Текст книги "Вечер и утро"

10

Конец сентября 997 г.

За восемнадцать лет своей жизни Эдгар бывал в подчинении разве что у собственного отца, человека сурового, но к излишней жестокости не склонного. А потом появился Дренг, и началась совсем другая история. Никогда раньше Эдгару не доводилось сталкиваться со злобой, которая питала саму себя.

Бедняжке Сунни повезло меньше – она вдосталь настрадалась от мужа. Эдгар много думал о том, как Сунни жилось с Кинериком. Должно быть, она обычно позволяла ему настаивать на своем, но в тех редких случаях, когда выступала против него, выказывала упрямство и смелость. Сам Эдгар пытался вести себя с Дренгом именно так – избегал открытых ссор, мирился с мелкими придирками и несправедливостями, но, если стычка все-таки происходила, ввязывался в схватку и стремился победить.

Он помешал Дренгу в очередной раз поколотить Блод. Отвез Рагну в женский монастырь вопреки желанию Дренга, который явно хотел, чтобы будущая графиня заночевала на его постоялом дворе. А при помощи матушки заставил Дренга кормить его прилично.

Дренгу наверняка не терпелось прогнать Эдгара, но тут имелось сразу две загвоздки. Первой была дочь Дренга Квенбург, ныне вошедшая в семью Эдгара. Матушка преподала Дренгу наглядный урок: дескать, будешь вредить моему сыну – жди схожих последствий для своей дочки. Другая же загвоздка была в том, что Дренгу было попросту не отыскать нигде толкового строителя всего за один фартинг в день. Любой мастер потребовал бы втрое, если не вчетверо больше. А уж в скупости Дренг, как казалось Эдгару, превосходил всякого – и был готов отчасти унять свою злобу.

Юноша знал, что ходит по краю обрыва. Все-таки Дренг, как ни крути, явно склонен поддаваться чувствам, так что однажды он вполне может накинуться на Эдгара, забыв о последствиях. Но безопасного способа с ним справиться не существовало – разве что расстелиться, как тростник на полу, однако подобное Эдгару совершенно претило.

Поэтому он продолжал то угождать Дренгу, то спорить с ним, старательно отслеживая признаки надвигающейся бури.

На следующий день после отбытия Рагны к юноше подошла Блод:

– Твоя хотеть меня задаром? Живот большой, это да, но я умею ртом.

– Нет! – Эдгар даже вскинулся, а затем смущенно добавил: – Спасибо.

– Почему нет? Я быть страшная?

– Дело не в тебе. Я ведь рассказывал тебе о Сунни, девушке, которая погибла.

– Тогда почему ты заботиться обо мне?

– Да не забочусь я! Просто я не такой, как Дренг.

– Ты хорошо ко мне относиться.

Он перевел разговор на другое:

– Уже придумала имя ребенку?

– Я не знать, разрешат моя назвать его или нет.

– Дай ему валлийское имя. Как звали твоих родителей?

– Мой отец быть Бриок.

– А что, мне нравится. Звучит хорошо.

– Это быть имя кельтский святой[27]27
  Имеется в виду святой Бриок (Бриак), ирландец по происхождению, прибывший в Бретань вместе с валлийскими монахами в V в. Римско-католическая церковь причисляет его к семи святым основателям Бретани, окрестившим этот полуостров.


[Закрыть].

– А маму твою как звали?

– Элери.

– Красивое имя.

Глаза Блод наполнились слезами.

– Я сильно по ним скучать.

– Прости, что расстроил тебя.

– Твоя быть единственный англ спрашивать меня о моей семье.

Из таверны раздался крик:

– Блод, живо сюда!

Девушка ушла, и Эдгар вернулся к работе.

Первая партия камней прибыла из Оутенхэма на плоту, которым управлял один из сыновей Габа; их сгрузили на берег и сложили возле развалин старой пивоварни. Эдгар подготовил место для постройки – выкопал яму нужного размера и наполовину засыпал ее камнями.

Глубину ямы пришлось прикидывать на глаз. Юноша сходил к каменной церкви, вырыл ямку у алтарной стены и выяснил, что церковь, по сути, стоит на земле, – вот почему она постоянно норовила упасть.

