Текст книги "На кофейной гуще"

Василий Павлович

– Смотрю, ты подстриглась, – теплый голос Марка Анатольевича подействовал успокаивающе, – Анют, ты в порядке?

– Нет, – вздохнула девушка, садясь на стул. Взобраться на барный табурет у нее бы сейчас не вышло, – думаю, вы тот человек, которому можно рассказать. Вы знаете, что с Василисой?

– А ты?

– Я еду из больницы, где навещала ее. Узнала вчера. Пришлось поразгадывать пазл. Вы знали?

– Только то, что рассказывала мне она. Немного помог, в целом поспособствовал.

– Почему вы не сказали всё сразу, когда она вчера исчезла? Позволили нам ехать к Кристине…

– Когда-то Василиса заставила меня поклясться, что я не обмолвлюсь о происходящем никому. Она пришла ко мне такой разбитой, выложила всё как на духу, а потом напугалась. Никто не захочет заключать договора с женщиной, которая может умереть в любой момент. А репутация была для Василисы всем.

– Но почему она таила это от меня? Зачем было разводить эту таинственность? Сказала бы прямо, что болеет, а не пропадала бы постоянно. Только не говорите, что чужая душа потемки.

– Мы часто видим близких в некоей концепции идеальности, подобно человеку в шаре, как будто они являются некой проекцией нас самих. В других нас раздражают собственные недостатки и радуют собственные достижения. Может позволишь себе признать, что другой человек является самим собой с определенным личным набором качеств? И у нее было право на личную тайну, на закрытие части личности от нас, быть может даже вызванное собственным проецированием.

– Но это не делает ситуацию лучше.

– Как и хуже, к счастью.

– Мне в любом случае очень тяжело сейчас. Особенно после того, что я увидела сегодня в больнице.

– Расскажи, нет ничего проще, чем выболтать плохой день за чашкой кофе. А там, глядишь, он от тебя и отстанет, растворится вместе с паром, – улыбнулся старик, ставя чашку на стол.

– Я приехала к восьми, встретилась с Виктором Федоровичем, знаете его?

– Нет, я же только слушаю. И знаю не так много как ты.

– Тогда начну раньше. Вчера от Кристины я поехала к Василисе домой. Думаю, Слава вам подробно рассказал, что произошло в Светлогорске.

– Более чем. Он был так зол. А я даже не знал, что ему сказать. Но поверь мне, у него такой зуб на Кристину, что чудо, что он ей ничего не сделал вчера.

– Что ж, я тоже немного очень зла на Славу за разнос, который он мне устроил, особенно за слова, сказанные про Василису. Тем более теперь, когда я всё узнала. Ну так вот. Я приехала в квартиру Василисы, столкнулась с соседом, который передал мне ключ, а на столике меня ждала записка. Можете прочесть.

Аня достала лист бумаги из сумки и протянула Марку Антоновичу, севшему напротив. Быстро пробежав глазами письмо, тот тяжело вздохнул. Девушка заметила слезы, притаившиеся в уголках глаз.

– Позвонила Наташе, узнала, что та готова приехать только на похороны и бороться не собирается. Перегорела. И поехала к врачу. Он оказался классным парнем, мы встретились на крыльце случайно. Рассказал всё подробнее, а заодно сообщил, что единственный способ помочь – донорство.

– Очень грустная история. Но зачем ты приезжала сегодня? Увидеть Василису?

– Я сдала тест. На совместимость.

– Ты что, правда хочешь отдать ей органы?

– Не знаю. Нужна и печень, и почка, и может быть, даже костный мозг. Точно переливание, но пока крови в банке хватает. Просто я не прощу себе, если не попробую бороться.

– Бороться за жизнь Василисы? Ты знаешь ее несколько месяцев. Ее родная сестра отказалась от пересадки из-за возможных осложнений. Тогда речь шла только о кусочке печени, а не о таком комплекте.

– Прежде всего я хочу бороться за свое будущее. Которое, так уж вышло, завязано на другом человеке. Я не хочу ничего менять. Подумайте, кем я буду работать? Я уже сказала матери, что остаюсь в Калининграде, она прислала мне диплом и все документы якобы для аспирантуры, а тут я снова появлюсь? План был таков: работать здесь и никуда не уезжать.

– Что же теперь, всё вокруг должности выстраивать?

– Эта галерея мне дорога. Представьте, что вашу кофейню вот-вот подожгут. Вы бы не хотели взять огнетушитель? Сделать хоть что-то?

– Но не отдавать же половину потрохов?

– Кто знает. Врач тоже был не в восторге, но я сказала ему, что просто хочу увидеть отрицательный тест. Понять, что сыграла свою роль, приносить цветы на тумбочку, и паковать вещички. Но так я хотя бы буду знать, что пыталась.

– А если он окажется положительным?

– Так далеко я не думаю. Я боюсь принимать это решение.

– Вот как. Что бы ты знала, я против операции. Если мое мнение для тебя что-то значит.

Девушка посмотрела на него очень внимательно, а потом достала блокнот. Туда она записывала всю информацию по выставкам, планы, дела, короткие заметки. Случайно наткнулась на одну из них: постараться научиться не класть в голову то, что потом из нее надо будет выкидывать. Мудрая мысль, ничего не скажешь. Найдя чистый лист, Аня расчертила таблицу. Там она выделила две графы – за и против. Первого вписала Марка Антоновича и добавила ему пять баллов в графе против.

– Это что это ты такое придумала? – спросил он, напрягая глаза за очками.

– Смотрите. Если я не могу принять решение, значит, спрошу мнение людей, чье мнение мне важно. А потом посчитаю все за и против. При этом каждый человек имеет свои баллы. Вам пятерка, максимум. Просто знакомым тройка. А случайным людям вообще единицу буду ставить.

– Ты собираешься опрашивать людей на улице?

– Нет, я не настолько сумасшедшая. Но я же буду барменом. Значит, смогу болтать с клиентами. Если, вы не против, конечно. Всё-таки это ваш бар.

– Шкаф-бар, конечно, мой, но я всегда был за разговоры, обсуждения, болтовню ни о чем. Даю добро. Только не пугай их занудством, у тебя иногда получается.

– Спасибо.

– И не думай, что перекладываешь с больной головы на здоровую. Сюда ходят очень разные люди. Расскажи мне, как там Василиса? Ты видела ее?

– Да, после сдачи миллиона анализов – если б только крови. Лучше бы не заходила. Я же не знала, что она носит парик. Ее собственные волосы, они частично начали отрастать после химиотерапии, шли клочками, так внезапно и страшно. Руки тонкие, как палочки, а вены вокруг толстые, синие – кажется, черви ползают. Глаза запавшие, лицо белее простыни, а под глазами черные круги. И вокруг трубки, трубки, аппараты. Из трахеи трубка, из носа трубка, всё время что-то капают. Как не закричала, не знаю. В кино показывают куда эстетичнее. А тут просто мрак. Хорошо, что теперь буду работать допоздна, спать точно будет сложновато. Кстати, когда я выхожу?

– Завтра.

– Ничего себе, как всё резво. Я и забыла, что Славе уже лететь. Значит, учиться будем сегодня?

– У тебя были планы?

– Нужно закрыть галерею. И хотелось бы встретиться с Василием Павловичем. Он, конечно, случайный знакомый, но дающий разумные советы, к тому же врач. Так что его мнение я бы оценила на… – девушка задумалась, – три балла. Он обычно к одиннадцати приходит?

– Умеешь ты замечать. Да, думаю будет где-то через час. Давай пока покажу тебе немного за стойкой, она у нас большая. А потом отпущу часов до двух, управишься?

– Скорее всего. Я, честно говоря, вообще не знаю, что делать с кассиром. Сократить одним днем как-то жестко будет. Впрочем, может, Василиса ее предупреждала о чем-то. Она во многом подготовилась. Я не хочу оповещать общественность о случившемся, думаю, напишу на сайте что-то вроде «труба прорвалась».

– Да, так будет лучше всего.

Марк Антонович поднялся, Аня тоже встала следом за ним. Внезапно она ощутила странную усталость, не в голове, а в мышцах, но сейчас было не до нее, поэтому девушка просто отбросила все ощущения. Они прошли в святая святых – за барную стойку. Там царила идеальная чистота, всё было расставлено по местам, шкафчики были аккуратно подписаны. Всего этого нельзя было увидеть обычному посетителю, впрочем, зачем обывателю знать, в какой банке арабика, а в какой робуста. Марк Антонович показывал, где что, рассказывал в свойственной ему манере – так прытко, что изучили они всё быстро. Сложнее стало, когда мастер кофе заставил повторять. Он был убежден, что налить бокал вина и смешать коктейль сможет любой после пары тренировок, а вот сделать правильный кофе – это уже искусство. А кофе по вечерам заказывают, бывает всякое. Зато в меню совершенно не обнаружился чай. На экстренный случай лежали две коробки с черным и зеленым, но они явно были не востребованы.

– Зачем идти в шкаф-бар, если хочешь выпить чаю? – удивился старик на вопрос Анны.

Она решила не рассказывать о том, что в свой первый вечер направлялась сюда именно за этим. Перешли к кофе-машине, там всё оказалось еще сложнее. Аня бы не удивилась, если бы для ее управления потребовались права. Но под чутким руководством смогла настроить всё правильно и сварила первый в своей жизни кофе. Процесс пошел.

Когда она погрузилась настолько, что почти забыла обо всем остальном, звякнул колокольчик, и в зал вошел Василий Павлович. Невольно Аня вздрогнула, как будто напугалась. Идти с такими вопросами было страшновато. Это Марку Антоновичу всё можно рассказать, как любимому дедушке. Впрочем, с кого-то же надо начинать.

– Ты идеально вовремя, – махнул рукой мастер кофе, – сегодня кофе тебе сварит Аня. И не спорь.

Не понятно было, к кому именно он обращается, но рот закрыли сразу оба.

– Завтра она выходит у меня в вечернюю смену, отпускаем Славку на море. Всё утро ее уже учу, пора приступать. Под наблюдением всяко толку больше.

– Что есть, то есть, – согласился мужчина, усаживаясь в кресло, – я тоже всегда своих ребят гонял, пока был в операционной.

Они разговорились, а в это время Аня судорожно пыталась вспомнить, с чего там вообще начинать. А потом глубоко вдохнула, расслабила руки и сначала взглянула на посетителя. Марк Антонович никогда не спрашивал, кому какой кофе. Он легко читал со стороны. Обычно врач брал эспрессо, но сейчас ей требовалось задержать его на долгую беседу. Значит, стоит увеличить объем, и быть может, да! – добавить горький шоколад. Молоко здесь строго противопоказано, как и сливки.

Поставив чашку на стол, она села напротив.

– Пробуйте. Вы читаете других одним взглядом, что скажете обо мне?

Попробовав маленький глоток, мужчина довольно кивнул.

– Неплохо. Но я предпочитаю объем поменьше. Махнул и дальше по делам.

– Сегодня мне нужно вас задержать. Разве может быть повод лучше большой чашки кофе?

Марк Антонович понял, к чему подводит Аня, и деликатно удалился.

– Хочешь поговорить? – кивнул мужчина.

– Задать вам вопрос. Как профессионалу. Если вы, конечно, не против.

– Вряд ли тебе требуется точный расчет наркоза, чего мне сейчас совершенно лень делать, так что слушаю.

– Близкий мне человек в коме. Помочь может только пересадка органов, для начала нужна печень. И так уж вышло, на крыльце нет толпы желающих помочь. Я сдала тест на совместимость, и пока нет результатов, должна понять, а решусь ли я вообще. Всё же это не туфли на праздник одолжить. Если тест крови придет положительный, мне нужно быть готовой сразу дать ответ.

– И что же ты хочешь от меня услышать?

– Ваше мнение. Даже не так. Я хочу знать, окажись вы в моей ситуации, решились бы?

– Это и правда сложный вопрос. Тут ты меня обошла, уж лучше тогда дозировки наркозных препаратов, – мужчина усмехнулся, – наверное, зависит от человека. Если бы это были мои дети или внуки, я бы не думал ни минуты. Жена – да, скорее всего. Но она бы не попросила, ей моя жизнь дороже, а для меня – ее. Вот такая любовь. Для других? Нет, думаю, нет. Братьев, сестер не случилось, друзья – кто на кладбище, кто уехал. Вопрос, ты этим близкого хочешь спасти или себя?

