 по Даунинг-стрит. Возможно, он воображает, что, посещая Испанию, будет всякий раз попадать на первые страницы мировой прессы. Кому-нибудь следовало бы втолковать этому тщеславному человечку, что в прошлый раз они фотографировали мою жену в ее четвероногой роли. В любом случае большинство испанцев все еще считают, что наш премьер – по-прежнему миссис Тэтчер, и говорят о ней с жуткой симпатией. Я ожидаю ниши в соборе. Святому Ильдефонсу, быть может, придется скоро отступить в тень.

Я слышал, твоя прелестная «экс» намеревается разбогатеть на поваренной книге. Быть может, она пришлет экземпляр для Рут. «Феерические фантазии из фарша» Дослин Димблбай остаются не выбитыми из нашей кухни слишком уж долгое время.

Наше посольство – единственное в Мадриде без кондиционеров. В результате процент горячечного бреда заметно выше обычного для иностранных миссий.

С наилучшими пожеланиями.

Твой,

Пирс.

МАДРИД 10 ч 00 мин 16 ИЮНЯ

ТЕЛЕГРАММА ДЖЕЙНИС БЛЕЙКМОР

РЕЧНОЕ ПОДВОРЬЕ ЛОНДОН W4 СК ПРОЧЛА

ГАЗЕТЕ ИНДЕПЕНДЕНТ СПЕЦИАЛИЗИРОВАННОМ МАГАЗИНЕ ПРЕЗЕРВАТИВОВ СОХО ТОЧКА

ИНТРИГУЮЩИЕ СОРТА ВКЛЮЧАЮТ ГОЛЛАНДСКИЕ ТУТТИ КЛУБНИЧНЫМ АРОМАТОМ ПЛЮС СВЕТ ВО МРАКЕ КАВЫЧКИ БЕЗ ВСЯКИХ ХЛОПОТ ВПЕРЕД КАВЫЧКИ ПРОШУ НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО ПОБЫВАТЬ ДЛЯ МЕНЯ ПОШЛЕШЬ ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ ПОЧТОЙ ВОСКЛИЦАТЕЛЬНЫЙ ЗНАК

МИД ПРИВЫК ПОДОБНОМУ ТОЧКА

УРА РУТ

Речное Подворье 1 18 июня

Рут, миленькая!

От души надеюсь, что все, отобранное мною с такой фантазией, ты получишь в целости. Владелец магазина добавил парочку с горячей рекомендацией, между прочим, бодро заметив, что раз я, несомненно, леди, то, видимо, они требуются для нормального употребления. Я застенчиво кивнула и объяснила, что они для подруги. «Так все говорят, – заявил он. – Милочка, не нужно стесняться, мы ведь имеем дело с презервативами, а потому откровенны». Затем я спросила, не мог бы он упаковать поскромнее, так как их пошлют дипломатической почтой. Он захохотал. «Дипломатической почтой, а? Мы про нее все знаем, милочка. Видели бы вы арабских дипломатов, которые заглядывают сюда: я их спрашиваю, не требуется ли им сорт, указывающий на Мекку. К нам на днях даже папский нунций наведался – само собой инкогнито, но я сразу усек. Этих, из Ватикана, за милю видно. Оп! Извиняюсь! А вкус у него, надо ему отдать должное, превосходный». Тут он вытащил мешочек, как для губки, с отпечатанной на нем золотой короной.

«Как видите, милочка, у нас своя дипломатическая почта. С королевского соизволения. – Он снова хохотнул. – Никаких хлопот и полное удовлетворение иностранных потребностей, извините за выражение. Заглядывайте еще. Оп! Извиняюсь, милочка. Желаю удачного дня… или ночи».

Обычно субботние утра я провожу по-другому. При нормальных обстоятельствах я была бы в «Кулинарии», но Цин дал мне выходной «для кое-каких покупок в Вест-Энде».

В целом неделя выдалась бурная. В понедельник Клайва снова исключили, практически в годовщину прошлого исключения. Я все еще не могу до конца поверить. Его выступление в Уигмор-Холле имело большой успех, как мне казалось. Я не утверждаю, будто хорошо знаю скрипичную сонату Бартока, но Клайв, казалось, играл ее блестяще. Я заметила какой-то шумок в зале среди слушателей ближе к концу, но приписала его их невоспитанности. И только когда Клайв раскланялся, ко мне подлетел директор музыкальной школы, весь красный, брызжа слюной. Видимо, Клайв заменил последнюю часть сонаты «собственным сочинением», как в бешенстве заявил мне директор.

Вот так. Вон! Прощай, стипендия. Прощай, школа. Клайв, должна я сказать, сохраняет полнейшее спокойствие. «Мне эта хреновая скрипка вот где сидит», – сказал он. (В выражениях он не стесняется, как и я. Где только он их набрался?). – Буду футболистом». Теперь, когда Аттила слег, даже крикет забыт. А школа? «Да любая, где играют в настоящий футбол, а не в засранное регби». Так что со следующей недели он начнет заниматься в здешней дневной. Спросил только, учатся ли в ней и девочки. Теперь этот поросенок живет дома. Вчера он добрался до моих иллюстраций к «Членистографии» и сказал: «Ух ты, мам! А откуда ты знаешь про такие штуки?» Господи, поселился бы он, что ли, у отца!