Он залил камни в яме раствором, а дальше принялся ломать голову над тем, как добиться ровной поверхности. Глаз у него, конечно, наметанный, но вряд ли этого достаточно. Ему доводилось видеть других строителей за работой, и теперь он пожалел, что не присматривался к их трудам более внимательно. В конце концов он придумал собственный способ: взял тонкую и плоскую деревяшку длиной около ярда и вытесал в ней гладкое углубление, словно воспроизводя ту долбленую лодку, которую Дренг ранее использовал для переправы через реку. Потом попросил Катберта изготовить в кузнице небольшой железный шар. Положил деревяшку на поверхность раствора, разместил шар в углублении и приступил к измерениям. Если шар скатывался к одному или другому краю, это означало, что поверхность неровная, и тогда Эдгар принимался ее выравнивать.

Дело затягивалось, а Дренг изнывал от нетерпения. Как-то он вышел из таверны и встал, уперев руки в бедра и пристально разглядывая Эдгара. В конце концов проворчал:

– Вроде как уже неделю возишься, а стен что-то не видать.

– Надо обеспечить ровное основание, – объяснил Эдгар.

– На кой ляд столько суеты? – не понял Дренг. – Это же пивоварня, а не собор.

– Если основание не будет ровным, все упадет.

Дренг похлопал глазами, как бы гадая, можно ли верить Эдгару. Признаваться в собственном невежестве он не спешил.

– Чем скорее Лив начнет варить эль, тем всем будет лучше. Я теряю деньги, покупая варево в Ширинге. Давай пошевеливайся!

За работой мысли Эдгара частенько возвращались к Рагне. Девушка появилась в Дренгс-Ферри, точно гостья из рая, высокая, статная и прекрасная; при взгляде на нее как-то не верилось, что она принадлежит к существам людской природы. Впрочем, едва она заговорила, тут же стало понятно, что человечности в ней с избытком, что она обладает житейским здравомыслием, проявляет искреннюю отзывчивость и способна рыдать над украденной шкатулкой. Элдормену Уилвульфу повезло. Эти двое будут замечательной парой. Куда бы они ни пошли, всюду люди будут любоваться мужественным элдорменом и его красавицей-невестой.

Эдгару льстило, что Рагна обратила на него внимание, пускай она откровенно призналась, что всего-навсего стремилась отделаться от Дренга. Юноша был чрезвычайно доволен тем, что сумел подыскать ей место для сна, более подходящее, чем таверна. В ее нежелании спать на полу вместе со всеми не было ничего странного, ведь в тавернах даже невзрачным скромницам было непросто отбиться от мужских приставаний.

На следующее утро Эдгар погнал лодку к Острову прокаженных, чтобы забрать Рагну и ее спутниц. Настоятельница Агата проводила Рагну, Кэт и Агнес к берегу, и вблизи Эдгар ясно увидел, что Агата тоже поддалась очарованию знатной гостьи: она все никак не могла с ней наговориться и почти не отводила от нее взгляда. Монахиня стояла у кромки воды и махала рукой, пока лодка не достигла другого берега и Рагна не скрылась в таверне.

На прощание Агнес шепнула Эдгару, что надеется вскоре встретиться снова. Неужели чужестранка воспылала к нему какими-то чувствами? Если так, придется, пожалуй, объяснить, что он не может никого полюбить, и рассказать о Сунни. Интересно, кстати, сколько еще раз ему предстоит рассказывать эту историю.

Ближе к вечеру его оторвал от работы крик боли из таверны. Похоже, кричала Блод, и Эдгар решил, что Дренг опять учит рабыню кулаками. Юноша бросил свои инструменты и побежал в таверну.

Он ошибся: Дренг сидел за столом и раздраженно морщился. Блод улеглась на полу, прижавшись спиной к стене. Ее черные волосы были мокрыми от пота. Лив и Этель молча смотрели на рабыню. Стоило Эдгару войти, Блод снова вскрикнула от боли.

– Господь всемогущий! – выдохнул Эдгар. – Что тут творится?

– Глаза разуй, глупый слюнтяй! – Дренг криво усмехнулся. – Никогда не видел, как женщина рожает?