Аня задумалась.

– Скорее, себя. Слишком много завязано на этом человеке. Звучит эгоистично, наверное, но я не представляю, что будет с моей жизнью, когда она умрет. При этом очень страшно, и всё время думаешь – есть же другие пути, другая работа, другие квартиры.

– Ты честно признаешься себе, это уже неплохо. И я согласен с тобой в той части, где ты говоришь, что есть другая работа и другие квартиры. Не нужно играть в благородство своей жизнью. Ты молодая девочка, впереди семья, дети, которых тяжело будет родить без печени и двух здоровых почек, которые у тебя есть. Ты сейчас думаешь о себе. А ты реши, готова ты поставить на кон жизнь и здоровье будущего ребенка?

– Об этом я не думала. Этим аргументом вы меня прямо ух, на лопатки. Спасибо. Вы мне очень помогли, правда.

– Тогда допиваю твой кофе, отлично скрасил беседу, кстати, и убегаю, желая тебе всего самого доброго. Женщина никогда не может сказать «это моя жизнь, решаю, что хочу», потому что она несет в себе тысячи жизней. Мужчина лишь помощник к реализации одной из них. Нам в этом плане попроще будет.

Аня лишь рассеянно кивнула. Приведенный аргумент оказался на удивление сильным, тут было над чем подумать. Что если, спасая чужую жизнь, она разрушит свою? Лишит себя будущего? И кто вообще знает, что там ждет дальше?

Попрощавшись с Василием Павловичем, девушка достала блокнот и внесла ровно три балла в графу против. Как бы мощно не звучали аргументы, ценность мнения оговорена заранее. Быстро собралась и побежала в галерею. На ходу Аня размышляла о том, как же забавно сейчас бегать тараканчиком и решать все эти дела. Казалось бы, мир рушится, всё перестает быть привычным, а она так же бегает по городу, разбирается с галереей, как будто ничего не поменялось. Это как накануне конца света солить помидоры. Глупо, бессмысленно, занимает кучу времени, но не дает окончательно сойти с ума.

В залах было людно, как обычно, прогуливались местные ценители искусства, туристы, наслышанные о выставке из соцсети, знакомых, к счастью, не оказалось. Зато кассир радостно улыбалась. С тех пор, как дела пошли в гору, ее сдельная оплата выросла в несколько раз, позволив куда больше, чем она рассчитывала.

– Здравствуйте. Я с не самыми приятными новостями. Мы закрываем галерею.

– С чего бы? – хмыкнула женщина. Она не особо уважала Аню и не видела в ней начальника.

– По распоряжению Василисы. У нас проблемы технического характера, поэтому всё.

Сказав это, девушка развела руками. Меньше всего ей сейчас хотелось ссориться.

– И что? Кассу закрывать?

– Да, сдавать ведомость и идти домой. Вам продолжатся выплаты по окладу и в период закрытия галереи.

– Сколько же теперь будет закрыто?

– Пока не известно. Не известно даже, откроется или нет. Но пока сокращения проводиться не будет.

Женщина недовольно покачала головой. Она занялась кассой, а Аня вышла на улицу и изменила табличку на «закрыто». Затем, галеристка зашла в кабинет, забрала ноутбук, сложила книги, вещи, найдя в шкафу пакет. Всё остальное принадлежало Василисе, эти вещи Аня решила не трогать. В дверь постучали. Вошла кассир, она принесла заявление на увольнение. Кадровик у них была на аутсорсе, работала в основном онлайн, приезжала только когда требовалось оформление неких документов, поэтому видела ее Аня всего один раз. К счастью, телефон нашелся в рабочем справочнике Василисы. Переслав бумаги, галеристка посмотрела на часы, времени оставалось немного, а кадровик просила дождаться ее. Всё это было слишком сложно, хотелось просто сбежать подальше.

Наконец, женщина появилась. Кассир настаивала на отсутствии отработки в связи с закрытием галереи, пусть и временным, Аня была не против.

