Текст книги "Драматург"

15

Есть такие стороны всей западной жизни – поддавший-патриот-ресторатор-продавец, который женат на сводной сестре священника и приходится троюродным братом бесплатному врачу, – которые ужасны и невероятны. Этот тип сейчас стоит во главе кампании за сохранение пастбищ, организованной Объединенной ирландской лигой, в то время как они сами путем махинаций манипулируют людьми, выкупают их владения и отправляют целые семьи в Америку.

Дж. М. Синг. Из письма Стивену Маккенна

В течение следующих нескольких недель я собирал информацию о погибших студентках. Разговаривал с их друзьями, сокурсниками – и не узнал абсолютно ничего. Упоминал при них Синга и видел пустые лица. Ронан Уолл, лебединый парень, часто звонил мне, но не мог дать ничего, что позволило бы мне догадаться, в какую сторону двигаться. Если он и был Драматургом, я не имел возможности это доказать. В его тоне смешивались ехидство, лесть и надменность. Он даже сказал:

– Кто бы мог подумать, что мы станем друзьями!

Я не мог это так оставить и заметил:

– Ты думаешь, мы друзья?

– О, да, Джек, мы очень близки.

Позвонила Ридж, она сообщила, что нет никаких доказательств, что это было убийство. Когда я упомянул книгу, она призналась, что не может это объяснить. Возможно, просто дикое совпадение, один их тех единственных на тысячу шансов, которые не подчинены логике. Я потерял терпение и спросил:

– Вы сами-то в это верите?

– Разве это важно? У нас больше нет ничего, вернее, у вас больше нет ничего.

– Есть кто-то, затеявший странные игры, кому удается убивать и не попадаться.

Ридж сменила тему и попросила:

– Запишите один номер.

Я взял ручку, и она продиктовала цифры. Я записал их и спросил:

– И что мне с этим номером делать?

Ридж с едва сдерживаемым раздражением ответила:

– Если хватит ума, позвоните. Это Маргарет.

– Маргарет?

– Да. Я не меньше вас удивилась. Что она в вас разглядела, мне никогда не понять. Мне казалась, что ваша предыдущая встреча была не слишком удачной.

Мое сердце забилось чаще, я ощутил нечто похожее на волну радости, хотя не мог пока поверить своим ушам. Не способствовало лучшему пониманию и явное неудовольствие Ридж. Я спросил:

– Она мною интересуется?

Злость Ридж была явной, она сердито проговорила:

– Разве я сказала, что Маргарет вами интересуется? Вы слышали, чтобы я это сказала? Ваша способность делать выводы просто непостижима. Я сказала, чтобы вы позвонили ей, но если станете морочить ей голову, будете иметь дело со мной.

– Господи, Ридж, да вы мне угрожаете.

– Вот именно.

Клик.

Я все-таки позвонил Маргарет, и та ответила мне тепло и, надо же, с симпатией. В молодые годы я не был тем, кого принято называть дамским угодником. Алкоголиков отличает смертельная комбинация это и полного отсутствия самоуважения. Из-за этого ты постоянно путаешься. Ты выбираешь женщину, которая идет первым номером в твоем списке желаний (тут работает эго), затем отсутствие самоуважения уничтожает все резоны, по которым она могла бы тобой заинтересоваться. Так вы спускаетесь все ниже по списку, пока не доходите до благодарных особ. Их благодарность проистекает из того, что никто вообще не обращает на них внимания. Отсюда двойной урон и обида. Весь ущербный процесс заранее обречен на неудачу. Знакомые парни насмехаются: «Она славная девушка».

По терминологии мачо это означает, что она «не дает». Иными словами, приятель, тебе ничего не обломится. Выпивка скрывает недостатки и трещины в таких начинаниях. В те давние времена вы «прочерчивали линию». Нет, не кокаин. Это было еще до того, как мы научились разбираться во взаимоотношениях. Вы следовали строгому ритуалу: вели ее в кино, затем немного выпивали. Она пила апельсиновый сок, а если оказывалась продвинутой, то «Бейбичам». В баре вы засасывали несколько рюмок крепкого, а потом переходили на пиво и прихлебывали его за разговорами. Следующим этапом были танцы по субботам; тогда играли настоящие джазы, это было время их расцвета. Тут начинался настоящий кошмар. Мое поколение не умело танцевать. Девушки могли подергаться и подвигаться, пока домой не возвращались коровы. Парни же лакали спиртное из запрещенных фляжек, старались придвинуться ближе, иногда осмеливались положить руку на плечо, даже нащупать бретельку, а затем неделю заводиться от воспоминаний. Если вас вынуждали присоединиться к ней в быстром танце, вы с блеском демонстрировали, каким настоящим дитем шестидесятых вы являетесь. Проделывали несколько резких движений, не отрывая ноги от пола, и истекали потом. Это сильно смахивало на самую первую репетицию. Все было так, пока я не влюбился в Энн Хендерсон. Но и от этого остались одни черепки.

Итак, мы с Маргарет начали «прочерчивать линию», как в стародавние времена. Мы отправились в кино, прогулялись вдоль залива и покормили лебедей.

Все, как положено в Голуэе.

Я не стал рассказывать ей про убийцу лебедей. Я однажды заметил его около церкви, он стоял, подпирая статую Пресвятой Богоматери. И я не шучу, он действительно к ней прислонился плечом к плечу, ноги расслаблены, как будто он ее лучший приятель. А ведь было время, когда из церкви выскочил бы священник, дал бы ему в ухо и закричал: «Ах ты, поганый щенок. Кто твой отец?»

Теперь такого не увидишь. Священники теперь так боятся пистолетов, что держатся тише воды и ниже травы. При всех этих скандалах церковь уже не может рассчитывать на уважение людей, им бы только не встретиться с толпами линчевателей.

Разумеется, Ронан помахал мне, и Маргарет спросила:

– Вы его знаете?

Как ответить? Я сказал:

– Мы встречались.

Она взглянула на блондина и заметила:

– Он прислонился к Богоматери.

– Вижу.

Парень немного подвинулся и обнял статую за талию. Маргарет разозлилась и сказала:

– Кто-то должен с ним поговорить.

Лозунг наших времен. По мере того, как росло число случаев нарушения общественного порядка, и с появлением массы хулиганов этот лозунг перестает привлекать внимание. Я ответил так же, как и многие другие:

– Не обращайте внимания.

И мы пошли дальше, внеся свою маленькую лепту в огромное море безответственности, которое разъедает саму ткань порядочности.

Маргарет было сорок пять лет, и она недолго была замужем за «холодным человеком». Ее собственные слова. После двух лет во льдах, она от него ушла.

– Значит, вы технически все еще замужем? – спросил я.

Она печально улыбнулась, и ее ответ передал всю сущность ирландской женщины.

– Если брак связан с любовью, то мы никогда и не были женаты.

И больше о замужестве не упоминала. Да и хотелось ли мне об этом знать? Я рассказал ей о своем неудачном браке с Кики, и выяснилось, что мне еще меньше есть что рассказывать, чем Маргарет. Поэтому мы оставили наши браки позади вместе с печалью. Я повел ее на пьесу Джона Б. Кина в зале городской мэрии, которая ей очень понравилась. Я же все время думал о Синге и о том, как мало я о нем знал. Я решил добраться до Чарли Бирна и исправить это положение.

Постель.

Мы ходили кругами вокруг этого вопроса, не зная, как к нему подступиться. Я несколько раз целовал Маргарет при расставании и чувствовал, что каждый раз она обнимает меня немного крепче. Я был у нее дома, в просторной квартире на верхнем этаже в Гринфилдз. Она даже однажды приготовила мне ужин – ирландское жаркое – и сказала:

– Я решила, что ты из тех мужчин, кто предпочитает мясо и картошку.