Эдгару и вправду не доводилось этого видеть. Он наблюдал, разумеется, как рожают животные, но люди – это другое. Будучи младшим в семье, он не застал рождения своих братьев, а потому знал о человеческих родах только понаслышке – мол, это по-настоящему больно; на память вдруг пришли крики боли из соседних домов в Куме и слова матушки: «О, вот и ее срок настал». Но воочию Эдгар до сих пор ничего такого не видел.

Из детства он вынес лишь уверенность в том, что при родах матери часто умирают.

Было неприятно смотреть на девушку, страдающую от боли, и не понимать, чем тут можно помочь.

– Может, дать ей глоток эля? – пробормотал он. Насколько Эдгар знал, веселящие напитки нередко использовали как болеутоляющее.

– Давай попробуем, – согласилась Лив, налила половину кружки и протянула Эдгару.

Он опустился на колени рядом с Блод и поднес кружку к губам рабыни. Та проглотила эль и опять скрючилась от боли.

– Это все первородный грех, – сообщил Дренг. – В Эдемском саду.

– А муженек-то мой в святоши подался, – язвительно заметила Лив.

– Не в том дело, – отмахнулся Дренг. – Ева ослушалась Всевышнего, и в наказание все женщины терпят боль.

– Думаю, Ева спятила из-за своего мужчины, – не унималась Лив.

Эдгар решил уйти: он сделал, что мог, никакого прока от него не будет; другие, судя по всему, испытывали схожие ощущения. Предадимся милости Господней.

Юноша вернулся к прерванной работе. Внезапно ему подумалось, а как все происходило бы у Сунни. Их совместные ласки рано или поздно могли бы привести к тому, что она бы понесла, но прежде Эдгар ни о чем таком особо не помышлял. Теперь же, наедине с собой, он осознал, что ему было бы поистине невыносимо видеть ее страдания, раз уж он настолько сочувствует Блод, с которой едва знаком.

Он закончил выравнивание основания, когда начало темнеть. Утром надо будет перепроверить заливку, а если все в порядке, уже завтра можно положить первую цепочку камней.

Он направился в таверну. Блод лежала на полу и как будто забылась сном. Этель подала ужин – тушеную свинину с морковью. В это время года обыкновенно прикидывали, какие животные способны пережить зиму, а каких следует забить прямо сейчас. Толику мяса съедали сразу, остальное коптили или солили впрок.

Эдгар сытно поел. Дренг сердито косился в его сторону, но молчал. Лив поглощала эль и явно понемногу пьянела.

После еды, словно нарочно дождавшись, Блод снова начала стонать, причем схватки, казалось, одолевали ее все чаще.

– Теперь уже скоро, – проговорила Лив. Как частенько случалось по вечерам, изъяснялась она с запинкой, но пока рассуждала здраво. – Ступай к реке, Эдгар, принеси воды, чтобы обмыть ребенка.

Эдгар удивился:

– А ребенка нужно мыть?

Лив засмеялась:

– Ага! Скоро сам увидишь.

Он взял ведро и направился к реке. Было темно, но с ясного неба светил яркий полумесяц. Бриндл последовал за хозяином, рассчитывая покататься на лодке. Эдгар зачерпнул воды и вернулся в таверну. К его возвращению Лив разложила на полу чистое тряпье.

– Поставь ведро возле огня, чтобы вода немного нагрелась.

Крики Блод становились все истошнее. Эдгар заметил, что тростник под ее телом мокрый от влаги. Неужели все идет так, как должно быть?

– Может, позвать сестру Агату? – неуверенно спросил Эдгар. К монахиням обращались, когда требовалась неотложная врачебная помощь.

– Мне нечем ей заплатить, – возразил Дренг.

– Она не берет плату! – возмутился Эдгар.

– На словах-то да, но от людей состоятельных ожидает пожертвований. От меня точно захочет денег получить. Люди почему-то считают меня богачом.

– Не суетись, Эдгар. – Лив пьяно хихикнула. – С Блод все в порядке.

– По-твоему, все идет как надо?

– Уж поверь.

Блод попыталась встать, и Этель ей помогла.

– Разве она не должна лежать? – подивился Эдгар.