– Необходимы подписи Василисы, – уверенным голосом произнесла специалист.

– Это в настоящий момент невозможно, – вздохнула Аня.

– Тогда ваша. Вы – официально ее заместитель, значит, сейчас становитесь исполняющей обязанности управляющей.

– Конечно, я подпишу, где нужно?

Кадровик ткнула пальцем в графы, притворно демонстративно вздыхая. Ей явно не понравилось, что Аня ничего не понимала в происходящем. Та не стала возражать, чтобы не затягивать процесс. Наконец, всё решилось, свободная кассир понуро побрела домой, а кадровик осталась.

– Есть второй кассир, кассир Светлогорской галереи и бухгалтер, работающая удаленно. Что с ними?

Про Светлогорск Аня совсем забыла. Пришлось звонить, выяснять. Там всё оказалось куда проще – кассир попросила отпуск на период закрытия. А вторая кассир калининградской галереи умудрилась очень вовремя уйти в декрет и теперь не представляла проблемы. По крайней мере, пока. Решив все вопросы, Аня попрощалась с кадровиком, собрала вещи, вызвала такси (сил идти со всем этим не было никаких) и отправилась домой. Оттуда бегом в бар.

Обучение оказалось интересным. Целых три часа вдвоем они смешивали всевозможные напитки, делали лед разных форм и размеров, снова варили кофе. Марк Антонович очень многое рассказывал такого, чего и в голову Ане не приходило. Старик объездил половину земного шара и истории напитков знал от местных, а не по статьям в интернете. Глянув на часы, он произнес:

– Уже почти пять. Скоро придет Слава, незачем вам пересекаться. На сегодня свободна. Попробуй поспать, тебе это необходимо. Сон может лечить.

– Неужели такие подглазины огромные? – усмехнулась Аня. Несмотря на сильную усталость, сон ее совершенно не манил.

– Быть может, поместится немного мелочи, но никаких крокодилов. Так что всё не так плохо. Просто последние пару дней тебе приходится слышать исключительно плохие новости, решать не самые приятные дела, да еще и пытаться запомнить новое. Не мешай своему мозгу жить. Он тебе еще пригодится.

– Во сколько завтра приходить?

– Так же, к пяти. Еще немного погоняю тебя, с семи мы открываемся. И работаем по будням до часу, в пятницу и субботу до трех, в воскресенье до двенадцати.

– Знаете, в какой-то степени даже хорошо, что я решила закрыть галерею. С таким темпом тяжело было бы совмещать. Там почти всё закончено. Только художникам осталось позвонить. Откладываю.

– Помни, это не твоя вина. Ты как почтальон, только приносишь информацию. Но это не твоя галерея, ты такой же наемный работник.

– Знаю. Но всё равно, это место уже стало домом – своим, родным. Мы столько сделали за это лето. Даже фонд креативных индустрий обратил внимание, а это очень круто в нашей среде. О нас узнали, заговорили, мы стали местом с именем. Потом всё рухнуло.

– И всё же не бери на себя слишком много. Ну, беги. До завтра.

– До завтра.

Махнув рукой, девушка немного удивилась тому, как быстро ее выставили вон. Впрочем, встречаться с барменом и правда не хотелось. Друг оказался иллюзорным, а вот врагом он мог стать вполне настоящим.

Дома было хорошо. Аня и сама не заметила, как полюбила эту квартиру. Теперь ее придется освобождать, что совсем невесело. Необходимо было найти нормальный вариант на время, и обратиться девушка решила к своим старым знакомым – Эдуарду Семеновичу и Нине Карловне. Как минимум, комнату у них наверняка можно было бы снять, всё же падение сезона.

Нина Карловна
и Эдуард Семенович

В доме всё было по-прежнему. Даже удивительно, как много может произойти в одной жизни, и ничего не поменяется в другой. В гостиной на полках так же стояли книги. Кипел чайник, включенный кем-то из жильцов. За окном на деревьях поспели яблоки и теперь тянули ветки вниз – вот и все новости. Нина Карловна суетилась на кухне, а ее муж отдыхал в кресле. Он посматривал на Аню с интересом, но с расспросами не набрасывался, то ли давал время девушке подготовиться к разговору, то ли ждал супругу, помня о ее любопытстве. Всё равно потом всё пересказывать.