Я не стал возражать.

Единственное, чего мы избегали во время наших свиданий, были пабы, основа основ ухаживания по-ирландски. Я решил поговорить без обиняков и предложил:

– Мы можем зайти выпить. Я не буду мучиться.

Маргарет внимательно посмотрела на меня:

– Я не любительница выпить, иногда немного вина за едой, но алкоголь не является важной частью моей жизни.

Я так и не увидел, как она пьет этот редкий бокал вина, но не стал настаивать. Она спросила:

– Ты боишься физической близости?

Вот прямо так, в лоб. Я ответил:

– Нет, просто я слегка потрепан. Когда наберу скорость, собираюсь выступить.

Заработал грустную улыбку. Маргарет сказала:

– Давай же направим тебя по этой дороге выздоровления.

У нее была подруга, физиотерапевт, которая согласилась помочь мне. Я начал заниматься с ней. Тяжелое дело, врагу не пожелаешь, но скоро я смог обходиться без трости. Мое колено никогда уже не заживет на все сто процентов, но хромать я стал не так заметно. В тот день, когда я выбросил трость, я переспал с Маргарет. Это было в пятницу. Мы ходили ужинать, вернулись к ней, и я, как обещал, выступил. Не слишком удачно, очень уж быстро. Мы лежали в кровати, и я заметил:

– Я исправлюсь.

Маргарет прильнула ко мне:

– Уж пожалуйста.

В новостях говорили только о войне в Ираке, и люди теперь были в курсе резолюций ООН. Ганс Бликс стал таким же популярным, как Боно. Фонд, организованный часовым в пабе «У Нестора» по поводу даты начала войны Бушем, развалился. Я спросил его:

– Что же случилось со всеми собранными деньгами?

Он уткнулся в свое пиво и отрезал:

– Все пари отменены.

Коротко и ясно. Напишите это на надгробии, получится забавно. Насчет возврата денег никто и не заикался.

Моя дружба с Джеффом начала потихоньку налаживаться, и я снова стал ходить в пивную. Снова сидел на жестком стуле за столиком, который служил моим офисом. Я слышал, что приятеля Джеффа, Пэта, того, которого кастрировали, перевели в Дублин долечиваться. Иногда его судьба бросала тень на наши отношения, но мы никогда не обсуждали ее напрямую.

Я удивился, когда Кэти попросила меня посидеть с их дочкой, Сереной Мей. Я спросил:

– Понянчить ее?

– Вот именно.

– Господи, Кэти, я не знаю.

Кэти немного поправилась, и ей это шло. Она взяла на себя роль матери и домохозяйки с восторгом. Она уже совсем не напоминала обдолбанного панка, которого я когда-то знал. Исчезли почти все следы ее лондонского акцента. Я об этом сожалел. Теперь она говорила как актриса, которая хотела сойти за ирландку. По большей части ей это удавалось.

В те дни и вечера, когда я присматривал за девочкой, я ощущал покой. Малышка не умела ходить, но прекрасно передвигалась на четвереньках. Она вроде бы меня узнавала и сидела тихо, как во время молитвы, когда я ей читал. В основном кучу детских стихов. Я читал ей и по-ирландски, и если Кэти возвращалась рано, она говорила:

– Продолжай. Мне нравится слушать этот язык.

Как правило, это был M’Asal Beag Dubb. «Маленький черный ослик» Пэдрега О'Конора. Я не стал говорить Кэти, что в данном случае пьяница читал произведение пьяницы. Она сказала:

– Я слышала, ты с кем-то встречаешься.

Пусть Голуэй и город, но все же это маленький город. Я пробормотал:

– Да вроде того…

Кэти засмеялась:

– Когда ты нас с ней познакомишь?

– Скоро, очень скоро.

Приближалось событие, накапливавшее свою черную разрушительную энергию, чтобы разорвать мою жизнь в клочки, из которых уже ничего не удастся сложить. Кэти сказала:

– Ты хорошо справляешься.

И, как последний дурак, я согласился:

– Лучше, чем я когда-либо мог надеяться.

16

Не то чтобы это имело значение, но я пытался придумать способ отплатить тебе за твою доброту, и эта расплата всегда сводилась к истине, что лучше всего тебе было бы от меня избавиться. Будь счастлива и скажи моим сыновьям, что я был пьяницей, мечтателем, слабаком и сумасшедшим, все что угодно, только не говори, что я их не любил.

Фредерик Эксли. «Записки фаната»

Пришло и миновало Рождество, а я все еще оставался трезвым. С Нового года я отказался от сигарет. Дважды в неделю я навещал мать и клялся, что заберу ее из приюта.

Но не выполнял обещания.

В своих мечтах она уже переместилась в другое место, туда, где она снова была маленькой девочкой, и я понятия не имел, о чем она говорила. Мои отношения с матроной продолжали быть холодными и воинственными. Расследование смерти девушек-студенток окончательно остановилось. Я позвонил Стюарту, сказал, что я ничего не добился. Он попросил:

– Продолжайте искать.

И повесил трубку.

Чеки продолжали прибывать, я продолжал их обналичивать. Ронан Уолл звонил мне все реже и реже, потеряв интерес к игре. Мы с Маргарет все еще держались «своей линии», и жизнь моя шла нормально. Колено зажило, но легкая хромота осталась навсегда.

Я зашел к Чарли Бирну, чтобы поискать книги о Синге, наткнулся на Винни, спросил его, не может ли он помочь. Винни ужасно не любил терпеть поражение, но вынужден был признать, что Синг вне его компетенции. Однако он добавил:

– Здесь есть человек, который тебе нужен.

Я повернулся и увидел солидного мужчину, стоящего у полки с литературной критикой. Винни сказал:

– Мой старый профессор английского и печатаемый автор. – Он быстро добавил: – Не то чтобы он был стар, просто колледж, это ведь так давно было. Он эксперт по Сингу.

Человек вежливо улыбнулся. Вид у него был ученый. Последовал неловкий момент, когда незнакомых людей представляют друг другу, а им нечего сказать. Я пробормотал:

– Я бы хотел найти что-нибудь по Сингу.

Профессор терпеливо улыбнулся, продемонстрировав этой улыбкой, что мы оба знаем, кто из нас идиот. Он сказал:

– Прочтите его отчет о пребывании на острове Эрен.

Я сказал, что обязательно прочту, и еще через одну неловкую минуту откланялся и ушел.

Винни выдал мне следующие книги:

«Как понять Синга. Статьи летней школы Синга, 1991–2000», под редакцией Николаса Грина;

«Эренский читатель», под редакцией Брендана и Ruairi О hEithir;

«Эренские причитания» Эндрю Макнейлли;

«Рассказы о паломничестве на Эрен» Тима Робинсона.

Когда он упаковывал мне книги, я сказал:

– Потребуется время, чтобы со всем этим разобраться.

– Но ты узнаешь человека.

– Уверен?

– На все сто.

По прошествии нескольких дней, когда я вошел в гостиницу, миссис Бейли сказала:

– Мистер Тейлор, вам письмо.

Несмотря на мои мольбы, она решительно отказывалась называть меня Джеком. Я взял письмо. Простой белый конверт. Сверху напечатано:

Джек Тейлор

Гостиница «Бейли»

Голуэй

Я сунул письмо в карман и поднялся в свою комнату. К моей двери был прислонен венок Да, именно такой, какие кладут на крышку гроба. Я взял венок, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Господи, как же мне нужна была сигарета. Опустил руку в карман, чтобы достать пачку, и вспомнил: никаких сигарет. Открыл дверь, вошел, потерянно постоял с минуту, затем подошел к окну, поднял стекло и выбросил венок во двор. Мозг пытался найти объяснение. Розыгрыш? Ошибка? Но легче не становилось. Я сел на постель, тоскуя по тем дням, когда я мог протянуть руку, взять бутылку «Джеймсона» и выпить прямо из горлышка.

Вынимая письмо из кармана, я заметил, как дрожит рука. Разорвал конверт и вытащил карточку с приглашением на мессу. На одной стороне – пурпурные сердца, на другой надпись:

Состоится месса за упокой души Джека Тейлора.

И далее:

С глубокими соболезнованиями,

Дж. М. Синг.

Дыхание перехватило, я даже подумал, что сейчас меня стошнит. Но отпустило, и я присмотрелся к конверту. Письмо было отправлено из Голуэя накануне вечером. Венок он принес сам, но гостиница круглосуточно – проходной двор.

Я снял трубку и позвонил Ридж, рассказал ей все. Она помолчала, переваривая информацию, потом заметила:

– Кто-то с вами играет.

– Bay, надо же, а я сам и не догадался. Хорошо, что сообразил позвонить вам.

– Не смейте разговаривать со мной таким тоном, Джек Тейлор.

Я отступил и попытался исправиться:

– Ну, по крайней мере, вы теперь не станете спорить, что он где-то бродит, что это не дикое совпадение.

Ридж вздохнула:

– Ну и что? Это по сути ничего не меняет. Я хочу сказать – что вы можете сделать?

– Сделать? – переспросил я. – Я могу поберечь свою гребаную спину.

И положил трубку.

Дорожка кокаина, блок сигарет, бутылка «Джеймсона», девятнадцать пинт «Гиннеса» – все это мелькало и плясало перед моими глазами. Я спустился вниз и спросил миссис Бейли, не замечала ли она кого-нибудь странного, проходящего через холл. Она недоверчиво взглянула на меня-.

– Странного? Издеваетесь? Да вся страна странная. Утром заходил молодой парнишка, искал работу, так у него в бровях, языке и один Господь ведает, где еще, булавки.

Мне хотелось сбежать, отключиться от всего. Пошел в видеопрокат и набрал много всего. Парень спросил:

– Наверстываете?

– Как будто это возможно.

Вот что я посмотрел за несколько следующих дней:

«Бессонница»

«В когтях дьявола»

«Лантана»

«Донни Дарко»

«Три цвета: Синий»

несколько серий «Симпсонов».

Может быть, я слишком налег на «Симпсонов», но я прерывался на пиццу из «Домино», которую мне доставляли на регулярной основе. Наконец мозг мой получил достаточный заряд, чтобы начать функционировать. Позвонив Маргарет, я пригласил ее прогуляться по набережной. Конец февраля, с моря дует свирепый ветер, разумеется, холодно, но бодрит. Проголодавшись, мы пошли в «Галлеон», где Маргарет заказала цыпленка по-мэрилендски и «кучу чипсов» и спросила меня:

– Джек?

Я изучал меню и сказал:

– Только не пиццу.

– Я думала, ты любишь пиццу.

– Разлюбил.

Я заказал стейк и печеный картофель.

Лицо Маргарет раскраснелось от ветра, глаза у нее были живые и довольные. Я заметил:

– Ты выглядишь так, будто только что услышала хорошие новости.

Она широко улыбнулась:

– Так оно и было. Я не хотела говорить тебе, пока не придет подтверждение, но у меня есть место для твоей мамы в «Кастлегате».

– «Кастлегат»?

– Это прекрасное заведение, у них огромная очередь. Там самое лучшее обслуживание. У них фантастическая репутация.

Я не знал, что ответить. Маргарет нахмурилась;

– Я что-то сделала не так? Слишком поспешила? Просто я знала, как ты беспокоишься.

Я взял ее руку:

– Я в восторге. Я чувствовал себя таким виноватым, так стыдился того, что бросил мать в той ночлежке. Спасибо от всей души.

Она просияла:

– Можно перевести твою маму немедленно.

– Я все сделаю завтра.

Когда мы вернулись домой, я любил Маргарет как будто в последний раз. Она сказала:

– Было замечательно.

Может быть, это перебор, но на самом деле стало значительно лучше. Маргарет нужно было рано вставать на работу, так что я выскользнул из постели еще до часу ночи. Она уже спала. Я коснулся ее лица кончиками пальцев, провел указательным пальцем по подбородку. Даже во сне в ней ощущалась сила.

Когда я вышел на улицу, мимо проехало такси, но я слишком хорошо себя чувствовал и решил пройтись. Меня переполняло ощущение благополучия, и я хотел им насладиться. Подходя к Ньюкасл, я краем глаза заметил припаркованный там черный фургон. Когда я поравнялся с машиной, дверь открылась, и, прежде чем я успел что-то разглядеть, я получил удар по голове.

Темнота.

Когда я пришел в себя, первым ощущением была сильная боль за глазами. Я сидел на жестком стуле, но не был привязан. Я находился в каком-то подвале, сидел в торце длинного деревянного стола. За мной стояли двое мужчин в черных капюшонах. Я посмотрел перед собой и увидел человека, сидящего за другим концом стола. За ним тоже стояли двое в капюшонах, как будто мы играли в шахматы для бедных. Вокруг стола выстроились люди в капюшонах с отверстиями для глаз, носа и рта. Одеты все были в темные повседневные одежды, но военного кроя.

Сидящий мужчина был грузным, я видел толстые запястья, пальцы как сосиски. Он свободно сложил руки, держался расслабленно. Сказал:

– А, Джек, позволь мне извиниться за способ твоей транспортировки. Удар по голове был нанесен профессионально. Немного поболит, но ничего серьезного.

Я обрел голос и проговорил:

– Рад слышать, твою мать.

Он улыбнулся, показав желтые зубы курильщика сквозь прорезь. За двумя стоящими мужчинами я заметил два металлических шеста, скрещенные на манер эмблемы. Толстяк проследил за моим взглядом и сообщил:

– Пики.

Я снова воззрился на него и спросил:

– Кто вы такие, военизированная организация?

Он засмеялся, повернулся, точно желая поделиться шуткой с друзьями, и сказал:

– Нет, но мы ведем войну.

Я вспомнил друга Джеффа, Пэта, которого подозревали в нападении на школьницу. Его арестовали, выпустили, а затем он был жестоко изуродован. Я догадался:

– Пикинеры… Господи, да вы та банда, которая едва не прикончила Пэта Янга.

Он кивнул, как будто кланяясь после удачного выступления, и это меня взбесило. Я закричал:

– Гребаные линчеватели.

И получил удар по голове. Толстяк сказал:

– Никаких ругательств, Джек. Если мы собираемся остановить ширящееся гниение, мы сами должны соблюдать стандарты во всех областях жизни.

Я потер голову:

– А стандарты устанавливаете вы, так?

Снова запятнанная никотином улыбка, затем мужчина встал, подошел к металлическим шестам и заявил:

– Остерегайся хорошей пики. В 1798 году во время восстания ими проще было пользоваться, чем мушкетом или штыком.

В голосе зазвучали гордость и восхищение. Он продолжил:

– Восставшие в основном пользовались пиками. Они особенно эффективны в ближнем бою, когда борьба идет один на один. Изначально пики были длиной шесть дюймов и заострены на конце. Рукоятка была тогда длиной примерно шесть футов, но мы позволили себе некоторые отклонения.

Я коротко рассмеялся и сказал:

– Вы не только это себе напозволяли.

В глазах толстяка вспыхнул гнев, из чего я понял, что ему не понравилось, что я его перебил. Он был из тех, кто привык, чтобы все слушали, когда он их поучает. Он кашлянул, и я расслышал свист в его груди. Он, несомненно, был заядлым курильщиком, а может, таковым и остался.