– Не сейчас, – отрывисто произнесла Лив.

Она открыла сундук, достала оттуда две тонкие полоски кожи. Потом бросила в огонь пучок сушеной ржи. Горящей рожью отгоняли злых духов. Наконец Лив взяла большую чистую тряпку и накинула себе на плечо.

Эдгар понял, что наблюдает обряд, суть которого ему неведома.

Блод стояла, широко расставив ноги и подавшись вперед. Этель держалась рядом, и Блод обхватила младшую жену Дренга за тонкую талию, чтобы не упасть. Лив присела на корточки за спиной у рабыни и задрала той подол платья.

– Ребенок вот-вот выйдет, – сказала она.

– Мерзость какая! – процедил Дренг. Он встал, набросил на плечи накидку, взял кружку с элем и вышел, старательно хромая.

Блод издавала такие звуки, будто тужилась поднять некую тяжесть и это усилие еле ей давалось. Эдгар пялился во все глаза, одновременно очарованный и испуганный – неужели из маленького отверстия и вправду выберется большой ребенок? Между тем складывалось впечатление, словно что-то норовит выбраться из Блод наружу.

– Что это? – спросил Эдгар.

– Голова ребенка, – пояснила Лив.

Эдгар опешил.

– Боже, спаси и сохрани!

Вопреки ожиданиям юноши, ребенок появлялся на свет не одним плавным движением – нет, он, казалось, протолкнул наружу половину головки, а затем замер, как бы отдыхая перед новым усилием. Блод кричала при каждой схватке.

– У него волосы! – изумился Эдгар.

– Обычно так и бывает, – откликнулась Лив.

Но вот свершилось чудо – головка младенца высвободилась целиком.

Эдгар на мгновение поддался сильному чувству, которому не мог подобрать названия. Происходящее внушало трепет. В горле встал ком, на глаза сами собой навернулись слезы, но юноше вовсе не было грустно; на самом деле он чувствовал себя счастливым.

Лив сунула тряпку со своего плеча между бедер Блод, поддерживая руками головку ребенка. Появились плечи, затем тельце с чем-то вроде веревки – Эдгар сообразил, что это должна быть пуповина. Все тело младенца было в какой-то отвратительной слизи. Наконец появились ноги. А, мальчик…

– Что-то мне нехорошо – слабым голосом проговорила Этель.

Лив покосилась на нее.

– Эдгар, хватай ее, когда она лишится чувств.

Глаза Этель закатились, она стала падать, но Эдгар успел вовремя – подхватил под мышки и медленно уложил на пол.

Младенец разинул рот и закричал.

Блод медленно опустилась на четвереньки. Лив обернула тряпкой крошечное тельце и осторожно положила на пол. Потом взялась за те самые тонкие полоски кожи: крепко перетянула ими пуповину возле живота ребенка и в паре дюймов подальше, после чего вытащила из-за пояса нож и перерезала пуповину.

Окунула чистую тряпку в ведро с водой и омыла ребенка, бережно счищая кровь и слизь – сначала с личика и головки, а затем с остального тела. Младенец снова закричал, а Лив вытерла его насухо ладонями и снова укутала в тряпку.

Блод громко застонала, как если бы продолжала рожать, и Эдгар было подумал, что у нее будут близнецы, но тут на пол таверны вывалился безобразный комок плоти. Юноша озадаченно нахмурился, и Лив коротко пояснила:

– Послед.

Блод перекатилась на спину, потом села спиной к стене. Обычное выражение враждебности ко всему свету исчезло с ее лица, она просто выглядела бледной и измученной. Лив подала ей ребенка, и лицо Блод вновь преобразилось – смягчилось и просветлело одновременно. Она с любовью взирала на крохотное тельце в своих руках. Ребенок повернул головку и прижался личиком к материнской груди. Блод спустила верх платья и подставила младенцу сосок. Ребенок словно понял, жадно обхватил губами сосок и громко зачмокал.

Блод закрыла глаза и довольно заулыбалась. Эдгар никогда раньше не видел ее такой.

Лив налила себе новую кружку эля и залпом ее осушила. Бриндл зачарованно уставился на ребенка. Из-под тряпки высунулась маленькая ножка, и пес тут же ее лизнул.