Рассказывать было не так много. Несколько раз Аня забегала к ним в гости, приглашала на выставки в галерею, делилась интересными событиями из жизни. В какой-то степени они стали друзьями, если это можно так назвать. Закончив, Нина Карловна вошла с целой тарелкой маленьких жареных пирожков, еще дымящихся, разлила молоко по стаканам, и с теплой улыбкой села за стол.

– Вот теперь рассказывай, – выдохнула она одним махом, – как там твоя галерея?

– На самом деле не очень хорошо. Точнее, совсем не хорошо. Ее владелица Василиса сейчас в больнице, она в коме и не факт, что сможет прожить долго. Может, неделя, может, месяц – и всё. Приедет ее сестра и продаст галерею, квартиры, машину. В общем, нажитое имущество.

– А как же ты? – спросил Эдуард, – разве ты не у Василисы живешь?

– И живу, и работаю. Думаю, буду искать варианты для съема. Но это не так быстро, и я в этом ничего не понимаю. С деньгами всё, конечно, лучше, чем, когда я приехала, но кажется, я стремительно откатываюсь к точке, с которой начинала. Пока подрабатываю в шкаф-баре, точнее, сегодня мой первый день, первый выход. Но это только на неделю. Что потом – не знаю. И когда меня вышибут из квартиры – тоже.

– Плохо дело, – вздохнула Нина Карловна, – и что, совсем ничего нельзя сделать?

– Честно говоря, я хотела узнать у вас насчет комнаты. Сейчас не сезон, если есть пустующие, я бы попросила снять. На период между выселением из моей квартиры и поиском новой. Только вот я не знаю, когда это произойдет.

– Сезон упал, всегда есть одна или две. За это можешь не переживать.

– Хорошо, что я так и не обзавелась горой вещей. Приеду с парой чемоданов. А ведь еще думала кота завести. Представляете? И что бы я сейчас с ним делала. Мне про детей толкуют, а я даже кота не могу.

– Всему свое время, будет день, будет и ребенок. Поверь мне, я троих вырастила. И каждый пришел в этот мир вовремя, – Нина Карловна погладила Аню по руке, – сейчас другие заботы.

– Нужно заняться поиском работы. Может, поспрашиваю у знакомых. Что ты умеешь?

– Быть помощником галериста, организовывать выставки, писать в соцсети, делать и обрабатывать фото. Но вряд ли в Калининграде так много галерей или музеев, где требуются сотрудники. Обычно это личный бизнес, работают свои.

– Чудо, что ты вообще попала к Василисе.

– Я всё время думаю об этом. Почему она меня наняла, предоставила жилье – прямо в сказку отправила. А после того, что узнала, гружусь еще сильнее.

И Аня пересказала всё услышанное за пару дней. Подобные новости крайне удивили и Нину, и Эдуарда.

– Выходит, это хобби у нее такое? Брать девиц и обеспечивать им счастливое настоящее, с намеком на будущее?

– Как-то так. Но до этого всё было понятно, четко, ясно. Ты мне – печень, я тебе – квартиру. Хочешь выставку? Давай почку. И они сами этого хотели, поэтому подобное скорее приятный бонус, а не оплата. Со мной всё иначе. Василиса ничего не просила, ни о чем не говорила, я целое расследование провела. А теперь она в коме, спасти может только пересадка, желающих доноров нет.

– Выходит, остается только ждать? – уточнил Эдуард Семенович.

– Я сдала тест. На донорскую совместимость. Результаты в работе.

– Ты что, хочешь отдать ей свои органы? – пораженно воскликнула Нина.

– В этом-то вся и загвоздка. Я не знаю, чего я хочу. Точнее, я знаю, чтобы всё было по-прежнему. Без рака, больниц, странностей. Просто работать в галерее, куда за последние несколько месяцев я вложила очень много сил. И добилась успеха. Весь город знал про наши вечеринки в честь открытия. Люди начали приезжать со всей России, чтобы купить картину в знаменитой галерее Василисы Новицкой. Художники мечтали выставиться там. И всё пошло прахом.

