Текст книги "Леди полночь"

– Лей-линии, – сказала она, проводя пальцем вдоль одной из длинных черных линий, нанесенных на карту. Эта карта Лос-Анджелеса была составлена еще годах в сороковых. Под лей-линиями находились многие известные места: «Перекресток миров» в Голливуде, Баллокс-Билдинг на бульваре Уилшир, фуникулер «Полет ангела», ведущий на Банкер-Хилл, пирс Санта-Моники, извилистая береговая линия океана. – Все тела найдены возле лей-линии. Но Магнус сказал, что есть места, где все лей-линии сходятся в одну точку.

– И какое это имеет отношение к нашему расследованию? – практично спросила Ливви.

– Не знаю, но полагаю, он бы не стал говорить, если бы не считал это важным. Можно предположить, что в точке пересечения магия особенно сильна.

Тай с новым интересом обратился к карте. В эту минуту в библиотеку вошла Кристина, которая жестом попросила Эмму подойти к ней. Эмма встала из-за стола и вместе с Кристиной подошла к кофеварке, стоявшей у окна. Кофеварка работала на колдовском огне, поэтому кофе там был всегда – вот только не всегда хороший.

– С Джулианом все в порядке? – спросила Эмма. – А с Марком?

– Когда я ушла, они разговаривали. – Кристина налила две чашки черного кофе и бросила туда сахар из эмалированной сахарницы, стоявшей на подоконнике. – Джулиан успокоил его.

– Джулиан любого может успокоить, – заметила Эмма.

Она взяла чашку и почувствовала приятное тепло. Вообще-то она не очень любила кофе и не собиралась его пить, тем более что желудок и так сводило от волнения – вряд ли кофе пошел бы ей на пользу.

С чашкой в руке она вернулась к столу, где Блэкторны спорили о карте лей-линий.

– Что я могу поделать, если в этом никакого смысла? – проворчал Тай. – Пересечение отмечено вот здесь.

– Где? – спросила Эмма, заглянув ему через плечо.

– Вот. – Дрю показала на окружность, которую Тай карандашом нарисовал на карте. Она оказалась в океане, от Лос-Анджелеса до нее было километров сорок, не меньше. – Вряд ли кто-то творит там магию.

– Наверное, Магнус просто решил поддержать разговор, – предположила Ливви.

– Может, он не знал… – начала Эмма, но замолчала, когда открылась дверь.

На пороге появился Джулиан. Он вошел в комнату и робко отступил в сторону, как иллюзионист, готовый представить результат своего фокуса.

Вслед за ним в библиотеку вошел Марк. Видимо, Джулиан принес из кладовки его старые вещи: на Марке были слегка коротковатые джинсы – наверное, когда-то ему и принадлежавшие, – и застиранная серая футболка Джулиана. Волосы его казались очень светлыми, почти серебристыми. Они доходили ему до плеч и были уже не так спутаны – по крайней мере, веточек и листьев в них уже не было видно.

– Привет, – произнес он.

Братья и сестры лишь пораженно уставились на него.

– Марк захотел с вами повидаться, – объяснил Джулиан и почесал в затылке, как будто понятия не имел, что делать дальше.

– Спасибо, – сказал Марк, – за все ваши приветственные подарки.

Блэкторны молчали. Кроме Тавви, который все еще раскладывал стеклышки по столу, никто больше не двигался.

– В той коробке, которая стоит у меня в комнате, – уточнил Марк.

Эмма почувствовала, как чашка выскальзывает у нее их рук и ахнула, но Кристина уже подхватила ее, пересекла комнату, смело подошла к Марку и протянула ему чашку.

– Хочешь кофе? – спросила она.

Он с облегчением взял чашку у нее из рук, поднес ее ко рту и сделал глоток. Все семейство зачарованно наблюдало за ним, словно он делал что-то такое, чего не делал никогда в жизни.

Поморщившись, он отвернулся от Кристины, закашлялся и выплюнул кофе.

– Что это?

– Кофе, – недоуменно ответила Кристина.

– На вкус как горький яд, – возмущенно бросил Марк.

Ливви вдруг прыснула, и этот звук прорезал повисшую в комнате тишину.

– Когда-то ты любил кофе, – сказала она. – Я хорошо помню!

– И с чего вдруг? В жизни не пил ничего противнее, – пробурчал Марк.