Обычно испорченный тростник выносила Блод, но теперь Эдгар счел, что эту обязанность следует взвалить на себя. Он собрал тростник и прочее, в том числе послед, и вышел наружу.

Дренг сидел на скамье и любовался лунным светом.

– Ребенок родился, – поведал Эдгар.

Дренг поднес кружку ко рту и сделал глоток.

– Это мальчик, – добавил Эдгар.

Хозяин таверны молчал.

Эдгар бросил окровавленный тростник рядом с кучей навоза. Когда высохнет, надо будет сжечь.

Внутри все было тихо. Блод и ее ребенок как будто спали. Лив лежала с закрытыми глазами, измученная или пьяная – возможно, то и другое вместе. Этель еще не пришла в себя.

В залу вошел Дренг. Блод приоткрыла глаза и настороженно посмотрела на него, но он двинулся прямиком к бочке с элем и заново наполнил свою кружку. Блод снова закрыла глаза.

Дренг сделал большой глоток и поставил кружку на стол. Быстрым уверенным движением он наклонился над Блод и схватил ребенка. Тряпка упала на пол.

– Мальчишка, значит. Маленький ублюдок…

– Отдай его мне! – потребовала Блод.

– О, так ты говоришь по-нашему! – Дренг издевательски хмыкнул.

– Отдай моего ребенка!

Этель не шевелилась, но Лив очнулась:

– Отдай ей ребенка, Дренг.

– Сдается мне, ему нужен свежий воздух, – процедил Дренг. – Здесь слишком дымно.

– Прошу тебя, – проскулила Блод.

Дренг понес младенца наружу. Лив поднялась и поплелась за ним. Блод попыталась встать, но не смогла.

Эдгар тоже вышел.

– Дренг, что ты задумал? – прохрипела Лив.

– Ну как, ублюдок, на чистом-то воздухе получше будет, верно? – сказал Дренг, обращаясь к новорожденному, и спустился по склону к кромке воды.

Конечно, свежий воздух полезнее для ребенка, подумалось Эдгару, но с чего бы Дренгу проявлять такую заботу? Этот человек не делал добра никому на свете, кроме своей дочери Квенбург. Может, роды Блод заставили его вспомнить, как родилась когда-то сама Квенбург? Эдгар на расстоянии следовал за Дренгом и наблюдал.

Дренг повернулся к Эдгару и Лив. В лунном свете крошечное тельце младенца будто светилось. Близилась осень, ночью становилось прохладно, и холодный воздух разбудил ребенка и заставил его заплакать.

– Ты его застудишь! – воскликнула Лив.

Дренг взял младенца за щиколотку и вздернул в воздух вверх ногами. Плач стал громче. Эдгар не понимал, что тут творится, но он был уверен, что ничего хорошего не происходит, а потому, поддавшись внезапному страху, метнулся к Дренгу.

Тот ловко, привычным движением замахнулся, словно примериваясь, – и швырнул ребенка в воду.

Лив завопила.

Детский плач умолк, когда младенец канул в реку.

Эдгар врезался в Дренга, и оба повалились на отмель.

Эдгар немедленно вскочил, скинул башмаки и стянул через голову рубаху.

– Ты пытался меня утопить, негодяй! – прошипел Дренг.

Эдгар нырнул в воду.

Крохотное тельце отнесло уже далеко от берега – Дренг был силен, а больная спина, на которую он постоянно жаловался, не помешала ему закинуть новорожденного на изрядное расстояние. Эдгар поплыл туда, куда, как он думал, должно было принести ребенка течением. С ясного неба светила луна, однако на поверхности ничего не было. Неужто ребенок пошел ко дну? Не может быть, человеческое тело обычно держалось на воде… «Или всплывало потом, – мрачно добавил он про себя, – отсюда и берутся утопленники».

Юноша добрался до намеченного места. Ничего! Он отчаянно зашарил руками под водой, рассчитывая натолкнуться на младенца. Снова ничего!

Желание спасти новорожденного было непреодолимым. Почему-то Эдгару чудилось, будто все происходящее имеет какое-то отношение к Сунни – какое именно, он сам не знал, но не позволял себе отвлекаться на посторонние мысли. Юноша принялся оглядываться, желая, чтобы лунный свет стал еще ярче.