– Но, ты же понимаешь, Анют, что не факт, что пересадка поможет? Что, если ты сделаешь это, а Василиса всё равно умрет? Тогда ты потеряешь еще больше.

– В какой-то степени я надеюсь, что тест будет отрицательный. Мы несовместимы, совесть чиста, можно сворачивать удочки.

– Конечно, это непростой выбор. Но я слышала, что печень хорошо восстанавливается, особенно в молодом возрасте, – неожиданно для всех сообщила Нина Карловна, – я убеждена, что за жизнь надо бороться, за любую жизнь. Василиса так много сделала для тебя, не ожидая награды. Не думаю, что она попросила бы тебя об этом. Но многое можно сделать из чувства благодарности.

– Из чувства благодарности можно принести красивый букет на могилу. Или в палату, если тебя это порадует. Можно ухаживать и навещать, пока Василиса в коме. Даже менять ей утку, если благодарность так сильна. Но раздавать себя на куски, только потому что кто-то был хорошим человеком? Дело твое, мы поддержим, и комнату предоставим, но я всё это не одобряю, – решительно заявил Эдуард Семенович.

– А вы, Нина Карловна? Считаете, попробовать нужно?

– Как я уже сказала, я за жизнь. Если бы кому-то из моих близких понадобилась бы пересадка, я не стала бы размышлять и тянуть. Конечно, ты ничего не знала. Но вот эта Кристиночка. Она должна была сразу пойти на операцию, а уже потом, когда всё прошло бы удачно, требовать квартиру, выставку и все блага.

– Всё же это была инициатива Василисы. Может быть, она тоже боялась пересадки? – предположила Аня.

– Поэтому дождалась критического момента и забегала, как тушканчик? – с усмешкой спросил Эдуард, – да, она наломала дров. И всё же, не нравится мне вся эта история. Ты бы лучше собрала вещи, да потихоньку перебралась сюда.

– Нужно еще уволиться, я же официально устроена. А сделать это сможет только Наташа, та самая сестра, после смерти Василисы, когда закроет галерею.

– Рассчитываешь на тройную зарплату? – понимающе кивнул Эдуард.

– Если бы. Оклад у меня копеечный, мы же все там на процентах сидели. А нет продаж – нет и прибыли. Просто так правильнее. Остальных я могу уволить, как исполняющая обязанности, но себя? Увы. Хотя, пока только один кассир ушла, вторая и бухгалтер держатся. Сложнее с художниками. Они очень недовольны, приедут забирать картины и скульптуры. Грозятся штрафом. Но это меня и правда не касается. Если из-за всего переживать, так и свихнуться можно.

Распрощавшись с семейной парой, Аня несколько перевела дух. Хотя бы по поводу жилья в этом месяце можно не волноваться. Пока ей не хотелось съезжать, квартира была куда ближе к бару, в противном случае пришлось бы каждый раз вызывать такси. А вот постепенно собрать и перевести вещи стоило. Как-то незаметно для себя, Аня перешла от красивых костюмов и платьев обратно к джинсам и худи, зато удобно бегать по городу.

Посмотрев на часы, девушка поняла, что времени до работы еще много, а планов не было. Тогда, собравшись с духом, она вызвала машину. Эдуард Семенович прав, начинать надо было с малых дел из благодарности, а не размышлять подолгу о великом. Хотела купить цветы, но забеспокоилась, разрешат ли в больнице. Решив отложить это до следующего раза, Аня запрыгнула в машину, поражаясь своей шустрости. Видимо, и на нее начал действовать балтийский ветер.

У регистратуры девушка растерялась. До этого ей помогал Виктор Федорович, теперь же она обеспокоилась, насколько прилично было звонить. А вдруг он на операции? Подойдя к окошку, Аня вежливо поинтересовалась:

– Здравствуйте, подскажите, у доктора Беленькова когда приемные часы?

– Через десять минут начинаются, два часа всего. У вас кто-то из родственников в отделении?

– Я по доверенности к Василисе Елкиной. Хотела ее навестить, а еще с доктором побеседовать. Сдавала анализы, может уже пришли.