Тай переводил взгляд с Джулиана на Ливви и обратно. Он был очень взволнован и барабанил длинными пальцами по столу.

– Он отвык от кофе, – объяснил он Кристине. – В стране фэйри его нет.

– Вот. – Ливви встала и взяла со стола яблоко. – Съешь лучше яблоко. – Она подошла к брату и протянула яблоко ему, здорово напомнив Эмме этакую современную Белоснежку – с длинными темными волосами, с яблоком в бледной руке. – Против яблок ты ведь ничего не имеешь?

– Благодарю, любезная сестра, – с поклоном сказал Марк и взял яблоко. Ливви от удивления даже приоткрыла рот.

– А ты никогда не называл меня любезной сестрой, – пробормотала она и озабоченно взглянула на Джулиана.

Тот лишь усмехнулся.

– Я слишком хорошо тебя знаю, малявка.

Марк снял с шеи цепочку, на которой висела подвеска, напоминающая по форме наконечник стрелы. Она была прозрачной, словно стеклянной, и Эмма вспомнила, что Диана однажды показывала им нечто подобное на картинках.

Поудобнее ухватив этот наконечник, Марк как ни в чем не бывало принялся очищать им яблоко. Тавви снова залез под стол и теперь выглянул оттуда, тихонько ойкнув. Марк посмотрел на него и подмигнул. Тавви залез глубже под стол, но Эмма успела заметить, что он улыбнулся.

Она не могла оторвать глаз от Джулса. Она вспомнила, как тот вычищал комнату Марка, как сваливал в кучу все его вещи, словно таким образом можно было избавиться от воспоминаний о брате. Он управился за день, но с тех пор в его глазах всегда блуждали тени. Интересно, если Марк останется, пропадут ли они?

– Тебе понравились подарки? – спросила Дрю, беспокойно заерзав на столе. – Я положила тебе хлеба и масла, на случай если ты голоден.

– Я не понял, зачем нужны некоторые из них, – честно признался Марк. – Одежда мне очень пригодилась. А вот черный металлический предмет…

– Это мой микроскоп, – объяснил Тай и в поисках одобрения взглянул на Джулиана. – Я решил, что он тебе понравится.

Джулиан наклонился к столу. Он не стал спрашивать у Тая, зачем Марку микроскоп, и просто улыбнулся своей мягкой полуулыбкой.

– Это очень мило с твоей стороны, Тай.

– Тиберий хочет стать сыщиком, – сказала Марку Ливви. – Как Шерлок Холмс.

Марк озадаченно посмотрел на нее.

– А это кто-то известный? Какой-нибудь маг? – спросил он.

– Нет, это герой из книги, – рассмеялась Дрю.

– У меня есть все книги о Шерлоке Холмсе, – заметил Тай. – Я читал все рассказы. Существует всего пятьдесят шесть рассказов и четыре повести. Я все могу тебе пересказать. И я покажу, как работает микроскоп.

– Честно говоря, я намазал его маслом, – стыдливо признался Марк. – Не догадался, что это научный прибор.

Эмма встревоженно посмотрела на Тая – он очень внимательно относился к своим вещам и не любил, когда к ним прикасались. Но сейчас он вовсе не был расстроен. Искренность Марка, похоже, показалась ему не менее любопытной, чем необычная демоническая кровь или жизненный цикл пчел.

Марк аккуратно разрезал яблоко и медленно пережевывал каждый кусок с видом человека, который привык обходиться малым. Он был очень худ – гораздо худее большинства своих сверстников-нефилимов: ведь Сумеречных охотников с детства приучали плотно есть и усиленно тренироваться, чтобы набирать мышечную массу. Благодаря постоянным физическим нагрузкам, Сумеречные охотники в основном были подтянутыми и мускулистыми, хотя Друзилла обладала пышными формами, из-за чего с каждым годом переживала все сильнее. Эмме всегда становилось не по себе, когда она замечала, как краснеет Дрю, примеряя доспехи для девочек ее возраста, которые не подходили ей по размеру.

– Я слышал, вы говорили о пересечениях, – сказал Марк и шагнул к остальным – осторожно, словно боясь, что его не примут. Он поднял глаза и, к удивлению Эммы, посмотрел на Кристину. – В местах пересечения лей-линий невозможно засечь применение черной магии. Волшебный народ многое знает о лей-линиях и часто использует их.

Он снова повесил наконечник стрелы на шею, и тот блеснул, качнувшись на цепочке, когда Марк склонился над картой.

– Это карта лей-линий Лос-Анджелеса, – объяснила Кристина. – Все тела обнаружили рядом с ними.

– Неверно, – произнес Марк, подавшись вперед.

– Нет, она права, – нахмурившись, возразил Тай. – Это карта лей-линий, и все тела нашли возле них.

– Но сама карта неверна, – объяснил Марк. – Линии нанесены неточно, как и точки пересечения. – Он провел тонким пальцем по карандашному кругу, который нарисовал Тай. – Все это совсем неверно. Кто составил эту карту?

Джулиан подошел ближе к столу, и на мгновение братья встали бок о бок. Светлые волосы Марка разительно контрастировали с темными локонами Джулиана.

– Думаю, это институтская карта, – сказал Джулиан.

– Мы нашли ее в сундуке, – уточнила Эмма, перегнувшись через стол, чтобы видеть карту лучше. – Она лежала вместе с другими картами.

– Что ж, она никуда не годится, – заключил Марк. – Нам нужна другая, более точная.

– Может, Диана сумеет достать? – предположил Джулиан и взял в руки блокнот и карандаш. – Или попросим у Малкольма.

– Или поищем на Сумеречном базаре, – добавила Эмма и дерзко улыбнулась в ответ на укоряющий взгляд Джулиана. – Я просто предложила!

Марк встревоженно посмотрел на брата, а затем и на остальных.

– Вам это помогло? – спросил он. – Или мне лучше было промолчать?

– А ты уверен? – поинтересовался Тай, переводя взгляд с карты на брата и обратно. – Ты уверен, что карта неправильная?

Марк кивнул.

– Значит, нам это помогло, – заверил его Тай. – Иначе мы бы несколько дней потеряли, изучая неверную карту. А может, и того больше.

Марк облегченно вздохнул. Джулиан положил руку ему на спину. Ливви и Дрю просияли. Тавви с любопытством выглянул из-под стола. Эмма взглянула на Кристину. Блэкторнов как будто притягивала друг к другу какая-то невидимая сила, в этот момент они были настоящей семьей, и Эмма вовсе не возражала, что они с Кристиной оставались в стороне.

– Я попробую ее поправить, – сказал Марк. – Но я не уверен, что мне хватит знаний. Хелен… Хелен могла бы помочь. – Он посмотрел на Джулиана. – Она далеко, у нее своя семья, но она, наверное, приедет ради этого? И чтобы повидаться со мной?

Казалось, на глазах у Эммы на тысячу осколков разлетелось хрупкое стекло. Никто из Блэкторнов не пошевелился, даже Тавви не сдвинулся с места, но на их лица набежала тень: все вдруг поняли, что Марк еще очень многого не знал.

Марк побледнел и медленно положил на стол огрызок от яблока.

– Что не так?

– Марк, – сказал Джулиан и посмотрел на дверь, – давай поговорим в твоей комнате, здесь не место…

– Нет, – перебил его Марк резким от страха голосом. – Скажи мне сейчас. Где моя кровная сестра, дочь леди Нериссы? Где Хелен?

Повисло неловкое молчание. Марк смотрел на Джулиана. Они уже стояли не рядом, Марк отошел от брата, так тихо и быстро, что Эмма этого даже не заметила.

– Ты же сказал, что она жива, – произнес он, как будто виня Джулиана.

– Она жива, – поспешила ответить Эмма. – С ней все в порядке.

– В таком случая я хочу знать, где моя сестра. Джулиан?

Но ответил не Джулиан.

– Ее изгнали после заключения Холодного перемирия, – к удивлению Эммы, сказал Тай, как будто просто констатируя факт. – Ее отправили в ссылку.

– Было голосование, – добавила Ливви. – Некоторые из членов Конклава хотели казнить ее из-за родства с фэйри, но Магнус Бейн вступился за права обитателей Нижнего мира. Хелен отправили на остров Врангеля, чтобы она занялась там изучением щитов.

Марк склонился к столу, прижав к нему ладонь, словно пытаясь отдышаться после удара.

– Остров Врангеля, – прошептал он. – Там холодно, всюду снег и лед. Я бывал там вместе с Охотой. Я не знал, что сестра где-то там, среди этих морозных пустошей.

– Тебе бы не разрешили встретиться с ней, даже если бы ты знал, – сказал Джулиан.

– Но вы допустили, чтобы ее отправили туда. – Разноцветные глаза Марка пылали огнем. – Вы позволили ее изгнать.

– Мы были детьми. Мне было всего двенадцать, – Джулиан не повышал голоса и холодно смотрел на брата. – У нас не было выбора. Мы каждую неделю говорим с Хелен и каждый год отправляем Конклаву петицию о ее возвращении.

– Болтовня и петиции, – бросил Марк. – Это все равно что ничего не делать. Я знал, я знал, что они даже не попытались меня освободить. Они бросили меня на милость Дикой Охоты. – Он тяжело вздохнул. – Я думал, что они боятся Гвина и его мести. Но они просто ненавидели и презирали меня.

– Это не ненависть, – возразил Джулиан. – Это страх.

– Они не разрешили нам тебя искать, – объяснил Тай, вертя в руках длинный кусок проволоки. – Сказали, что это запрещено. И навещать Хелен нам тоже запрещено.

Марк посмотрел на Джулиана. Его глаза потемнели от гнева: один казался черным, а другой – бронзовым.

– Вы хотя бы пытались?

– Марк, я не буду драться с тобой, – сказал Джулиан. Уголок его рта слегка подергивался – такое случалось только в минуты, когда Джулс был очень расстроен, и Эмма подозревала, что, кроме нее, больше никто этого не замечал.

– Но ты не будешь драться и за меня, – ответил Марк. – Я это уже понял. – Он обвел глазами присутствующих. – Похоже, я вернулся в мир, где мне не рады.

С этими словами он вышел из библиотеки.

Повисла ужасная тишина.

– Я пойду за ним, – сказала Кристина и выбежала из библиотеки.

Все Блэкторны молча повернулись к Джулиану. Эмма с трудом боролась с желанием закрыть его своим телом от умоляющих взглядов его братьев и сестер – они смотрели на него так, словно он мог это исправить, словно он мог все на свете исправить, как и всегда.

Но Джулиан не шевелился. Его глаза были полузакрыты, руки сжаты в кулаки. Эмма вспомнила, как он выглядел в машине, какое отчаяние было написано у него на лице. Джулиана мало что могло выбить из колеи, но одно упоминание о Марке всегда лишало его покоя.

– Все будет хорошо, – сказала Эмма и погладила Дрю по плечу. – Само собой, он сердится, но он сердится не на вас. – Эмма посмотрела на Джулиана поверх головы Друзиллы и попыталась встретиться с ним взглядом, чтобы немного успокоить его. – Все будет в порядке.

Дверь снова открылась, и в комнату вошла Кристина. Джулиан резко повернулся к ней.

Кристина покачала головой.

– С ним все хорошо, – сказала она, – но он закрылся в комнате, поэтому мне кажется, нам лучше некоторое время его не трогать. Если хотите, я могу подождать в коридоре.

– Спасибо, – кивнул ей Джулиан, – но следить за ним не надо. Он свободен приходить и уходить, когда захочет.

– Но что, если ему станет плохо? – тоненьким голоском спросил Тавви.

Джулиан наклонился, поднял его на руки, крепко обнял и снова поставил на пол. Тавви вцепился в футболку брата.

– Не станет, – ответил Джулиан.

– Я хочу в студию, – сказал Тавви. – Не хочу здесь сидеть.

Немного помедлив, Джулиан кивнул. Он часто приводил братишку в студию, особенно когда тот боялся: краски, кисточки и бумага почему-то успокаивали Тавви.

– Пойдем, – сказал Джулиан. – На кухне есть остатки пиццы и сэндвичи, а еще…

– Не беспокойся, Джулс, – перебила его Ливви, которая сидела на столе возле Тая, до сих пор с серьезным видом изучавшего карту лей-линий. – Мы не пропадем. Поужинать уж точно сможем.

– Я принесу чего-нибудь вам с Тавви, – сказала Эмма.

«Спасибо», – одними губами сказал ей Джулиан, прежде чем она повернулась и пошла к двери. Не успела Эмма выйти из комнаты, как Тай, не произнесший ни звука после ухода Марка, вдруг заговорил.

– Ты ведь не станешь его наказывать? – спросил он, туго обмотав проволоку вокруг пальцев левой руки.

Джулиан удивленно посмотрел на него.

– Марка? За что?

– За то, что он сказал. – Щеки Тая горели. Он медленно разматывал проволоку. Годами наблюдая за братом и пытаясь узнать о нем больше, Джулиан понял: во всем, что касалось света и звука, Тай был гораздо чувствительнее обычных людей. Но прикосновения его успокаивали. Замечая, как Тай часами изучает текстуру шелка и наждачной бумаги, изгибы ракушек и угловатые камни, Джулиан догадался, что игрушки нужны его брату для того, чтобы справляться с волнением. – Он ведь прав, он сказал правду. Он сказал правду и помог нам с расследованием. Нельзя его за это наказывать.

– Само собой, – кивнул Джулиан. – Никто и не собирается его наказывать.

– Он не виноват, что не все понимает, – добавил Тай. – Не виноват, что все это для него чересчур. Он не виноват.

– Тай-Тай, – сказала Ливви, назвав брата именем, которое придумала Эмма, когда он был еще совсем маленьким, и которое хорошо прижилось в их веселой семье. – Все будет хорошо.

– Я не хочу, чтобы Марк снова ушел от нас, – пробормотал Тай. – Джулиан, ты это понимаешь?

Эмма увидела, как на плечи Джулиана легла вся тяжесть ответственности за это.

– Я понимаю, Тай, – сказал он.

8
С небес в ночи

Эмма плечом толкнула дверь в студию Джулиана, пытаясь не расплескать две полные тарелки супа, стоящие у нее на подносе.

Студия Джулиана состояла из двух сообщающихся комнат: в одну из них Джулиан пускал посетителей, а во вторую заходил только сам. Его мама, Элеанора, использовала большую комнату как студию, а в маленькой проявляла фотографии. Тай уже много раз спрашивал, остались ли еще химикаты и сохранились ли все необходимые приспособления и может ли он их использовать.

Но Джулиан, вопреки своей обычной щедрости, ни в какую не уступал братьям и сестрам эту маленькую комнату и не делился тем, что хранилось внутри. Черная дверь всегда была закрыта на замок, и попасть за нее не могла даже Эмма.

Впрочем, она об этом и не просила. Жизнь Джулиана и так практически всегда была на виду, и Эмме не хотелось лишать его единственного укромного уголка.

Большая комната была прекрасна. Две полностью остекленные стены выходили на океан и на пустыню, а другие две были выкрашены в светло-бежевый цвет. На них по-прежнему висели холсты Элеаноры – абстрактные картины в ярких тонах.

Джулс стоял в центре комнаты, рядом с массивной гранитной плитой, заваленной бумагами, коробками с акварелью и тюбиками с краской, на каждом из которых значились романтические названия: ализарин, кардинальская красная, кадмий оранжевый, ультрамарин.

Джулиан приложил палец к губам и глазами показал куда-то вбок. У маленького мольберта сидел Тавви с открытой коробкой нетоксичных красок в руках. Он размазывал их по длинному листу пергаментной бумаги, гордо взирая на свой разноцветный шедевр. Его каштановые локоны были измазаны в оранжевой краске.

– Я только что его успокоил, – сказал Джулиан, когда Эмма подошла ближе и поставила тарелки на гранитный подиум. – Что там происходит? С Марком кто-нибудь говорил?

– Он не открывает дверь, – ответила Эмма. – Все остальные в библиотеке. – Она подвинула тарелку ближе к Джулсу. – Поешь. Суп с тортильей. Это Кристина приготовила. Сказала, правда, что у нас нет настоящего перца-чили.

Джулиан взял тарелку и сел на колени рядом с Тавви. Его маленький братишка поднял голову и удивленно взглянул на Эмму, словно только заметив, что она здесь.

– Джулиан показывал тебе картинки? – спросил он. В его волосах появились пятна желтого и синего – настоящая гамма заката.

– Какие картинки? – не поняла его Эмма. Джулиан поднялся на ноги.

– На которых мы. Похожи на карты.

Эмма посмотрела на Джулиана.

– На карты?

Джулиан залился краской.

– Портреты, – объяснил он. – Я нарисовал их как Таро, в духе колоды Райдера-Уэйта.

– Карты Таро? – переспросила Эмма.

Джулс потянулся к папке со своими работами. Сумеречные охотники обычно не желали иметь дела с хиромантией, астрологией, хрустальными шарами и картами Таро. Все эти магические атрибуты простецов не были под запретом, но ассоциировались с подозрительными типами вроде Джонни Грача, обитавшими на задворках мира магии.

– Я их немного изменил, – сказал Джулиан и открыл папку.

Внутри оказалась целая стопка бумаг, и на каждой – цветная иллюстрация. Вот Ливви стояла с саблей в руке, и ветер трепал ее волосы, но вместо ее имени внизу было подписано: «Защитник». Рисунки Джулиана, как обычно, обращались прямо к сердцу Эммы, и ей казалось, будто она знает, что чувствовал Джулиан, пока создавал их. Глядя на портрет Ливви, Эмма ощутила восхищение, любовь, даже страх потери – Джулиан никогда бы не признался в этом, но Эмма подозревала, что взросление Ливви и Тая втайне ужасает его.

На руке у Тиберия сидела бабочка «мертвая голова». Голова Тая была опущена, его красивое лицо скрыто от зрителя. При взгляде на эту карту Эмма ощутила неистовую любовь и увидела блестящий ум и уязвимость, тесно переплетенные друг с другом. Под портретом значилось: «Гений».

Еще была карта «Мечтатель» – Дрю с книжкой в руках – и карта «Невинность», на которой был изображен одетый в пижаму Тавви, сонно опустивший голову на руку. Цвета на портретах были теплыми, приятными и очень нежными.

А еще – Марк. Руки скрещены на груди, волосы светлые, как солома. Футболка, на которой нарисованы расправленные крылья, и на каждом крыле – по глазу: один золотой, другой синий. Вокруг его щиколотки обвивалась веревка, конец которой уходил за рамку.

«Узник», – значилось внизу.

Эмма наклонилась, чтобы лучше рассмотреть рисунок, и слегка соприкоснулась плечом с Джулианом. Как и все картины Джулса, эта карта словно говорила с ней на молчаливом языке: потеря, говорила она, и печаль, и невосполнимые годы.

– Ты нарисовал их в Англии? – спросила Эмма.

– Да. Я хотел создать целую колоду. – Он откинул спутанные темные волосы с лица. – Наверное, нужно изменить подпись на карте Марка. Он ведь теперь свободен.

– Если, конечно, он останется на свободе, – ответила Эмма.

Отложив портрет Марка, она увидела карту Хелен. Хелен стояла среди льдов, ее светлые волосы были скрыты под вязаной шапкой. «Изгнанник», – было написано под рамкой. На следующей карте – «Преданность» – обнаружился портрет ее жены Алины, темные волосы которой облаком взметнулись над головой. У нее на пальце сверкало кольцо Блэкторнов.

Последним в папке лежал портрет Артура, сидящего за столом. По полу вилась кроваво-красная лента. Названия не было.

Джулиан собрал рисунки и закрыл папку.

– Они еще не закончены, – сказал он.

– А у меня будет карта? – хитро поинтересовалась Эмма. – Или здесь только Блэкторны?

– Почему ты не рисуешь Эмму? – спросил Тавви, посмотрев на брата. – Ты никогда ее не рисуешь.

Эмма заметила, как Джулиан напрягся. Он вообще редко рисовал людей, а Эмму и впрямь не рисовал уже много лет. В последний раз он нарисовал ее на семейном портрете на свадьбе Алины и Хелен.

– Все хорошо? – тихо, чтобы не услышал Тавви, шепнула она.

Джулс тяжело вздохнул, открыл глаза и разжал кулаки. Их с Эммой взгляды встретились, и нараставшее внутри нее раздражение мгновенно пропало. Джулиан смотрел на нее прямо, открыто, честно.

– Прости, – сказал он. – Просто мне всегда казалось, что, когда он… когда Марк вернется, он поможет. Что он все возьмет на себя. Что мне станет легче. Я и предположить не мог, что мне придется заботиться и о нем.

Эмма вспомнила те жуткие дни, недели, месяцы, когда Марка только забрали, а Хелен отправили в ссылку, и Джулиан с криком просыпался среди ночи и звал старшего брата, звал сестру, которых не было и больше уже никогда не будет рядом. Она вспомнила, как он боялся. От страха ему приходилось бегать в ванную, где его рвало. Она сидела с ним ночи напролет на холодном плиточном полу, а он дрожал, словно в лихорадке.

«Я не могу, – говорил он. – Не могу один. Я не могу заботиться о них в одиночку. Мне не воспитать четверых детей».

Внутри Эммы снова зародился гнев, но на этот раз он был направлен уже на Марка.

– Джулс? – встревоженно спросил Тавви.

Джулиан провел рукой по лицу – он всегда делал так в минуты волнения, как будто снимая старый холст с мольберта, – и страх исчез из его глаз.

– Я здесь, – сказал он и подошел к брату. Сонный Тавви положил руку ему на плечо, и Джулс подхватил его на руки, размазав краску с волос малыша себе по футболке. Впрочем, Джулсу было все равно. Он положил подбородок на макушку Тавви и посмотрел на Эмму.

– Забудь, – бросил он. – Я унесу его в кровать. Тебе, пожалуй, тоже не помешает поспать.

Но кровь Эммы бурлила от гнева. Нельзя обижать Джулиана. Никому. Даже его обожаемому брату, которого так всем не хватало.

– Ага, – кивнула она. – Но сперва мне нужно кое-что сделать.

Джулиан встревожился.

– Эмма, даже не пытайся…

Но она уже ушла.

Эмма стояла перед дверью Марка, уперев руки в боки.

– Марк! – Она в пятый раз постучала. – Марк Блэкторн, я знаю, ты там. Открывай!

Молчание. Любопытство и ярость Эммы одержали верх над уважением к частной жизни Марка. Открывающие руны не работали внутри Института, поэтому она вытащила из ножен тонкий нож и вставила его в щель между дверью и косяком. Язычок замка отошел, и дверь распахнулась.

Эмма заглянула внутрь. В комнате горел свет. Шторы были задернуты, постель смята, но при этом пуста.

В общем-то, вся комната была пуста. Марка там не было.

Эмма захлопнула дверь, раздраженно развернулась на каблуках – и чуть не закричала. Позади нее, сверкая огромными темными глазами, стояла Дрю. Она прижимала к груди какую-то книгу.

– Дрю! Знаешь, обычно я не церемонюсь с теми, кто подкрадывается сзади! – воскликнула Эмма.

Дрю нахмурилась.

– Ты ищешь Марка.

– Верно, – кивнула Эмма, не видя смысла отрицать очевидное.

– Его здесь нет, – сказала Дрю.

– Тоже верно. Что еще скажешь? – улыбнулась Эмма и тут же почувствовала укол совести. Ливви и Тай были очень близки друг другу, а маленький Тавви всегда тянулся к Джулсу, поэтому Дрю, должно быть, не так легко было найти свое место. – Ты ведь знаешь, с ним все будет в порядке.

– Он на крыше, – сказала Дрю.

Эмма удивленно вскинула бровь.

– Почему ты так думаешь?

– Он всегда поднимался на крышу, когда ему было грустно, – объяснила Дрю и посмотрела на окно в дальнем конце коридора. – А еще там он ближе к небу. Он увидит Охоту, если они проскачут мимо.

Эмма похолодела.

– Этого не случится, – сказала она. – Они здесь не появятся. И не заберут его снова.

– Даже если он сам захочет?

– Дрю…

– Поднимись и верни его, – попросила Друзилла. – Эмма, прошу тебя.

Постаравшись скрыть свое удивление, Эмма пробормотала:

– Но почему меня?

– Потому что ты красивая, – с оттенком зависти ответила Дрю, осматривая собственное пухлое тело. – А мальчики слушаются красивых девочек. Так сказала тетушка Марджори. Она сказала, что не будь я такой пышкой, я была бы очень красивой и тогда бы мальчики меня слушались.

Эмма не верила своим ушам.

– Что сказала эта старая га… старая гадюка?

Дрю крепче прижала к себе книгу.

– Но это ведь не очень обидно… Просто пышка… Даже довольно мило, как белка или хомячок.

– Ты гораздо симпатичнее хомячка, – сказала Эмма. – У них зубы смешные, а голосок тоненький и скрипучий. – Она взъерошила волосы Дрю. – Ты прекрасна. И всегда будешь прекрасна. Пойду узнаю, как можно помочь твоему брату.

Петли люка, который вел на крышу, не смазывали уже несколько месяцев. Они громко скрипнули, когда Эмма раскрыла его, подтянулась на руках и вылезла наружу.

Она выпрямила спину и поежилась. С океана дул холодный ветер, а на Эмме был только тонкий кардиган поверх спортивной майки и джинсов. Босыми ногами она ступала по шершавой кровельной плитке.

Она бывала здесь не раз. Крыша была плоской, по ней легко было ходить, небольшой уклон начинался только у самых краев, где по периметру тянулись медные водосточные желоба. Здесь имелся даже складной металлический стул, на котором иногда сидел Джулиан, делая наброски. Он снова и снова пытался изобразить закат над океаном, пока не сдавался, не в силах угнаться за стремительно меняющимися цветами, в которые окрашивалось небо, чувствуя, что каждый следующий момент прекраснее предыдущего, и в конце концов закрашивая холст черной краской.

Спрятаться на крыше было негде, и Эмма практически сразу увидела Марка, который сидел на краю, свесив ноги, и смотрел на океан.

Эмма подошла к нему. Ветер трепал ее светлые косы. Она раздраженно откинула их назад, раздумывая, правда ли Марк не знает о ее появлении или же специально не обращает на нее внимания. Она остановилась в паре шагов от него, помня о том, как он набросился на Джулиана.

– Марк, – сказала она.

Он медленно повернул голову. В лунном свете он весь был залит черно-белыми тонами, и невозможно было сказать, что глаза у него разноцветные.

– Эмма Карстерс.

Он назвал ее полным именем. Что ж, очень многообещающе. Эмма скрестила руки на груди.

– Я пришла за тобой, – сказала она. – Ты пугаешь свою семью и расстраиваешь Джулса.

– Джулса, – тихо повторил он.

– Джулиана. Твоего брата.

– Я хочу поговорить с сестрой, – сказал Марк. – Я хочу поговорить с Хелен.

– Хорошо, – кивнула Эмма. – Ты можешь поговорить с ней в любую минуту. Можно позвонить ей, или попросить ее позвонить тебе, или воспользоваться чертовым «Скайпом», если ты этого хочешь. Мы бы сказали и раньше, если бы ты не принялся кричать.

– «Скайпом»? – Марк так посмотрел на Эмму, словно у нее вдруг выросло три головы.

– Это такая компьютерная программа. Тай умеет ей пользоваться. Ты сможешь видеть Хелен и разговаривать с ней.

– Как через магический шар фэйри?

– Вроде того. – Эмма осторожно подошла к нему чуть ближе, словно приближаясь к дикому зверю, который мог в любую минуту наброситься на нее. – Пойдем вниз?

– Мне здесь лучше. Внутри я задыхаюсь. Там мертвый воздух, он сдавлен весом этого здания – крыши, балок, стекла и камня. Как вы тут живете?

– Ты тоже жил здесь целых шестнадцать лет.

– Я плохо помню то время, – отмахнулся Марк. – Все похоже на сон. – Он снова посмотрел на океан. – Столько воды… Я вижу ее и вижу сквозь нее. Я вижу демонов на дне моря. Я смотрю на них, и все это кажется мне нереальным.

Эмма прекрасно понимала его. Океан забрал тела ее родителей и вернул их пустыми и искалеченными. Она знала, что родители были уже мертвы, когда оказались под водой, но от этого ей не становилось легче. В голову пришли строки, которые однажды процитировал Артур: «Плещутся воды, и корабли уходят в пучину моря, и в глубине стережет их смерть»[6]6
  Цитата из стихотворения Элджернона Чарльза Суинберна «Vicisti, Galilaee».


[Закрыть].

Таким она и представляла океан. Смерть, стерегущая жизнь в глубине.

– Но ведь в стране фэйри есть вода? – спросила она.

– Но нет моря. И воды всегда не хватает. Дикая Охота по несколько дней обходится без воды. Гвин позволяет нам остановиться и попить, только если мы теряем сознание. В дикой стране фэйри есть фонтаны, но из них бьет кровь.

– «Вся кровь, что льется на земле, в тот мрачный край находит путь»[7]7
  Цитата из шотландской баллады «Томас-Рифмач», перевод С. Я. Маршака.


[Закрыть], – пробормотала Эмма. – Я и не догадывалась, что это правда.

– А я и представить себе не мог, что тебе знакомы старинные баллады, – ответил Марк и впервые после своего возвращения посмотрел на Эмму с неподдельным интересом.

– Все мы старались узнать о фэйри как можно больше, – объяснила Эмма, садясь рядом с ним. – Как только мы вернулись с Темной войны, Диана стала нашим наставником. И даже самые маленькие спрашивали ее о фэйри. Ведь ты был там.