Мусор по реке уплывал вниз по течению. Эдгар поплыл в том же направлении, двигаясь так быстро, как только мог, и усердно крутя головой. Бриндл барахтался рядом, стараясь не отставать. Возможно, пес уловит запах ребенка раньше, чем Эдгар того увидит.

Течение повлекло его к северному берегу Острова прокаженных, надо полагать, ровно то же случилось и с младенцем. Порой напротив острова прибивало мусор из деревушки, и Эдгар решил, что стоит поискать ребенка там. Он направился к берегу, который в этом месте превращался в настоящее болото – принадлежавшее, кстати, ныне матушке и братьям Эдгара. Юноша пристально всматривался в прибрежную воду. Повсюду виднелся мусор – какие-то деревянные обломки, ореховая скорлупа, кости животных, даже дохлая кошка. Будь ребенок тут, Эдгар наверняка различил бы бледное тельце, но его надежды не оправдались.

Ощущая нарастающее отчаяние, он бросил поиски среди хлама и поплыл через реку к Острову прокаженных. Там берег густо зарос тростником, поэтому Эдгар выбрался на сушу вдоль кромки воды, направляясь к монастырю. Бриндл внезапно зарычал, и Эдгар уловил неподалеку какое-то движение. Должно быть, за ним следят прокаженные: эти люди чурались других и отнюдь не стремились показывать всем и каждому свои изуродованные лица.

– Эй, в тростнике! – громко позвал Эдгар, рассудив, что хуже все равно не будет.

Шуршание мгновенно прекратилось.

– В реку упал младенец, – продолжал юноша. – Вы что-нибудь видели?

Несколько мгновений стояла тишина, затем из-за дерева появилась человеческая фигура в лохмотьях, на вид вроде бы совершенно обычная, ничуть не кривая; возможно, слухи о прокаженных были неправдой.

– Никто из нас не видел ребенка, – сказал мужской голос.

– Поможешь поискать? – спросил Эдгар.

Мужчина помедлил, потом утвердительно кивнул.

– Его могло выбросить на берег.

Не дождавшись ответа от новоявленного помощника, Эдгар отвернулся и стал искать дальше. Чуть позже он догадался, что прокаженные все-таки помогают: кто-то поблизости ломился через кусты, кто-то еще шлепал по мелководью, а кто-то, похоже, и вовсе забежал вперед. Юноша возблагодарил небеса за подмогу – в сумраке легко пропустить нечто маленькое наподобие тела младенца.

Но вот круг замкнулся, берег острова повернул в сторону таверны, и надежда в груди Эдгара почти иссякла. Он и сам-то дрожит от холода и изнеможения, а голому младенцу каково? Если новорожденный не утонул, то вполне мог умереть от холода.

Юноша приблизился к монастырю. В окнах горел свет, что-то промелькнуло, затем навстречу Эдгару выступила монахиня, и он узнал настоятельницу Агату. Он смутился, сообразив, что стоит перед нею голым, но она как будто ничего не замечала.

В руках настоятельницы что-то было. Неужто небеса услышали его молитвы? Неужто монахини подобрали ребенка?

Агата явно заметила, как изменилось лицо юноши, и грустно покачала головой. Эдгар насторожился.

Настоятельница подошла ближе. Она и вправду держала на руках младенца, завернутого в белое шерстяное одеяло. Его глаза были закрыты, и он не дышал.

– Мы нашли его на берегу, – сказала Агата.

– Он уже?..

– Умер или был жив? Не могу сказать. Мы отнесли его в тепло, но было уже поздно. Но мы все равно его крестили, так что теперь он среди ангелов.

Эдгар стиснул зубы. Он плакал и дрожал одновременно, в глазах плыло от слез.

– Я видел, как он родился, – выговорил юноша. – Это было похоже на чудо.

– Знаю, – просто ответила Агата.

– А потом увидел, как его убили.

Агата развернула одеяло и отдала крошечного младенца Эдгару. Тот прижал холодное тельце к своей обнаженной груди и зарыдал в голос.