– Проходите, – любезно кивнула регистратор, – дорогу-то найдете?

– Постараюсь.

Миновав пропускной зал, Аня устремилась в лабиринт коридоров. Впрочем, теперь всё не казалось таким уж сложным. Тут и там сновали врачи, медсестры, ординаторы, пациенты. Неожиданно ее окликнули сзади:

– Девушка, ой, девушка, подождите!

Обернувшись, Аня увидела медсестру, которая брала у нее кровь на анализ. Маленькая, с черными косичками, невероятно юркая, она умудрялась выделяться даже в белоснежной форме.

– Здравствуйте, – улыбнулась Аня в ответ, – вы ко мне?

– А к кому же! – ответила женщина, подбираясь ближе.

– Результаты готовы? – сердце забилось сильнее.

– Какое там, мы же их в Москву переправляем, часть у нас делаем. Неделю ждать, не меньше. Просто вы не туда идете.

– Мне нужно в отделение к Беленькову. И еще я хотела навестить Василису.

– Я так и поняла. Только вы этажом ошиблись, и пару раз свернули не туда. Не стоит спрашивать маршрут у ординатора. Давайте я вас лучше провожу, всё равно по пути. Значит, вы хотите стать донором? Для Василисы или вообще?

– Если и стану, то для Василисы. Всегда боялась всего этого. Да и сейчас страшно до ужаса.

– Я вас раньше не видела, хотя Василиса у нас местная знаменитость. А уж после того, как она перевела сюда пожертвование в сумме как полкрыла, ее уже все знают. Конечно, часть денег покрывает лечение, палату. Но всё же и другим достанется.

– Нельзя на эти деньги купить оборудование для проведения анализов на совместимость? Пока мы ждем, ей становится хуже.

– Ошибаетесь, пока ей как раз становится лучше. Постепенно, день за днем. Диализ вымывает всё плохое, искусственная печень помогает организму, а препараты борются с раком. Гепатоцеллюлярная карцинома – это вам не шутки. Тем более, с таким количеством метастаз.

– Так вот как она называется. Надо запомнить. Значит, вероятность, что Василиса выживет, ближайшие пару недель существует?

– Более чем. А вы так и не ответили на мой вопрос. Кто вы? Новый потенциальный донор в такой момент. Мы все гадаем.

– И какие варианты?

– Внебрачная дочь, которая пряталась много лет, но недавно узнала секрет своей семьи, еще одна сестра, от которой скрывали происходящее до совершеннолетия, а теперь она примчалась спасать родную кровь. Тут уже почти ставки делают.

– Всё куда проще. Мы работали в галерее, я всего лишь заместитель Василисы. Мы встретились в мае, когда я перебралась в Калининград. И всё лето работали вместе.

– Удивительно. Вот значит как. И зачем вам всё это? Хотя бы себе вы можете ответить на этот вопрос?

– Пока не уверена. Но обязательно найду ответ. Наверное, тогда и смогу понять, готова ли я к донорству. Как вы считаете? Как человек, работающий во всём этом?

– Стоит ли отдавать часть себя другому, практически незнакомому человеку, чьи шансы на успех крайне малы? Да еще и начальству! Честное слово, ради нашей старшей, да никогда в жизни. Но может, Василиса была совсем другим руководителем, куда лучше? Как пациентка она ужасно капризная, требовательная, порой наглая. Думает, если много платит, то все ей должны. Возможно, вы знали ее другой. Но это ваша жизнь, вам решать. Время еще есть. И вообще, тест может быть отрицательным. Не загадывайте на будущее. О, мы пришли. Присядьте пока здесь.

Медсестра махнула рукой на мягкий диванчик, расположенный перед ординаторской. Сев и убедившись, что женщина ушла, Аня достала блокнот, открыв его на подогнутой странице. В графе «за» виднелась лишь одна одинокая тройка Нины Карловны. Зато в раздел «против» пришлось вписать еще одну единицу. Почему-то это расстроило девушку, хотя, эксперимент только начинался.

Через несколько минут вышел доктор, увидел Аню и как-то удивленно спросил: