Текст книги "Леди полночь"

7
Звучное море

Кристина сидела на полу возле комнаты Марка Блэкторна.

Казалось, изнутри уже несколько часов не доносилось ни звука. Дверь была полуоткрыта, и Кристина видела Марка, который лежал в углу, свернувшись клубком, как попавший в западню зверь.

Дома Кристина изучала фэйри. Ей всегда нравились сказания обо всех hadas, от благородных воинов обоих Дворов до duendes, которые вечно докучали простецам. Она не присутствовала в Идрисе при подписании Холодного мира, но ее отец был там, и от его рассказа Кристину бросило в дрожь. Ей всегда хотелось познакомиться с Марком и Хелен Блэкторн, сказать им…

В коридоре появился Тиберий с картонной коробкой в руках. Ливия шла следом за ним и несла лоскутное одеяло.

– Мама сшила его для Марка, когда он еще жил с нами, – объяснила она, заметив, что Кристина на него посмотрела. – Я подумала, он может его вспомнить.

– Мы не смогли попасть в кладовку, поэтому просто принесли Марку кое-какие подарки, чтобы он понимал, что здесь все ему рады, – сказал Тай, беспокойно скользя глазами по коридору. – Можно нам войти?

Кристина заглянула в спальню. Марк не двигался.

– Пожалуй, да. Только ведите себя потише и постарайтесь его не разбудить.

Ливви вошла первой и положила одеяло на кровать. Тай поставил коробку на пол, взял одеяло и подошел к Марку, а затем опустился на колени и немного неуклюже накрыл им брата.

Марк тут же вскочил и открыл глаза. Он схватил Тая, и тот вскрикнул от испуга, как морская чайка. Двигаясь с поразительной скоростью, Марк повалил Тая на пол. Ливви закричала и выбежала из комнаты, а Кристина в тот же миг ворвалась внутрь.

Марк стоял на коленях, нависая над Тиберием и не давая ему подняться.

– Кто ты? – спросил Марк. – Что ты делаешь?

– Я твой брат! Я Тиберий! – Тай бешено извивался, наушники слетели у него с головы и стукнулись о пол. – Я принес тебе одеяло!

– Лжец! – Марк тяжело дышал. – Мой брат Тай еще совсем мальчишка! Он ребенок, мой маленький братишка, мой…

Дверь хлопнула за спиной у Кристины. Ливви вбежала обратно в комнату. Ее каштановые волосы взметнулись в воздух.

– Отпусти его! – У нее в руке был зажат клинок серафимов, уже начинавший светиться тусклым светом. Она говорила с Марком сквозь сжатые зубы, как будто никогда прежде не встречалась с ним. Как будто всего несколько минут назад она не принесла ему старое лоскутное одеяло. – Тронешь Тиберия, и я убью тебя. И плевать, что ты мой брат, я все равно тебя убью.

Марк застыл. Тай все еще дергался и извивался, лежа на полу, но Марк не шевелился. Затем он медленно повернул голову и посмотрел на сестру.

– Ливия?

Ливви ахнула и заплакала. Впрочем, Джулиан мог бы ею гордиться: она плакала, не двигаясь и крепко держа клинок в руке.

Тай воспользовался тем, что Марк отвлекся, и ударил его в плечо. Марк вздрогнул, отпрянул и отпустил его. Тай вскочил на ноги и подбежал к Ливви. Они встали плечом к плечу в другом конце комнаты, пораженно смотря на брата.

– Вы оба, уходите, – велела Кристина.

Она чувствовала, как на них попеременно накатывают волны паники и тревоги, и Марк тоже это ощущал. Дрожа, он сжимал и разжимал кулаки, словно пытаясь справиться с болью. Кристина наклонилась к близнецам и шепнула:

– Он напуган. Он этого не хотел.

Ливви кивнула и опустила клинок. Затем она взяла Тая за руку и тихо сказала ему что-то на языке, понятном лишь им двоим. Он вышел из комнаты следом за сестрой, остановившись лишь на мгновение, чтобы взглянуть на Марка, лицо которого выражало одновременно недоумение и бесконечное страдание.

Марк сидел, обхватив колени руками и тяжело дыша. Рана у него на плече снова открылась и кровоточила, пятно на футболке становилось все больше. Кристина медленно попятилась к выходу из спальни.

Марк напрягся всем телом.

– Пожалуйста, не уходи, – попросил он.

Кристина удивленно посмотрела на него. Насколько она знала, это была первая осмысленная фраза, которую Марк произнес с момента своего появления в Институте.

Он поднял голову, и на мгновение за слоем грязи, за синяками и ссадинами Кристина разглядела того Марка Блэкторна, которого она видела на фотографиях, того Марка Блэкторна, который был в родстве с Ливви, и Джулианом, и Таем.

– Я хочу пить, – сказал он, и Кристине показалось, что его голос словно заржавел от того, что его долго не использовали, как старый мотор. – Здесь есть вода?

– Конечно.

Кристина взяла стакан, стоявший на комоде, и зашла в небольшую ванную, которая примыкала к комнате. Когда она вернулась и протянула стакан Марку, то уже сидел, прислонившись к спинке кровати. Он с интересом посмотрел на стакан.

– Вода из-под крана, – пробормотал он. – Я почти забыл ее вкус. – Он сделал большой глоток и вытер губы тыльной стороной ладони. – Ты знаешь, кто я такой?

– Ты Марк, – сказала Кристина. – Марк Блэкторн.

Последовала долгая пауза, а потом он едва заметно кивнул.

– Давно меня так не называли.

– Но это твое имя.

– Кто ты такая? – спросил он. – Возможно, мы знакомы, но я не помню…

– Меня зовут Кристина Мендоза Розалес, – представилась она. – И ты не можешь меня помнить, потому что мы никогда прежде не встречались.

– Какое облегчение…

Кристина удивленно посмотрела на него.

– Правда?

– Раз ты не знаешь меня, а я не знаю тебя, у тебя нет никаких ожиданий, – устало объяснил он. – О том, кто я такой, какой я… Я могу вести себя как угодно.

– Когда ты лежал в постели чуть раньше, – начала Кристина, – ты спал или только притворялся?

– Какая разница? – бросил он, и Кристина подумала, что это был ответ истинного фэйри, ответ, в котором не содержалось ответа. Марк немного подвинулся. – Что ты делаешь в Институте?

Кристина опустилась на колени, чтобы их с Марком глаза оказались на одном уровне, и одернула юбку – пусть ей вовсе этого не хотелось, в голове зазвучали слова ее матери о том, что в свободное от работы время Сумеречный охотник всегда должен выглядеть чисто и опрятно.

– Мне восемнадцать, – ответила она. – Меня отправили в Лос-Анджелес перенимать здесь опыт. А сколько тебе лет?

На этот раз Марк так долго молчал, что Кристина начала сомневаться, заговорит ли он снова.

– Я не знаю, – наконец признался он. – Меня забрали довольно давно. Мне кажется, очень давно… Джулиану было двенадцать. Остальные – совсем дети. Десять, восемь и два. Тавви было два.

– Для них прошло пять лет, – сказала Кристина. – Пять лет без тебя.

– Хелен, – произнес Марк. – Джулиан. Тиберий. Ливия. Друзилла. Октавиан. Каждую ночь, считая звезды, я повторял эти имена, чтобы не забыть их. Они все живы?

– Да, все до единого, хотя Хелен здесь и нет. Она живет вместе с женой.

– Значит, они живы и счастливы? Я очень рад. Я слышал об их свадьбе, пока был среди фэйри, но, кажется, это было давно.

– Так и есть. – Кристина изучала лицо Марка. Тонкие черты, изящные формы, заостренные кончики ушей, которые говорили, что в его жилах текла кровь фэйри… – Ты многое пропустил.

– Думаешь, я этого не знаю? – В его голосе раздражение смешалось с недоумением. – Я не знаю, сколько мне лет. Не узнаю своих сестер и братьев. Не понимаю, зачем я здесь.

– Понимаешь, – возразила Кристина. – Ты был в Убежище и слышал, как посланцы фэйри говорили с Артуром.

Марк поднял голову и посмотрел Кристине в глаза. У него на шее виднелся шрам, не метка от старой руны, а настоящий рубец. Его волосы, завивающиеся на концах, были растрепаны и доходили до плеч – казалось, их не стригли несколько месяцев, а может, и лет.

– Ты доверяешь им? Доверяешь фэйри?

Кристина покачала головой.

– Хорошо. – Марк отвел глаза. – Не стоит им доверять. – Он дотянулся до коробки, которую принес Тай, и подтащил ее к себе. – Что это?

– Они решили, что тебе это понадобится, – объяснила Кристина. – Все это собрали твои братья и сестры.

– Приветственные подарки, – озадаченно пробормотал Марк, встал на колени возле коробки и принялся вытаскивать сваленные в кучу разномастные предметы: несколько футболок и джинсов, которые, скорее всего, принадлежали Джулиану, микроскоп, хлеб с маслом и целый букет пустынных цветов, собранных на лужайке за Институтом.

Марк снова посмотрел на Кристину. В глазах у него стояли слезы. Сквозь истончившуюся за годы ткань его футболки проступали рубцы и шрамы.

– Что мне им сказать?

– Кому?

– Моей семье. Братьям и сестрам. Дядюшке. – Он покачал головой. – Я помню их, но в то же время не помню.

У меня такое чувство, будто я провел здесь всю жизнь, но при этом мне кажется, что я всегда был в Дикой Охоте. Я слышу ее рев, слышу гул рожков, слышу свист ветра. И это заглушает их голоса. Как мне это объяснить?

– Не надо ничего объяснять, – ответила Кристина. – Просто скажи, что любишь их и что тебе их очень не хватало. Скажи, что ненавидел Дикую Охоту. Скажи, что рад вернуться домой.

– Но зачем? Разве они не поймут, что я лгу?

– Разве ты не скучал по ним? Разве не рад вернуться?

– Я не знаю, – признался Марк. – Я не слышу голос сердца. Я слышу лишь ветер.

Не успела Кристина ответить, как в окно постучали. Стук раздался снова и повторился несколько раз, определенным образом, словно закодированное сообщение.

Марк вскочил на ноги, подошел к окну, распахнул его и высунулся наружу. Когда он выпрямился, в его руке что-то было.

Желудь. Глаза Кристины округлились. С помощью желудей фэйри передавали друг другу сообщения, пряча их в листве, в цветах и в прочих укромных местечках.

– Уже? – не сдержалась она. Неужели они не могли ни на минуту оставить его в покое, позволить ему побыть в кругу семьи, побыть дома?

Побледнев, Марк раздавил желудь в кулаке. На ладонь выпала свернутая полоска бумаги. Расправив ее, он молча прочитал послание.

Затем он снова опустился на пол, притянул колени к груди и уронил голову на руки. Длинные светлые волосы упали ему на лицо, записка вылетела у него из руки. Марк издал какой-то низкий гортанный звук, нечто среднее между стоном и вздохом.

Кристина подняла пергамент. На нем было тонким почерком выведено: «Помни о своих обещаниях. Помни, что все это происходит не на самом деле».

– Огонь к воде, – сказала Эмма, пока они ехали по шоссе в сторону Института. – Прошло столько лет, и наконец-то я знаю, что значат некоторые руны.

За рулем был Джулиан. Эмма положила ноги на приборную панель и опустила стекло. Мягкий морской воздух врывался в машину и трепал светлые волосы у нее на висках. С Джулианом она всегда ездила именно так: задрав ноги и наслаждаясь ветром, бьющим в лицо.

Джулиан обожал нестись по шоссе навстречу голубому небу, когда рядом сидела Эмма, а на западе плескался синий океан. В такие моменты он чувствовал, что возможности безграничны, как будто они просто могли ехать вечно, пытаясь догнать горизонт.

Иногда он мечтал об этом перед сном. Он представлял, как они с Эммой складывают вещи в багажник машины и уезжают из Института в такой мир, где нет детей, нет Закона и нет Кэмерона Эшдауна, где их сдерживают лишь границы их любви и фантазии.

А если и были на свете вещи, которые он считал безграничными, так это любовь и фантазия.

– Похоже на заклинание, – сказал Джулиан, возвращаясь к действительности.

Он прибавил газ, двигатель заревел, машина поехала быстрее. В окно Эммы ворвался новый порыв ветра. Тонкие прядки ее шелковистых волос, выбившиеся из аккуратных косичек, затрепетали в потоке воздуха, и Эмма показалась Джулиану совсем юной, совсем беззащитной.

– Но зачем записывать заклинание на телах? – спросила она.

От одной только мысли о том, что кто-то может ранить ее, Джулиану становилось не по себе.

И все же он сам причинял ей боль. И понимал это. Понимал и ненавидел. Решив увезти всех детей на два месяца в Англию, он подумал, что это отличная идея: в Институт приедет Кристина Розалес, и Эмме не придется грустить в одиночестве. Казалось, все складывалось просто идеально.

Он думал, что по возвращении все станет по-другому. Что он сам станет другим.

Но этого не произошло.

– Что тебе сказал Магнус? – спросил он, пока Эмма смотрела в окно, стуча пальцами по согнутой коленке. – Он что-то прошептал перед уходом.

Эмма нахмурила брови.

– Он сказал, что существуют места, где лей-линии пересекаются. Они ведь изгибаются, так что он, наверное, имеет в виду, что кое-где несколько лей-линий сходится в одной точке. Может, даже все.

– И зачем нам это знать?

– Понятия не имею, – покачала головой Эмма. – Мы знаем, что все тела обнаружили рядом с лей-линиями и что при убийствах применялась очень специфическая магия. Может, точки пересечения обладают каким-то особым свойством? Нужно найти карту лей-линий. Уверена, Артур знает, на какой полке в библиотеке она лежит. А если нет, найдем ее сами.

– Хорошо.

– Хорошо? – удивленно переспросила Эмма.

– Малкольму нужно несколько дней на перевод, а мне вовсе не хочется сидеть все это время в Институте, смотреть на Марка и ждать, пока он… В общем, ждать. Лучше пусть у нас будет работа, будет занятие. – Его голос даже ему самому казался слишком напряженным. Джулса безмерно раздражало это, как раздражало и любое видимое или слышимое проявление собственной слабости.

К счастью, рядом была только Эмма, перед которой он мог раскрыться. Эмма была единственным человеком в его жизни, которого не приходилось постоянно опекать. Она не нуждалась в Джулсе, чтобы быть безупречной или безупречно сильной.

Не успел Джулиан продолжить, как телефон Эммы громко завибрировал. Она вытащила его из кармана.

Кэмерон Эшдаун. И верблюд на экране. Увидев его, Эмма нахмурилась.

– Не сейчас, – буркнула она и сунула телефон обратно в джинсы.

– Ты расскажешь ему? – спросил Джулиан, и снова услышал напряжение у себя в голосе, и снова возненавидел себя за это. – Обо всем?

– О Марке? Ни за что. Никогда.

Джулиан крепко держал руль. Его зубы были сжаты, подбородок упрямо выдвинут вперед.

– Ты – мой парабатай, – сердито сказала Эмма. – Ты ведь знаешь, я бы ему не рассказала.

Джулиан ударил по тормозам. Машина дернулась вперед, руль выскользнул у Джулса из рук и резко повернулся. Эмма вскрикнула. Они слетели с дороги и оказались на обочине, между дорогой и возвышавшимися над морем песчаными дюнами.

В воздух взлетели клубы пыли. Джулиан резко повернулся к Эмме. Она была бледна как полотно.

– Джулс…

– Зря я это сказал, – произнес он.

– Что именно? – удивленно спросила Эмма.

– Я больше всего на свете ценю то, что ты – мой парабатай, – сказал Джулиан. Слова были просты и понятны, они шли от самого сердца. Джулиан так долго держал их в себе, что теперь чувство облегчения было практически невыносимым.

Порывисто отстегнув ремень безопасности, Эмма повернулась к Джулсу, чтобы заглянуть ему прямо в глаза. Солнце стояло высоко в небе. Они были так близко друг к другу, что Джулиан видел тонкие золотистые прожилки в карих глазах Эммы, россыпь мельчайших веснушек у нее на носу, светлые прядки выгоревших волос вперемешку с более темными. Природная умбра и неаполитанский желтый в сочетании с белым. Он чувствовал исходивший от нее запах розовой воды и стирального порошка.

Эмма наклонилась к нему, и он опьянел от этой близости, от того, что она снова здесь, снова рядом. Их колени соприкоснулись.

– Но ты сказал…

– Я знаю, что я сказал. – Он повернулся к ней, изогнувшись на водительском сиденье. – В Англии я кое-что понял. И мне нелегко это признать. Может, я понял это даже раньше, еще до нашего путешествия.

– Ты можешь обо всем мне рассказать. – Эмма легонько коснулась щеки Джулиана, и все его тело вдруг замерло от напряжения. – Я помню, что ты вчера сказал о Марке. Ты никогда не был старшим из братьев. Старшим всегда был он. Если бы его не похитили, если бы Хелен смогла остаться с нами, ты сделал бы другой выбор. Ведь ты бы знал, что есть человек, который заботится о тебе.

Джулиан вздохнул.

– Эмма. – Тупая боль. – Эмма, я сказал, что сказал, потому что… потому что порой мне кажется, что я попросил тебя быть моим парабатаем лишь затем, чтобы привязать тебя к себе. Консул хотел, чтобы ты отправилась в Академию, а я не мог вынести и мысли об этом. Я потерял столько людей. Мне не хотелось терять и тебя.

Она была так близко к нему, что он чувствовал тепло ее нагретой солнцем кожи. С секунду она молчала, а он чувствовал себя так, словно стоит на эшафоте и палач надевает петлю ему на шею. Чтобы повесить его.

А затем она накрыла своей рукой его руку, лежащую на приборной панели.

Руки Эммы были тонкими, женственными, но на них было больше шрамов, больше мозолей, и кожа была грубее, чем у Джулиана. Морские стеклышки у него на браслете сверкали на солнце, как драгоценные камни.

– Люди – непростые существа, поэтому они и совершают непростые вещи, – сказала Эмма. – А вся эта болтовня о том, что давать клятву парабатая можно только из чистых побуждений, – полная ерунда.

– Я хотел привязать тебя к себе, – продолжил Джулиан, – потому что сам был привязан к Институту. Может, тебе нужно было отправиться в Академию. Может, там тебе было бы лучше. Может, я кое-чего тебя лишил.

Эмма посмотрела на Джулиана. На ее открытом лице было написано безграничное доверие. В начале лета, еще до отъезда в Англию, Джулиан убедил себя, что поступил не по совести, и чувство вины преследовало его все эти долгие два месяца, пока он не вернулся и не увидел Эмму снова, но сейчас его убежденность разбилась вдребезги, разлетелась на кусочки, как плот при ударе о скалы.

– Джулс, – сказала Эмма, – ты дал мне семью. Я всем обязана тебе.

Снова зазвонил телефон. Джулиан откинулся на спинку сиденья, чувствуя, как бешено колотится сердце, а Эмма вытащила телефон из кармана. Лицо ее стало серьезным.

– Ливви написала, – сказала она. – Говорит, Марк проснулся. И кричит.

Джулиан давил на газ. Эмма сидела рядом, обхватив руками колени. Скорость не опускалась ниже ста тридцати. Зарулив на парковку позади Института, они остановили машину. Джулиан выскочил из нее, и Эмма поспешила за ним.

Они взбежали по лестнице на второй этаж. Все Блэкторны сидели на полу у двери в спальню Марка. Дрю и Тавви в обнимку пристроились рядом с Ливви, а Тай уселся чуть в стороне, согнув колени и положив на них руки. Все они не сводили глаз с полуоткрытой двери. Сначала до Эммы донесся голос Марка, громкий и сердитый, а затем – другой, более спокойный голос, принадлежащий Кристине.

– Простите, что я написала, – тихо сказала Ливви. – Он все кричал и кричал. В конце концов перестал, но… С ним Кристина. Если заходит кто-то из нас, он начинает вопить.

– О боже…

Эмма подошла к двери, но Джулиан поймал ее за руку. Обернувшись, она увидела, что Тай закрыл глаза и принялся раскачиваться всем телом – он делал так, когда ему становилось слишком тяжело: когда все было слишком громко, слишком грубо, слишком быстро или больно.

Как говорил Джулиан, мир был для Тая чересчур насыщенным. Казалось, этот ребенок слышит четче и видит больше, чем все остальные, и порой не может этого вынести. В такие минуты ему нужно было как-то заглушить шум, повертеть что-нибудь в руках, чтобы отвлечься от происходящего, или покачаться взад-вперед, чтобы успокоиться. Все переживают стресс по-разному, говорил Джулиан. И способ Тая никому не вредил.

– Эм, – натянуто сказал Джулиан, – я должен войти один.

Эмма кивнула. Он неохотно отпустил ее.

– Ребята, – обратился он к братьям и сестрам и посмотрел на каждого из них по очереди: на круглом лице Дрю читалось беспокойство, Тавви ничего не понимал, Ливви сверкала грустными глазами, а Тай, сгорбившись, вздрагивал. – Марку будет нелегко. Не стоит ожидать, что он сразу станет прежним. Он очень давно не был дома. Ему нужно привыкнуть.

– Но мы – его семья, – возразила Ливви. – Разве нужно привыкать к своей семье?

– Иногда это необходимо, – ответил Джулиан тем самым мягким, преисполненным терпения голосом, который так восхищал Эмму, – особенно если ты долго не видел родных и жил в стране, где разум тебя все время подводит.

– В стране фэйри, – сказал Тай. Он перестал раскачиваться и теперь сидел, прислонившись к стене. Его влажные темные волосы прилипли ко лбу.

– Верно, – кивнул Джулиан. – Поэтому нам нужно дать ему время. Может, даже позволить ему немного побыть одному. – Он посмотрел на Эмму.

Она тотчас улыбнулась – боже, как ей было далеко до Джулиана по части притворства! – и сказала:

– Малкольм помогает нам с расследованием убийств. Мы могли бы пойти в библиотеку и поискать информацию о лей-линиях.

– И я тоже? – спросила Друзилла.

– Поможешь нам набросать карту. Идет? – ответила Эмма.

– Идет, – кивнула Дрю.

Она встала первой, и остальные молча последовали ее примеру. Эмма повела всех в библиотеку и по дороге лишь раз оглянулась. Джулиан стоял у двери в комнату Марка и провожал их глазами. Их взгляды на долю секунды встретились, но он тут же отвернулся.

Если бы Эмма была рядом, думал Джулиан, открывая дверь шире, все было бы гораздо проще. Иначе быть не могло. Когда Эмма была рядом, он словно вдыхал в два раза больше кислорода и обретал второе сердце, которое гоняло по телу в два раза больше крови. Он списывал это на магию связи парабатаев: у них на каждого две души, так что с Эммой он становился в два раза лучше.

Но сейчас ему пришлось оставить ее с детьми, ведь он не мог доверить их больше никому – и уж точно не Артуру. Уж точно не Артуру, горько подумал он, который прячется в своей мансарде, пока один из его племянников отчаянно пытается сохранить семью, а другой…

– Марк? – сказал Джулиан.

В комнате было полутемно, шторы задернули. Он видел, что Кристина сидит на полу, прислонившись спиной к стене, и сжимает одной рукой медальон у себя на шее. Другая ее рука покоилась на бедре, и что-то тускло поблескивало между ее пальцев.

Марк шагал из стороны в сторону возле кровати. Волосы падали ему на лицо. Он был болезненно худ: под кожей виднелись мускулы, но казалось, что он давно недоедает. Когда Джулиан окликнул его, он повернулся.

Братья встретились взглядом, и в глазах Марка промелькнула искра узнавания.

– Марк, – повторил Джулиан и шагнул вперед, протянув руку. – Это я. Это Джулс.

– Не подходи… – начала Кристина, но было уже слишком поздно. Марк обнажил зубы в зверином оскале.

– Ложь, – прошипел он. – Все это иллюзии. Я знаю, это Гвин послал тебя, чтобы меня обхитрить…

– Я – твой брат, – снова сказал Джулиан.

Марк посмотрел на него безумными глазами.

– Ты знаешь желания моего сердца, – сказал он. – И оборачиваешь их против меня, меча их, как ножи.

Джулиан взглянул на Кристину. Она медленно поднялась на ноги, словно приготовившись при необходимости разнять братьев.

Марк подскочил к Джулсу. Глаза его казались слепыми.

– Ты приводишь ко мне близнецов и убиваешь их снова и снова. Мой Тай, он не понимает, почему я не могу его спасти. Ты приводишь ко мне Дрю, она смеется и просит показать ей сказочный замок, обнесенный живой изгородью, и ты бросаешь ее в колючие заросли, и шипы пронзают насквозь ее маленькое тельце. И ты заставляешь меня купаться в крови Октавиана, ведь кровь невинного ребенка таит в себе волшебные свойства.

Джулиан не сдвинулся с места. Он вспоминал, что им с сестрой сказали Джейс Эрондейл и Клэри Фэйрчайлд, когда они несколько лет назад встретились с Марком в оплоте фэйри и увидели его печальные глаза и шрамы от кнута по всему его телу.

Марк сильный, твердил себе Джулиан в темноте тысячи ночей, которые последовали за этим. Он справится. Но Джулиан думал только о пытках физических. Он и не догадывался о пытках духовных.

– А Джулиан, – продолжил Марк, – Джулиан слишком силен, чтобы сломать его. Ты пытаешься вздернуть его на дыбе, пронзить его шипами и клинками, но и тогда он не сдается. И ты приводишь к нему Эмму, ведь все желания нашего сердца ты обращаешь против нас.

Джулиан не мог этого вынести. Пошатнувшись, он схватился за столбик кровати, чтобы устоять на ногах.

– Марк, – сказал он. – Марк Антоний Блэкторн. Пожалуйста, прекрати. Это не сон. Ты и правда здесь. Ты дома.

Он попытался дотронуться до руки брата, но Марк отдернул ее.

– Ты лжешь, ты просто дым.

– Я твой брат.

– У меня нет ни братьев, ни сестер. Нет семьи. Я один. Я скачу по небу вместе с Дикой Охотой. Я верен Гвину Охотнику, – механически произнес Марк.

– Но я не Гвин, – сказал Джулиан. – Я Блэкторн. В моих жилах течет кровь Блэкторнов – так же, как и в твоих.

– Ты призрак. Тень. Жестокая надежда. – Марк отвернулся. – Почему ты наказываешь меня? Я ничем не прогневил Охоту.

– Это не наказание. – Джулиан шагнул ближе к Марку. Тот не двинулся с места, но слегка задрожал. – Ты дома. Я могу доказать.

Он бросил взгляд через плечо. Кристина, не шевелясь, стояла у стены. В руке у нее поблескивал нож. Она явно ожидала, что Марк рано или поздно набросится на Джулиана. Интересно, как она вообще согласилась остаться наедине с Марком? Неужели ей не было страшно?

– Нет никакого доказательства, – прошептал Марк. – Ты ведь можешь создать любую иллюзию.

– Я – твой брат, – повторил Джулиан. – Чтобы доказать это, я скажу тебе кое-что, что известно только твоему брату.

Марк поднял глаза. В них что-то сверкнуло, словно луч солнца отразился в воде.

– Я помню день, когда тебя забрали, – сказал Джулиан.

Марк покачал головой.

– Любой из фэйри знает этот день…

– Мы были в тренировочном классе. Раздался шум, и ты спустился вниз. Но перед этим ты мне кое-что сказал. Ты помнишь?

Марк не двигался.

– Ты сказал: «Оставайся с Эммой», – продолжил Джулиан. – Ты сказал мне остаться с ней, и я послушал тебя. Теперь мы с ней парабатаи. Я много лет присматривал за ней и никогда не перестану этого делать, ведь ты попросил меня об этом, ведь это были твои последние слова, ведь…

Он вдруг вспомнил, что Кристина стоит совсем рядом, и осекся. Марк молча смотрел на него. Джулиан чувствовал, как внутри него нарастает отчаяние. Может, фэйри обманули его? Может, они вернули Марка, но таким изможденным и сломленным, что он уже не был Марком? Может…

Марк вдруг подался вперед и порывисто обнял Джулиана. Тот едва сумел устоять на ногах. Марк был очень худ, но при этом силен. Он крепко обхватил брата и вцепился руками в его футболку. Джулиан чувствовал, как колотится сердце Марка, ощущал острые кости у него под кожей. От него пахло землей, и плесенью, и травой, и ночным воздухом.

– Джулиан, – пробормотал Марк, дрожа всем телом. – Джулиан, брат мой, мой брат…

Сзади щелкнул дверной замок: Кристина вышла из комнаты и оставила их наедине.

Джулиан вздохнул. Он хотел раствориться в объятиях старшего брата, как случалось раньше, в детстве, но Марк был гораздо тоньше него и казался совсем хрупким. Теперь Джулиан должен был стать для него опорой. Совсем не такими были его мечты и надежды, но судьба распорядилась иначе. Марк был его братом. Крепче обняв его, Джулиан принял на себя новую ношу.

Библиотека Лос-Анджелесского Института была небольшой и не могла сравниться со знаменитыми библиотеками Нью-Йорка и Лондона, но все же славилась своим удивительно обширным собранием книг на древнегреческом и латыни. Книг о магии и оккультизме эпохи античности здесь собралось больше, чем в Институте Ватикана.

Когда-то библиотека была выложена терракотовой плиткой и имела несколько небольших окон со ставнями. Но во время атаки Себастьяна Моргенштерна она была разрушена. Книги тогда валялись повсюду: на развалинах Института, прямо на земле. Во время ремонта библиотеку полностью перестроили, и она превратилась в ультрасовременный зал из стали и стекла. Пол покрыли полированным паркетом из техасского ясеня, на который наложили специальные защитные заклинания.

С первого этажа наверх поднимался спиральный пандус. Он начинался у северной стены и извивался вдоль стен, заставленных книгами. По внешнему краю пандуса, обращенному внутрь библиотеки, шли высокие перила. На самом верху находилось огромное световое окно, которое закрывалось на тяжелый медный замок. На толстом, чуть не полуметровом стекле были начертаны защитные руны.

Карты лежали в большом сундуке, украшенном гербом семейства Блэкторнов – терновым венцом – и их фамильным девизом: Lex malla, lex nulla.

Плохой закон – не закон.

Эмма подозревала, что у Блэкторнов не раз возникали разногласия с Советом.

Друзилла копалась в сундуке, Ливви и Тай смотрели разложенные на столе карты, а Тавви сидел на полу и играл с пластиковыми солдатиками.

– Ты не знаешь, с Джулианом все хорошо? – спросила Ливви, подперев подбородок рукой и встревоженно взглянув на Эмму. – Может, ты чувствуешь, что у него на душе…

Эмма покачала головой.

– Парабатаи этого не умеют. Я чувствую его физическую боль, но не эмоции.

Ливви вздохнула.

– Хотела бы я иметь парабатая!

– Не понимаю зачем, – буркнул Тай.

– Парабатай всегда оберегает тебя, – объяснила Ливви. – Всегда встает на твою защиту.

– Я и так готов тебя защищать, – ответил Тай и подтянул поближе одну из карт.

Этот спор они заводили не в первый раз: Эмма слышала бесчисленное множество его вариаций.

– Не каждому дано быть парабатаем, – сказала она и пожалела, что не находит слов, чтобы объяснить все правильно: как любишь парабатая больше, чем самого себя, и это дает тебе силу и смелость; как смотришь на свое отражение в глазах парабатая и видишь себя в лучшем свете; как сражаешься плечом к плечу с парабатаем и словно играешь с ним в унисон на разных инструментах.

– Парабатай клянется защищать тебя от опасностей, – сверкая глазами, продолжила Ливви. – Он готов сунуть руки в огонь ради тебя.

Эмма вспомнила, как Джем однажды рассказал ей, что его парабатай, Уилл, и правда сунул руки в огонь, чтобы вытащить оттуда сверток с лекарством, способным спасти Джему жизнь. Возможно, она зря поделилась с Ливви этой историей.

– В кино Ватсон своей грудью защищает Шерлока от пули, – задумчиво произнес Тай. – Чем не поступок парабатая?

Ливви, казалось, обвели вокруг пальца. Эмме стало ее жаль. Если бы Ливви возразила, сказав, что это вовсе не поступок парабатая, Тай бы принялся с ней спорить. Если бы она согласилась, он заметил бы, что не нужно быть парабатаем, чтобы защитить друга в минуту опасности. Его аргументы были логичны, но Эмме нравилось желание Ливви стать парабатаем Тая. И быть уверенной, что брат всегда будет стоять за нее горой.

– Нашла! – вдруг воскликнула Друзилла.

Она вытащила из сундука длинный лист пергамента и повернулась к остальным. Забыв о споре, Ливви подбежала к сестре, чтобы помочь ей донести манускрипт.

В центре стола стояла прозрачная чаша, в которой хранились собранные Блэкторнами морские стеклышки: молочно-голубые, зеленые, медные, красные. Эмма и Тай вынули несколько синих камушков и прижали ими края карты лей-линий.

Тавви примостился на краешке стола и принялся раскладывать остальные стеклышки по цветам. Эмма не стала возражать – она в любом случае не знала, чем еще его занять.