Вторым знаменательным событием недели был званый вечер в № 6 у Ползучих Ползеров. Миссис Ползучер ввалилась в «Кулинарию» и купила головку бри целиком, французский хлеб и огромный пакет этих китайских хрустячек из полистирина. Перед уходом она призналась: «В пятницу у нас соберется небольшое общество. Очень надеюсь, что придете и вы». В ее устах это прозвучало как приглашение на церковную службу, и меня не слишком вдохновила бутылка кипрского хереса, выглядывавшая из ее сумки. «Отмечаем новоселье в теплом дружеском кругу», – конфиденциально добавила она. Я знала, что теплым там будет только херес, но ответить «нет» я ведь не могла. Вечером я пыталась дозвониться Тому, а отчаявшись, позвонила Кевину, который вернулся со съемок – только-только. «Ради всего святого, Кев, составь мне компанию», – взмолилась я, не упоминая про кипрский херес. «Попойка, значит?» – осведомился он. Я сказала, что вряд ли. «Ну так надо будет наклюкаться предварительно», – сказал он.

Я явилась с опозданием, хотя и в пределах вежливости, твердо немереваясь уйти как можно раньше – в пределах вежливости. Большая часть улицы уже явилась. Нина выглядела чернее тучи от скуки и припарковала свой наперсточек с хересом на объявлении о церковной благотворительной распродаже, где он уже образовал бурое липкое кольцо. Лотти прилагала неимоверные усилия, чтобы скрыть у себя на шее след любовного укуса диаметром с апельсин, а Ах-махн-дах – сплошные сиськи и подбородки – взирала снизу вверх на Аттилу, словно напрашиваясь на второй такой, а потом косилась вниз между грудями на свой пустой наперсточек. Словом, жуть. Тут, к моему облегчению, я увидела, что несколько неверным шагом входит Кевин – седые волосы всклокочены, одна рука приветственно поднята, другая обвивает стан его возлюбленной вьетнамочки.

– «Это Инь-и-Ян! – оповестил он всех, а затем добавил потише только для моих ушей. – То есть так мне кажется». Он до сих пор еще не уверен, что это та близняшка или даже, что это та же близняшка, с которой он был в прошлый раз, а потому он не называет их по имени, а обозначил собирательно, как Инь-и-Ян. «Я решил любить их обеих – которая подвернется, ту и», – объяснил он. «А если обе сразу, Кев?» – спросила я. Он загоготал. «Тогда мы повеселимся на всю катушку, а? – Наклонившись вперед, он похлопал меня по плечу. – А ведь она прелесть, э?» Лицо у него вдруг стало нежным и мечтательным. Я его поцеловала.

Я как раз собралась тихонько улизнуть, когда мистер Ползучер многозначительно кашлянул и попросил нашего внимания. Он начал с ясноглазых излияний: как рады он и его супруга, что они поселились на такой счастливой улице, и дальше принялся перечислять чудесные качества и свершения своих новых соседей, какими они ему представлялись. Просто речь директора перед каникулами. Никто не избежал вручения приза. Вклад Кевина в «искусство кинематографии». Затем – «наши друзья-целители» (доктор Ангус и его жена). «Наш знаменитый знаток средневековья» (Роберт Птицелюб). «Возродившийся дух Рафаэля» (Амброз Браун, академик, творец моего портрета в натуре). «Король спортсменов» (Аттила Бимбожий). И так далее. Благодарение Богу, что на улице всего десять домов.

Я со страхом ждала моей очереди, и когда она подошла, ничего хуже и придумать было невозможно. Ползучер оставил меня напоследок – сознательно, объяснил он, ибо надеется, что «очаровательная миссис Блейкмор теперь расскажет нам о восхитительных иллюстрациях, которые она готовит для поваренной книги, которую, не сомневаюсь, мы все жаждем приобрести. Как она будет называться, миссис Блейкмор?»

Они все смотрели на меня. Такие добрые глаза, полные ожидания, – по крайней мере часть. Молчание казалось вечностью, комната – тюремной камерой. Мне хотелось предаться рвоте – тут свою роль сыграл и херес. Внезапно свершилось чудо. Я не заметила, как вошел Том. До того, как я позвонила Кевину, на автоответчике Тома я оставила отчаянный призыв о помощи. Но он не отозвался, и я решила, что он куда-то уехал за материалом.

В первый миг я даже не узнала его голоса.

«Как автор книги я, вероятно, имею право говорить за Джейнис, которая чересчур скромна, когда речь идет о ее творчестве».

Господи, я еле удержалась, чтобы не кинуться ему на шею.

«Что до названия, то его пока еще нет, – невозмутимо продолжал Том. – Посвящена она дарам моря и будет состоять из рецептов их приготовления, собранных мной во многих уголках мира. Иллюстрации, могу вас заверить, выше всех похвал. Можно сказать, лучше любого аперитива. – По комнате раздались вежливые смешки. – А теперь, если вы меня извините, я должен увезти моего соавтора и партнершу, потому что, хотя она этого еще не знает, у нас обед, так как мы только что получили очень выгодный контракт из Америки».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации